Девочки и мальчики на игле
Владимир НЕСТЕРЕНКО
ДЕВОЧКИ И МАЛЬЧИКИ НА ИГЛЕ
Хроника наркомании ( отрывок)
Мы ушли из Афгана почти за три года до развала Союза. Благо ли этот уход для нашего народа? Для матерей и отцов, чьи дети дрались неизвестно за что – благо. Это тогда так думалось – неизвестно за что? Теперь мы знаем, что не только ради престижа советской системы. Оттуда, крышуемая американцами, в Россию потекла река разного разлива наркота…
Надо ли приводить количество наркозависимых людей в России, надо ли называть цифры гибели людей от потребления наркотиков? Эти цифры, пожалуй, знает каждый, поскольку они постоянно на слуху. И они страшные. Единого знаменателя между Минздравом и ФСКН ( Федеральной службой) нет. Первые слишком занижают, вторые приводят астрономические цифры. Минздрав говорит, что на учете стоит 650 тысяч человек, а глава Федеральной службы утверждает, что ежегодно гибнет от различных злоупотреблений сто тысяч человек в возрасте от 15-34 лет, в том числе от наркотиков 70 тысяч человек, а всего в стране более восьми миллионов наркозависимых граждан. На фронтах Великой отечественной войны официально погибло 6,3 – до 8 миллионов солдат и офицеров. Они защищали Родину. За что гибнут современные молодые люди
У человека страшная трагедия. Жена ушла из жизни из-за сына-наркомана. Теперь он, как перст живет словно в одиночной камере. Стены, мебель и он, с походами в магазин за продуктами. Но этот человек рассказывает не только о своей беде, хотя эта беда въехала в его ум и плоть невообразимой абракадаброй. Писать как бы с натуры не в его силах, хотя многие эпизоды взяты из собственного опыта, но больше о том, на что насмотрелся за двадцать лет.
БЕЗЫМЯННЫЕ КРЕСТЫ
На кладбище большого города сотни, и даже тысячи безымянных могил. Они заросли бурьяном, иные кресты покосились и вот-вот упадут. На одном я заметил нацарапанное – Сергей.
Смотритель Андрей безбровый и безразличный ко всему мужик нехотя ответил на мой вопрос: Чьи безымянные могилы?
- Бомжей и наркоманов. Как правило, у них не бывает никаких документов.
- А этот, Сергей?
-Я его знал, он жил в нашем подъезде. Вот и написал имя.
- Странно, ты знал, а родители?
- Отказались. Уехали от срама в другой город. Продали свою трехкомнатную, купили ему «хрущевку». Живи, как знаешь. Сначала он пытался бодаться за жизнь. Подрабатывал грузчиком где придется, но кому нужен постоянно подколотый работник? Выперли отовсюду. Ему бы тоже уехать подальше от своих друзей-приятелей. Они как глухари на ток слетались в его квартиру, токовали. Бичевник. Не без их давления Серега продал квартиру и вот отдал концы.
- Неужели добровольно от передозировки?
- Трудно сказать. Я так скажу – все наркоманы – ходячее кладбище. Мало кто спасается, хотя первое лекарство – бросить колоться или курить дурь. Серега квартирные деньги проколол в месяц. Стал воровать, поймали предприниматели. Избили. Отдали в милицию. Он без документов – заложил за дозу паспорт, аттестат зрелости, свидетельство о рождении. Пойди – найди. Ломало его в кутузке крепко, в больницу без документов не взяли. Менты вышвырнули безымянного на улицу. Дело было зимой. Замерз скорее всего, не добравшись до теплой магистрали. В акте написали от передозировки, чтобы на ментов не было наката за то, что так бесчеловечно поступили.
- Рука руку моет. Больница разве не бесчеловечно поступила, не взяв человека лечить? Одни менты, выходит, негодяи,- усмехнулся я.
- Все верно – паралич власти. Причина смерти – наркотическая зависимость.
- И родители не знают?
- Мать была. Как-то узнала о гибели отпрыска. Постояла, всплакнула и ушла.
-Жестоко!
-Может быть. Ей сорок лет, а выглядит на все шестьдесят. В глазах ни живинки – мертвичина. Думаю, она тоже не жилец на этом свете. И сколько таких! Меня сначала жуть брала, а сейчас привык. Десяток лет смотрю на эту чертовщину, на этот полигон дьявола. Все чувства притупились. Я сам не видел, жена рассказывала, как мать Сереги звонила в квартиру сына. Дверь открывается, мать с объятиями к сыну, а не он это. Чужой мужик. Мать в истерику:
«Где Сережа?- и в дверь кричит: Сережа, сынок, твоя мама приехала.- А сама видит в коридоре дорогой торшер стоит, обувь, одежда. Все чужое. Доходить стало до сознания матери».
«Вы – кто? Где Сережа? Эту квартиру мы купили ему? Он что, сдал ее в аренду?»
«Была его, теперь наша. А Сереж ваш, думаю, на горе покоится», - захохотал мужик и захлопнул дверь перед матерью.
-Бедняга онемела от этих слов и в обморок,- продолжал однотонным голосом смотритель.- Рухнула. Вызвали «скорую», инфаркт. Спасли. Но она не хотела жить. И все время закрывала обеими руками уши, чтобы заглушить надменный хохот мужика, живущего в квартире сына. Она и у могилы слышала этот мерзкий хохот, плакала и все пыталась закрыть ужи. Я видел, в них торчала вата, но она не помогала, потому что этот хохот-пытка проник в ее мозг, в ее сознание, и думаю, он был бесконечен, как гул самолета, в котором ты летишь, как имя сына в бесконечном повторе…
Это жуткое: не хочу жить! Еще не раз будет встречаться в нашем повествовании. Несчастных матерей и отцов с таким настроением полно на великой Руси. А ведь еще не так давно, основное население страны почти не знало о наркомании. До Горбачева, особенно в деревнях. При Сталине, при жесткой дисциплине поведения, на предприятиях, в учреждениях вообще понятия не имели о наркотиках. Кому-то нравится обзывать это время жестокой диктатурой. Человек, бесспорно, устает от строгостей, но и привыкает к ним, не считая жесткостью жизнь по расписанным минутам. Как у немцев, строгая пунктуальность. Сейчас диктатуры нет. Свобода поведения. Что хочу, то и ворочу. И наворотили миллионы безымянных могил, даже в больших деревнях, крупных райцентрах. Кресты стоят на отшибе, где определил им место отдел социальной защиты.
Какая-то насмешка над живущими, а может быть и нет. Хоть так погребен. Трупы иных растаскивают зимой голодные собаки и воронье. Спасибо государству…что дает возможность прожить в кайфе десяток лет. В кайфе ни о чем не думая, ни о чем не заботясь, в том числе и о самом себе. Спасибо обществу, которое смирилось с наркоторговцами, не устраивая им самосуда, не митингует, не протестует на площадях, а только перетирает языки на кухнях.
КАСТРИРОВАННЫЕ МАЛЬЧИКИ
Евнухи султанов, падишахов и ханов вполне здоровые мужчины. Они не могут заниматься сексом из-за половой неполноценности. Но хирургическое вмешательство не лишило евнухов созерцательности. Они получают наслаждение через ряд структур мозга, прислуживая красавицам – наложницам шаха, готовя их, скажем, к ночным развлечениям вельможи. У иных, наиболее сентиментальных евнухов, появляется половое влечение, за что, говорят в миру, казнены были многие несчастные кастраты.
Современные молодые люди женятся преимущественно, когда стукнет четверть века. Нагулялся, хватит, пора заводить семью, на радость родителям решает молодой человек. Будет продолжение рода то, что человеку предписано природой. А природа предписала – размножаться и Всевышний тоже. Не рожать, делать аборты – значит грешить. Это для женщины, а для мужчины не грех ли, если он не может зачать? Если от своего порока врожденного – Бог простит. А если от приобретенной бесплодности? Вроде евнуха. Но того угробили люди силой. Наркомана тоже принудили люди, но не силой, уговорами попробовать подкурить, или из баловства. Баловство понравилось. Чувствовать как в сознание вселяется шаловливое безумство, от которого хочется смеяться. И смеются, счастливые. С аппетитом идет даже простая булка хлеба. А дома?
Мама удивляется небывалому аппетиту сына и подсыпает в тарелку борща или добавляет гуляша, то что приготовила на обед или ужин.
- Сынок, где ты так набегался, что ешь за троих?
Сынок молчит.
- Играли в футбол? Вот молодец! Ешь, набирайся сил. Ты уже вырос, но окрепнуть надо на добрых харчах.
Мама пока ничего не знает, ни о чем не догадывается. Отец – тоже, постоянно занятый работой, связанной с командировками. Непросвещенные, довольные сыном и счастливые. Но беда уже вошла в их семью, тихая, незаметная, но безобразная и страшная, неописуемая, если бы однажды показала свой облик. Страшнее картины Сальвадора Дали «Предчувствие гражданской войны». В комнате из стен, из потолка, пола торчат человеческие останки. Жутко. А то и Верещагина «Апофеоз войны». Наркотическую беду кто может показать кистью и своим воображением? Нет такого мастера. Не пытались? А сынок едва тянет сессию, потому что все чаще и чаще обкуривается. Просит маму добавить на столовку. Мама видит, как он жадно поедает ужины и добавляет все еще ничего не подозревая. Однако стала замечать некоторую убыль в кошельке. Так по мелочи, списывая на торопливость и забывчивость. Однажды не досчиталась в кошельке большой части денег. «Где это я рот разинула? Обсчитали в магазине или обронила? Никогда не теряла помногу». Посетовала на себя мужу. Тот пожал плечами, подумал и сказал:
- Может, сын взял? Спроси у него. Последние месяцы он какой-то смурной ходит. Не нравится мне его поведение. Подружка у него была симпатичная. Думал у них любовь. Ждал от сына поступка. Теперь не видно его с ней. Поссорились?
