Гл. 2 ОТ РОДНЫХ ПОРОГОВ…
В один из дождливых майских вечеров 1930го года в наступивших густых сумерках в окно Черных тихо постучались, будто поскреблись. Пришёл товарищ старшего сына - Николай, числившийся при сельсовете учётчиком.
- Завтра к полудню уполномоченная комиссия прибудет. В Сибирь вас погонят, как преступно схоронивших свои излишки. Под раскулачивание попали. Списки-то сельсоветом были давно отправлены… Думал, обойдётся. А уж сегодня, как узнал… Поутру завяжется! - Николай быстро ушёл, скрываясь за сиреневыми кустами.
Все оторопели. Пётр Иваныч, враз, с головы до ног покрылся холодным потом. Авдотья Егоровна обмерла, схватившись за горло. В полной тишине большая семья напряжённо смотрела на отца. Наконец, его почерневшее лицо дёрнулось, глаза быстро заморгали. «Матушка, Царица небесная, Слава Тебе, опомнился, не помер!»
Он схватился руками за виски:
– Ксения, бегом за Захаром.
Дочь стрелой кинулась к соседнему двору за дядей…
Два брата, сидя на лавке перед столом, опершись вздыбленными головами на бугристые чёрные руки, молчали. Только головы подрагивали. Авдотья Егоровна не выдержала и, крестясь, всхлипнула:
- Свят, свят, Петр Иваныч, ить девять душ. Клавушка с Федюнькой совсем малые. Не дойдем до Сибири-ти, помрём в путях. Господь с им, с хозяйством. Можа куды сгинем. Не найдуть.
- Чаво несёшь, Авдотья,- рявкнул на жену брата Захар Иваныч. - Ни за что сваво не уступим. Горбами отхрячено. Чаво положено было, всё сдали. А энти прохиндеи ничего не взращивали, земли ихние бурьяном позаростали, какое там налоги сдавать! Сами ночами у нас же ворують - то курку, то порося, а то зярна ведро. Оттого с нас в три оброка государство и дерёть, что зямлица-то на душу поровну была отмеряна, да налоги-то сдаёть тольки тот, кто их срабатывает. Вот и платим за вредителев. Помрём, а ворам да пьянчугам не отдадим. Да, ишо можа соврал Колькя.
Дуня потерянно глядела на мужа. Петр Иваныч поднял смурной взгляд на жену, обвёл взором большую ухоженную, сверкающую чистотой горницу, рамки под стеклом с фотографиями предков, маленького сына, внучку. Вдруг как прорвало:
- Ты, Захар, нашу мать не пужай. Сам делай, как знаешь. Колька не соврал, энто точно. Елена, Пелагея, давайте-ка быстро режьте, варите петухов, жарьте утей. Да чтоб те громко не кудахчили, дворы не взлохмачивали. Елена, поначалу сбегай оповести своих. Скрытно смотри, чтоб Кольку не подвести. Уж коли нас Семёны в список вкатали, дак твоих-то с шестью подёнщиками и вовсе в первую очередь. Да сразу возвращайси. Полина-то без табя не управится. А там и так рук хватить, ежели решатся.
С силой продёрнув согнутой ладонью по лицу, продолжил: - Картохи поболее. Яйцев. И всего, чаво в дорогу и на сколь можно дольше времени. Сами лучше понимаетя. Слава Богу, Василий отучилси, да бумаги на кажного имеются. Мы с Сергеем - корову колоть. Шкуру сдирать времени нет, мясо вырежем и сразу в жарку. Всё в жарку на нутряном сале! Дольше не взопрееть. Через шесть-семь часов штоб всё было сготовлено. Дуня, на тебе с Ксеньей дети и вещи. Валитя всё на середину горницы, Василий разберёт. Вась, подтопи баньку да седлай две тялеги. Сортируй и пакуй собратое, главное: образа, справки, документы, фотографии, и всё туды грузи. Гляди, кабы чего из памяти не упустить. Одеялы, подушки… Да самогон не забудьтя. Энто таперь наша монета в разговорах с народом. А платить придё-ё-ётся. Ксения, на табе и брага. Перегнать счас же, как раз к делу поспела. Крупы, какая есть. Хватайтя всю. Отдаримся, ежели чего, дак ведь она ещё и сохраняется долго. Подсолнуховое масло… Муки… Мяшок посявного зярна. Соли. Бидоны молочные отмыть: воды попозжа наберём, когда необходимость прижмёть Ставни изнутрёв запритя немедля, чтоб от улицы не прозёвывались. Переговариваться в шёпот. Всё. Перед рассветом двинемси. Вася, до задних ворот и за ними на путях чтобы ни камешком не громыхнуло под возами, да сеном их позастилай. Неведомо где завтра голову на ночь приткнуть придётся. Ежели вовсе придётся. Коней откорми хорошенько.
