Будучи ассистентом звукорежиссёра Алиакпера Гасан-заде, я работал у режиссёра Ефима Моисеевича Грибова на картине "Воспоминание без даты".
Мой друг, Витюша Хлебчик называл картину не иначе, как, прошу прощения - "П...датым воспоминанием!"
Итак - год 1989-й. Мы, будущие гении кинозвука в составе Вити Хлебчика, по-моему, ещё одной девочки (сейчас уже не помню, как именно её звали) и меня были отправлены на "Ленфильм", на практику - к «великому и ужасному» В.Бортко, который в зале перезаписи киностудии, совместно с звукооператорами Натальей Аванесовой и Гарри Товиевичем Беленьким сводил вчистую звук знаменитого впоследствии "Собачьего сердца".
Нас Бортко с первого дня категорически невзлюбил. Ни о каком треннинге не могло быть и речи, более того - любое наше шевеление в углу зала расценивалось, как злостное хулиганство, и мы награждались фразами типа "Да что же это там такое, в углу?! Почему их прислали именно сюда?!!! Нет, так дальше продолжаться не может!"
Нам приходилось туго, и не дай Бог кому вдруг приходила нужда "справить естесственную надобность"... Обратно в зал перезаписи ему уже дороги не было. Понятно, что и вопросов никаких мы не задавали...
Витя, как человек достаточно суровый и циничный, уже готовил прощальный отлуп зарвавшемуся "гению". Кстати - о фильме тогда мы были весьма невысокого мнения, что, впрочем и неудивительно - "творцы" всё время торчали на эпизоде ловли и душения котов. Бортко коты, точнее звук их мяукания, категорически не устраивал, он полагал, что предложенное Беленьким (и записанное, по его, Беленького, словам, им лично в подвале собственного дома) – халтура. «Звук твоих котов – гневно изрекал Бортко - это не душераздирающие крики пытуемых, а зазывно-мартовские переливы влюблённых!». Беленький уныло не соглашался... Аванесова неистовствовала (горячая восточная кровь, вдобавок она была на проекте вспомогательным звеном, но вела себя, как самая главная. А Беленький не особо и возражал)
Мы наблюдали этот маразм не один день и порядком подустали от "творческого процесса" обсуждения кошачьих обертонов, перемежаемых шиканьем и рявканьем в наш адрес.
Очередным хмурым зимним утром, когда мы обречённо ползли в зал перезаписи, что на третьем этаже второго здания «Ленфильма» - нас перехватил вечно восторженный и оптимистичный до безобразия Гарик Терехов (Витя называл его "ТеХЕРов" - о-о-о, не дай Бог было попасть Витюше на язык, да в чёрный список - он мог так окрестить, что мало не показалось бы никому) - так вот, радостный Гарик поведал нам, что на первом этаже в дубляжной номер один записывает закадровый голос к своему фильму «Очи чёрные», с Мастрояни в главной роли....
САМ НИКИТА МИХАЛКОВ!!!
Там ещё лиллипут-Адабашьян с ним (так сказал Гарик), оба они этакие Пат-и-Паташон. Михалков смешно шутит, типа - "Кинокомпания такая-то, при участии, а... э-э-э-э....пуррррк! Давайте заново!"
Гарик сообщил, что все наши уже там, и вообще вся киностудия там, надо бежать скорее, туда ещё пускают, но мест уже нет.
Михалков, оказывается, мог сделать шоу из чего угодно - хотя бы из такого проходного мероприятия, как запись закадрового текста (там полфильма на французском - как у Л.Толстого в "Войне и мире").
Витя отнёсся к идее посетить это михалковское великолепие достаточно скептически. Во-первых - ко всем предложениям Гарика он всегда относился весьма пренебрежительно. Во-вторых, Витя справедливо рассудил, что максимум, на что мы успеем - так это потолкаться в узком коридоре перед уже закрытыми дверями аппаратной. И в-третьих - Витя не любил Михалкова так же, как и Бортко. Тогда - во всяком случае точно не любил. Девочка наша всегда поступала, как ей приказывали - она, кстати, оказалась наиболее старательной студенткой, и впоследствии сама ассистировала Беленькому, но это случится только через два года, а пока она согласно кивнула, и мы поспешили в зал перезаписи, предварительно забежав (по уже выработавшейся привычке) в WC.
В зале сидели Аванесова, Беленький и инженер - Валентина Ивановна. Мы слегка опоздали, и уже готовились принять очередной ушат шипения в свой адрес, причём мы с девочкой собирались выслушать мэтра, смиренно опустив головы, а Витя (так мне тогда показалось) уже почти полностью созрел для того, чтобы гневно «отлупить» БорткЕ своё гордое "фе!" и удалиться навсегда.
Но Бортко (к нашему удивлению) отсутствовал.
Витя весьма развязно пошутил, что, дескать, "неужели и он в дубляжной номер один – пошёл поглазеть на Михалкова и его театр одного закадрового голоса?"
