7 августа 2015 г. Встреча №3 "О войне".
Сегодня я открываю третью встречу нашего Чемпионата!
Напоминаю, что по прошествии двух встреч, счёт 1:1. Сегодня у нас первая пара рассказов в разделе «Война». В поединке схлестнулись признанный мэтр и подающий надежды новичок. Кто победит?
Сегодня играют:
Александр Сороковик с рассказом «Артиллеристы»
и
Сергей Садовский с рассказом «Перевёрнутая страница».
И наконец, долгожданный Олег Фурсин, письмо от которого почему-то никак не могло дойти до меня.
Не так давно Александр Паршин отметил, что я люблю поразмышлять и пофилософствовать. Фраза удивила меня. Нет, ничего такого – этакого в ней не было, по крайней мере, обидного: назвали философом, так ли это плохо? Вспомнилось, правда: «Ах, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Спиноза? Жан Жак Руссо? Марк Аврелий?» Но Александр вроде не иронизировал, это я сам над собой люблю посмеяться, вот и смеюсь.
Так или иначе, отнесли меня к разряду философствующих. А мой рассказик о состоянии душевном (поганом) – к эссе. И стал я философом (!) и эссеистом (!), а также выяснил, что я мэтр пера (!), вот теперь сижу, думаю, как бы уже начать соответствовать. Почему же не в рамках той темы, которая зовется «Александр Сороковик и его рассказы»? Она мила мне, я уже не раз порывался высказаться громко и вслух, и даже некоторые шаги в этом направлении сделал. Сказавши «а», скажу и «б», возможно, вновь прослыву умником, а если и нет, что за беда?! Быть дураком тоже неплохо, вот наш фольклор изобилует счастливыми людьми, которые дураки.
На пространстве одного рассказа, быть может, не скажешь обо всем творчестве сразу, но попытаться можно и нужно.
Начну с названия, «Артиллеристы». Что первое пришло в голову, вот навскидку, сразу, человеку моего поколения? «Артиллеристы, Сталин дал приказ, артиллеристы, зовет отчизна нас». Ну да, это «Марш артиллеристов» из культового, как нынче принято говорить, кинофильма «Шесть часов вечера после войны». Ассоциация знаковая для меня, не знаю, как для вас. Но я не стал ее лелеять и даже не принял за версию. Видите ли, я давно читаю Сороковика. И представить себе не могу, чтоб в его рассказах вдруг расцвел пышным цветом официоз военного времени, призывы «За родину, за Сталина»…Объявлено «Артиллеристы» автором, значит, рассказ будет об артиллеристах, людях простых и тем интересных. И я оказался прав. «В двадцать два года стать инвалидом, с одной рукой, да ещё хромым – не всякий выдержит. Лёха выдержал, не запил. До войны он закончил десятилетку, решил учиться дальше. А куда ещё без руки и почти без ноги? Ни к станку, ни к конвейеру. Его приняли в строительный институт, на первый курс, дали паёк, койку в общаге. Он остался один: родители погибли в бомбёжку, девушку Марину угнали в Германию, где она сгинула без следа».
Не то чтобы обычная судьба, но в те времена и не самая невозможная. Да, можно сказать, повезло человеку. Друзья-товарищи остались на поле боя, изуродованные выстрелом из «Панцера», а он, пусть увечный, но живой. По-честному у него все, как положено, утверждает автор. « О любви не говорили, просто жили, как положено: работали, отдыхали, изредка ругались, мирились, ходили в гости. Родили одного за другим двоих сыновей, получили квартиру. Лёха, а точнее уже Алексей Степанович, работал начальником отдела в строительном тресте, Люба – там же, инженером».
Поймите меня правильно, я вовсе не певец жизни в Союзе. И даже вот этой честности житейской: я и сам как будто так устроен, да не совсем так. Мне больше нужно, я больше видел, я большего хочу, да и не прост я, во всяком случае, далеко не так прост. Но что верно подмечено автором, то верно. Я жил среди этих людей ребенком, и я их еще помню. Они как ствол сибирской лиственницы, которая на сваи идет: не портятся. Не подвержены гнили душевной. Не просят многого, удовлетворяются малым, но берегут его свято. О любви не говорят, но привязаны друг к другу навсегда. Представить невозможно, чтоб они свернули с дороги, например, тот же Леха поменял одну женщину пятидесяти лет на двух молодых по двадцать пять. Невозможно себе представить, чтоб он украл, пошел против совести. Понятное дело, что Алексей Степанович прост, верит в светлое коммунистическое будущее. Но даже это не портит для меня образ: увы, я знал их такими! Могу сожалеть об этом, но они такими были, и это правда жизни. Отдельная правда, потому что рядом с такими людьми были и другие, и у тех своя правда, но ведь не о них рассказ!
