– Курите? – низким чуть хриплым голосом обратился ко мне сидевший напротив мужчина лет сорока пяти, и жестом предложил сигарету.
Было около 10 часов вечера. Мы расположились на скамеечках небольшого зелёного оазиса с пальмами и фонтаном, обустроенного во внешней части прилегающей территории отеля. Неширокая дорога тянулась от въездного пропускного пункта, огибала зелёный островок у главного корпуса и через другой пост вела обратно в город. Вода приятно журчала, фонарики по краям дороги нежно светили в тёмную египетскую ночь, а мы в вялой полудрёме после насыщенного купанием и арабскими рынками дня из пластмассовых стаканчиков потягивали ром-колу и ждали экскурсионного автобуса.
Марина не любит, когда я курю. Чуть прищурившись, она выразительно посмотрела на меня, ожидая реакции.
– Спасибо, не курю, – ответил я. Моя спутница чуть заметно удовлетворённо улыбнулась и отвела взгляд.
– Ну и правильно. И я бросаю, – заявил мужчина. И закурил.
В это время на пропускном пункте отеля показались фары. Тень от поднимающегося шлагбаума пробежала по дороге, и автобус медленно зашуршал шинами по ещё неостывшему от дневного солнцепёка асфальту. За нами приехали. Пожелав незнакомцу хорошего вечера, мы погрузились в автобус. Вскоре за окнами поплыли освещённые огнями корпуса отелей, и гид стал рассказывать о предстоящей экскурсии.
Гора Моисея, пожалуй, является единственной достопримечательностью, относительно легко доступной туристам, отдыхающим на курортах Синая, и одновременно обладающей исторической ценностью и способной вызывать живой интерес, как верующих людей, так и просто обывателей. Гора имеет множество названий: гора Синай, гора Хорив, гора Закона и другие. Она находится в 130 км от курортного и напрочь лишённого исторического значения сравнительно молодого города Шарм-эль-Шейх и является самой высокой точкой Синайского полуострова – около 2500 метров над уровнем моря. В наше время именно это место почитается как библейская Гора Синай, где по преданию Моисей принял от Бога Скрижали Завета. Считается, что каждому, взошедшему на неё, отпускаются все грехи.
Следующей запланированной остановкой был расположенный у подножия горы Моисея монастырь Святой Екатерины, откуда мы должны были продолжить свой путь уже пешком. Но по факту первая остановка случилась раньше, когда нас, уже спящих после недолгого рассказа гида, разбудили люди с автоматами для проверки документов. Местный колорит хоть и не был приятен, но даже без знания языка можно было почувствовать уважительное отношение военных к туристам. Атмосфера была несравненно спокойнее, чем при паспортном контроле на Российско-Украинской границе даже в то мирное для соседских стран время.
В общей сложности дорога к монастырю заняла около трёх часов. Ещё минут тридцать ушло на посещение часовни и церковной лавки, в течение которого я не мог отделаться от ощущения кощунственной для этих святых мест мирской суеты.
Наконец, мы выдвинулись непосредственно к начальной точке восхождения. На пропускном пункте, оборудованном прямо в песках у подножия гор, оснащённом рамками металлоискателей и отделяющем цивилизованный мир от территории бедуинов, казалось, царила атмосфера хаоса: толпы пёстро одетых туристов, местные жители, крики гидов на десятках языков мира, верблюды, торговцы водой, продуктами быстрого питания и одеждой… Стоя в очереди, я невольно представил, с какой усталостью, должно быть, взирают на этот ежедневный непрекращающийся туристический хаос уходящие во мрак вечные равнодушно-холодные горы.
Небольшая стоянка. Нам выдают фонари, рассказывают про опасности гор и представляют гида Васю, который будет сопровождать нас при подъёме. Наш гид – бедуин и, конечно, совсем не "Вася", но организаторы знают, что русским туристам так проще. Несмотря на внешнюю расхлябанность, он на протяжении всего пути будет исправно собирать группу, пересчитывать нас, стараться подбодрить уставших. Он немного знает русский и назначает имя нашей группе – "Маруся". Мы тренируемся реагировать на этот клич и постепенно начинаем ассоциировать себя с ним. К людям приходит осознание серьёзности происходящего и возможных печальных последствий неправильного поведения при восхождении.
Группа подобралась достаточно разношёрстная: помимо основной массы людей средних лет, есть несколько детей, женщина с пожилой мамой, немолодая супружеская пара.
– Есть ли у кого-нибудь ещё вопросы? – спрашивает остающийся внизу гид нашего туроператора.
– Да, – уверенным, преисполненным серьёзности голосом отвечает огромных размеров накачанный мужик в футболке с надписью "ВДВ". – Пиво на горе продают?