- Признаться, я тоже стала замечать неровное поведение Вити. Он все с дружками своими водится. С футбола, говорит, на хоккей перешли. А там силовые приемы. Синяки оттуда приносит. Денег попросил на хорошие коньки, шлем и клюшку. Я дала. Ты знаешь, мне для сына ничего не жалко.
- Ну-ну. Я прослежу за их компанией.
В подвале дома соседнего квартала оказался заброшенный спортивный зал. При Советской власти там занимались борцы, боксеры и гимнасты. Был также штаб народной дружины. Сейчас, в ельцинское правление, все рухнуло. Денег ни на что не хватает, а уж содержать спортзал и тренеров – роскошь. Спортзал закрылся, а народные дружинники исчезли гораздо раньше. Вот там-то и облюбовала молодежь себе место для сходок. Были и девушки. Обкурятся, обколятся и новички расползаются парами по темным углам. Парни со стажем криво усмехаясь, остаются лежать на своих местах, чтобы не сбить наплывающий кайф. Им уже молодые девушки не интересны. Могут припозориться.
Отец застал сына в подвале. Его девушки там не было. Попытался выяснить, чем молодые люди тут занимаются? Ответ – идиотский хохот. Тогда принялся разгонять сборище. На него пошли трое с кулаками, мол, не твое дело, сейчас дана свобода во всем. Завязалась потасовка, после которой отец увел сына из этого загаженного нечистотами бывшего спортзала. Сначала шли молча. Отец зло поглядывал на сына, тот всхлипывал от смеха.
- Как ты им ловко врезал,- восхищался, - но зачем ты вмешиваешься? Мне с ними жить.
-Жить ты с ними не будешь, ты же не голубой?
- Не голубой, но мы приятели из одной хоккейной команды.
- Хватит врать. Скажи лучше, чем вы занимаетесь? Запах я учуял там не только табачный, а какой-то сладковатый. Что за зелье вы курите?
- Я курю обыкновенные сигареты. Вот, смотри,- и показал петровскую пачку, какая лежала в кармане и у отца.
- Где твоя девушка? Я думал у вас любовь. Два года дружили. Ждал от тебя просьбу на женитьбу. На благословение.
- Она меня больше не увлекает. И вообще я в девках разочаровался. Никто мне не нужен.
- Это что-то новенькое.
- С ними столько мороки. У моего дружка девчонка чуть кровью не истекла, когда у нее случился выкидыш. Дура наелась каких-то таблеток. Боялась, что родители узнают, что она забрюхатила,- Виктор снова идиотически засмеялся.
- Нашел над чем смеяться. А вообще смех у тебя ненормального человека. Ты что выпил? Ну-ка, дыхни.
-Да не пил я. Просто ситуация идиотская. Вот смех и разбирает. Я жрать хочу, как волк.
- Вот ты себя и выдал, я не спрашиваю, куришь ли ты наркотики или временами колешься? Все равно не сознаешься. Но что, ты обкуренный, видно невооруженным глазом. Отсюда у тебя потребность в пище. А мы с матерью думали ты спортом занимаешься. Завтра я потащу тебя к наркологу.
- Папа, ты о чем?
- О том, что ты наркоман и ловко водил нас за нос. Целых два года.
Виктор попытался отстраниться от отца и убежать. Но тот понял намерение сына и крепко схватил его за руку.
-У матери деньги из кошелька берешь? Не отказывайся. Хитро берешь, понемногу. Чтобы в глаза не бросалась убыль. А несколько дней назад хапнул чуть ли не полполучки. Меня насторожил, я стал за тобой следить. И выследил. Вот мы и пришли домой, докладывай маме, убей ее правдой! Убей!
Пока поднимались на шестой этаж, отца поразила мысль, что сына наркомана больше не влечет к женщине. Удовольствие от кайфа вытесняет это влечение и импотенция неизбежна. Сын его больше не мужик. Дома он раздел сына наголо и увидел исколотые вены. Мало того, что он курил дурь – анашу, так еще сел на иглу. Его надо срочно лечить, пока мертвая петля, обвившая шею сына, не закостенела, и ее можно разорвать.
Мать, узнав подробности и намерение мужа, пришла в ужас. Она кормила сына в кухне сытным ужином и соглашалась: Витя слабохарактерный, легко поддается влиянию двора.
- Может быть, ему надо жениться на Анечке,- не смело предложила мать,- регулярная сексуальная жизнь, заботливая жена отвлечет его от этой страсти.
-Плевать я хочу на женитьбу. Где жить? С вами?
- Будем копить деньги на квартиру.
- Когда вы такие бабки соберете?
- Поживете с годик у нас.
- Боюсь, что Аня теперь не пойдет за нашего оболтуса. Она серьезная девушка и давно знает, что он шакалит по бичевникам,- решительно заявил отец.- Сначала его надо вылечить, потом закодировать, восстановить, как мужчину, тогда вести речь о женитьбе.
- Отец, ты говоришь страшные вещи! Что значит: восстановить, как мужчину?
- Почитай брошюру. В ней четко сказано, что зависимые мужчины быстро теряют влечение к женщине, они становятся импотентами.
-Батюшки, где брошюра?
- У меня в тумбочке. Но сначала скажи, почему ты не носишь перстень, который я тебе подарил на сороколетие?
- Я носила его летом, зимой неудобно. Перчатки не натянешь, я сняла и прибрала в коробочку.
- Ты уверена, что он там?
- Где же ему быть?- вдруг занервничала мать и стала смотреть в торшере шкатулку, где находилась вся бижутерия.
Торшер стоял в прихожке. Справа находилась кухня, где сидел за столом сын. Отец наблюдал за ним, и видел, как он низко опустил голову над тарелкой, поглощая пищу.
«На воре шапка горит»,- подумал отец.
- Вот коробочка, там перстень,- она подняла крышку. И взвыла:- смотрите, нет перстня!
Виктор затравленно глянул в сторону входной двери. Не прорваться, закрыта на английском замке, правда, его ничего не стоит быстро открыть, но на пути стоит отец.
- Кто взял перстень?- от обиды у матери набухли слезы и обильно покатились по щекам.
-От домашнего вора не убережешься,- сыпанул горячими углями отец.
- Неужели, Витя, сынок, неужели? Я не верю, не хочу верить!
Слезы душили. Отец прав – Витя сел на иглу. Насколько глубоко, что взял перстень и продал. Такой перстень! Он достался нелегким трудом, больно дорогой, золотой с алмазом. На солнце сверкает многими гранями. Такой достается раз в жизни и становится фамильной драгоценностью. Она мечтала передать его невестке или внучке. По обстоятельствам. Мечта обломилась. Перстня нет, драгоценность на чужом пальце! Она не вытирала слезы досады, далеко не сознавая ту трагедию, которая разверзлась перед сыном как преисподняя, и он неудержимо падает в нее на самое дно, где бушует гиена огненная.
- Неужели ты действительно сел на иглу?- выла она с болью, словно обожглась о горячие мысли о перстне, но нахлынули более жгучие о страшном будущем своего единственного и любимого сына. Она, как пьяная, безвольно сползла по стенке на пол…
В палате нарколечебницы на шесть человек лежат и сидят на крепких металлических кроватях, привинченных к полу, как в впсихушке. Постель – матрасы, замызганные простыни и старые, вышарканные байковые одеяла. В палате жарко. Два окна с решетками, форточки открыты настежь. Привязанный к кровати хилый парень ужом извивается на постели, силится встать, но путы не пускают.
…Сволочи, мерзавцы, палачи! Дайте хоть маленькую дозу. Меня ломает, я не могу дышать… Кто так лечит?... Я же могу сдохнуть!
- Не сдохнешь, у них все схвачено, тысячи таких прошло через их руки. И всех ломало. Меня тоже… И заткнись, не ори, иначе печенку отобью…
Хилый на некоторое время замолчал, вскоре его стоны, но уже тихие, никому не мешали.
-Я пришел сюда добровольно,- сказал симпатичный рослый парень лет двадцати пяти.- Прошла ломка, и ночами у меня появилась эрекция!
- Выздоравливаешь.
- Да я этого очень хочу. Ты представляешь, девчонка попалась конфетка, втюхалась в меня, а я не смог с ней переспать. Опозорился. Хочу вернуться к ней здоровым.
-О бабах ни слова. Доза героина дает больше кайфа, чем сексуальная групповуха,- изрек Виктор, - кто не знал настоящего кайфа, тот нас не поймет. Я не хочу терять кайф, хочу жить безмятежной розовой жизнью.
-Зачем тогда ты здесь?
- Отец притащил, хочет меня вылечить.
- Витька, ты думаешь, нас вылечат?
- Ты слышал такой слоган: бывших наркоманов не бывает.
