В кабинете царит темно-синий полумрак. Случайный луч солнца прорвался сквозь щель между плотными шторами, отразившись серебряным отзвуком в изогнутой ножке настольной лампы. Не шевелиться и не дышать – и можно услышать, как на пол сыплются песчинки времени. Или этот шорох – не больше, чем механическое отстукивание стрелок?
Митрич врывается в кабинет белым плотным дуновением, резким штрихом по косой. Бросается плотней задергивать шторы, отключает периферийное темно-синее освещение. Комната становится океаном чернильной пустоты, и только пространство на столе, освещенное лампой – крохотный островок уюта.
- Прости, - расстраивается расплывчатый белый силуэт в темноте, усаживаясь напротив. – Очень больно смотреть?
Мне не хочется отвечать, прерывая полусонное оцепенение, извлекать откуда-то изнутри слова, связывать их в фразы… Но я хрипло откашливаюсь.
- Ничего, все в порядке. Можешь не переживать так.
- Я отвлекся с пациентом, не заметил, как прошло столько времени.
- Я же сказал, все хорошо, - стараюсь улыбнуться, не открывая глаз.
- Ну… ладно… в любом случае, капли уже подействовали, давай смотреть, что там у тебя.
Разлепить веки невероятно трудно, но я стараюсь.
На стене высвечивается небольшой экран, испещренный рядами знаков, Митрич щелкает переключателем, пока не останавливается на одном из слайдов. Потом подходит, наклоняется ко мне, в левой руке ярко вспыхивает офтальмоскоп.
- Посмотри вверх… теперь вправо, вниз… так… теперь снова вверх… влево… еще раз вниз… Теперь вперед, - офтальмоскоп гаснет, остается только прохладное серо-белое поле экрана с угольными чертами на нем. Поначалу мне трудно сфокусировать взгляд, но постепенно отдельные мелкие капли начинают сливаться в единые символы.
Ах ты ж…
- Митрич, ты где такое достал? – мой голос скрипит и проседает.
- А, заценил? Хотел удивить тебя, если честно.
- Удивил.
- Ты не отвлекайся давай. С первой строчки по порядку. Что узнаешь?
- «Шу», «Сяо», «Ю»… Ниже «яо»?
- Правильно. Последнюю видно?
- «Лю», похоже…
- Хорошо. Я доволен. Зрительная функция почти полностью восстановлена.
- Сколько раз просил тебя, не говори такими фразами. Ты как фальшивый доктор из киносериала.
- Ну извини. Иногда приходится и таким быть.
- Да… Но за таблицу с иероглифами спасибо. Приятно было почему-то.
- Не за что. Посиди еще немного в темноте, хорошо? Я такси вызову.
- А что, сам не дойду?
- Шутишь? У тебя сейчас зрачки не сокращаются, ты даже на солнечный свет выйти не сможешь.
- Буду перебегать из тени в тень, как вампир…
- Сиди, вампир, тихо. Вернусь через десять минут.
Я снова закрываю глаза, мысленно следуя за удаляющимися шагами. В коридоре кто-то тихо обращается к Митричу с вопросом, незнакомый голос вспыхивает внутри синими звездами, и мне становится грустно. Если бы мой друг был сейчас здесь, он бы задавал те же вопросы. Или просто молчал бы рядом. Ничего не спрашивая, но окрашивая пространство своим беспокойством за меня. Мне не пришлось бы ему объяснять, как я чуть не лишился зрения, что я делаю в этой темной комнате. Мне вообще ничего не понадобилось бы объяснять…
Голоса в коридоре стихли. Наступила полная тишина, топкая, вязкая, и я позволил ей поглотить себя.