Пролог
Автор заранее предупреждает: данное сочинение не стоит рассматривать как бессистемные путевые заметки, не связанные общим сюжетом. Любые дилетантские попытки внедриться в тот или иной аспект общественной жизни корреспондируются с личным опытом автора и реально прожитыми ситуациями.
***
Зачастили 70-ти летние юбилеи. Сокурсники, друзья детства, товарищи и единомышленники один за другим отмечали свои солидные даты. Они стали первыми послевоенными детьми, когда отцы вернулись с фронта и активно принялись за мирное созидание.
Павел побывал уже на нескольких торжествах и везде недоумевал по поводу устройства столь пышных празднеств. Но у каждого были свои причины пригласить много гостей, ради которых можно и посидеть смущенно во главе стола и послушать сомнительные славословия.
Свои дни рождения, круглые даты и всю эту нелепую суету он не любил, последним юбилеем под давлением общественности было 50-тилетие. Ничего хорошего из этого, помнится, не получилось.
Сначала бывший его начальник, человек значительный, вельможный и остроумный (что не всегда сочетается) произнес изящный тост: «…вот скреб, скреб человек и доскреб…». А потом и вовсе вышла неприятная история, когда жена и дочь застукали его с молодой бухгалтершей. Ничего там такого не было, но напридумывали всякие глупости, а он начал позорно оправдываться. А потом еще и голова с похмелья болела.
Однако, до 70 не каждый доживает, надо было как-то отметить. Он придумал и охотно делился такой мыслью: после 70 умирать не стыдно, хотя и спешить не обязательно. Потому как спросят люди «…да что вы говорите? Всего 69? Молодой же еще, жить бы да жить ему, какое горе…». А после 70 уже скажут «Ну что же поделаешь… Возраст все-таки…». Типа пора и совесть иметь, сколько можно.
Придумка эта, всякие шутки и прибаутки проблему «как-то отметить», конечно, не решают. И родилась идея день своего 70-тилетия отметить велопробегом на 70 км.
- Дед, ты случайно не чокнулся, - спросили дома и тут же процитировали современного барда, - «ты же что у нас, сука, спортсмен?» А в 80 куда поедешь?
- До 80, как до Антарктиды, чего об этом думать? – Принял он стихотворную «суку». - Будем ставить реальные цели. Вот 70 одолею, и хорошо. И в дистанции этой есть определенный смысл.
Здесь подразумевалось несколько положительных моментов. Не каждый с ним поедет. Если и будут желающие, хвалить юбиляра у них возможностей будет мало. Не так-то легко на ходу выкрикивать положенные лозунги, дыхалки не хватит. Все поздравления можно получить по телефону, а по окончании пробега не грех вполне оправданно отключить рингтон и отрубиться на диване до позднего вечера.
В общем, идея ему показалась удачной, и началась подготовка к пробегу. Чтобы не отрубиться совсем. Разработал два тренировочных маршрута: 30 и 42 км по два-три раза в неделю в зависимости от погоды.
***
Сегодня погода была неприветливой, порывами дул холодный ветер, градусов на 10-12 апрель расщедрился. Друг Сеня напрочь отказался ехать, предоставив ему самому решать свои проблемы. Он выехал из подземного паркинга. Сразу стало неуютно, но предтренировочные приготовления отвлекали от климатической зависимости.
Сначала пересек проспект по подземному переходу, потом доехал до П.И.Багратиона, сидевшего на коне с бдительно усеченными яйцами, потом миновал реку по облюбованному фотомоделями закрытому мосту. Пока добирался до Краснопресненской набережной, разогрелся, размялся, втянулся, и все стало не так страшно.
Велосипед легко катился вдоль реки, прекрасно работали гидравлические тормоза системы Штильмана, дышалось свободно и появилось бодрое ощущение привычного спортивного ритма.
Впереди, в створе гостиницы Украина и Дома Правительства теснилась толпа, издали похожая на несанкционированный митинг с флажками типа «Свободу Фридому!». Подъехав, он с облегчением обнаружил всего лишь китайцев с палками селфи. А так, были серьезные опасения попасть в историю. Такие демонстрации разгоняют быстро и решительно.
Длительный велопробег представляет собой некий монотонный процесс. Смена обстановки его разнообразит, но происходящее вокруг фиксируешь автоматически, останавливаясь только на необычном. Поэтому рутина однообразных движений хорошо способствует размышлениям, свободного времени для которых достаточно.
