Лабжурнал Тарантоги
Опыт № Lj,hjltkfntkm - 2
***
Профессор Тарантога не успел опомниться, как в комнату, через окно, ворвались свирепые клоуны. Словно разъяренные звери они набросились на своего обидчика и Тарантога с ужасом наблюдал из термопечки, как кровожаждущие клоуны, аки коршуны, глумились над безжизненным телом отважного звездного радиста.
Сначала профессор Тарантога испугался, что Родриго причинят вред, поскольку знал о его больных печени и почках, но, к счастью, нападавшие били радиста по голове, то есть никакого ущерба звездоплавателю причинить не могли.
Внезапно профессор вспомнил о своем последнем изобретении, радость по поводу которого прервал визит Родриго. Несомненно, провидение свело воедино две временные пространственные точки, чтобы теоретический, пока еще, вклад в науку, в полной мере проявил себя в практическом плане. Изобретение было последним кирпичиком, а, можно сказать, даже солидным кирпичом, в вековых поисках Человечества мирного разрешения всех конфликтов и искоренения войн и распрей как таковых... изучив и препарировав, а, вернее, сначала препарировав и потом изучив несколько тысяч самых разнообразных представителей фауны профессор Тарантога выявил таки в них центры Добра, влияя на которые, посредством иглоукалывания, прижигания или тыкания стерильным карандашом, можно было заставить подопытных совершать только добрые поступки... змеи не проглатывали мышей, а просто носили их в зубах согревая и оберегая, слоны переставали ломать деревья и гадить, обезьяны переставали мерзко чесаться, а тараканы стройными рядами выходили на свет поближе к изумленным воробьям.
Правда, спустя некоторое время змеи умирали со счастливыми улыбками, продолжая держать, также предсмертно улыбающихся мышек, обезьяны покрылись шевелящейся шкурой паразитов, а потом... потом, вдобавок ко всему, лопнули два слона... как раз во время совместного застолья с отважным капитаном Йоном Тихим. Он, еще помнится, уронил лимон в солонку и озадаченно спросил
-Чего это у вас там бумкнуло?
К тому же очень утомительным было иглоукалывать, прижигать или тыкать в центры Добра... поэтому, немного поэкспериментировав, профессор Тарантога собрал излучатель и подобрал частоту, при помощи которой воздействовал на упомянутые центры. Это избавило его от необходимости бегать с иголкой или спичками за глупыми злыми животными... а также, памятуя о печальной участи змей и особенно слонов, позволило избегнуть падежа материала и следующей за ним утомительной уборки территории. То есть - он просто установил на излучателе... так называемом ''Доброделателе'', плавный регулятор – верньер и теперь мог плавно регулировать, как следует из названия, меру насильственного Добра.
Теперь, после достаточно длительной дозы Добра в определенных местах, слоны могли, спокойно и беспрепятственно, не спеша, убежать сломя голову в специально отведенное место и ломать деревья и делать все остальные гадости именно там, а не где попало... как раньше... в дотарантоговское время.
Беда была лишь в том, что до сих пор профессор Тарантога не имел возможности испытать свой излучатель на хомо сапиенс, то есть на людях. Теперь же судьба сделал так чтобы звание первого испытателя выпало на долю любезного друга Родриго. Он, несомненно, будет горд этим, то есть тем, что его назвали хомо сапиенсом, и помнить об этом происшествии всю свою оставшуюся жизнь. Клоунов профессор Тарантога за людей не считал и потому сразу отмел в сторону крамольную мысль о том, чтобы упомянуть и их в своих мемуарах как: тоже ''первоиспытателей''.
Незаметно, и почти бесшумно выползши из термопечки, профессор Тарантога подкрался к излучателю собранному им на базе старинного кинопроектора и, нащупав шнур, воткнул вилку в розетку. Тут же раздалось знакомое жужжание... это находившиеся в лаборатории мухи и комары спешно стали покидать район эксперимента.
Обычно так поступали все подопытные – видно подсознательно злая натура животных сопротивлялась Добру и старалась спастись, выйдя из зоны действия излучателя. Тарантога, учтя это, излучал Добро широким конусом, чтобы сделать бессмысленными все попытки подопытных избежать одабривания.
Вот и сейчас насторожившиеся клоуны бросились было бежать к двери, но в этот момент потоки волн активатора добрых поступков настигли их и пронзили их тела.
Тарантога, весь взмокнув от напряжения увидел, как они остановились словно налетев на невидимую стену: было видно как им плохо и жутко от внезапно настигшего их совершенно неизведанного ранее желания... корчась и извиваясь один из них, а именно красный, застонав, вдруг рухнул на колени и стал сгребать ладонями разбросанное по полу конфетти. За ним последовал второй, зеленый: он стал махать руками вокруг себя, видимо пытаясь оттолкнуть от своего организма волны доброделания, чертыхнулся в бессилии... тут же в наказание шлепнул себя по губам и стал отнимать у красного уже собранное в кучку конфетти и совать себе в карманы. Третий, то есть синий стал снимать с зеленого башмаки, чтобы их почистить... поскольку они не снимались, и к тому же чистить было нечем, он стал облизывать их прямо на сотоварище. Язык у него тоже был синим.
Попавший в зону облучения Родриго, не открывая глаз, медленно поднялся, все еще крепко сжимая в руках свое оружие – метлу и, гордо выпрямившись, стал резкими механическими движениями подметать пол.