Прямые, иногда до нелепости, честные, порой до глупости, верные, обычно «до гроба», несгибаемые дети своего нелегкого времени… светлая им память, дедам нашим и прадедам! Я иногда думаю: а может, это была необходимость жесткая, историческая, на сломе времен: быть такими. Иные «не вывезли» бы всего того, что выпало на долю. И некая доля наивности в душах, и вера во все хорошее, в «шесть часов вечера после войны»…после беды…они нужны? Обязательно. Более того, считаю, что если в нас не воскреснет вера в общее благо, если мы не будем думать об общем (хотя бы иногда) несколько больше, чем о своем, то мы потеряем Отечество. Окажемся теми, о которых писал Лермонтов: «И прах наш с строгостью судьи и гражданина потомок оскорбит презрительным стихом, насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом». Не о том сегодня речь, КАК сделать так, чтоб этого не случилось. Но, несомненно, один из способов: читать таких авторов, как Сороковик, и о таких людях, как Лешка Фомин. А лучше не в одиночестве, а в кругу детей и внуков…
Индивидуальный и неповторимый стиль Сороковика в том, верно, состоит, что он рассказывает не о приключениях невозможных, не о любви вселенского масштаба, не о драмах с мировой скорбью в кульминации . Все это есть, конечно, но масштаб…масштаб у него правильный, такой, как он есть. Шекспировские страсти отсутствуют. Ничего не придумано, все взято из жизни. Меня это подкупает. Я понимаю, что все это можно увидеть (и разглядеть при этом!) будучи человеком очень внимательным к малейшим проявлениям жизни, с особой душевной организацией.
Александр Сороковик рисует образ героя, но героя такого обычного! Ни тебе косой сажени в плечах, ни ореола. Да только вот верность долгу немыслимая. Такая, что он и погибнет в том бою, где его как будто не убили. Логично. И я верю Сороковику в том, что так оно и было.
Вообще, я ему верю. И это то, что я обязан сказать, прежде чем отдам ему свой голос. В данном случае голос ведь дело десятое…
Должен сказать, что я колебался, отдавая этот самый голос, и на сей раз вовсе не потому, что отделял «своих» от «чужих». Я уже понял для себя, как этот критерий маловажен. Так же, как и просто «нравится – не нравится». Ведь понравились мне оба рассказа…
Пожалуй, герой Садовского мне ближе. Я понимаю, что такое быть сыном каменотеса, а дойти потом если не до самых верхов, то все равно уж бог знает куда! У меня, правда, несколько другая история. В смысле классовом совсем «отрицательная». Дед мой был кулак, и крепкий. Сбежал от раскулачивания из Ставропольского края, в благословенной (тогда!) Грузии нашел приют, где и вырастил свой выводок из шести детей. Не получая пенсии от государства, не принимая (довольно деспотично, от лица жены и детей) привилегий «матери-героини». Он считал, что женщина должна рожать и растить детей, и за это не следует требовать преференций от государства. Он считал, что пенсия – это подачка от государства, лучше пусть не мешает государство работать, а свою женщину и общих с нею детей должно прокормить самому. У Мананы, моей подруги, дед и вовсе враг народа, сгинул в Казахстане, в ссылке. Так что двое дядьев героя Садовского – это родня для нас.