В начале, как водится, мысли крутились вокруг печального, старческого и необычайно назойливого увлечения. С долей сомнения вспомнилась литературная аудиенция, устроенная при помощи влиятельных друзей.
«Проблема взаимоотношений писателя и критика, а в вашем скромном случае самодеятельного автора и такого же комментатора является старой, если не сказать древней» - значительно поведал маститый литературный генерал. Более определенного Павлу услышать не довелось. Генерал аккуратно доел все четыре блюда, которые заказывал с демонстративным отвращением, запил доброй порцией самого дорогого вина, обнаруженного в меню, вытащил из-под красного галстука салфетку и важно удалился. При этом он отечески потрепал Павла за плечо и пробормотал «Увидимся».
Собственно говоря, поводом для приглашения известного прозаика на творческий обед была обозначена потребность узнать, каким образом писатель-фантаст Р. умудрился всунуть на фасад знаменитого дома свой мемориальный барельеф между двумя досками партийных бонз. Показалось, что такая тема не оставит настоящего мастера равнодушным.
Павел уже достиг такого положения, что в ресторанах мог читать меню не как Тору. В отличие от героини Довлатова, которая изучала перечень блюд справа налево. Приглашенный писатель пошел еще дальше: он смотрел только на правую колонку и выбирал исключительно по максимальным ценам.
В ожидании заказа писательский начальник еще был разговорчивым и сообщил, что Р. аферист и врун, а доской своей обязан родственникам, которые сильно постарались в мэрии.
Потом принесли закуски, и разговор не заклеился. Павел поерзал и решил извлечь из памятной встречи хоть какую-то пользу. Он развез нескончаемое нытье о том, что отзывы писать гораздо легче, чем самостоятельный текст. Ведь комментатор имеет уже приготовленный автором сюжет, интригу, завязку в виде изложения сути вопроса и развязку в виде выводов. С таким материалом можно быть остроумным, кратким и убедительным. Для солидности еще залезть в вики и скопировать возражения, ни мало не заботясь о достоверности сетевого фастфуда и полноте эрзац-знаний.
- Так легко и задорно писать комменты. Тон уже задан. И все огрехи автора хорошо видны, и всегда находятся у него противоречия… Все вроде бы ясно, как правильно писать. А сам начнешь и утыкаешься в непробиваемую скуку. Получается казенно, прямолинейно и безжизненно.
Писатель молчал, всецело занятый всплеском активности здорового пищеварения.
- Не выходит ведь «Рядом лежала медсестра, плоская, как слово на заборе», а казалось бы, так просто…
Писатель поперхнулся, выпучился на Павла, и на лице его отпечаталось сразу несколько гневных возражений. Однако, быстро совладал со своими эмоциями, укротил праведный пыл, сдулся и благоразумно вернулся к более приятному.
- Гораздо труднее автору. – Продолжал гнуть свое Павел. – Можно более-менее сносно описывать свою жизнь, которая сама уже придумала и сюжеты, и трагедии, и комедии. А берешься за придуманных героев, и сразу получается нудная жвачка. Вроде и задумка хорошая, и история интересная, и герои есть, а сядешь перед чистым листом на экране и начинаются мучения…
- Это вопрос? – неохотно оторвался, наконец, от трапезы генерал, - лично я не мучаюсь перед чистым листом. Я беру в руки перо, когда силой воображения уже вижу на нем живых героев и трагические обстоятельства.
В свое время он создал несколько тонн неликвидной макулатуры, ныне успешно подвизался в литературном рабстве у своего высокопоставленного начальника. Но продолжать заваливать современные книжные магазины сочинениями своего шефа это одно дело, притом хорошо оплачиваемое. А наставлять графоманов ему было уже совсем неинтересно.
Так Павел про настоящую литературу из уст признанного гения ничего толком и не узнал.
Новодевичью набережную, по которой он сейчас ехал, перестроили в прошлом году. Теперь тротуар был разделен газоном на пешеходную дорожку и велосипедную, ярко размеченную и маркированную прямо на асфальте цветом и значками с изображением велосипеда. Пешеходные граждане почему-то стремились только на нее. Он всегда замечал, что если даже дорожки идут рядом, и значки четко указывают на их назначение, пешеходы упорно выбирают путь велосипедистов. И в этом, очевидно, проявлялась загадочность русской души.