- Если человек со стажем, у тебя какой?
- Четыре года, со школы. Предки только-только хватились. В больнице я претворился паинькой, чтобы сбежать.
- На окнах решетки, не выйдет.
- Пустяки. Напрошусь на какие-нибудь работы.
- Я расскажу вам историю с моим дружком,- снова заговорил симпатяга,- Он старше меня на два года. Служили на Дальнем Востоке на острове Русском, потом на одном крейсере. Я его, считай, сменил на боевом посту. Он уже тогда кололся напропалую. Много раз сидел на губе, на берег ни шагу, но ему приносили. Он посадил и меня на иглу. Я с азартом воспринял. Кайфуха, хоть и не частая, но была. Служба шла легче. На гражданке потом встретились. Он зарабатывал на личной тачке. Зашибет на несколько доз и на прикол машину. Кайфует. Однажды менты его прихватили за рулем под кайфом, права отобрали. У него отец был предприниматель, свою автомастерскую имел. Кореш у отца подрабатывал, но стал нести из дома все, что попадет под руку.
- Легко воровать у предков,- осклабился Виктор,- я тоже брал у матери деньги и кое-что сверкающее.
-Не перебивай, в зубы дам, у знакомых, куда был вхож, брал тоже. Тогда в моде в были видеомагнитофоны. Он на них стал специализироваться. Возьмет, и по дешевке загонит. Но, сами знаете, сколько ниточка не вейся. Взяли его с поличным и как скота загнали на нары.
…Виктор вскоре сбежал. Болтался по городу, ночевал в норах, вырытых под теплотрассой, на пропитанных нечистотами матрасах, превращая себя в сгусток вони. Пытался попрошайничать и воровать на дачах алюминиевую посуду и сдавать металл , что купить дозу. Отец выловил его, привез домой и посадил на цепь. Цепь примкнул к батареи отопления. Цепь длинная, чтобы парень мог самостоятельно ходить в туалет, умыться в ванной. Пищу принимал в своей комнате. Мать протестовала, падала в обморок. Сыпала упреки:
- Если бы Витя был твой родной сын, ты бы так с ним не обращался.
- Я бы его для начала крепко выпорол,- в сердцах ответил отец, а Виктору сказал:
-Будешь сидеть десять дней, потом я тебя закодирую. Уколешься – умрешь. Пусть страх смерти висит дамокловым мечом над твоей тыквой.
- Да-а?
- А ты как хотел? Тунеядствовать?! В тебе нет никакой ценности. А ценность – это то, на что человек тратит свою жизнь. Ты тратишь ее на наслаждение от наркотиков. Ты забросил учебу в институте, висишь на грани отчисления. Я, выходит, тоже неполноценен, поскольку не смог вырастить для общества нормального парня, чтобы он трудился, создал семью и оставил после себя потомство. Его у тебя, пожалуй, уже не будет. Ты – евнух. Твои знакомые ублюдки не производят ничего ценного. Похоже, мой род обречен на вымирание и в этом тоже моя вина - не доглядел. Но я то хоть произвожу материальные ценности, которыми пользуется общество, я нормальный человек.
–У каждого своя стезя.
– Своя, не спорю. Но по той, что ты сейчас идешь, я не позволю. Это короткая дорога в могилу. Заруби на носу: или ты человек, или труп.
Есть у некоторых народов обычай – сажать пленников и провинившихся в ямы. Я не могу вырыть такую яму – негде. Но ямой будут цепь и твоя комната. И стенания матери не помогут. (Витька сбежал и оттуда). Дружки подбросили ему напильник, и он перепилил цепь.– Последствия – бродяжничество. Мать попыталась покончить с собой: выпрыгнула с третьего этажа, но насмерть не захлестнулась, а только сломала ногу и руку, да получила сотрясение мозга.
Я понимаю тебя, это твой протест против наркомании.
–Да-да, – горячо ухватилась она за слова мужа. – и глаза ее загорелись надеждой. –Только толку. Кто узнает о моем протесте – близкие люди. Это даже наша газетёшка не напечатает. А надо кричать, орать во все горло, на каждом перекрестке, чтобы до Путина долетел наш материнский голос. Ловят кого – мелких торговцев, задерживают курьеров с килограммами опиума, а главари то сидят не тронутые. Границы открыты. Таможни продажные. Эта война пострашней афганской и чеченской. Это почти мировая война. Нет, я не могу жить в позоре. Не смогла оградить единственного сына от этой заразы. Я сама – ничтожество!
- Ты жила правильно, работала, растила сына как все, не хуже. В институте учился. Беда в нем самом – безволие, тряпка проще сказать.
-Любви твоей к пасынку не было, – не беспочвенно упрекнула мать. – А он нуждался в сильной руке. Может, мое неудавшееся покушение остановит его?
Витька услышал несчастье с матерью явился домой, покаялся. Его отмыли, отстирали, одели во все чистое. Последовала ломка. Витька плаксиво страдал, но боролся, соглашаясь на кодировку.
БЕСПЛОДНЫЕ ДЕВОЧКИ
–Душа моя обливается кровью: дочку свою, трижды порол. Шкуру спускал. За анашу. Сначала только курила, потом стала колоться. Я сам в юности пробовал подкуривать анашу. И тут же бросил. Почувствовал – не мое это удовольствие. Знаю, какой у нее запах. Мать дочку никуда не пускала, пока короста на заднице не заживала. А потом с ней на поводу всюду, даже в школу. Дважды умудрялась оторваться и подколоться. В третий раз едва не засек до смерти. Как дед Каширин своего внука. Мать отстояла. Мог бы и мать захлестнуть, пожалел. Дочке сказал, в следующий раз убью, медленно. Страх на неё подействовал, жесткий контроль тоже помог. Не стала ни курить, ни колоться. Влюбилась. Она у меня картинка. Сейчас в дамской парикмахерской работает. Замуж вышла.
–Родила?
– Нет пока. Выкидыш был почти год назад. Больше не беременеет. Мать спрашивала: предохраняешься. Она в слезы, не говорит… Муж хорошо зарабатывает, лечит. Может и выйдет толк, не знаю…
Полтора года спустя я встретил несчастного отца в похоронной процессии у кладбища. Людей было с десяток. Хоронили младенца. Гробик, что называется, в три вершка. Мать молодая женщина – действительно картинка, вышла из машины-катафалка без слез, только в глазах пропасть печали. Молодого отца не приметил. Понял, здесь только её родственники. Семейная трагедия. Бросил свою «картинку» молодой не состоявшийся папа: не смог вылечить жену. Родила ему неполноценного ребенка. Страшно это сознавать. Красивая молодая женщина не способна родить здорового человека! Я спущусь до абсурда в сравнении и оценке – яловая на вечно. У самок животных яловость бывает временной от плохой работы специалиста. Но приплод получается при правильном уходе. А здесь?
А здесь после похорон красавица ударилась во все тяжкие. Денег на наркоту не было. Она соблазняла молодых парней, обворовывала их и примкнула к компании, что варили «крокодила». На ворованные деньги покупали в аптеках соответствующие таблетки целыми упаковками. И что досадно, провизоры знали для каких целей парень нагружается, а все равно отпускали. Однажды такая покупка случилась при мне. Я с возмущением обратился к провизору, отпускающей товар. Сказал: «Разве вы не знаете, для каких целей парень берет таблетки? Почему продаёте?»
«Не имеем права отказать, они выдаются без рецепта». Меня поразило хладнокровие женщины за барьером. Такое бесстрастное, холодное. Я подумал: соучастница медленного убийства наркозависимой молодежи. Обратился к парню, который не походил на завзятого наркомана. Чисто одетый, правда, лицо отчего-то припухшее. «Зачем ты себя травишь? Ты не похож на наркомана, но новая доза «крокодила» сделает тебя зависимым».
«Не боись, дядя, брошу, когда надоест и – точка. Может, я испытываю себя, на что способен. Есть ли у меня характер? А сейчас не твое дело, не мешай!»
«Ой-ли бросишь? Таких, как ты наркота разбросала по кладбищам миллионы. Страна истекает кровью на бескровной войне. Только единицы находят в себе силы порвать с прошлым. В спорте испытывай свой характер, в повседневном труде», – в сильном раздражении ответил ему. Забегая вперед, скажу, что спустя несколько лет до государственных чиновников дошло: «крокодил» сожрет не один миллион парней и девчат. И запретили продавать без рецепта и скопом опасные таблетки.
Из аптеки я вышел вслед за парнем и увидел рядом с ним знакомую красавицу. Она была уже не та, что на похоронах своего младенца. В глазах – дикое нетерпение, на злобных устах упрек: почему долго торчал в аптеке? Лицо поблекшее, словно прибитая морозом огуречная ботва.
Хотелось кричать: остановитесь, выбросьте в контейнер свою смерть! Но разве глухой услышит? Жестокая отцовская порка лишь на время оттянула окончательное падение дочери. Красотка, когда находило короткое просветление, писала записки: «Я слабая, безвольная скотина. Знакомая нарколог говорит, что мне помочь никто не в силах, только сама себе. Как курильщик резко бросает курить, так и ты найди в себе силы, приди домой, покайся перед родителями и скажи: всё я бросила колоться и курить, на вашем сленге – завязала. Не поверят, а ты и не настаивай, докажи временем. Приходи ко мне почаще, я увижу перемену, справку дам. На работу устроишься. У тебя хорошая профессия – парикмахер.
