Григорий Неделько
Ад в огне
Спасибо родным, Н. Винеру, Децерберу,
Тимуру, Билли Айдолу и другим добрым людям.
P r e S c r i p t u m :
В конце текста даны выдержки из «Краткого энциклопедического словаря Нереальности».
Денёк в Аду [1] выдался жаркий.
Децербер сидел в кресле, обмахиваясь сегодняшней газетой и свесив языки из всех трёх глоток, и это несмотря на то, что стилонеры работали в полную силу.
Стилонеры – нечестные аналоги кондиционеров – помигивали зелёными лампочками, сигнализируя: «Мы стараемся как можем, нам рано на помойку». И это не фигура речи: они правда разговаривали на своём азбукоморзечном языке. Может, говорили они не в точности так, но смысл был однозначен.
Стилонеры принадлежали к полуразумным формам жизни. По мнению Децербера, их несомненная полуразумность заключалась в том, что они не пьют алкоголь и не гуляют налево. Сам Децербер этим не злоупотреблял, в смысле, когда выдавалась малейшая возможность, он не страдал бездельем, а пил без остановки и находил себе новую девушку. День выдавался совсем уж удачным, если этот дуэт удавалось превратить в трио, затащив девушку и порцию алкоголя, рассчитанную на десятерых здоровых троллей, в казино или в зал игровых автоматов. [2] Азарт был третьей страстью Децербера.
Хотя нет, считать так было бы заблуждением. Азарт был третьей составляющей его нормальной жизни. Конкретно его – и это стоит подчеркнуть – нормальной жизни.
Сегодняшний день к удачным не относился. Децербер проснулся, произвёл утренние омовения, откушал завтрака – и что же? Ни одной девушки поблизости, казино по-прежнему не выезжают на дом, запасы алкоголя исчерпаны – в той же степени, что и запас желания подняться с дивана и, одевшись, прогуляться до ещё более душного, чем этот дурацкий дом, супермаркета.
Децербер по-пёсьи почесал за ухом. Потом что-то тихо пробурчал о сводящей его с ума жаре и почесался уже нормально, передней лапой.
Децербер был хоть и псом, но не самым обычным. Внешне он походил на пса как брат-близнец: лохматый, косматый, уши свисают, хвост торчит, лапы определённо собачьи, так же как и всё остальное. Но несколько предметов выбивались из общего ряда: бесконечно (и это тоже не речевой оборот) курящиеся сигары, тёмные очки (на каждой морде), способность разговаривать (обыкновенно на пошлые темы)… В общем, Децербер – разумное воплощение Цербера.
- Где ваша хвалёная «горная прохлада в любую жару»? - вопросил Децербер, неудовлетворённо глядя на стилонеры.
Стилонеры тут же замигали быстрее и заработали усерднее!
Децербер почувствовал лёгкое покалывание, когда по шерсти пробежала волна морозца.
- Ух, даже похолодало чуть-чуть. – Децербер поёжился.
Стилонеры повернулись в его сторону и «задышали» чем-то очень похожим на «горную прохладу». Повеяло стужей и снегом; пара снежинок шмякнулась на правый нос Децербера.
«Наверное, набрели на источник настоящего холода, а не его дешёвого заменителя», - подумал пёс, расслабляя члены и наслаждаясь приятными температурными изменениями.
В порыве добрых чувств Децербер запустил в ближайший стилонер тапком.
Аппарат ловко увернулся.
У стилонеров и Децербера было много общего.
Во-первых, почему аппараты так назывались? Дело в принципе их работы. Что они делали: изменяли атмосферу до приемлемого для их владельца состояния? Не-а. Или перекачивали воздух оттуда, где он не такой душный и не настолько пропитан пылью, потом и железобетонностью? Тоже нет, это удел всяких кондиционеров. Уподобляться им – значит, ронять себя в собственных глазах. А если всё-таки уподобишься и не повезёт, то нарвёшься на какой-нибудь разумный кондиционер (из последних моделей, специально выращенных). Только начнёшь качать воздух с его территории, как раз – и коротким замыканием по схеме и облачко дыма с ядовитыми испарениями хозяину вдогонку. «Привет от братвы!»
Нет уж, пусть каждый занимается своим делом.
А дело у стилонеров было такое: они же полуРАЗУМНЫЕ. К чему им утруждать себя честным трудом? Своими врождёнными сенсорами они нащупывали первый попавшийся источник «горной прохлады» и, ни у кого не спросив разрешения и ни в коем случае не платя никаких пошлин, таскали воздушные массы увесистыми кусками, и впрыскивали через узкие прорези в квартиры, офисы и прочие апартаменты. А из офисов, квартир и прочих апартаментов забирали неугодные их хозяевам куски атмосферы и подбрасывали тем, кого они только что обокрали.
