Пути - дороги Кости Попова (Вениамин Угрюменков) / Проза.ру

В конце 2014 года, когда я задумался о грядущей великой дате, 70 лет со дня Победы в Великой Отечественной войне, вспомнил об отце.
Попов Константин Васильевич, родился в 1921 году в глухой деревне Архангельской области, в мае 1941 года призван в Красную Армию и направлен в Западную Белоруссию. Демобилизовался через семь долгих лет…
В 1989 году отца и двух его младших братьев- фронтовиков посетил корреспондент районной газеты. Результатом встречи стала статья под названием “Пути-дороги братьев Поповых”.
Спустя 25 лет, я вспомнил об этой публикации, не без труда отыскал старые пожелтевшие номера, внимательно перечитал.
О войне отец вспоминал часто, много рассказывал нам, что-то слышали из его застольных бесед-воспоминаний с такими же ветеранами. Время неумолимо, давние события теряются в памяти. Одним словом – решил написать небольшое воспоминание о близком человеке, используя давнюю статью. Вначале батя кратко поведает о боевом пути, затем я немного расскажу о его послевоенной жизни и кончине.
            На фронте.


            - Мы не будем жить – дети
            будут благодарить!
            (В.В. Попов, мой дед)
            - Где ты был в начале войны?
            - Бежал!
            - Как это, «бежал»?!
            - А так, что пятки сверкали…
            (Из застольного разговора
            братьев-фронтовиков Констан-
            тина и Александра Поповых)

- Многое стёрлось в памяти с тех пор, как началась война. Давно было, но и сейчас уму непостижимо, каким чудом остался жив. Очень горестно на душе от первых дней войны и долгих двух с лишним лет скитания во вражеском тылу, когда смерть преследовала на каждом шагу - начал рассказ Константин Васильевич.
- В армию призвали в мае сорок первого. Этого дня ждали, к нему готовились, считая военную службу первейшей обязанностью. Ещё мальчишками завидовали тем, кто, отслужив положенный срок, возвращались домой: подтянутые, в красивой военной форме, культурные в разговорах и делах.
   Ближе к границе направили нашу команду новобранцев, для прохождения службы в мотострелковый полк, расположенный на территории Слуцкого района, что в восьмидесяти километрах от города Барановичи – бывшая Западная Белоруссия. Считанные дни оставались до начала войны. Мы это чувствовали, но до последнего момента на занятиях, в свободное время и речи не шло о том, что немцы нападут на нас.
   В воскресенье 22 июня подняли по тревоге на час раньше обычного. Физзарядка и умывание у озера. О войне сообщили около обеда. В три часа дня выдали медальоны-капсулы – домашние адреса в них вложили. В столовую шли в полной боевой. В казарме не раздевались. В спешке переобмундировали нас. Многие не успели получить даже сапог, как подали команду на построение. Играла музыка. Полк побатальонно пешим строем отправился по направлению к Барановичам. Шли два дня. Когда нарастал гул немецких самолётов, разбегались в разные стороны, прятались во ржи. Однако всякий раз пролетали самолёты-разведчики, нас не обстреливали и не бомбили.
   Пришли к месту назначения. Расположились в лесу. То, что мы увидели – дикий ужас. Исковерканные наши танки и орудия, другая техника – всё перемешалось с землёй и с изуродованными деревьями. После бомбёжки, или после сильного артиллерийского обстрела, не разберешь сразу.
   Метрах в двадцати от опушки леса вправо и влево по небольшому склону заняли оборону. Стали окапываться, кто как мог. Лопат сапёрных не хватало. Бегали по близлежащим деревням, выпрашивали этот несложный инструмент у гражданских жителей. День и ночь рыли окопы, ходы сообщения. Приготовились к бою. Через связных полка предупредили: если пойдут танки – организовано отступать, если пехота – вступить в бой, отстреливаться, значит. Но чем и как встретить противника? На винтовку выдано по 15 патронов, но ведь и винтовка не у каждого была.