Легко сказать – завязала, сделать невозможно. Думаете, не пыталась? С мужем-то прожила три года. Иногда тянуло уколоться, словно за канат подцеплена, и лебедка тянет к наркоте. Я упиралась, помогал муж своей любовью, сладкий он, приятный в постели. Я же стала ненасытная. Казалось – к старому возврата нет. Я научилась управлять своими желаниями. Так бы и жили счастливо, не умри моя девочка. Он меня бросил. Плюнул в лицо и ушел. И я снова загудела.
«Крокодил» в «тихушку» варили в сарае частного дома, которым владела средних лет алкоголичка. Засосав пол-литровку принесенную ей разведенного спирта-технаря, она разрешала уродам хозяйничать, а сама падала замертво на вонючую постель. Через определенное время к усадьбе подтягивались бомжовитые молодые люди с лихорадочным блеском в глазах и трясущимися руками. Походка торопливая, шатающаяся, словно под ногами лежал лед или булыжники, о которые могли запнуться. У каждого свой одноразовый шприц, используемый много раз. Кололись как бы в кредит. Вырабатывалась этакая зависимость друг от друга. Завтра ты будешь на мели, а я разживусь и ты придешь ко мне. Но бывали и огромным долгом. Таких гнали, если продолжал канючить – избивали до полусмерти. Таковым однажды оказался некий Пашка. Убили коллективно. Следователь не усердствовал в поисках виновного. Им мог быть тот, кто первый ударил, свалил с ног, а вся свора набросилась. И пинками. С визгом и ревом. Никто за него не хлопотал, не требовал тщательного расследования. Списали на погост за недоказанностью.
Сарай не сдерживал запахи варившейся отравы. Они разлетались по усадьбе, кочевали через забор к соседям. Деревянные постройки почти вплотную примыкали к злополучному сараю. Боясь пожара, каким грозились наркоманы, если что, соседи вынуждены были молчать. Но и без их ведома в милиции знали о злачном месте, и не одном. Бывало и разгоняли одуревших от доз парней и девушек, сетуя на то, что не успели предотвратить смертельную варку.
Через месяц-полтора я снова увидел знакомую женщину с почерневшим лицом. Тонкая шея не держала буйную голову, и она то и дело запрокидывалась вправо. Вскоре она скончалась от цирроза печени. «Крокодил» в течение нескольких месяцев сожрал важнейший орган бывшей красавицы, рожденной для счастья.
Молодая сельская пара подходила друг другу, как нельзя лучше. Он щуплый коротышка в полтора метра ростом, и она худенькая, но симпатичная девочка, казалась просто ребенком. Однако и он, и она закончили техникум. Оба экономисты. Она не знала, что он уже на игле. Не знали и родители. Но парень оказался с крепким здоровьем и не потерял свои мужские достоинства. Сыграли свадьбу. Родители купили молодым дом. Он устроился на работу в банк. Она устроилась в сельсовет. Стали счастливо жить. Молодые старались ходить всегда вместе, как дети, держась за руки. Со стороны смотреть – точно взрослые счастливые дети. Улыбки так и плавали на их лицах. Но не прошло и полгода, как его уличили в употреблении наркотиков и уволили. Для родителей такое известие – настоящий шок. Бросились разбираться. Сын ни в чем не признался, и обвинил своего начальника в напрасных придирках, в многочисленных ошибках в документах отчетности, какие, якобы, делал в угаре молодой специалист. Районный нарколог сказать ничего не мог – парень наотрез отказался пойти на прием к врачу.
Не успев отойти от шока с сыном, родителей сотрясло новое известие: их невестка пришла с обеда на работу в наркотическом опьянении. Разразился скандал, после которого молодая женщина исчезла на несколько дней. Муж вместе с отцом нашел несчастную в знакомом бичевнике. Последовал жестокий удар судьбы – клеймо наркоманки и потеря работы. Молодые сели на иждивение его состоятельных родителей. Она же была сиротой и выросла у тёти. Еще через какое-то время она попала в больницу с ужасным кровотечением от выкидыша. Девчонку едва спасли. Гинеколог вынес ужасающий вердикт: причина выкидыша – употребление наркотиков.
Разразился справедливый родительский гнев: «Как мы тебя отговаривали не жениться на этой дохлятине. Это она посадила тебя на иглу! Немедленно разводись».
Но он не посмел. Любил, да и страшно оставаться одному. Но больше его грызла вина: как-то однажды за выпивкой пива на летней веранде, он предложил ей уколоться. Убеждал, что это особый кайф. Она, глупая, под хмельком согласилась. И пошло-поехало по наклонной в пропасть. Умерла от передозировки. В селе говорят всякое: под давлением родителей муж вкатил ей лишнюю дозу.
С ним беседовал следователь. Но умысла доказать не смог. Или не захотел. Родители его слишком авторитетные. Напуганный следователем, пройдя курс лечения, он продержался полтора года, вновь устроился на работу, в тайне от родителей стал сожительствовать с такой же «излечившейся» брошенкой. Появившиеся деньги спровоцировали рецидив. И дела вкатились во второй круг ада…
ДОЛЛАР ВИНОВАТ
Лиля Начинкина переживала стадию переосмысления тех событий, которые произошли в стране за последние пятнадцать лет. Она находила, что общество чрезвычайно перестаралось в выборе острых блюд социальной переделки. Подавая к столу новые блюда, оно перчило и солило с такой лихостью, что только избранные, потерявшие обоняние и с железными желудками люди, могли его есть. Но тогда она была сторонником любых изменений строя, который смог дать достаток большинству граждан по их способностям. Она множество раз слышала от коллег, да и сама разносила слухи о том, что люди её профессии за рубежом имеют высокий уровень жизни, как, впрочем, и многие другие, довольствуются всеми благами цивилизации. Она же с семьёй влачит жалкое существование, потому как ей и мужу платят только десятую часть заработанного.
В пору безумного дефицита она как шальная бегала по магазинам, выстаивала огромные очереди, проклиная этот строй и всю загнившую верхушку, приведшую страну к пустым прилавкам. Ей, экономисту, было непонятно, почему возник такой дефицит, хотя страна и народ напряженно работали буквально во всех отраслях, не снижая темпа. Сельское хозяйство выращивало хлеб и овощи, производило молоко и мясо, она знала, что не закрылся ни один совхоз, не встала ни одна фабрика, скажем, по выпуску сгущённого молока, которое она обожала, а его нет в магазинах. Все так же работали маслозаводы, а масла не купишь, табачные фабрики выпусками миллиарды сигарет и папирос, но даже их стали выдавать по талонам. Это было непонятно и походило на спланированный саботаж с целью развалить коммунистическую власть, и Начинкина соглашалась, что приходит её конец, и где-то в душе, и даже с затаенной радостью, поддерживала такой ход борьбы. Главное, бескровный. Это импонировало, она рукоплескала застрельщику перестройки Михаилу Горбачеву вместе со всеми, и не представляла ни на йоту ту жизнь, в омут которой вскоре окунётся страна вместе с нею, не подозревала, что даже сама фортуна вздрагивала и ужасалась от неизвестности, которую первые лица империи пытались пестовать с безумной фантасмагорией. Лиля, как и все её окружающие люди, хотела капитализма с человеческим лицом, того, о котором начитались, наслышались, насмотрелись в загранкомандировках, в появившихся брошюрах и фильмах, забывая, что бывать в гостях, видеть и слышать всё гостевыми слухом и глазами совсем не тот жизненный коктейль, что у себя на родине надо сотворить самим из того сырья и материала, морали и идеологических устоев, какие достались в наследство. Никто, и она в том числе, не задумывался, а получится ли это лицо привлекательным для простого человека? Опыт прошлых лет на платформе человеческих катастроф как-то не брался во внимание, его просто грубо отпинывали подальше, как замшелую зловонную кость, которую не желает грызть даже голодная собака.
Прошло несколько лет реставрации, и Начинкина стала осязать это лицо, сначала паршивое, затем перекошенное злобой стяжательства, и теперь – то кровавое, то синее от голода, то жирное от пресыщения, то безумное от наркотического опьянения. Она поняла, что её вновь обманули те, кому она поверила, за кого ходила отдавать свой голос. Обманулась не она одна – миллионы людей – вся страна. И смирилась, не подозревая, как цепко ухватится это поражение за полу личной судьбы с тихо наплывающим на семью несчастьем. Пока она полностью окунулась в борьбу за доходное место в своей конторе.
Не всем дано управлять, хотя и она управляла по тем законам, которые существовали в её молодости и становлении как специалиста – мастера своего дела. Она и муж в целом преуспевали в жизни. Звёзд, конечно, не хватали, но были на виду, и в глубине этого понятия – счастливы, спокойно растили дочь и сына, почти не задумываясь о том, что огромное число молодежи страны будет сражено наркотической иглой, и не представляли, какое это бедствие и горе, пока не соприкоснулись с ним. Она сравнивала горе с дорогой, которая где-то кончается. Рискнём сравнить со счастьем, ведь оно тоже может кончиться, но пойдём дальше в своих размышлениях. Горе и счастье – есть две противоположности, между ними может не существовать грани, как, скажем, между ночью и днем, когда свет плавно переходит во тьму и наоборот. Но может и существовать, как берег моря, где суша резко обрывается. Словом, в том и другом случае одно может перерасти в другое. У нашей героини так и случилось, она не заметила, как счастливая жизнь сползла к горькому невыносимому вкусу. Погруженная в свои мысли, Лилия стала часто замыкаться в себе, сторонилась сослуживцев, уединялась во время обеденного перерыва, автоматически поглощала поданные обеды.