Хотите знать, стояли ли у стилонеров фильтры? Нет, конечно. Матушка Природа не обременяет себя созданием лишних органов, а владельцы завода, выпускающего стилонеры, и не думали тратиться на дорогостоящую кибернетику. Зачем, если собранные с кустов и наспех помытые аппараты, с бешеной наценкой, и так разлетаются с прилавков, как горячие пирожки?
Потом: перемигивались ли стилонеры непристойностями? Ну да. Они же – полуРАЗУМНЫЕ…
…следовательно они не любили работать и перерабатывать, даже за сверхурочные. Но пахать приходилось – на что ещё дана жизнь, как не на пахоту. Сознание этого, однако, ничуть не упрощало стилонерам жизнь; напротив – лишь добавляло ей сложности.
Как видим, сходство с кое-каким псом налицо.
Но самым главным сходством было нежелание думать о последствиях.
- Ооооог... – Децербер вновь ощутил что-то наподобие головной боли, но давление было странным: оно распространялось одновременно и к центру голов, и от него.
Децербер обхватил руками ту черепушку, что подвернулось первой, и в непередаваемых муках боком завалился на диван. Он намеревался лечь, но промахнулся мимо подлокотника и шлёпнулся на пол.
Чистоты мыслей это не прибавило.
- Жаарищааа… Работайте активнее, что ли, - обратился он к стилонерам и наугад бросил второй тапок.
Но вторично не попал.
А стилонеры охапками крали «горную прохладу» у тех, кому она наверняка была нужна меньше. К чему думать о последствиях…
…Далеко-далеко, за пределами Ада, практически на самых вершинах Грудных пиков, обитали высокогорные губки.
Грудных пиков было два, и, чтобы наладить между ними сообщение, губки построили мост. Вбили в отвесные склоны опоры, привязали к ним верёвки с дощечками и поставили по обе стороны моста таблички «Ходить осторожно! Раскачивается!».
Но произошло это многие поколения назад.
С того времени губки обжили пики настолько, что ввели паспортный и визовый контроль. И неважно, что с самого момента их поселения на пиках и до момента нынешнего их гостеприимное государство никто не посетил.
Пики находились в так называемой зоне недосягаемости: ни одно существо [3] не сумело бы преодолеть пустыни; болота; льды; реки лавы, крови, обычной и обычной, но кипящей воды – и остаться живым.
На это были способны лишь те же высокогорные губки.
Но их не привлекал внешний мир. Они были безмерно счастливы обитать на пиках, и жажда путешествий не тревожила их сердца.
Губки, которые хоть и относились к высокоцивилизованным существам, не злоупотребляли индустриальностью. Иными словами, у них вы не найдёте ни небоскрёбов, ни метро, ни передвижных кафе. Зато снега, простора и чистого горного воздуха – в избытке.
Таким образом, губкам нечего было строить, некуда ходить просаживать деньги, нечем портить зрение под крики «Блин, босс! Ладно, щас, восстановлю ману…»
Среди губок не было безработных, потому что губки не работали.
«Работать» - не известный им глагол. Но из-за его отсутствия язык губок не обеднел, а жизнь не ухудшилась. У них было много других глаголов.
«Помочь»: - Помочь тебе поднять камень? Да пожалуйста!
или
«Сделать»: - Сделать так, чтобы мост не раскачивался? Запросто.
И вообще, их государство, если присмотреться, весьма отдавало утопизмом.
Но сегодня возникла проблема.
У одного мудреца было чересчур много свободного времени, так как он не работал. От нечего делать он задался вопросом: если наше государство утопическое, где же выходные? Какой утопизм без выходных?
Да уж, проблема. А проблемы – незваные гости в утопических государствах.
Губковые депутаты посовещались и решили проблему до её возникновения: сегодня был объявлен всеобщий выходной. Аргумент в пользу этого решения был железный: губки многие поколения стоически переносили все тяготы утопической жизни, и они имеют право от неё отдохнуть!
Ликованию жителей не было предела.
Но их радость омрачила более крупная проблема – катастрофические изменения в климате.
Встал вопрос о миграции.
Военачальник не сомневался, что увеличение температуры на несколько десятков градусов повлечёт за собой серьёзные последствия: таяние снегов и другие природные катаклизмы. Военачальник предлагал выдвигаться, не медля.
Тогда как президента губкового государства терзали сомнения. Ему не хотелось бросать тёплое и уютное гнездышко (и фактическое, и метафорическое) и отправляться в неведомые дали, передавая инициативу инициативному военачальнику. К тому же на носу выборы. Если так пойдёт дело, то второго срока президенту не видать: как пить дать глупые обыватели выберут не его, а спасителя-военачальника.
И президент-губка решил, что не сдвинется с места.
Это был ультиматум.
Губки не сразу поняли это, и им пришлось объяснять.
Когда всё было объяснено, стал назревать конфликт. Горцы разделились на два лагеря: противников миграции и тех, кто поддерживал стремление военачальника «дать отсюда дёру быстрее, пока не расплавило!».
