Мне шёл семнадцатый год, стояла зима, и было холодно. Я, одолевая сугробы, нарезала круги по заснеженной Дворцовой вокруг Александринского столпа и учила наизусть «Красный цветок». Рассказ был не очень короткий, так что кругов мне пришлось проделать немало, и на это ушёл не один день. Но спешить было некуда, хотя на открытой всем ветрам суровой питерской площади по вечерам было зябко, темно и неуютно. Дома сидел отец, и я оттягивала момент возвращения из школы до крайнего предела. Встречаться мне с ним меньше всего имелось охоты, а в клубе готовились к юбилею Гаршина, не слишком, правда, круглому – 125-летию со дня рождения. С «Красным цветком» мы должны были выступать на посвящённом писателю вечере. Учить рассказ целиком было, собственно, ни к чему, у каждого имелся свой фрагмент, но меня зацепило. Мне хотелось, чтобы этот рассказ жил во мне.
Больше из прозы я никогда ничего не пыталась запомнить. И сейчас уже и абзаца не воспроизведу из этого произведения, не та теперь память. Я даже не помню, как проходил тогда гаршинский вечер, читали ли мы «Красный цветок». А вот сам рассказ – те чувства, что он оставил – их я помню, да…
У Всеволода Михайловича Гаршина не так много произведений – на всё про всё один не очень толстый сборник, куда поместились несколько рассказов, сказок и статей. Большинство знает писателя с детства по сказке «Лягушка-путешественница». И на этом знакомство с Гаршиным для многих читателей заканчивается.
А ведь «Красный цветок» - это квинтэссенция не только творчества самого Гаршина, но и всей русской классики. На нескольких страничках беллетрист разместил и свою собственную судьбу (метафорически, разумеется), и кредо русской литературы. Способность, нет, даже не способность – готовность умереть и жажда самопожертвования ради спасения мира. Умение вобрать в себя чужую боль, сострадание. И трагическая непонятость. Это рассказ о великой жертве и столь же великой любви к людям маленького безумного человечка, посаженного в сумасшедший дом и совершившего самый нелепый поступок – он уничтожил три росточка красного цветка и погиб сам, спасая мир от зла.
Я смотрю на его портрет. Гаршин смотрит с него печальными глазами, в которых прячется безумие – то самое, что заставит его избегать радости и искать страдания, и в те самые, христовы 33 броситься в лестничный пролёт, а после – до самой смерти – не от боли кричать, а молить о прощении. Может быть, он так никогда и не написал бы ничего сильнее, чем «Красный цветок» (теперь уж никто не скажет), а может быть, из-под его пера вышли бы не менее значительные произведения. Но по-любому – 24 марта 1888 года русская литература слишком рано потеряла одного из самых ярких своих сынов.