Пройдет несколько лет, люди осмыслят результаты приватизации и найдут это чудовищной ошибкой конца двадцатого века, неслыханным беззаконием, на фоне которого насильственная коллективизация блекнет, а по силе разрушения равна двум войнам – гражданской и Великой Отечественной.
Однажды под впечатлением домашних неурядиц она нагрубила одному клиенту.
– Я знаю вашу беду, потому прощаю вашу несдержанность.
Начинкина покраснела. Этот преуспевающий человек заслуживал в городе уважения. Насколько она знала, за ним не тянулся шлейф уголовных преступлений, если не считать полученные беспроцентные кредиты в банке – результат своеобразной кооперации чиновника, банкира и бизнесмена. Чиновник принял решение в беспроцентном кредитовании своего предпринимателя, банкир выдал деньги. Этот ловкий человек за бесценок скупал ваучеры, затем с чемоданом этих ценных бумаг явился к кредиторам, закупил новое оборудование для своей фирмы, материалы, и дело пошло. Сейчас он владелец всех магазинов по торговле иномарками, магазинов запчастей и ремонтной базы, принадлежавшей ранее автопредприятию города. Все трое: чиновник, банкир и предприниматель снимают пенку с организованного на народные деньги бизнеса.
Начинкина знает эту схему, потому что научно-производственное бюро, в котором она трудилась, встало на ноги именно благодаря ей. Бюро, конечно, перетрясли, убрали из него балласт, будучи уже кандидатом наук, экономист Начинкина возглавила в бюро отдел экономики, услугами которого пользовались широкие круги предпринимателей новой формации. Они стояли в очереди, чтобы получить научно обоснованный бизнес-план, без которого никуда не сунешься. Администрации города и районов почему-то предпочитали иметь дело с теми предпринимателями, у которых стоял гриф их бюро. Затем выяснилось, что и банки охотно выдавали кредиты клиентам этого же бюро. Поразмыслив, Лиля поняла причину такой заинтересованности. Главный бухгалтер подтвердила догадку, показав пачку пухлых дарственных конвертов и некоторые счета, не относящиеся к бизнесу бюро. Она не стала утруждать себя анализом действия руководителя бюро, главное для нее на тот момент было то, что работы появилось очень много и за нее платили приличные, прямо скажем, головокружительные суммы валютой.
Начинкина была счастлива. Вокруг неё стало виться много жестких, резких и своенравных мужиков, которые после выдачи исчерпывающей экономической рекомендации приглашали на фуршеты. Окрыленная успехом, недурная собой, в зрелом расцвете лет, она сначала просто не смела отказаться, вскоре привыкла, и после попоек оказывалась то в одной, то в другой постели. Совесть, конечно, грызла. Но она не позволила себе увлечься ни одним мужчиной. Так, сексуальные эпизоды, не более. Могла бы она обойтись без них? Она-то конечно, у неё семья, муж, который пока окончательно не надоел, но вся теперешняя рабочая обстановка требовала жертв. Угрызения совести компенсировали большие гонорары, не за постель, конечно, а за быстроту и качество экономического анализа, который она выдавала клиентам. Она отгоняла от себя мысль, что крупные заработки своего рода проституция. Её труд пользовался такой бешеной популярностью, что прежде чем дать согласие на своё участие в проекте, клиент предварительно раскошеливался. Она выбирала достойного для постели, если такая случится. Дома появлялась значительно реже, чем раньше, семья стала отдаляться. Но мысль, что она торгует своими способностями, приобщая и свое тело, стала утверждаться в ней, но лихорадить, и однажды Лиля набросила на себя узду.
Случилось это после очередной длительной командировки. Придя ночевать домой, увидела удрученного мужа. Он потерял работу агронома при управлении муниципального хозяйства. Тимофей Начинкин не умел делать больше ничего, как руководить семеноводством и защитой сельскохозяйственных растений крупного земледельческого района. Наверху посчитали, что такая смешная должность сильно потянет региональный, а тем более, районный бюджет вниз. Приткнуться в городскую теплицу агрономом не удалось, в хозяйствах тоже шло повальное сокращение управленческого аппарата, и крепкий, здоровый мужик, в расцвете лет, вынужден был либо переучиваться и менять профессию, либо сидеть на иждивении жены в качестве домохозяйки готовить, убирать, стирать, воспитывать дочь и сына, который заканчил школу.
– Тима, я считаю, нашу семью российское землетрясение миновало,– убеждала Лиля мужа,– посиди дома, отдохни, оглядись, что-нибудь подыщешь. Мой заработок даёт такую возможность.
– Как ты не понимаешь, я не могу без дела! Никогда не считал себя лодырем,– не соглашался с женой Тимофей.
– Не спорю, ты полностью отдавался своему делу, бесконечно мотался по хозяйствам, контролировал, наставлял, поправлял и свою службу вывел в число лучших в регионе,– успокаивала Лиля.
Она знала, что на мужа готовили документы на присвоение ему звания заслуженного агронома России, и он получил бы его, не произойди эта рыночная катастрофа. Но не только на это досадовал Начинкин, главным образом он не мог смириться с мыслью, что становится иждивенцем, лишним человеком. Переучиваться было поздно, да и он не знал на кого. Он чувствовал себя выброшенным с корабля в открытое море на лодке без вёсел и компаса, но с провизией, водой которые ни пить, ни есть не хотел и не мог. С другой стороны он не мог изменить своей профессии, как влюбленный юноша своей первой любви к самой лучшей девушке мира, надеясь, что горячие головы поостынут, и он снова будет заниматься семеноводством, основой продуктивности труда сельского труженика. Но время шло, головы не остывали, и Тимофей от скуки и безделья крепко запил. Денег жена ему давала много, и он часто напивался вдрызг.
Намерение Лили уделять семье больше внимания так и осталось намерением. Она уж ничего не могла поделать с тем темпом, в котором работала всё бюро, только стала строга к себе, презирая ту себя, что с головой окунулась в омут денежного хапка. Но это уже не могло спасти мать от надвигающейся и предрешенной семейной катастрофы. Однажды Лиля застала мужа в невменяемом состоянии. Рядом с отцом пьяный сын, а дочь, перепуганная загулом отца и брата, убежала из дому к подруге. Сергей уже отслужил в армии, самая пора поступать в институт, деньги у мамы есть, но парень закончил школу плохо, последний бесконтрольный год его учебы усыпал успеваемость неудами, и в аттестате пестрели удовлетворительные оценки, за которыми скрывались весьма сомнительные знания. Учеба в институте страшила Сергея, и по примеру папочки парень стал пить вместе с ним.
В тот раз Лиля привела мужа в нормальное состояние без привлечения медиков, пригрозила сыну взять над его поведением жесткий контроль, устроила в своё бюро водителем. Но у парня не было навыка вождения скоростных машин, на каких передвигались главные специалисты бюро, и он вскоре разбил дорогостоящий джип, отказался от такой работы, заявив, что это не его призвание. В чем оно заключалось, мать так и не могла выяснить у сына. Однако тогда никто не вник в истинную причину аварии.
– Его призвание – девочек портить,– выдала его с головой сестра. Лора.– Пока ты баксы зашибаешь, Сережка уж троим наобещал жениться.
– Это правда?– вскричала пораженная Лиля и почувствовала, как от отчаяния и ужаса у нее шевелятся волосы.
– Правда,– раздался пьяный голос мужа из кухни.– Я только успеваю от них откупаться дорогими подарками. Но от одной не откупишься: беременная от нашего оболтуса.
Это был край пропасти. Но Лиля, занеся ногу для следующего шага, все еще не видела ее. Положение катастрофическое, но не безнадежное, ее усилиями оно выправится, раны будут залечены и можно снова жить.
– Надо немедленно его женить! Кто эта девушка, кто родители? – решительно заявила Лиля.
Жениться, так жениться, согласился молодой оболтус. Сыграли свадьбу. Мать торопливо запихнула Сергея учиться в техникум, купила ему квартиру, где невестка показала себя приличной хозяйкой. Дочь Лора училась в старших классах, муж вроде смирился со своей участью плыть по воле волн, есть и пить то, что ему припасала долларовая жена. Все, казалось, встало на свои места. Лиля снова окунулась в работу. Теперь ей надо обеспечивать деньгами две семьи. Мать стала вести себя еще строже, отказалась от участия во всяческих торжествах и фуршетах, но по-прежнему бывала дома редко. Однажды, вернувшись из очередной командировки, нагруженная подарками и с полным кошелем баксов, нашла окоченевший труп мужа, захлебнувшегося рвотной массой. Это случилось зимой в обезлюдевшей квартире: избегая ссор с пьяным отцом, Лора часто ночевала у брата, найдя общие интересы со снохой.