Начинается подъём. Позади остаётся цивилизация. Дорога постепенно сужается и вырождается в тропу. Мы погружаемся в темноту. Чувства обостряются, и я с трепетом ощущаю дыхание древних гор. Здесь шёл Моисей. Здесь иду я. Яркие и непривычно близкие звёзды пустыни безучастно смотрят на нас и блеклым светом озаряют небо, но не землю. Без фонаря дорога еле различима, но дальнейший маршрут виден – он "нарисован" прямо в воздухе вереницей живых огоньков, которая мистической посадочной полосой тянется над дорогой, вверх, скрываясь слева за изгибом скал, и снова появляясь, но уже справа и выше.
По краям горной каменистой дороги из ночи проступают силуэты людей и верблюдов, темноту разрезают резкие крики бедуинов: "Верблюд!", "Хочешь верблюд?" За 10-15 долларов можно доехать до вершины верхом. Это не только небезопасно, потому что животное в темноте может оступиться и уронить седока, но и не гарантирует искупления грехов. На особенно сложных местах, между стеной отвесной скалы и пропастью, тоже невозмутимо возлежат верблюды. Здесь их резкий запах, и без того царящий повсюду, ощущается наиболее остро, и дурманит вырванное из нормальных условий существования сознание городского жителя.
Группа, спотыкаясь, выходит к первой стоянке – сбитому посреди дороги сооружению с крышей и скамейками, покрытыми никогда не чищеными разноцветными коврами. За четыре часа подъёма таких привалов будет несколько. Мест всем не хватает. Здесь можно втридорога купить напитки и что-нибудь перекусить.
"Чай. Кофе. Нескафе. Каркаде", – зазывают бедуины-торговцы.
"Верблюд! Хочешь верблюд? Недорого верблюд", – стараются перекричать их бедуины-проводники.
"Маруся! Маруся!", – надрывным криком собирает группу Вася. Пять минут привала закончились. Пора продолжать путь. Говорят, рассвет обычно не ждёт опоздавших.
Дальнейший подъём сливается в бредовый сон, состоящий из вариаций испытаний первого участка, помноженных на всё возрастающую усталость. Обычное состояние при восхождении – невообразимо жарко и хочется пить. Но время от времени в людей ударяют ледяные порывы сильного ветра. Они пробирают до костей нас, разгорячённых, и песком забивают глаза. Боясь усугубить свою небольшую простуду, я непрестанно жонглирую свитером и курткой, подстраиваясь под перепады погодных условий.
Мы шли, натыкаясь на булыжники, преграждающие путь, балансировали между скалами, пропастью и верблюдами, потом снова шли, поднимались на возвышенности и спускались обратно, повинуясь причудам извилистой горной дороги. Казалось, что это наваждение никогда не кончится. Стоянки слились в один долгий крик бедуинов, размазанный блеклыми жёлтыми красками привалов по чёрному холсту восточной ночи.
Вдруг движение закончилось, в воздухе пронеслось "последний привал", и я подумал, что мы пришли. На самом деле, от пика нас отделяла тропа покаяния – около 800 ступенек, точнее их бесформенные подобия различных размеров и пород, бессистемно, как мне казалось, вырубленные монахами неровной линией между скал. Некоторые не хотели идти дальше, кто-то плакал, молодые люди подбадривали пожилых родителей, а Вася просил всех идти дальше, потому что иначе не успеем. Мы с Мариной и ещё двумя соотечественниками стали пробираться по камням меж расщелин, оставив позади наиболее уставшую часть группы. Сердце бешено колотилось. Ноги не слушались. Затуманенное сознание разучилось управлять уставшим телом и с опозданием реагировало на неровности рельефа. Силы кончились. Потом ещё раз, и ещё… и мы, преодолев последнее препятствие, всё же вынесли себя на вершину.
Всё плато было заполнено людьми. Лучи солнца, там, где-то за горизонтом, отражались в атмосфере и ровным нежным светом раскрашивали окружающий мир. Казалось, что здесь собрались люди всех возрастов и национальностей. Кто-то сидел на камнях, кто-то стоял на самой кромке пропасти и снимал происходящее на видеокамеру. Десятки языков и сотни диалектов слились в невероятный гипнотизирующий гул. Перед нами медленно и грациозно, как и тысячи лет назад, восходило Солнце. Я буквально ощущал единение с ним, и это чувство чистого и вечного, я уверен, не покинет меня до конца дней.
Лучи Звезды озарили пики скал, спустились ниже, и вот уже, слепя глаза, заливали чарующим светом ликующих и потрясённых, поющих и плачущих, радостных и задумчивых, а главное – искренне-счастливых и за это прощённых людей!
(Москва, 2011-2016)