Лежим. Ждём. В голову лезут разные мысли. Что же будет с нами со всеми, вчерашними хлеборобами? Вспомнилось вдруг популярная боевая песня « Если завтра война…» А сегодня она уже идёт, а мы тут лежим, ждём…
Дождались. Вдали нарастал гул танков. Начался отход полка. Отходили обратно к Слуцку. По пути к нам приставали группами и по одиночке бойцы из других частей.
Несколько раз попадали под обстрел противника. В десяти километрах от прежнего расположения полка намеривались устроить большой привал, накормить людей, но немцы буквально шли по пятам. Не до обеда. Я плёлся сзади. Во время короткого привала отошёл в сторону. Прилёг ненадолго. Неожиданно заснул. Проснулся от автоматных очередей и взрыва гранат. Немцы свирепствовали. В полном составе был полк только что, а тут случилось такое! Кто уцелел, разбегались в разные стороны.
Выбежал я через дорогу и перелесок на небольшую поляну. Передохнул, затем километра два прошёл лесом. Показалась деревня в несколько домов. Подошёл поближе. За деревьями и кустарником собралось человек тридцать наших. Незнакомый старший лейтенант что-то говорил, жестикулируя руками. Донеслись слова: « Прошу не падать духом. Страна наша велика, победить нас невозможно. Мы ещё вернёмся сюда, обязательно вернёмся! »
Настоящим командиром оказался старший лейтенант. Фамилии его так и не узнал. Не до того было, расспрашивать, кто да откуда. Повёл нас обходными путями. Заходили в деревни, что были на отшибе от большой дороги. Иногда целыми днями наблюдали, как немецкие механизированные колонны и танки двигались по большаку. Потом куда-то исчез наш командир. Многие наши командиры, особенно политруки, переодевались в солдатское обмундирование, боялись жестокой расправы в случае пленения. Шёл четвёртый день войны…
Несколько позднее в нашем небольшом отряде появился старший сержант Василий Корнилов. Неизвестно, откуда взялся, из какой части. Но видно, что прошёл кадровую службу в мирное время, не то что мы, призванные накануне войны и почти без всякой подготовки оказавшиеся в таком водовороте.
Старший сержант повёл нас на восток в надежде встретиться с нашими войсками или с партизанами. В разные ситуации попадали. Приходилось не раз менять направление, выбирали пути по создавшейся обстановке.
В общем, ходили по тылам в районе Барановичи – Гродно – Лида – Молодечно. Добывали оружие, продукты питания, нападая на мелкие группы немцев. Ничего определённого не знали о положении на фронтах. Были слухи, что немцы захватили Москву, что пришёл крах Советам. Но потом узнали, это брехня, Москва – наша, враг далеко отброшен от столицы. О Сталинградской победе узнали через местное население. Несколько дней подряд по этому случаю был у фашистов траур. Слышали о Курской битве. В нас укреплялась вера, немцам будет «капут», победа будет за Красной Армией.
Встречались с местными жителями, сочувствовали они нам, оказывали помощь. Но случилось такое, когда одна из встреч стала роковой. Наткнулись на небольшую деревушку, не тронутую врагом. Хозяйка одного дома приветливо нас встретила: самовар согрела, собрала на стол, самогонку даже выставила. Ну, думаем, отдохнем по-настоящему. Но не прошло и двух часов, как накрыли немцы. Полицай в этом доме жил, усердно служил новым хозяевам.
Три недели были под немцем. Под конвоем заготовляли дрова около небольшой железнодорожной станции недалеко от Молодечно. Партизаны освободили. В их отряде мы и воевали, в тылу не давая покою фашистам! В июле 1944 года встретились с войсками 3-го Белорусского фронта…
Определили в стрелковый полк. Через две недели – в наступление. Каунас первый город на нашем пути. Без боя вошли – наши войска уже хозяйничали там. К концу августа вплотную подошли к границе с Восточной Пруссией. Но ожесточённые бои на территории Литвы продолжались до конца октября. 27 октября ранен в правое бедро и больше месяца пролежал в госпитале.