Люди не смотрят под ноги, потому что это скучная проза. Их больше привлекает романтическая перспектива, горизонты и небо. В то же время они бессознательно выбирают более яркую цветовую разметку, поскольку по директивно-намеченному пути легче идти. Они беспечно игнорируют предупреждения об опасности, в мечтах такие мелочи просто не замечаются. Наконец, проявляется и упрямство. С какой стати им будут указывать, где ходить? Где хотим, там и ходим, значки какие-то нам не указ. Он вспомнил Германию и как там агрессивно отстаиваются права велосипедистов, а пешая публика даже и не помышляет на них покушаться.
Возвращаясь к писательству, мысли переключились на недавнюю статью на одном сетевом портале. Достаточно молодая дама, что для портала с его престарелыми посетителями уже явилось событием, написала, как она из России переехала в ту же страну, только под названием Израиль. Этим она в гротескной форме хотела покритиковать действия властей, и в чем-то была права. Но переносить уродства старой советской истории на современный Израиль даже для гиперболы было чрезмерным. Ну не ждали никогда в ужасе обычные граждане неминуемого прихода тайной полиции по ночам для совершения массовых арестов по фантастическим поводам! А в СССР это было нормой.
Но не статья удивила Павла, а реакция на нее. Некоторые отзывы поражали комичностью сравнений низкого интеллекта автора с несомненно высоким собственным, как будто это была заведомо всем известная аксиома. Её упрекали в молодости, что для сайта вообще-то является проблемой, он, к сожалению, неотвратимо стареет. Вроде бы радоваться надо, что молодые заходят, а не кидаться на них со своим разрушительным бичеванием при наличии поводов для критики по существу.
К счастью, нашлись и иные комментаторы, что вселяет некоторые надежды, хотя от проблемы постепенного вымирания сетевых, нероссийских русскоязычных сообществ уйти чрезвычайно трудно. Истинные носители русского языка неотвратимо стареют, а молодым естественно общаться на языке окружения.
Что касается «левой толерантной своры», тоже пошумевшей под статьей, то у Павла, как бывшего руководителя больших коллективов и разнообразно настроенных подчиненных мнение сложилось твердое. Он считал, что левизна большинства обывателей это попытка за чужой счет выглядеть хорошо. С политиками ясно – для них левые идеи являются средством. С молодежью, пока еще теплично-инкубаторской и не изнасилованной жизнью – тоже ясно: ей «справедливые» идеи могут быть близки.
Остальные последователи – просто теоретики, на себе ничего не испытавшие, но хитренько знающие как славно прослыть… – и далее по списку благодеяний.
Встречаются среди них и законченные идиоты вроде того ограбленного и изнасилованного сомалийцем, заливающего горе наркотой, потом сильно расстроенного из-за высылки обидчика на родину. Хотел, видимо, чтобы тот остался в цивилизации, послушал Шопена и решительно поставил крест на своих сексуальных претензиях к европейцам. А может, и обиделся, что один оказался на острие толерантности, и сомалиец не сможет теперь трахнуть еще пару членов высокоразвитого общества.
Унылое занятие - наблюдать духовную деградацию, замешанную на политике зависти, Запад, встречающий варваров с жалкими улыбками, плющевыми игрушками и цветами. Характерно, что и варваров этот придурковатый инфантилизм не побуждает к собственному развитию. Им вполне достаточно чужих плодов цивилизации.
Не кто иной, как левые «уравниватели» услужливо обеспечили цивилизованному обществу хамскую усмешку Брейвика в ответ на старания администрации создать ему неоскорбительные условия отсидки. Своими требованиями уважать наглые запросы убийцы, которые почему-то выдаются за права человека, они создают национального монстра. Его имидж работает на разрушение ими же любимой толерантности по отношению к мигрантам. Логики никакой, но зато легко отметиться в качестве проповедника справедливости… (и далее по списку благодеяний) – постоянного заманчивого занятия левых.
Павел на себе испытал очарование левых идей в профсоюзной обертке.
Лет 20 назад в Парагвае предстояла работа и необходима была местная рабочая сила. Месяца за три до начала знакомый буровик, сириец Рубен привел его к профсоюзным лидерам. Как нормальный буровик, а не как праведный мусульманин, Рубен курил по пачке в день, пил водку по-русски и играл в карты, как старосочинский катала.