С потерей мужа Начинкина увидела тот край пропасти, вдоль которого неслась теперь вся ее жизнь в дорогом, комфортабельном джипе. Малейшая оплошность водителя, и она срывается в бездну. Однако выбора у нее нет. Если уйти из бюро, то вряд ли быстро найдет доходное место, чтобы содержать себя, дочь и сына с невесткой, которые не работали. Жизненные интересы у всех сделались иными, потребность в комфорте увеличилась, оборвать все благо добровольно у нее не хватит сил.
«Мужа теперь не вернешь,– размышляла она, как бы оправдывая себя, – а добровольно отказаться от баксов, которые даёт новое время, надо быть идиоткой. Потом худшее уже случилось не только по её вине».
Она попыталась завести разговор на эту оправдательную тему с детьми в своей квартире, которая давно поменяла облик после проведённого евроремонта и современного дизайна, которым восторгались все домочадцы без исключения. Со вкусом были подобраны дорогие обои: в каждой комнате своя гамма красок раздвигала стены и приподнимала подвесной потолок; современная светлая мебель не выглядела тяжёлым нагромождением, а веселила глаз; лучисто сверкали хрустальные люстры, пол устлан дорогими коврами; на книжных полках старомодные подписные издания советских классиков потеснили яркие обложки нечитанных зарубежных романов; на стенах фантастические пейзажи ведущих художников. Музыкальный центр и самая лучшая видеотехника с компьютерами, статуэтками и вазами довершали палитру преобразившейся квартиры. Сами жильцы одеты по последнему крику моды с перстнями на пальцах и золотыми цепочками и кулонами на груди. Но весь этот блеск сейчас не радовал Лилю, более того угнетал и был контрастом начавшегося разговора надрывного, нервного. Невестка Рита отсутствовала.
– Папа, наверное, сам виноват, зачем пил? Вел бы дом, ездил бы на рыбалку, завёл бы дачу, он же агроном,– жалея мать, с трудом выцарапывала из себя не то обвинительные, не то примирительные слова Лора, разглядывая притязательный маникюр на красивых длинных пальцах.
Поигрывая навороченным сотовым телефоном, сын был более категоричен.
– Своей пьянкой он и меня испортил: втянул. Давай, говорит, Сережа, учись удовлетворять соблазны дома, а не на людях. Пока тебя носило по командировкам, я учился, приводил девчонок домой и спал с ними под пьяный храп папы, а Лорка любопытничала и строила рожи, за что получала на орехи.
«Мы совершенно не умеем пользоваться свободой,– с ужасом думала Лиля,– ни мы, взрослые, ни наши дети. Кто бы этому нас научил?»
–Ох, как я боюсь за вас, дети мои!
– Чего за нас бояться? Я женился, учусь. Лорка тоже учится.
– Учитесь, но как? Я тебя силой затолкала в этот строительный техникум. За вами ох, какой глаз нужен, я же сутками напролёт занимаюсь делами проклятых предпринимателей, корплю за компьютером ночами.
– За такие деньги можно покорпеть,– усмехнулся Сережа.
– Да я разве о себе пекусь, о вас. Как хорошо было раньше. Все размеренно, все спланировано: работа, дом, дети.
–Уж не собираешься ли ты оставить бюро, – усмехнулся сын,– нам тогда в пору сухари сушить на черный день. Просто сократи нагрузку. Вот и будешь почаще за Лоркой присматривать.
– За тобой вот точно надо присматривать,– разозлилась Лора,– возьму и скажу маме.
– Только посмей, придушу!– вскричал Сергей, побелевший от злобы.
Мать замерла от страха.
– О чем ты можешь таком мне рассказать, что твой брат собирается лишить тебя жизни?– воскликнула мать, ломая руки.– Сынок, скажи мне сам о своей тайне, не заставляй меня пытать твою сестру!
– В этом он никогда не признается,– твердо сказала Лора, – я тебя не боюсь, ты трус и малодушная скотина, и я скажу: он курит наркотики. У него в кармане и сейчас есть это зелье.Ты думаешь, он разбил джип по неопытности – накурился, скотина, вот и врезался. Мне даже предлагал, и Ритке тоже. Я попробовала и отказалась, пакость!
– А Рита?
– О Рите я ничего не знаю, сама у неё спроси.
– Вот она, пропасть, которая мне снится ночами!– воскликнула мать.– А ну, выворачивай карманы!
Сын вскочил и опрометью бросился из комнаты в коридор, торопясь открыть двери. За ним бежала мать, она схватила его, отдирая от двери, но он сильный и злобный оттолкнул ослабевшую, парализованную страшным открытием, распахнул двери и выскочил в подъезд.
– Сережа, вернись, – истошно закричала мать,– вернись, умоляю тебя.– Она распахнула двери и тоже выскочила в подъезд, но сын семимильными прыжками грохотал ногами где-то внизу.
Начинкина вернулась в квартиру опустошённая, словно приговорённая к пожизненному заключению, упала на диван и зарыдала.
– Ты думаешь, он учится? Давно бросил!– безжалостно добивала дочь свою мать.- Ты думаешь Ритка от Сережки беременная?
–От кого же!
– Как бы не так! Ритка глупо влюблена в Сережку, в его деньги, которые ты ему сыплешь, как из рога изобилия. А ты знаешь, Сережка не хотел ни на ком жениться. Ритка, чтобы привязать к себе брата, переспала с нормальным парнем, прямо у нас в квартире, пока Сережка находился в кайфе. Ритка-то убедилась, что Серж не может зачать. И у неё получилось после нескольких ночей. Потом она этого ловеласа отшила, убедившись, что зачала и объявила – от Сережи!
– Лора, неужели все это правда, а не чудовищный твой вымысел. Неужели ты так ненавидишь своего брата.
– Рада бы признаться, что сочинила, да не могу – правда, это мама, правда! Я сама видела Сережкин позор! И Ритка о том знает, упросила меня молчать. Тогда я спросила: зачем ты это сделала? Она ответила, чтобы привязать к себе Сережу. Появится малыш, он – отец, откажется от наркотиков. Будет отвечать за семью. Сейчас ему не за кого отвечать.
–Намерения до глупого наивны, – удрученно сказала мать.- Надо идти к наркологам, психологам и спасать Сережу.
– Мама, ты не слышала такую фразу: бывших наркоманов не бывает. Сережка ходячий труп. У него заболела печень от каких-то сильных наркотиков.
–И ты молчала!
–Он только вчера мне признался.
Лиля не спала всю ночь, проклиная всё на свете. Ельцина с его демократами, свободу предпринимательства с крутыми правилами игры, бешеные темпы труда, заманчивые фуршеты и увесистые пачки долларов. Но это движение, как бы она не хотела, не остановить одной матери, и будущее ужасало. Как бы она хотела вернуться в то спокойное время, где был сердечный дом, любимые подрастающие дети, любимый муж, работа и нормальный достаток. Она готовила еду, чаще всего вместе с мужем, потом накрывала на стол, и они вместе ели завтраки, обеды и ужины. Как она любила лепить пельмени вечерами вчетвером, вынося кухонный стол в гостиную, к телевизору, где показывали чемпионаты по фигурному катанию или хоккейные матчи. Вчетвером сильно сказано, дети были маленькие, но и они тянули ручонки к раскатанным сочникам, стремясь самостоятельно набрать комочек мяса, а потом залепить его. Испачканные в муке, но довольные, помощники шли умываться, и их укладывали спать. Как это было мило и трогательно. Потом, ближе к полуночи, когда все приготовлено назавтра, она шла в постель с мужем, чтобы в который раз испытать упоительные минуты, минуты кипящего восторга и заснуть сном счастливого человека.
А то, что был дефицит товаров, пережили бы, наладили бы. Она проклинала коммунистов, которые не научили их свободе, довели страну до ручки и ввергли в хаос. Только теперь она увидела, что сталось с народом, со страной, только теперь она стала понимать, как жестоко обманут многострадальный россиянин. К чему эти деньги, когда она потеряла из-за них мужа, теряет сына, по глупости залетевшего на скамью подсудимых. Пришлось приложить немало усилий, чтобы он получил только условный срок. Не знает, какой станет дочь, если продолжится неудержимая ковка валюты. Завтра же она откажется от должности заведующего отделом и перейдёт на рядовую. Ей надо спасать семью…
Лиля стояла в нерешительности с листом заявления о переводе на рядовую должность. Через приоткрытую дверь услышала нелестный о себе разговор. Один голос не знаком, второй с дерзкими нотками слышит не впервые, он-то как раз и раздражал.
– Ты к Начинкиной? Я думал ты влачишь жалкое существование.
– Кое-что сколотил, говорят она классный спец, но и дерёт шкуру…
– Работа того стоит, иди не трусь.
– Я пойду, и попробую выкрутить ей руки на счёт цены. Как-никак рынок.
– Каким же образом? Мужики тебя не поймут.
– Я знаю её ахиллесову пяту. Всю подноготную, на этом сыграю.
– Будь осторожнее на поворотах.
– А чего мне бояться. Сынок у нее на игле, попадал в отсидку на нары. Мужа лично знал, работяга, а вот сгорел.
– Не сгорел, а захлебнулся рвотной массой.
– Если бы она его на голодном пайке держала, не запил бы так. С беременностью невестки тоже нечисто. Вот козыри на блюдечке и преподнесу.
– Пошлет она тебя на все четыре стороны и останешься с носом. Зачем ей такой клиент? Фирма без работы не сидит.
– Не пошлет, сам шеф завизировал мои бумаги, недоволен бытовкой Начинкиной.