После госпиталя, вернувшись на фронт, сразу попал в наступление. Наш третий Белорусский фронт должен был разгромить тилзитско-инстербургскую группировку противника и наступать на Кенигсберг. Наступление началось 13 января 1945 года. В одном из боёв, 22 марта, вторично ранен и больше двух месяцев находился на излечении в госпитале. Затем год служил шофёром в отдельном автотранспортном батальоне 25-й танковой дивизии в Венгрии. Оттуда и был демобилизован... – закончил рассказ Константин Васильевич.
В 1947 году отец вернулся из армии и всю дальнейшую жизнь прожил в небольшом посёлке Архангельской области. Мне в голову не раз приходила мысль: война – основное в его жизни, смысл его существования. Не будь войны, что ему вспомнить под старость из прожитого. Время шло и после войны батя жил хоть и незаметной, но своей жизнью, в которой бывало всякое…

            После войны

            - Я не на столько глуп
            на сколько дурён!
            (В.В. Попов, мой дед)

Константин Попов, среднего роста, сухощавый и жилистый с правильной осанкой. Тёмные, так и не поседевшие волосы, никак не зачёсывались назад. У бати была механическая машинка для стрижки волос, ею подстригал всех желающих. Отец и себя стриг сам: садился за стол перед небольшим зеркалом, голова клонилась то в одну, то в другую сторону, руки немыслимо заламывались назад и вверх, мягко тарахтела машинка, на пол сыпались волосы.
Мама прожила с отцом нелёгкую жизнь, они не были официально зарегистрированы, хотя и нажили четверых детей. Мы, четверо сыновей Константина Васильевича, носили фамилию матери. После войны до самой пенсии батя работал грузчиком в Отделе районного снабжения. Из одежды больше всего запомнился длинный рабочий халат, который он носил и летом и зимой на фуфайку. По маминому выражению – всю жизнь протряс одним халатом.
Отец часто пил. Дома в сапоге нередко стояла початая бутылка, и не приведи Господь, чтобы она пропала! Мама только головой качала: «ох жадён, ну и жадён!» Что удивительно, отец не превратился в опустившегося безвольного алкоголика: всегда выходил на работу, одевался просто, но опрятно и на трезвую голову выглядел вполне прилично.
Непременным атрибутом, без которого портрет отца неполон, является папироса фабрики «Север» (позднее «Беломорканал»). Курил отец много, частенько окурок затухал, но непременно зажигался вновь и докуривался. В движениях Константин Васильевич нетороплив, ходил не спеша, работал размеренно без лени.
Отец любил читать. Как сейчас вижу его сидящим за столом: прямая спина, старенькие очки на носу, дымит неизменная папироса, вытянутые во всю длину руки, держат книгу, серьёзное выражение лица. В библиотеку отец не ходил – читал то, что приносили сыновья. Один раз, помню, он принёс “Размышления и воспоминания” Г.К. Жукова, торжественно положил на стол – наивысшая книга!
На первый взгляд Константин Васильевич казался человеком замкнутым и молчаливым, скупым на слова но, поговорить любил! Придя домой пьяным, подолгу “читал мораль” сыновьям. Иногда приходил брат Александр Васильевич, также фронтовик, разговоры тянулись далеко за полночь.
Воспоминания о войне всегда при Константине Васильевиче, при случае, начинал рассказ словами:
            “Бывало в войну…”

- Ночь, тьма непроглядная. Наша рота проводит разведку боем. Ворвались в немецкую траншею, пошла рукопашная. Где свой, где чужой – не разберёшь. Сцепился с одним “фрицем”, повалились на землю, я сверху. Немец попался опытный: ногой так поддел, что я, перевернувшись через голову, перелетел через него. Тут же один из наших свалился сверху и с хода штыком пригвоздил немца к земле! Так вот: не сбрось меня немец, так этот, чума, в темноте да в запале обоих нас и проткнул бы. Разбираться не стал бы – это точно!..