Лидеры защиты рабочих интересов оказались веселыми ребятами. Они достойно приняли подарки из России в виде двух коробок местного пива, быстро научились разбавлять его маленькими порциями водки, хорошо принимали гостя и веселились по-латиноамерикански. В ходе встречи никаких обещаний не было, просто обсуждали возможности.
За месяц до начала работ адвокат объяснил, что персональные трудовые отношения иностранной фирмы с местными людьми крайне нежелательны. Поэтому на выполнение сервисных услуг по контракту была приглашена местная фирма, которой владел проживающий в Парагвае ковбой из Оклахомы. Он оказался классным, умел все, что и Рубен, только в карты не играл. Зато с одинаковым мастерством управлял лошадью, джипами и своим самолетом «Сессна». Его жена куда-то испарилась, и на руках остался 5-ти летний сын, который каждую ночь одинаково крепко засыпал в самых разных условиях: от конского седла до шумного ресторана.
Профлидеры уже наобещали определенным людям работу, а когда обнаружили, что ее выполняют другие парагвайцы, обратились к испытанному методу – демонстрациям. Первая попытка у президентского дворца закончилась неудачно. Бездушные администраторы сразу разобрались, что более ста рабочих мест предоставлены гражданам страны, и демонстрантов быстренько разогнали.
Но защитники обездоленных на этом не успокоились и в следующее воскресенье собрали толпу около дома российской компании. На улюлюкание, свист и веселое хоровое пение с размахиванием разоблачающих лозунгов, вышел начальник безопасности фирмы, отставной парагвайский полковник. Перед двухметровым, кирпичным, глухим южно-американским забором он командным голосом объявил, что дома никого нет, директор давно уехал на место проведения работ в пустыню Чако округа Букерон.
Лидерам это было без разницы. Они и не надеялись на выполнение своих «справедливых» требований. Главным для них было показать людям свою работу, а результат – это уже другой вопрос. Поэтому они подзуживали народ продолжать концерт до вечера. В шесть часов все с митинга отправились прямиком на футбольный матч Парагвай - Боливия.
***
Между тем Павел не заметил, как миновал Лужники, где шла интенсивная подготовка к мировому чемпионату по футболу. «Хорошо бы дожить до 18-го» - вот уже лет пять причитал, аж самому надоело. Потом пролетела Фрунзенская набережная. Здесь ничего примечательного кроме загадочного военного объекта напротив Минобороны и охраняемого часовым в будке с непроницаемым стеклом.
Съехав с Кузнецкого моста и выбравшись на Пушкинскую набережную, Павел наткнулся на стену гуляющей публики. Казалось, проехать невозможно. Но при ближайшем рассмотрении в толпе оказались прорехи и прогалины, умело используя которые можно было сносно лавировать. Он подумал, что так и в жизни: поначалу кажется невозможным преодолеть груду немыслимых барьеров, но углубляясь в решение задачи и занимаясь этим страстно, упорно и со знанием дела, находишь каждый раз нужный вариант.
Он вспомнил, что именно в такой обстановке в начале нового века на европейском Севере был успешно завершен труднейший проект по заданию компании Тоталь. Ни одна, даже самая продвинутая иностранная или российская фирма, не смогла бы выполнить его в требуемые сроки. А они выполнили. Таков был настрой 200 человек. Павлу пришлось даже выступить в местной Думе и настроить депутатов против губернатора, который имел свой интерес и принуждал использовать на подряде свою структуру за фантастические деньги. Правда, депутатов упрашивать долго не пришлось: к этому времени губернатор уже всех порядочно разозлил.
Но самым тяжелым было сохранение постоянного рабочего ритма. На месторождении находилось полно объективных причин, и была одна субъективная - Новый год. Так уж водится в России, что гулять начинают с католического Рождества и очухиваются на старый Новый год. Геофизический куратор заказчика, скользкий тип с вечно мокрыми ладошками хорошо это знал и сладостно готовился провести свою маленькую победоносную войну. Он уже подсчитывал, в какую сумму штрафа выльются дни российского разгильдяйства, помноженные на 15 тысяч долларов суточного простоя. И тогда Павел решил на проекте остаться и к семье не ехать.
Все было организовано четко. 31 декабря работали до 21:00, потом в 23:00 все были приглашены в столовую. На каждого полагалось по полбутылки водки, дамам – шампанское. Из серьезных и ответственных ребят назначили дежурных, генеральный директор произнес душевную речь. Народ оценил тот факт, что директор огромной компании встречает семейный праздник именно в этом, небольшом коллективе, проникся пониманием и вел себя в целом достаточно пристойно.
