Васак Карпович, лежа в больничной одиночной палате после обширного инфаркта, прекрасно понимал, что возврата к прежней, нормальной и весьма энергичной во всех отношениях, жизни быть не может... Безмятежно “бездельничающего” в казенной постели уже не первую неделю бедолагу все же мучила въевшаяся в мозг в последние дни мысль: отчего это он вдруг слег с этим грозным заболеванием? Работа вроде всю жизнь была не нервной, не слишком ответственной и “чистой”, так сказать “белый воротничок” средней руки, окружение – соответствующее, в основном все образованные, интеллигентные, тактичные люди; с “плебсом” сталкивался только на улице и в общественном транспорте, да и то никогда не вступая с неадекватными людьми ни в какие словесные перепалки и тем более физические стычки... Многое было в долгой жизни – и хорошее, и плохое, и все он, вроде бы, отлично помнит... Но обладает одним золотым свойством – никогда не зацикливаться на плохом и всегда прощать. Прощать удавалось – забыть же не всегда получалось... Мда-а-а... Так отчего это он вдруг слег с этим грозным заболеванием? Ах, да, врач сообщил, что, оказывается, у него обнаружены следы трех микроинфарктов, которые уважаемый больной, видно, не почувствовал в свое время и перенес на ногах... Бывает же, “не почувствовал”...
Васак перевел взгляд в окно, в котором медленно проплывали огромные серо-черные грозовые облака, и попытался припомнить, что же могло стать причиной этих “трех микроинфарктов”... Силился, но так и не припомнил: жизнь-то многообразна и многоцветна, как калейдоскоп...
Погодка явно портилась. По стеклам забарабанил проливной дождь. Как-то нехорошо кольнуло сердце, еще разок-другой, и он потянулся к лекарствам на тумбочке, не желая столь ранним утром беспокоить медперсонал... Вошедшая к нему попозже дежурная медсестра, увидев мертвенно-бледное лицо и слегка скривившийся рот больного, кинулась к врачу...
...На похоронах отца семейства было немного людей: только близкая родня, так как дальняя давно разъехалась по миру – кто в Россию, кто в Америку, кто в Европу. Друзей и приятелей у Васака Карповича тоже почти не осталось – так пара-другая самых верных, ведь кто помер уже, кто сам болел и годами не вылезал из дому...
У свежевырытой могилы перед недорогим гробом стояли еле держащаяся на ногах больная жена и трое взрослых детей усопшего – две дочери и сын.
Каждый из них сейчас смотрел на мраморное окаменевшее навек родное лицо и каждый листал страницы их общей жизни – чаще веселые, радостные, счастливые, иногда грустные, печальные, несчастные...
Старшая дочь Арус, обливаясь слезами, вдруг вспомнила, как однажды, в разгоревшейся лет двадцать назад крупной ссоре с отцом из-за ее неудачного, как казалось папе, выбора жениха, она, пришедшая домой в полночь, уже подвыпившая с дружком, пригрозила “оторвать яйца” родному отцу, если он не даст согласия на брак с ее любимым “непутевым наркоманом” Аликом... Отец тогда от неожиданности и наглости всегда послушной и нежной дочки побледнел, как мел, и, схватившись за сердце, ушел к себе в спальню...
Средняя дочь Лило, не отрывающая платка от мокрых глаз, вспомнила, как лет десять назад стала свидетельницей одной из яростных ссор родителей из-за денег и как мать в сердцах кинула: “Прямо отравила бы этого мудака!”, на что она вполне серьезно и решительно выпалила: “Так отрави как-нибудь, чего ждешь!?”... Отец тогда сник, повесил седеющую голову и, ни слова не сказав, вышел из комнаты...
Младший сын Армо, угрюмо стоявший в изголовье покойника с немигающим взглядом и вперившийся в благообразное мертвое лицо родителя, вдруг вспомнил, как пару лет назад, в пылу страшно крутого разговора из-за огромных долгов в “профуканном” им мелком бизнесе и отказа отца помочь деньгами, в ярости заорал: “Хер тебе в рот, скряга!”... Отец тогда, отчаянно замахав руками, отшатнулся от него и на ватных ногах поплелся в кухню...
...После церемонии похорон один из преданных и старых друзей усопшего, на прощанье пожимая руки отпрыскам незабвенного Васака Карповича, которых знал сызмальства, тихо обронил: “Как он вас любил и боготворил, как гордился вами... Один я это знаю... Со мной он делился всеми радостями и горестями... Благородным и великодушным человеком был наш Васо...”
* * *