– Ладно, Аркаша, бодайся, как знаешь, я пошел, – и Лиля услышала удаляющиеся шаги, а нерешительные в сторону приоткрытой двери кабинета.
– Смелее входите, Аркаша, я вспомнила, где слышала ваш голос. На одной вечеринке у костра с шашлыками, которыми угощал мой муж.
– Вот и прекрасно, нам проще будет договориться по старой памяти.
– О чём?
– О цене за проект.
– Вы собираетесь меня шантажировать?
– Если вам угодно назвать мою просьбу о снижении расценок этим нехорошим словом, то что поделаешь.
– Ваш приятель не ошибся, идите-ка вы ко всем чертям, – Лиля прошла мимо стоящего наглеца с бумагами, ринулась к начальнику, но его не оказалось на месте. Тогда она выскочила из конторы, на ходу щелкнув пускателем своего джипа. Двигатель заработал, согревая сидение. Не задумываясь, открыла дверцу всё тем же прибором, уселась за руль. На ней был теплый джемпер, джинсы, потому мороз на улице не страшен. Она открыла дверцу бара, извлекла флакон первоклассного коньяка, шоколад. Прямо из горлышка отпила три буля коньяка, зажевала кусочком от плитки.
«Какой нахал, какой хам! Решил меня шантажировать! Не выйдет! Семья и расценки тут ни при чём».
Она включила скорость и поехала. Куда? Подальше от судов и пересудов. Они уж вьются вокруг нее ни один год. Намеки коллег слышала и раньше. Но чтобы вот так откровенно – первый раз. И от кого, от знакомого человека. Огни светофоров мелькали как укор, спешащей куда-то женщины. На одном из перекрестков вновь хлебнула три буля. Покатила дальше туда, к реке, где много раз токовали у костра вместе с мужем, но не туда, где обмывали очередной проект. Дороги накатанной не было, да и не нужна, она на ощупь знает эти места. Джип надежный, пройдет по всякому снегу, тем более выпало его немного. Добралась до их места быстро. Кострища не видно, как и не видно просвета в частоколе будущего с таким сыном и невесткой. Сделалось до боли обидно за себя, она заплакала, наполнила большую рюмку коньяком и залпом выпила. Не полегчало. Слезы душили, и впервые прорезалась мысль: не хочу жить в позоре. Налила снова. Выпила, заедая шоколадом. Откинулась на сиденье, задумалась. А сорокоградусный сработал: не увидела ничего страшного через призму флакона с коньяком, хотя знала, что призма всегда искажает действительность. Особенно та, что направлена на Сережины дела. Мать успокоительно расслабилась, и вяло стала задавать себе вопросы: как же она его упустила? Когда случилось впервые? Имеет ли теперь это значение? Доллары помогут, они спасут Сережу!
Лилю затошнило. Она не хотела гадить салон, открыла дверцу и, свесившись, стала изрыгать из себя содержимое. Рука занемела, и она сорвалась с сидения, рухнула под колесо джипа. Сил подняться от удара алкоголя не хватало. Женщина, свернувшись калачиком, а коньяк грел изнутри, уснула.
Начинкину нашли только на второй день, закоченевшую. Нет, она не собиралась себя убивать, так получилось. Но все равно в царство небесное не пускали грехи, которые надо было отмаливать родным.
ТРЕТЬЯ ГОЛГОФА
Иоанн Блаженный назвал свою книгу о ГУЛАГе «Соловки – вторая Голгофа». Автор повествует, как Соловки превращались в полюс человеческих страданий, став самым величайшим кладбищем неугодных людей со времен шестнадцатого столетия, куда ссылались опасные для власти люди. Каждая пядь соловецской земли вопиёт тремя с половиной миллионов загубленных человеческих жизней. Одним из первых знаменитых узников стал атаман Запорожской Сечи Пётр Кальнишевский после упразднения Сечи и её казачества. На Соловки он прибыл по воле новороссийского генерал-губернатора Потемкина с двадцатипятилетним сроком, но со скарбом, который разместился на шести подводах. Полностью отбыв срок, одряхлевший, атаман пожелал остаться здесь. Дожил до ста десяти лет, почил и был предан земле на острове.
Третья Голгофа – современная империя наркобизнеса и всех несчастных вкусивших пагубный кайф – внедрилась по всей великой Руси. Не насильственная, а хитро проторенная дорого в ад слугами сатаны через перестройку с помазанником меченным Иудушкой-Горбачевым и таким же дьявольским Политбюро КПСС. По большому счету невиновные жертвы этой империи – несчастны. Но больше несчастны их матери, живя в страданиях за свое любимое чадо, свернувшее с праведного пути.
Продолжим историю мытарств Витькиной семьи. Его отчим выполнил свое намерение. Продержал в изоляции пасынка десять дней, намереваясь его закодировать, чтобы тот находился в страхе перед смертью. За этот срок парень пришел в нормальное человеческое состояние, способный думать и вести диалог.
– Виктор, ты я вижу, стал человеком. Я хочу с тобой плотно поговорить, прежде чем пойти на крайнюю меру – кодировку.
– О чём?
– Начнем с того, у кого ты покупаешь наркоту? Я попытаюсь под корень срубить эту заразу в нашем поселке.
– У нас несколько точек, где легко зарабатывают на несчастье.
– И все-таки я хочу знать: у кого? Не бойся, к этому человеку не пойду
– У нелегала – таджика.
– Так, надо идти и действовать.
– Куда и как?
– В милицию, в законодательную власть.
– Ты ничего не добьёшься. У наркодельцов всё схвачено, за всё заплачено. Их защищает закон. В 1987 году депутаты ввели в обиход такое понятие: «небольшие размеры наркотических средств» - то есть максимальная суточная доза. Если ты с ней попался и ты колешься, тебе ничего не будет. Если сбываешь – легкое административное порицание. Второй раз попался – возможно уголовное преследование*.
– Откуда ты взял такую ахинею?
– Ты думаешь, мы совсем ничем не интересуемся, кроме дозы? Об этом законе мне лично сам торгаш рассказал, чтобы и себя обезопасить, и я мог бы прикрыться на случай, если менты нашли купленную дозу в кармане, а ты не успел уколоться. Торгаши знают, что они в безопасности. Потому действуют так нагло и смело. Лобби, батя, лобби работает.
– Но ты-то ты, как попался в эту ловушку. Неужто заставили?
– Добровольно. Панки, хиппи, стиляги – все неформалы сознательно кололись, подражая западному образу жизни молодежи. Тонкая ловкая пропаганда. Ты, наверное, хорошо помнишь, как неформалов прижимала милиция, КГБ, комсомол. Это боролась за своих ребят государство. В нашей глубинке в те годы о наркоте никто не слышал. Сейчас вожжи отпущены – делай что хочешь, живи, как знаешь.
– Мы старались привить в тебе трудолюбие, любовь к чтению, к спорту. Но ты плюнул на наше воспитание и попер в свободную жизнь.
– Если хочешь знать – да. Мне надоели твои нравоучения. Будь ты мне родной отец, может, я и терпел бы, а от тебя не хотел.
– Однако не только я советовал, как себя вести, мама не меньше. Захотел гонять на велике – купили. Увлекся мотогонками – купили мотоцикл. Закончил школу, отслужил в армии, она устроила тебя в школу мастером производственно обучения по автоделу. Ты хорошо знал машину, правила дорожного движения, прекрасно водил. Директор школы поставила условие – этой же осенью учеба заочно в институте или в техникуме. Тебе удалось поступить, но сессию завалил. Оказывается, уже сидел на игле. Дальше – больше. Ты стал выпрягаться. Опаздывать на работу, пропускать дни. Мама билась как рыба об лед, чтобы удержать тебя на работе. Ей шли навстречу целый год. Я же ничего не знал,
работая от зари до зари. Мы не могли понять, почему ты стал так скверно себя вести? Потом маме сказали, что ты употребляешь наркотики. Отсюда такое наплевательское отношение к делу.
Виктор злорадно засмеялся.
– Прогулы была моя ошибка. Сейчас я бы днем не кололся, только после работы и никто бы меня не тронул. Я тогда не знал, что есть охраняющая меня статья в законе. Комитет Конституционного надзора страны подсуетился и сделал медвежью услугу: поскольку принудительное лечение наркоманов существенно ограничивалось, потребление наркотиков приравнивалось к неотъемлемому праву человека. Представляешь, этот субчик ни перед кем не обязан бережно относиться к собственному здоровью, даже перед родителями*.
-----------*
В то время как власть в России споткнулась, находя безвредными «небольшие размеры наркотиков», законодательно-полицейская практика за рубежом давно убедилась, что такая формулировка наносит огромный вред в борьбе с наркоманией и весьма выгодна для наркомафии. Вопреки иностранному опыту, тем не менее, в России проблема небольших размеров наркотиков получила развитие. На базе этой либеральной политики стали развиваться дальнейшие события. Кроме приведенного выше закона изобретенного Конституционным комитетом, 5 декабря 1991 года утверждается Закон РСФСР, исключающий административно-правовую ответственность за нахождение лица в состоянии наркотического опьянения в общественных и иных местах и снимающий существенные ограничения на производство наркотических средств, связанных с видом собственности предприятия. Одновременно проект Закона о социальной и медицинской реабилитации хронических алкоголиков и наркоманов замораживается, а Ельцин вводит указы о закрытии лечебно-трудовых профилакториев (около 70 тысяч койко-мест).