Один геодезист после целого дня ходьбы на морозном воздухе быстро окосел, пытался подебоширить, получил в глаз, и был уложен в койку. Других инцидентов не было, первого января все дружно продолжили детализацию месторождения. Куратор получил «сосалыча». Травмированный геодезист наутро трудно приспосабливался подбитым глазом к теодолиту, но холодный окуляр быстро вернул ему остроту зрения.
Проехал мимо кафе, где когда-то в присутствии красивой дамы они с Сеней спорили об Украине. Сейчас не спорят. Уже не о чем. Недавно, правда, Сеня заметил:
- Превратили после майданов свою страну в журнал «Крокодил» позднего Брежнева. Уже никому не смешно, а печататься надо.
***
Проезжая мимо Андреевского монастыря, плохо опознанного интернациональными любителями сетевых знаний, Павел обратился к теме эмиграции.
Он слышал, что в большинстве американских семей дети после школы становились вполне самостоятельными, с родителями мало связанными и жили отдельно, редко посещая отчий дом. Родители, в свою очередь, тоже особо к детям не лезли и продолжали жить своей жизнью. Так воспитывается самостоятельность.
Прогрессивную буржуазную технологию воспитания поддерживали и некоторые передовые советские семьи. У друга детства Вовы папа был большим начальником в областном КГБ, а мама – секретарем горкома партии.
Когда 20-ти летние приятели благополучно возвратились домой после первой геологической практики в Крыму, Павла встретили ликованием, слезами, поцелуями и радостью от несбывшихся, самых фантастических предположений. Не успели собраться за праздничным столом, как пришел Вова и попросил чего-нибудь поесть.
- Родители в командировках? – не уложилось у мамы Павла.
- Дома оба, - грустно сообщил Вова, - папа выглянул из кабинета, сказал «А, это ты. Как доехал?» и тут же вернулся к написанию доклада о компартии Китая. Мама, тоже утомленная подготовкой статьи для «Работницы», поцеловала в лоб и послала на кухню к засохшей яичнице. Я и пошел к вам, а они даже и не заметили.
Совсем не передовое отношение к детям передалось и Павлу. И он, и особенно жена так интенсивно и неравнодушно опекали сначала дочь, потом внуков, что последним иногда хотелось, чтобы старики хоть иногда жили своей жизнью и занимались собой. В этом смысле Павел не мог полностью согласиться с известной фразой: «Эмигранты – навоз для своих детей». Если причинами пересечения или не пересечения границ являются дети, их судьбы, наклонности, возможности, будущее,- то эмигранты ничем не отличаются от оставшихся. Все такие заботливые, так или иначе, остаются навозом для потомства.
Пришлось резко затормозить, маленький пацан на самокате вильнул и стал неожиданно разворачиваться прямо в гуще движения. Павел вопросительно посмотрел на родителей, те вспыхнули молниями, и у каждого была своя правда.
Потом вспомнилась Зоя Волкова, судьба которой была символична и похожа на жизнь некоторых эмигрантов.
В юности у нее были большие претензии, яркий макияж, рост и фигура. Она имела возможность выбирать, среди претендентов попадались завидные женихи. Так получилось, что вышла она за весельчака, балагура, красавца с большим карьерным потенциалом. Так получилось, что красавец и в семейной жизни продолжал веселиться и потенциал свой развивать не спешил. Постепенно ему надоели требования и понукания жены, он стал ее поколачивать, а при посторонних даже грозился мочалкой весь макияж смыть. Чтобы люди увидели ее настоящую суть. Короче, не нажив детей, ушла Зоя восвояси.
Но харизма свое взяла, и второй уж раз Зоя не промахнулась. Она заключила брак с мужчиной серьезным, взрослым, богатым, правильным и надежным. Появился огромный дом с прислугой, двое детей с нянями и гувернантками, достаток, покой и уверенность в будущем. Все было отлично. Но с годами сердечность между супругами растаяла, и все чаще Зоя стала замечать, что в доме скучно и холодно. Как в шикарном семейном склепе.
Некстати и не к месту вспоминалось лихое, бесшабашное, баламутное время первого брака. Долгие годы она вообще о нем не вспоминала, а если и заходил разговор с подругами, коротко характеризовала тот период «кошмаром». К первому мужу никаких чувств не испытывала и о любви своей неудачной не жалела. Но теперь это прошлое подкралось с другого боку. Она почему-то была уверена, и со временем эта уверенность укреплялась, что «бывший» без нее совсем пропал, спился и теперь влачит жалкое существование. А может и помер по пьянке.