Вдруг дверь распахнулась (а кто знает, какие двери в зале перезаписи "Ленфильм", может представить, сколько сил нужно было приложить при их открывании, чтобы они "распахнулись"), и... Нет, Бортко не вошёл, и даже не вбежал - он ВОРВАЛСЯ в зал перезаписи, и в первые секунды с каким-то остервенением оглядывал присутствующих (мы, как всегда, спрятались в тёмном углу - благо их хватало).
Потом Бортко сел на свой стул, и спросил у Беленького - "Плёнки готовы?" Не дожидаясь ответа, сорвал трубку телефона (связь с аппаратной, монтажной и проекционной) и потребовал монтажницу или монтажёра. Ни той, ни другой он не услышал (позже выяснилось, что они просто не успели добежать до телефона) и с треском бросив трубку, выдал примерно следующее.
- Ну, конечно! НИКОГО НЕТ! НИГДЕ НИКОГО НЕТ! ПРИБЫЛА МОСКОВСКАЯ, да нет МИРОВАЯ ЗНАМЕНИТОСТЬ! И ЛЕНФИЛЬМ ВЫМЕР!!! Я даже не видел никого на проходной!!! ПУСТЫЕ КОРИДОРЫ!!!! ВСЕ ТАМ!!! В ДУБЛЯЖНОЙ НОМЕР ОДИН! А ЛЕНФИЛЬМОВСКИХ РЕЖИССЁРОВ ПО БОКУ, ДА?!!!"
И что-то ещё в духе монолога Коровьева в Торгсине (кстати - Булгаков был более, чем к месту) - с обязательным финальным "А НАШЕМУ-ТО? НАШЕМУ?!!! ГОРЬКО МНЕ! ГОРЬКО!"
Когда первый залп был сделан, Бортко внезапно увидел... Витю, который зачем-то встал и "вышел из тени".
- А вы? Почему вы здесь? (сарказм вопроса зашкаливал, как стрелка индикатора при воспроизведении унылых кошачьих возгласов – замечу в скобках, что Гарри Зелеманович Беленький наивно полагал, что увеличением уровня звучания их мяуканья,удастся убедить Бортко признать мартовские крики за душераздирающие)
А ВЫ ЧТО ЖЕ НЕ ПОШЛИ ПОГЛАЗЕТЬ НА ЧУДОВИЩНО СЛОЖНЫЙ ПРОЦЕСС ОТКРЫВАНИЯ-ЗАКРЫВАНИЯ ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО ДВИЖКА МИКШЕРА?!!!
И тут Витя ему выдал... По самые, извиняюсь, гениальные яйца!
- Мы, УВАЖАЕМЫЙ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ, ПРИШЛИ СЮДА, К ВАМ (?!!!), ЧТОБЫ УЗНАТЬ ВСЁ ПРО НАСТОЯЩЕЕ ИСКУССТВО. НАМ НЕ НУЖНЫ КЛОУНЫ В ЦИРКЕ, НАМ, КАК БУДУЩИМ ЗВУКООПЕРАТОРАМ НУЖНО ПОПРИСУТСТВОВАТЬ НА ПРОЦЕССЕ ПЕРЕЗАПИСИ У НАСТОЯЩЕГО МАСТЕРА.
Пауза была не чеховской, не качаловской, она была вообще не знаю, чьей...
НО И ОНА (вкупе с яйцами) БЫЛА ГЕНИАЛЬНОЙ!
Потом начался второй акт... Ма (или "ме"?)рлезонского балета.
- КОНЕЧНО! КОНЕЧНО!!!! (Бортко уже обращался непосредственно к Вите)
ЗДЕСЬ ЖЕ, В ЭТОМ ЗАЛЕ, ПРОИСХОДИТ САМОЕ ГЛАВНОЕ - для вас, звукооператоров, да и для режиссёров, вообще для всего кинопроцесса! Что закадровый текст? Его техники запишут! Уборщица запишет, если что! А ПЕРЕЗАПИСЬ?!!! ЭТО ЖЕ ВИРТУОЗНАЯ РАБОТА!!!
ЭТО ЖЕ ДЛЯ ВАС ВСЁ ПРОСТО НЕОБХОДИМО!!!
И вообще, вы садитесь поближе - вы, э-э-э.. («Виктор» - подсказал Витя) Да! Вы Виктор, и вы, хм... (Мы скромно топтались в Витюшином аръергарде, и под велики бортковские очи выйти не осмелились) – ПОДХОДИТЕ К ПУЛЬТУ!!!
И СПРАШИВАЙТЕ! НЕ СТЕСНЯЙТЕСЬ!
Гарри! Ты всё им показывай, Наташа, Валя – чтобы они не спросили - всё объясняйте! Им в будущем работать!
На следующий день в зал перезаписи нас не пустили. Сведение сцены с котами накануне завершили, начинался процесс перезаписи эпизода в цирке, и Владимир Владимирович в категорической форме потребовал, чтобы никаких мешающих студентов в зале не было.
1989 год. Ленинград. Институт киноинженеров.