Петр Иваныч сжал брату кисть руки: - Ну, братка, про наши действии ты слыхал. Приказать табе не могу. Решай сам: спасать своих, аль за волов хвататься. Только учти: мёртвым-то, им ведь вообще ничево не требуется. А мы, покуда руки-ноги имеем, перед семьями ответ держать должны. Боле некому. На Бога надейси, а мозгой шевели.
Захар Иваныч упрямо мотнул головой:
- Энто ты всю жизню рисковай, рискуешь всеми. У табя вон внучка ишшо мала. А Федька, дак и вовсе годёнок, куды попрёшь…
- Дак, тольки не в Сибирь, Захарушка-а-а. Туды и дорог-то не проложено. В город на станцию двинем. Куда поезда - туды и мы. Ну как, чего решаешь а, братик?
Захар измученно уронил голову на грудь. Через минуту встрепенулся, вроде очнулся:
- Нет, Петруш, больно страшно. Ежели чего, в колхоз проситься буду. Всё – не чужбина. А свою молодёжь счас же пришлю табе на подмогу.
- Ну, гляди. Тольки судьбу твою решать будет Семён и подобныя. Они ж уже все хлебные скамьи в сёлах позахватили. Чужбина, она, братик, души-то конечно не имеет, энто так, да можа и не враг. А здесь получилось: чем больша подаёшь - тем скорея руку и отхватять…
Братья тяжело обнялись. Понимали – придётся ли ещё когда… Слёзы застили глаза. За что? Господи, воля твоя, работали, как скаженные. Не пили, не пустословили, не бранились. Заповеди Божьи по совести соблюдали. Церквам, людям, чем могли, помогали. Может, надо было всё нагорбаченное до крохи и сдать? Так тогда и в самом деле, на кой надрываться…
___________
Через шесть часов в предрассветной мгле, не поднимая шума, ещё раз попрощавшись с родственниками, беглецы на двух больших подводах тихо через задние ворота вытиснулись со двора и полем покатили в город. Сыновья Захара Тимофей и Григорий, чтобы забрать от станции коней и телеги, ехали с ними. Все задыхались от бесшумных рыданий. Последним взором окинули деревню. Перед околицей под лунным светом горбились фигура Захара, повисших на ограде Матрёны, дочерей, снох. Вдруг, прерываясь на каждом звуке, отчаянно завопил чей-то петух. Черных суеверно обомлели. Нет, точно петух - не курица. Значит, ничего. Значит, сдюжат. Да вот и Дружок бежит рядом, не воет.
- Дедунь, - маленькая Клава умилённо глянула деду в глаза, - Дедунь, а ежели и Дружка забрать?
- Ну, коли хочешь, дак и забирай.
Петр Иванович втихаря обрадовался. Как гора с плеч. Он и сам всё думал об этом, да неловко было показать свою слабость. Внучка опередила. Клавдюнька радостно взвизгнула. Дружок, тут же вскочив на телегу, благодарно лизал деду руку. Все облегчённо вздохнули, словно вместе с Дружком забирали с собой всё, что оставили здесь: и родимые могилы, и всю Родину свою. Бросили дом, скотину - всё, что было дорого из рода в род, а собаке обрадовались, ровно душу себе вернули.
«Э-эх, и чего русскому народу с душой делать? Одним словом – препят-ствие. Ум-то он вроде и правильный - соображает. И приказы правильные отпускает. Да душа - вредитель, едри её в корень, изловчится, все те планы умные скулёмает, перевернёт и оставит русака на бобах».
– Дружок, дак ты гляди, не затеряйси, - Дуня шершавой рукой провела по голове собаки.
- Э-э нет, так дело не пойдёть. Шатко получается. Ненадёжно. Как до станции дотащимси, сразу его на привязь, - Петр Иваныч обернулся к старшему сыну.
– Сергей, контроль за тобой. Живность наша будет!
Без живности Петру Иванычу трудно было представить их будущее существование.