Навела справки, узнала адрес – в окрестной деревне, где же еще опустившимся алкашам обитать, большую квартиру родителей пропил наверняка, - и однажды решилась. Специально не готовилась, она и в повседневной жизни всегда ухожена, села в свой Ренж Спорт и покатила в деревню.
Когда нашла, удивилась, что это не покосившаяся изба, а целый участок с забором и двухэтажным домом внутри. Забор, правда, был знакомо раздолбайским, с дырками выбитых досок и цвета грязно-бордового. Она подъехала вплотную к одной из прорех, опустила окно и теперь могла наблюдать жизнь внутри.
А внутри было на что посмотреть. Огромный, запущенный участок, недурной основной дом и крепко-срубленная баня с бассейном рядом. На лужайке справный, длинный стол с закусками и выпивкой, и все стулья заняты гостями разнообразно-хамского вида, основная часть которых состояла из крашенных девиц. Зоя знала эту губасто-сисястую породу в дорогих шмотках и с непомерными запросами. Считала, что это не люди, а гламурные инсталляции. Любая из них маму родную готова променять на её положение.
Во главе стола возвышался бывший муж, слегка растолстевший, но в целом в неплохой форме. Орал, заливался смехом, пил, жрал, хлопал сразу по трем задницам – все осталось без изменений.
Зоя тихонько отъехала, выбралась на шоссе и задумалась. «Чем интересно занимается мерзавец? На бандитов, олигархов или чиновников вроде не похоже. Антураж не тот. Но как-то и небедно все. С другой стороны гуляют, видно, не первый день, а ведь средина недели…».
И случилось с Зоей необъяснимое. Все подробности жизни за дырявым забором интересовали ее теперь гораздо сильнее, чем привычные домашние дела. Она так часто торчала на своем джипе у щели, что рабочие-таджики стали посматривать подозрительно. Пришлось менять машины, брать то охранную, то хозяйственную, ну как-то шифроваться. Если бы у «бывшего» была своя служба безопасности, ее бы сразу вычислили. Но тот жил беспечно и никого не опасался.
Наблюдая со смешанными чувствами эту дикую жизнь, ни в какое сравнение не идущую с рациональным, организованным, цивилизованным, культурным образом существования Зоиного круга, она никак не могла понять, почему этот засранец до сих пор не загнулся. Наоборот, по всяким деталям типа крутого внедорожника или бесконечных пирушек, она понимала, что банкротством здесь не пахнет. Выследив один раз новую жену «бывшего» и столкнувшись с ней в супермаркете, она увидела красивую, наглую, веселую, молодую бабу, которая выглядела уверенно и счастливо. Под глазом, правда, проступал, умело замазанный бланш.
***
Впереди начиналась чудная лесная аллея Воробъевской набережной. Здесь всегда тихо, никакие порывы не долетают, и праздная публика из парка сюда добирается редко.
Дикие утки путались под колесами. Они обнахалились до того, что вальяжно пересекали асфальтированную дорогу прямо перед людьми, ничуть не напрягаясь даже для минимального обеспечения собственной безопасности. «На Север бы им, - подумал Павел, - в сезон охоты. Арташ наварил бы шурпы». Его старший товарищ, самый северный армянин СССР виртуозно отстреливал точно таких же птиц. Но там была необыкновенная осторожность уток и дикие скорости, на которых они проносились метрах в 50 от стрелка. Так что все было по-честному.
Недалеко от Мосфильмовской стало совсем малолюдно.
По пустынной аллее шел мужчина. Он заметно жестикулировал одной рукой, словно что-то кому-то доказывал. Возможно, готовился к выступлению на трибуне ООН, или в совете директоров, а может просто репетировал разговор со скандальной женой. Объезжать его пришлось осторожно.
***
Добраться по этой стороне реки до «Украины» было уже делом техники. На узком тротуаре набережной главное не упасть от страха, когда мимо пролетают рокеры. Со звуками их моторов могли конкурировать только стартующие корабли комплекса «Союз-Апполон», не всякий такое выдерживает без страховки.