Рассказчик достал папиросу, размашисто чиркнул спичкой, густой дым клубами пошёл к потолку…
- Были мы на перегруппировке в тылу недалеко от фронта. Темно уже, поужинали и отдыхали кто, где устроился. Я сижу с разведчиками в овраге у небольшого костерка. Захотелось по нужде именно в этот момент, ни раньше, ни позже! Ладно, отошёл подальше и только присел – сильный взрыв в стороне оврага! Крики, суматоха. Ну и всё, всего лишь один снаряд залетел. Оправился, возвращаюсь назад, а в овражке, где я сидел с разведчиками большая воронка. Все погибли... Вот так...
Константин Васильевич молча докурил папиросу, затушил в пепельнице из консервной банки…
   - Вот судьба, интересное дело, хочешь - верь, хочешь - не верь. Перебрасывали нас на соседний участок фронта. Мы должны были идти скрытно, ночью, цепочкой друг за другом. Командир выстроил нас в одну шеренгу и пошёл вдоль, проверяя, всё ли у всех в порядке. Меня, было, прошёл, но вернулся, молча взял за плечо и поставил вперёд через человека. Шли осторожно, тихо, след – в – след. Слышу: рядом, сзади вж-ж-жик и кто-то упал. Оказалось: случайной пулей убит наповал боец, который занял моё место в строю. Да-а-а! Останься я на этом месте – мне бы хана!
Впрочем, и в послевоенной жизни судьба на стороне Константина Васильевича. Как-то зимней ночью шёл он в сильном подпитии по дороге через лес в родную деревню. Морозец приличный, высокие, занесённые снегом ели угрюмо покачивают ветвями, предупреждая об опасности. Но пьяному всё нипочём: закружились в хороводе деревья, сверху обсыпало снегом. В беспамятстве рухнул в придорожный сугроб, от богатырского храпа взлетели синички с ближайшей ели. И только месяц укоризненно покачивался в морозной дымке.… На счастье в ту глухую пору проезжал мимо знакомый мужик на лошади (позже он не мог объяснить, за каким хреном его понесло в деревню), вытащил из снега невменяемого Константина Васильевича, погрузил на сани и доставил к месту назначения.
Вообще, отец был осторожным и осмотрительным, трезво оценивал ситуацию и возможности, как говорилось раньше “не лез на рожон”. С другой стороны: я сам видел, как батя заскочил на подножку машины с дровами, чтобы хоть как-то удержать равновесие, когда машина едва не перевернулась на крутом склоне и все попрыгали с неё и отбежали подальше.
Другой случай. Константин Васильевич с водителем возвращались из райцентра с товаром на машине ГАЗ-51. Грунтовая дорога петляла между перелесками, полями, холмами. Начало декабря. Снегу немного, но лёгкий морозец устроил на дороге замечательный каток. Аккуратно съехали с узенького моста через небольшую речушку и сразу стали подниматься на крутой холм. И совсем уже поднялись, но колёса закрутились вхолостую, машина поползла назад, вниз, набирая скорость! Шофёр растерялся и решил не испытывать судьбу:
            - Костя, прыгаем!
- Сидеть! – скомандовал Константин Васильевич и, открыв дверцу, встал на подножку. Глядя назад, он руководил действиями водителя, машина задом наперёд скатилась прямо на мост.
В армии Константин Попов был рядовым, тем не менее, в послевоенной жизни была у него привычка командовать. Любил отдавать короткие и чёткие распоряжения.
Интересный случай произошёл с отцом в районном центре, куда он утром уехал на машине за товаром, а вернулся лишь на следующий день своим ходом. Усмехнувшись, пояснил: заночевал в вытрезвителе. Это единственный случай, когда отец попал в это заведение.
Произошло следующее. Получив на базе товар, Константин Васильевич отправил машину на вокзал, пообещав скоро подойти. Закончив небольшое дело, батя отправился к ожидавшей машине. Итак, сильно навеселе Константин Васильевич энергично шагал по обочине дороги, длинные полы халата (словно генеральской шинели) развевались вслед. Он в том возбуждённом состоянии, когда можно решиться на самые неординарные поступки.