Василий старался разобраться в ситуации… Что же произошло? Ну, учёбу закончил, документ в кармане. Это единственное, в чём просто повезло. Дом, хозяйство, земля - всё пропало пропадом. Как мираж уползает сейчас из видимого ими пространства. Сомкнул веки. Перед глазами встал отчий дом, полный двор ребятишек. Снующих, занятых каждый своим делом родственников. Огороды, лай собак, дыхание скотины в стойлах, колосящиеся зерном поля. Вёснами, вгоняющий трелью душу в столбняк соловей на кусте черёмухи. Судорогой свело рёбра. Будто текла река, текла, завернула за гору… а из-за горы-то и не вытекла. Исчезла. Испарилась. Увидеть можно, только если закрыть глаза. Страшно… Неужели завтра снова наступит день? Сердце обмирало при взгляде на родителей: как переживут? Молодые-то ладно – сдюжат… Да доберёмся ли все куда? А то, может, в кандалы, да по этапу.
__________
- Иваныч, вы? - родители Елены с сыновьями Андреем и Дмитрием также на двух подводах, стояли спрятавшись в леске по дороге на город. Все друг другу так обрадовались, что снова залились слезами. Уж на что мужики…
То-то и оно, вместе гораздо смельчее. Все, кроме Федюньки и Клашеньки, сошли с телег и встали в рост. Низко поклонились дымам, курившимся из труб родной Покровки. Поёжились. Хоть и лета пора, а воздух прямо морозеющий. Перекрестились три раза. Женщины упали на колени и негромко запричитали, зачитали «Отче наш». Мать Елены, Татьяна Карповна, кинувшись дочери на шею, воем заголосила, сердцем прощаясь с оставшимися в чужих сёлах двумя замужними дочерьми, внуками... Понимала, что, скорее всего, никогда с ними больше не увидится. Ревя белугами, крестясь, обе повалились на землю лицом в сторону тех далёких деревень. Елена встала, гладя мать по голове, стала поднимать и её. Та вдруг похолодела и, закрыв глаза, ничком опрокинулась обратно. Все переполошились, женщины Черных, рыдая, подняли мать снохи на телегу. Её отец Михаил Егорыч, не издавая ни звука, схватившись за грудь, ровно помертвел.
- Эдак, мы и до завтрева не доберёмся. Ну-кся, все по местам. - стреляный вояка Петр Иваныч незаметно смахнул со щеки слезу.
Телеги двинулись. Татьяна Карповна, забыв про всё на свете, надрывно звала оставшихся дочерей, внуков и, вроде бы, через сонмы ветров и темень ночи различая их лица, вглядываясь вдаль, выпучивала глаза.
_________
Со станции через полчаса уходил в азиатские земли пустой скотный состав.
- Как думаешь, Вась?
- Это ж Узбекистан. Была бы вода, земля там два раза в год рожает. Сейчас у них тепло, до зимы можно успеть устроиться. Да и зимы - разговор один. Главное выбрать местность где воды вдоволь.
- Ну, и докуда проситься будем?
- До Ташкента, конечно.
- Что ж, - Петр Иваныч поднял ставший со вчерашнего дня белесым взгляд и обвёл им всех, - пошли договариваться, сын. Мужики, все свободные ёмкости заполнить водой. Гришан, Тимоша, лошадей Михал Егорыча с телегами, подвяжитя взад к нашим телегам, ежели он не против. Бедокурам нашим как раз сгодятся. Ну, пойдём, грамотей.
Они с Василием заспешили на поиски "связей". Н-да-а, под лежачий камень, однако, вода не потечёт… разве только наперёд камень подточит.
Отъезжали. Дёргался, останавливался, снова дёргался, и, наконец, медленно, с грохотом перетряхнув вагон за вагоном, двинулся состав. От боли расставания тело каждого отъезжающего трясло, как от озноба, не давая вздохнуть полной грудью. Будто до разрыва ноздрей хотелось захватить и удержать в себе навсегда весь дух покидаемой Отчизны. Покровские бродяги медленно проплывали мимо толпящихся на перроне, не сумевших договориться с железнодорожным начальством, людей, тоскливо склонивших свои веточки к земле, берёз... Глаза Захаровых сынов, как и у всех отъезжающих, заполнились слезами, заходили ходуном кадыки. «Господи, прости и сохрани! Да не дай, Ты, душам русским от боли распополамиться!»
- Вы, робяты, с кандачка-то в сяло не въязжайтя. Оглядитеся наперёд. Проверьтя всё. Можа, кони и тялеги тайно отцу нужны стануть. Поначалу отгонитя их подале. Один спрячитси, второ-ой разве-едывать пойдё-ё-ёть, - Михаил Егорыч кричал Захаровым сынам уже на ходу. Будто в воду глядел… Пригодились.