Нормативные 30 км пролетели незаметно. После Дорогомиловской заставы показался дом родной, но сначала знаменитый ЗАГС на Кутузовском. Рядом стояли кишкообразные лимузины длиной с нормальный товарный вагон. Сразу несколько невест, в своих белых, замысловатых нарядах являлись центрами притяжений разных групп. Женихов среди публики найти было сложнее.
Со свадьбой у Павла было связано воспоминание о Соне.
Бывшая подруга Соня Штольц мстительно сообщила тогда, что выходит замуж, и пожелала, чтобы именно Павел вез ее в ЗАГС на своей «Волге».
- Ладно, только без гандонов, - согласился он, имея в виду шары.
- Извини, но прямых я возьму, - с вызовом заявила Соня, имея в виду родственников жениха.
***
Авария, как и положено, случилась неожиданно. Павел еще разглядывал невест и за секунду до столкновения заметил парня на гоночном велосипеде с мобильником. Впрочем, подробности были подмечены позже, он успел увидеть только, что парень занят телефоном. Они столкнулись в лобовую при встречной скорости не менее 20 километров в час, и разлетелись от сильного удара в разные стороны.
Павлу повезло, он вылетел из седла, спикировал на газон и на несколько секунд потерял сознание. Парню повезло меньше, он грохнулся на плиточный тротуар.
Когда Павел очнулся, парень еще лежал недвижно в груде двух исковерканных великов, одна штанина была разодрана до бедра, обнажив окровавленную ногу. Через мгновение он зашевелился, машинально сдвинул на затылок шлем и старался вспомнить, где находится.
Толпа у ЗАГСа замерла, коллективно изобразив серию Мунка «Крик». Мертвой тишины в мизансцене не было, машины по проспекту продолжали нестись, не замечая происшествия на тротуаре. Парень сфокусировался, восстановил обстановку и спросил хрипло:
- Ты чо, ё..нулся? Убить меня хотел?
- Из-за тебя, дурака, еб..лся, хорошо, на газон. Вроде удачно. А ты как?
Парень пошевелил конечностями, потом встал и показал зевакам, что звонить никуда не надо. Сильно хромая, подошел к Павлу, протянул руку и сказал миролюбиво:
- Разлегся тут… Встать можешь? Давай помогу. Или скорую вызвать?
- Себе вызови, ногу надо промыть и перевязать. У меня, надеюсь, без потерь, синяки дома посчитаем. Далеко живешь?
- Рядом, где Дунаевский жил,- махнул рукой парень, - только выехал, а тут такой терминатор…
- По телефону надо меньше пи..деть, секунду не можете без своих игрушек. Несешься, не видишь куда…
- Ладно, дед, без переломов и слава Богу. Велики на запчасти пойдут, хотя проверим, может заменить что-то можно. – Он присмотрелся и сменил обращение. – а Вам далеко?
- Вот он, мой дом. Соседи мы. Я свой тридцатник на сегодня закончил.
- Ого, сколько это по времени?
- Если бы не ты, в два часа укладывался.
- Не тяжело?
- Чего тут тяжелого? Крутишь педали, да о жизни размышляешь.
- Как можно на велике о чем-то размышлять?
- Ну как… Времени полно. А ты разве не думаешь, когда едешь?
- Чего мне думать? Просто еду и не о чем тут думать. Ну, разве о девчонках иногда вспомню. Не люблю я голову забивать.
Павла все-таки сильно шарахнуло. Он тряхнул головой, предварительно отстегнув шлем, подошел к своему велосипеду. Новый покупать придется, это очевидно. Не отменять же юбилей.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Для чего это написано? Едет мужик на велике. Чего-то там себе думает, перескакивает с одного на другое, толком ничего не доводит. Ну, так что? Обязательно других вовлекать?
Жанр данного повествования определить трудно даже автору. Похоже на непородистую дворнягу. Помесь попыток художественного описания персонажей и событий с элементами примитивной публицистики. Конечно, рассуждения о левом движении далеки от капитальных трудов профессионалов, таких как Kerry Bolton, “THE PSYCHOTIC LEFT”, например. Но не было желания вешать на эту тему поучительность с анализом многочисленных ссылок и претензией на истину. Да и способностей нет таких…
Повторяю, все основано на личных впечатлениях. Нужно было делиться с читателями своим взглядом на современную жизнь?
Думаю, да. Кто прочитает, может новое что увидит. Может, и поспорит. Так что все равно лучше размышлять, чем жить как тот парень, совсем не думая.
Хотя пострадали герои рассказа одинаково.