– Ты достаточно намотал соплей на кулак, поумнел и знаешь в этой ипостаси больше меня. Но тогда, мама, к сожалению, поздно поделилась со мной грозной опасностью. Вместе, возможно, мы смогли бы что-то предпринять.
– Глупости. Что, например?
– Жесткий контроль над тобой.
– Поздно хватились. Меня уже нельзя было удержать. Я ездил часто в город, мог всегда купить дозу, и мне никто не имел право запретить колоться. Меня не имели право даже уволить с работы. Зацепку директор школы нашла, объявив мне три выговора за прогулы. Мама её уговорила, я стал держаться, но воли моей хватило не надолго. В городе под кайфом я нарушил правила движения, чуть не лишился прав. Это стало последней каплей в моем увольнении с работы. Как ты можешь противостоять наркобизнесу? Он протаскивает через парламенты стран мира либеральное законодательство, что снижает контроль государства за потреблением наркотиков. Я привел тебе пример о малой дозе.
Это была хитрая ловушка. Торговцы стали хранить при себе сильнодействующие препараты, объем их невелик, но содержал, например, гашиш, до двадцати доз. Цена на такую дозу возрастала во столько же раз. Известно, что у безработного наркомана в кармане пусто, но если он где-то добыл гроши и мог купить дури на один укол, хранимая доза дробилась, удовлетворяя несчастного, трясущегося в начавшейся ломке человека от длительной паузы. Такое положение очень удобно для наркобаронов, имеющих сверх доходы, и по сути охраняемые законом.
– Чуешь, батя, откуда несет смертью? Из законодательных кабинетов. А ты с копьем на мельницу, как Дон Кихот. Не смеши.
– Да-а, – отец, осознавая глубину пропасти, в какую упал его пасынок вместе с миллионами пацанов и девчонок, да по сути вся страна, лишаясь трудоспособных граждан, не способных к рождению нормальных детей, а значит к вырождению нации, осоловело глядел на парня, не находя больше обличительных слов. – Где же выход?
– Нет его, если сел на иглу!
– И все же только от человека зависит – быть ему наркоманом или нет. От семьи, только строгий контроль по-сталински со стороны родителей за своим чадо.
– Скорее всего, так. Это я сейчас понимаю, а тогда в мои пятнадцать лет* хотелось не отставать от продвинутых панков, хиппи, стиляг.
----------
*Табак и алкоголь, как легальные наркотики, отнесенные к пищевым продуктам и разрешенные к продаже, оказывают довольно существенную поддержку к началу приема наркотиков, запрещенных законом в свободном обороте. Если при советской власти между началом потребления тех и других веществ временная растяжка исчислялась в 3-5 лет, то ныне прием алкоголя, курение табака и использование наркотиков зафиксировано единовременно — в возрасте от 12 до 16 лет (60-70% от доли респондентов, сознавшихся в приеме наркотиков). Славянское информационное агенство (СЛАВИА).
– Ты проговорился невольно! – Ужаснулся отец, хватаясь за голову. – Ты впервые попробовал что это такое в девятом классе! Ты не был полноценным человеком, ты был ребёнок! И столько лет ты тщательно скрывал свое пристрастие. Ты боялся нас, боялся, что тебя не поймут и не окажут помощи? Почему ты молчал?
– Всё так, но больше скорее всего, мне нравилась моя тайна, то состояние кайфа после выкуривания безобидной папиросы с анашой.
– Я помню передачи то телеку в середине девяностых, в которых подробно разбирались, какие наркотики особо опасны, какие – менее. В число последних попадала эта проклятая анаша – пыльца конопли, растущая плантациями в Средней Азии. Препараты типа «экстази» расхваливались как средства, увеличивающие мускульную энергию. Я был возмущен передачей. Это была явная пропаганда наркотиков, особенно слабо действующих, после которых человек попадал в зависимость и переходил на более сильные психотропные средства. Почему шли такие передачи, кто стоял за ними? Все то же ЦРУ и 16 институтов, работающих на перестройку и свержение советской власти? Вспомнился роман Чингиза Айтматова «Плаха» – как раз на эту тему. Роман вызвал горький осадок, даже возмутил безнаказанностью людей, организующих сбор пыльцы.
– Кто бы их наказывал! Ты помнишь, как показывали клипы из Афгана, где выкашивались плантации мака. Да не только там, в горах Тибета менты уничтожали и коноплю, и мак. И что? Анашу и опиум как продавали, так и продают по сей день. Это мировая система. Только сталинская диктатура с закрытыми границами сдерживала проникновение в страну наркотиков, а распространение строго каралось. В Таиланде, я видел фильм, наркокурьеров, не зависимо из какой они страны и национальности приговаривают к смертной казни. А у нас?
– Коль ты осознал свою беду, собери в кулак всю свою силу воли и давай жить нормально. Пожалей маму.
– Я попробую.
Не получилось. Через два месяца Виктор не выдержал и укололся.
Георгий – отчим потом постоянно каялся, ругал себя за то, что не задержался подольше на работе. Но это потом, спустя несколько лет.
А сейчас бросился спасать пасынка. Он ничком лежал на лестничной площадке перед дверью в квартиру, уперевшись головой о косяк, невменяемый, но еще дышал. Мать заждавшись сына и мужа в одиночестве отужинала и смотрела сериал. Было около восьми вечера и не слышала, как под дверью не дотянувшись до звонка свалился в мертвую сын.
– Нина, – крикнул он, открыв дверь, – Виктор при смерти! Звони в «скорую».
Мать увидев страшную картину, остолбенела. Он бросился к телефону и, видимо его голос взывающий о помощи о объясняя причину, привел её в чувство, и она бросилась к сыну, взревела белугой, тормоша парня. Он ни на что не реагировал.
Скорая приехала быстро. Погрузили на носилки, увезли в больницу, дежурный терапевт развела руками. Мол, поздно, ничем помочь не можем. Но стали разыскивать опытного анестезиолога. Ушло не меньше полчаса, пока его на скрой же привезли в отделение. Мать дважды падала в обморок. Сын, ее единственный и любимый сын умирает у нее на глазах. Она всегда видела его послушным, исполнительным мальчиком. С кудряшками на красивой головке.. Фотографий сколько с детства: школьные, туристические, спортивные, на мотоцикле гордого и милого. И вот теперь его не будет. За что, почему? Войны нет, голода тоже. Спасите, спасите, спасите!
И опыт анестезиолога и его руки спасли. Виктор очнулся утром. Исстрадавшимся родителям сообщили об окончании кризиса. Будет жить. Еще бы полчаса промедления и процесс был бы необратимым. Виктору повезло со специалистом. Но он, зараза, не хотел слушать увещевание матери и не верил, что был на грани жизни и смерти. Впрочем, Витька глухо отмалчивался. Последовал тщательный материнский контроль за сыном. Но свинья всегда найдет грязи…
КАК ПРОДАВЦА ПИНАЛИ
Георгий разозлился не на шутку. Поехал к такому же несчастному отцу. Его дочь тоже глубоко сидела на игле.
– Семен, ты слышал о моем несчастье?
– Земля слухом пользуется.
– Я знаю, где живет продавец наркоты. Хочу с ним рассчитаться по-мужицки. Пойдешь со мной?
– Пойду, но умно, на нары не хочу.
– Я все продумал.
– Изложи.
Торговец опиумом, марихуаной, анашой был таджик. Жил с русской женщиной в ее квартире на втором этаже в многоквартирном деревянном доме сталинской застройки. Нелегалом он не считался, прошел регистрацию и все ступени, чтобы чувствовать себя как дома, торгуя на вещевом рынке шмотками. Казалось бы, успешный человек, товар шел ходко, зачем ему незаконная торговля наркотиками. Жадность?
У себя на родине родственники собрали ему приличную сумму денег, на которые он закупил на оптовом рынке мужскую и женскую одежду и в Красноярске открыл торговлю в оборудованном вагончике. Дела пошли, но однажды придя на рабочее место, он увидел свой вагончик распахнутым настежь и пустым.
Обокрали!
Через несколько дней появились кредиторы и потребовали вернуть деньги. Вай-вай, тебя обокрали, ты банкрот, но долги можешь отработать. Поезжай в село Н. будешь продавать дозы местным наркоманам. Это безопасно. Тебя защищает закон, и кредиторы в деталях объяснили ту защиту, о которой вели разговор Виктор и его отчим. Припертый к стенке долгами, через которые высовывался остро отточенный кинжал, парень согласился.
– Пощадите! Я не по своей воле продаю наркоту, – взмолился таджик перед двумя мужиками с масками на лицах и битами в руках, которые враз свалили торговца на пол.- Я все расскажу.
– Твои россказни нам не интересны, ты погубил наших детей. Погибай же и ты.
И мужики принялись пинать и избивать битами парня. Тот ужом вился у них под ногами, выкрикивал:
– Убьёте меня, на моё место придёт другой.
– Убьем и другого. Мы объявили войну наркодельцам.
– Они сильнее вас, сильнее ментов, сильнее государства, – хрипел, харкая кровью, таджик.
– Ладно, живи, но уезжай отсюда.
Они видели, как назавтра таджик сел в междугородний автобус и уехал…
Продолжение следует.