***

Мне было 9, я была на море. С нами в гостинице жила маленькая афганская девочка с матерью. В первые дни мы просто смотрели на нее и восхищались. Она была бесконечно прекрасна: смуглая кожа, черные волосы,  васильковые глаза. Синие-синие - как небо, как море, с фиолетовыми полосочками. Мы тонули во взрослом взгляде, в цвете глаз, в этом невообразимом сочетании.
Так же необычен был ее голос - в нем слышались страдания незнакомого народа, песни муэдзина, эхо вечерних разговоров в горных долинах, сухость пустыни, шелест горных ручьев. Мы не понимали ее, но слушали с удовольствием, особенно песни. Вы когда-нибудь замечали, как хорошо голос рассказывает историю человека, его жизни, его страны?
Мы не понимали друг друга, но это не мешало нам строить замки из песка, плескать друг в друга водой, смотреть мультики. Последнее было особенно волнующим событием, потому что, чтобы посмотреть телевизор, нужно было подняться на третий этаж - и попасть в мужской мир, незнакомый, немного пугающий, интересный. Мальчики присутствия девочек на этаже не одобряли и быстренько прогоняли вниз, крича вслед придуманные на ходу обидные прозвища.
Но иногда удавалось остаться незамеченными, и мы, затаив дыхание, прислушивались к чужой речи - для меня более-менее понятной, для нее - такой же странной, как моя.
Девочка умерла через год. Была убита в ходе гражданской войны. А мы были у того же моря.
Мы были живы, нашли руки сгибались и разгибались, глаза с любопытством взирали на мир.  И мы не могли представить, что те прекрасные глаза больше никогда не увидят то, что видим мы.
Мы стали намного старше, получили бессчетное количество медалей, стали мастерами спорта или кандидатами в них, закончили школы и даже вузы. Какой только в этом толк, если девочка с васильковыми глазами жива только в памяти?
У каждого сердца своя боль, у каждой двадцатилетней девушки свое маленькое кладбище.