Случай тотчас представился. Сзади заурчала машина, Константин Васильевич решительно развернулся, властно поднялась рука. Заметив на переднем сидении остановившегося “УАЗа” людей в форме, коротко и жёстко приказал:
- На вокзал! Немедленно!
- Есть! - с необыкновенной готовностью ответил молодой, высокий сержант и, открыв заднюю дверцу, пропустил отца в машину…
Десять минут спустя, Константина Васильевича привезли в вытрезвитель, выполнив необходимые формальности, определили на койко-место. Батя особо не возражал, поскольку прекрасно понимал, что сопротивление бессмысленно и даже опасно, запахнувшись в одеяло, погрузился в тяжелый хмельной сон…
Глубокой ночью отец проснулся от крика. Пожилой мужчина заплетающимся языком возмущается по поводу задержания:
- Что вы меня притащи-и-или?! Я п-пожилой человек! На улицах полно пьяной молодёжи шатается, а вы схватили меня, старика, и рады! Я же старик, стари-и-ик! Я с 28го года! Понятно вам, с-сопляки! С 28го!
Константину Васильевичу это не понравилось, он резко и громко выразил недовольство:
- Молчать! Засранец! Здесь с 21го лежат!
После этих слов мужчина успокоился и занял своё место.
До самой пенсии работал Константин Попов в Отделе районного снабжения: таскал ящики, коробки, мешки, катал бочки, грузил и разгружал вагоны, машины. Мама не раз высказывала опасение, при такой работе он не доживёт до пенсии. Отец дожил, более того, первое время к нему частенько приходили с работы и звали на разгрузку прибывших в неурочное время вагонов.
В начале 90х годов 20го столетия в стране начались крутые перемены. В октябре 91го отцу исполнилось 70лет. Когда заговорили о свободных рыночных отношениях, о частной собственности, батя как-то заметил: опять будет то, что раньше, богатые и бедные, кабала и угнетение.
Константин Васильевич всегда критически относился к коммунистам, он видел много негативного в поведении командиров, руководителей и простых партийцев, как во время войны, так и в мирное время. Батя не раз приводил в пример слова своего отца, Василия Васильевича, уважаемого в деревне человека, стоявшего у истоков создания колхоза, но беспартийного. Ему предложили вступить в партию - он отказался, «какой из меня коммунист, если я матерюсь…».
Когда начались гонения на компартию и ставился вопрос о запрете, Константин Васильевич был против. Отец не одобрял крутых, резких поворотов, симпатизировал деятелям, которые вели умеренную и взвешенную политику.
И.В. Сталина батя уважал, называл его “наивысшим мужиком”. Дома, в рассохшейся от времени тумбочке, долго лежала книга старого издания – биография вождя. Здесь хранилась такая же старая пластинка с записью одной из речей Сталина, которая заканчивалась словами: «дуракам закон не писан».
Помнится, в разгар гласности, когда появилось множество статей, обличающих вождя, отец заметил: а разве Ленин лучше, такой же прохвост. Эти слова меня возмутили. Как можно?! Я с жаром стал отстаивать Владимира Ильича: Ленин – это Ленин! Интеллигент, добрейший, порядочнейший, умнейший человек! Как можно сравнивать?! Батя мельком глянул на меня и усмехнулся.
Образование Константина Васильевича составляли четыре класса, основные знания получил (я думаю) на фронте, а главным учителем была жизнь. По всем вопросам имел своё мнение, в посёлке считался человеком умным, хотя и не трезвым. Запомнились три его наказа.
Надо быть человеком, а не прохвостом.
Надо учиться, а не быть пустым и не грамотным.
Надо быть активным, надо работать и развиваться, стремиться занять достойное место среди людей.
Умер Константин Васильевич 14 июня 1992 года. На Великий праздник 9 Мая, в день Победы угостился он бражёнкой - не пошла, заболел, да так и не поправился…