Первая книга в моей жизни, которая ростком пробивается в памяти раньше других это сказки Андерсена. Плоская, большая книга с красивыми иллюстрациями. На обложке, кажется, был готический замок и улетающие братья-лебеди. Наверное, это была первая книга, которую я пытался читать самостоятельно, а раньше мне читали ее вслух перед сном. Она мне нравилась.
Сказки были грустные, будто написанные в зимний вечер у печи или камина, под треск дров и завывание ветра за окном, созвучные той обстановке старого дома, где мы жили в то время. Конечно, была книга Русских народных сказок, но меня больше привлекали их чудесные экранизации на экране черно-белого телевизора, который стал моим спутником по жизни в тоже время. Толстая книга латышских народных сказок была прочитана вместе со всеми, но не оставила яркого следа в памяти, только, укрепив некоторые детские наблюдения в окружающей жизни. Родители, несмотря на маленькие зарплаты, собирали свою домашнюю библиотеку. Я постепенно подбирался и к ней, но мне, как и любому начинающему школьнику, предстояла встреча с библиотекой. Все прошли в младших классах через экскурсии в библиотечные залы, многие записались, получив карточки, но только некоторые стали постоянными ходоками в этот загадочный, волнующий мир, пропитанный неповторимым запахом книг. Запах открытий, странствий и приключений, размышления и созерцания, он еще больше сгущался, становился осязаемым в библиотечной тишине, сопровождая тебя в долгих поисках на книжных полках очередного фолианта, который ты нес потом домой, как драгоценную чашу, боясь расплескать ее, предвкушая новую встречу с неизведанным. После двух неприятных историй с библиотечными книгами, сгрызенными собакой, мне пришлось переключиться на домашнюю коллекцию толстых романов, детективов, рассказов и повестей о любви. Когда был прочитан весь стандартный набор советской домашней библиотеки подошло время редких номеров «Роман-газеты» и книг самиздата, читаемых на перегонки вместе с родителями, чтобы успеть к скорому моменту возврата.
Наш почтовый ящик не умещал всего выписанного на год. Толстый, тяжелый журнал "Наука и жизнь" на пару с огромной "Литературной газетой" грозили выломать дверцу хлипкого ящика. Хорошо, когда их не приносили в один день с газетой "Известия", "За рубежом" и "Комсомольская правда". Ничто детское и юношеское не было мне чуждо, но чтение этих изданий, практически от корки до корки, стояло на первом месте. Я приходил из школы, потом из мореходки и техникума и в компании бутылки молока и батона хлеба с упоением погружался в чтение. Иногда, написанное между строк, раскрывало то, о чем молчал телевизор. В армии, невосполнимый голод чтения, заставлял читать то, что есть. Благодарен этому времени за труд Ленина "К вопросу о диалектике". Соловьев, Ильин и западные философы появятся позже в моей жизни, но, как ни странно, именно, великий вождь привил страсть к философии, к разгадыванию тайных пружин и рычагов мирового закулисья. Этот период совпал с начавшейся перестройкой. Я сбегал со станции караулить у штаба посыльного с почты, отнимая у него журнал "Огонек" Коротича. После армии рынок наводнился запретной ранее литературой. Булгаков, Солженицын, Пастернак, отражаясь от происходящего вокруг, накладывались на юношеские порывы принять участие в новой жизни, сделать что-то самому, бежать впереди этой волны, возносясь в эйфории на гребень, и падая в пучину разочарования.
Я отказался от успешного бизнеса в начале 90-х, когда понял, что потерял способность читать книги, погружаясь в непередаваемое состояние покоя и радости от причастности к происходящему на страницах, от разгадывания сложных оборотов человеческой мысли, когда твои собственные переживания и размышления находят созвучие с прочитанным. "Три товарища" Ремарка научили меня дружбе, "Все люди враги" Олдингтона рассказали о любви в сложных жизненных обстоятельствах, "Мой Петербург" Лелиной открыл чувственный взгляд на большой город. Мне пришлось прочитать полное собрание сочинений Льва Толстого в долгом восьмимесячном плавании в отсутствии других достойных книг. Затем наступил темный период оккультных изданий, и, наконец, встреча с православием. Не мне судить, стал ли я добрее и чище от прочитанного за свою жизнь, но знаю только одно - если в жизни нет времени на чтение книг, значит что-то неправильно в этой жизни. И надо что-то менять.