Тут же мерзкие клоуны сообразили, что в деле доброделания отважный и ненавистный радист получил явное преимущество, и с воплями налетели на него и стали, толкаясь и извиняясь, отнимать у него метлу. Родриго все еще с закрытыми глазами и находясь в глубоко бессознательном состоянии, защищал свое добро руками и ногами, чтобы нести добро людям.
Опасаясь, что так они поубивают друг друга, профессор Тарантога увеличил мощность излучения. Подопытные стали двигаться, подметать, отнимать и толкаться быстрее... извинения и слова сожаления стали цветистее и произносились скороговоркой. К тому же Синий схватил Красного и стал вытирать им пол, а Зеленый одной рукой вырывал у Родриго метлу, а другой гладил его по голове.
-Интересно! – подумал с удивлением Тарантога. – Как то все это происходит не так как я предполагал.
Он еще больше увеличил мощность.
Родриго внезапно бросил метлу и, вскинув сжатый кулак, закричал
-Эль вива Мексика! Свободу всем от тирании и самодержавия!
Клоуны встали рядом с ним и закричали
-Смерть директору цирка! Свободу клоунам и профсоюзам!
-Сначала Мексике!
-Сначала смерть директору!!!
Они опять сцепились, видимо потому что явно, ведь, было, что два дела одновременно делать нельзя, тем более в разных концах света, и, следовательно, выполнение одного доброго дела нанесет вред выполнению другого доброго и полезного дела.
Тарантога уже не пытаясь, на ходу и в цейтноте, делать выводы, просто еще больше увеличил мощность.
Родриго и клоуны перестали драться и разом повернулись к Тарантоге.
-Мир страдает! – громко и торжественно сказал Родриго. – Мир прекрасен изначально. В постигшей нас судьбе виновата наука и вот эти вот ученые! Это они придумали машины, ракеты, самогонные аппараты...
-И батуты с велосипедами! – поддержал его Синий.
Они стали шаг за шагом приближаться к Тарантоге.
Насмерть перепугавшись их озверевших от желания принести добро всему Миру оскаленных физиономий Тарантога поспешно снизил мощность, стремясь повторить уровень добра в виде чистоты и подметания.
Подопытные снова стали бороться за метлу и, сломав ее, стали остатками сгребать мусор в кучки, прятать в карманы и даже попытались вылизать пол... в прямом смысле.
-Прекратите! – раздался изнемогающий от мучения голос.
-Кто это?!! – с ужасом спросил Тарантога.
-Это я... Йон! – раздалось из большой холодильной камеры, которую Тарантога установил несколько лет назад чтобы попытаться возродить к жизни найденного в вечной мерзлоте шерстистого носорога.
-Господи! Что вы там делаете? – воскликнул Тарантога.
-Почему-то подметаю и ощипываю вашего носорога! Спасите меня!
Как оказалось – холодильная камера оказалась в секторе воздействия излучателя. Тарантога спешно сдвинул раструб Доброделателя и открыл дверцы холодильника. Едва он это сделал как из дыхнувшей морозом камеры выпал отважный звездный капитан Йон Тихий громко ругаясь на нескольких языках системы Бетельгейзе.
Бросив взгляд по сторонам он с опытностью старого и прожженого звездоплавателя сразу все понял.
-Следовательно я был прав – это вам я благодарен своим положением и мучениями! Дважды причем!
-Почему дважды? – ошарашено спросил Тарантога, за спиной которого продолжали драться клоуны и Родриго.
-Ну, как почему?!! Это же вы с Родриго вчера меня поместили в холодильник к этому вашему носорогу. Мерзость какая!
-Зачем?
-Затем что я сказал как иногда сожалею о том что отказался от судьбы одинокого звездоплавателя и набрал команду, словно, к примеру, Пиркс.
-Ну да, ну да! – согласился Тарантога. – Вы же всегда предпочитали одиночные путешествия... в смысле путешествия в одиночестве. И почему вы решили изменить своему правилу? Напомните... извините я не помню что было вчера.
-Не мудрено, если учесть что Родриго трижды бегал в корабельный реактор... за напитками.
-И все же!
-Мне стало скучно и одиноко... это же естественно! Но вчера мне стало понятно, что одному на моем корабле мне было спокойнее чем в окружении не совсем разумных существ.
-Ах так! – закричал Родриго продолжая драться с клоунами. – Так полезай в холодильник и сиди там в одиночестве, если тебе не нравится наша компания!
-Вот – вот! – вздрогнув сказал Тихий. – Вот после этого вы и поместили меня в камеру... чтобы переждать я одолжил немного шкуры у вашего носорога и заснул. И проснулся только когда неведомая сила заставила меня выйти на мороз и чистить лед.
-Каррамба! – закричал Родриго. – Братья! Где-то здесь есть лед... мы должны счистить его пока кто-нибудь не поскользнулся и не сломал себе руки и ноги.
Синий клоун заплакал, а Красный и Зеленый стали рыскать глазами по сторонам в поисках льда и снега.
- Наверное придется прекратить опыт! – с грустью сказал Тарантога. - Доброделатель оказался несовершенен... как я не увеличивал его мощность чистого добра мне достичь не удается. Хотя в конце они пытались уничтожить меня и науку в моем лице... неужели они правы?!!
-Не надо! – попросил его Йон. – Не надо отключать. Дайте мне насладиться зрелищем Родриго наводящего чистоту.