Я, внук своего деда, работал в Госдуме РФ, представлял одну из партий в качестве главного референта, дослужился до чиновника высокого класса, дальше уже надо бы по классу в министры. И я знаю, что такое служить по-настоящему, хотя и отдаю себе отчет в том, что не на войне же. Я лишь говорю о том, как трудно остаться человеком, совмещая звание человека с должностью. Людей, способных это сделать, в моей памяти сохранилось немного. И я готов склонить голову перед каждым из них. Представляю, что же делала в этом смысле война: она ведь еще и стреляла в каждого из тех, кто был честен. В ком жило чувство долга. Так как мне относится к герою Садовского? Поверьте, я и колена готов преклонить перед теми, кто воевал…
Я безмерно благодарен Деревянко за то, что он перевернул страницу истории. За то, что был таким, каким должно быть. Конечно, он ближе мне в чем-то, чем артиллерист Лешка Фомин. Но в одном они едины, в том, что я ценю более всего. И потому я не делил свой голос между этими героями. Каждый отстоял на посту честно. А поделил между авторами Александром Сороковиком и Сергеем Садовским.
Я не принял фразу Сергея: «Что же, партия, судьба, история разобрались». Судьба и история, согласен. Что же касается партии, то знаю я, как она разбиралась. У нас в роду бытует байка о тетке Мананы. Муж ее, секретарь крайкома, сгинул в белорусских лесах, пропал без вести, воюя.
Да не совсем без вести. Пришла как-то от него писулька на бумаге от сигаретных пачек. «Родная, я в лагерях...», как-то так по смыслу, никто, кроме тетки, той бумаги не видел, только присутствовал в сторонке свидетель. Не дочитав, она вернула письмо со строчками, написанными до боли знакомым подчерком, посланцу, со словами: «Уменя ТАМ никого не может быть». И вычеркнула из памяти эпизод, как будто бы его не было. А на пенсию она ушла с должности секретаря парткома известного всей стране металлургического завода, вдовой фронтовика, погибшего в партизанах. Она как та партия, поверьте мне, Сергей, у нее там никого не должно быть. И Деревянко не было бы; когда б ни то обстоятельство, что воевать-то надо было кому-то. Не паукам же в банке разным, те себя сами пережрут.
Некоторые стилистические неточности у Сергея Садовского присутствовали чаще. «Ругал негромко, чуть сдавленным голосом, с хорошо расставленными классовыми акцентами». Я не понял, как это. То ли присутствовала в его речи «неинтеллигентная интонация», то ли с каждым он говорил на его языке? То ли по смыслу он все упирал на классовую суть? Мне не хватило и богатой сюжетной линии. Чуть-чуть бы больше истории жизни Кузьмы Деревянко, живой, изложенной интересно. Теза заявлена, весьма живо, и антитеза яркая, финальный аккорд. Вот синтез, на мой взгляд, несколько суховат. Перечисление неких фактов биографии вперемешку с выписками из характеристик… И все равно: спасибо!
Александр Сороковик - Олегу Фурсину.
Читать рецензии Олега и Мананы – сплошное удовольствие. И дело даже не в том, что рецензии эти хвалебные, (хотя и в этом тоже – немного узнав этих людей, даже виртуально, понимаешь, что не будут они хвалить просто так, значит, что-то есть!), а в их добротности, обстоятельности, разбору не только конкретного рассказа, но и краткого обзора творчества. Кстати, если Фурсиным рассказ не нравится, они вилять тоже не станут. Напишут, как есть, вежливо, но честно - помню, было такое! Вот иногда думаю, попросить у Олега написать предисловие к своей книге… Но не решаюсь, зная его загруженность.
Да, Олег, название совсем не связано с той песней, это просто об артиллеристах – Лёхе, Мишке, Фариде, Белецком, Марусе и так далее. Все они погибли раньше, и только Лёха дожил до наших дней, выполнил свой долг, а потом ушёл к свету с друзьями.
Дальше у Олега возникает такая интересная тема о героях рассказов, о Лёхе Фомине и Деревянко , какие они разные, как представители того поколения. Да, Лёха прост, понятен, прям и приземлён. Но тысячу раз прав Олег – именно такие люди и вывезли страну из того хаоса, сохранили и подняли. Впрочем, эта тема, интересная сама по себе, заслуживает отдельного обсуждения.
И верно подмечено, что обычно я не ищу сюжет с накалом страстей и резкими поворотами. Мне интереснее найти что-нибудь этакое в обыденном. А уж что получилось, судить читателю.
Спасибо, большое, Олег и Манана, за ваши чудесные рецензии, за ваше понимание моего стиля, за глубокое погружение в авторский мир!