Военачальник был красноречивее, но президент был президентом. Что делать, народ как всегда не знал.
Итак, противники миграции были представлены президентом груднопикового государства высокогорных губок, Почётной Пятиконечной Губкой, носителем орденов, гигантом мысли и потомственным аристократом;
сторонники миграции – всеми остальными.
Исход дела был далеко не ясен…
…Адская жара била собственные рекорды.
Так вечно происходит: стоит облегчённо вздохнуть «Ну вот, хуже быть не может», и становится хуже. Причём намного хуже. А впрочем, вы наверняка уже об этом слышали…
Децербер выглянул в окно. Аэропризраки парили в мутном мареве раскалённого, как конфорка электроплиты, неба и сами были похожи на мутное марево. Йети расстёгивали рубашки и мечтали о том, с какой бы радостью они избавились от своей волосатости, если бы позволяли приличия. Саламандры ушибленно ползали, а точнее, карабкались по относительно ровному асфальту и чувствовали себя, как котлетки на решётке над мангалом; о том, чтобы светиться, пуская в глаза прохожих «зайчики» - любимое развлечение саламандр, - не могло быть и речи. Огнежуи сидели на фонарных столбах и почтовых ящиках, скрестив ложноножки с правдоножками, с неохотой жуя размякшую, потерявшую всякий жар жвачку и стараясь не смотреть в сторону саламандр – при мысли об огне у огнежуев сводило желудки.
Не найдя в окружающих поддержки, Децербер подсевшим голосом отдал шторкам команду зашториться. Но то ли их реагирующие на звук элементы плохо переносили жару – что не так уж странно, - то ли они просто вредничали, потому что плохо себя чувствовали… Во всяком случае, шторки не сдвинулись ни на дюйм.
Децербер выругался, вложив в пару слов ненависть по отношению к шторам, жаре, своим больным головам, обманщикам рекламщикам и халтурщикам стилонерам.
А между тем стилонеры не халтурили – они насыщали гостиную обещанной прохладой из последних сил. Но и жара не собиралась сдаваться. Всё шло к тому, что должен был остаться только один…
- Но хуже, наверное, бы-ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ…!
Децербер подпрыгнул на месте, когда на столике справа во всю мощь лёгких (а вот это образное выражение) затрезвонил фон.
Фон – это помесь телевизора, радио, телефона и мусорного контейнера. Механизм умел передавать не только звук и изображение, но и запахи, а иногда ему удавалось поймать какую-нибудь радиостанцию или канал. Учёные, на коих лежала вина за изобретение фона, долго спорили, как же назвать это чудо. Среди множества вариантов не нашлось ни одного подходящего. Тогда один из учёных, старой закалки, привыкший всё решать с помощью топора или налогов, предложил обрубить первую часть названия «видеофон» – предшественник фона, - а то, что останется, сбагрить с рук долой доверчивым покупателям. На сей раз разногласий не случилось: название было коротким, цепким и вместительным, к тому же как нельзя лучше характеризовало это недоразумение технической революции. Фоны, хоть и не были полуразумными, вели довольно самостоятельный образ жизни: захотят – включат радио на какой-нибудь попсовой станции, потом перескочат на новости, затем, не выключая радио, врубят на полную громкость телевизор, немножко, минут 15, поиграются с уровнем звука, дыхнут на вас запахами, одному Повелителю ведомо откуда добытыми, и, тренькнув просто так, на прощание, замолкнут – дадут вам пятисекундную передышку. Заплатите всего 9.99 нереальных душ, и вы станете обладателем фона. Вечного…
Децербер поднял трубку.
- Чтоо? – не слишком весело выпершил он.
- Дец? Это ты? У тебя что-то с голосом?
Звонил дьявол Вельзевул, друг Децербера и по совместительству торговый агент.
- Нет, я в порядке, нежусь на солнышке – а ты?
- Похоже, что-то всё-таки случилось? – Подозрение Вельзевула усилилось.
- Случилось довольно много всего, - задумчиво прохрипел Децербер, переводя взгляд левого комплекта глаз со стилонеров на окно – на шторки – и на фон. – С чего хочешь, чтобы я начал?
- Стилонеры барахлят?
- Те, что ты мне продал со скидкой? Нет, работают, и ещё как: пока ты с ними ничего не сделаешь, они тоже ничего не будут делать, а только слегонца пульнёшь в них тапком – засыплют тебя всего снегом и градом.
- Это правда? – недоверчиво переспросил Вельзевул, не первый год знакомый с Децербером и его манерой выражаться.
Децербер сдул с носа новую снежинку.
- По большей части, - сказал он.
- Нуу, за ними нужен уход, - начал Вельзевул тоном опытного торгового агента. – Ты пробовал кормить их электричеством?
- Пробовал. Ничего.
- А пробовал не кормить?
- Пробовал.
- И что?
- То же.
- Хочешь сказать, они бракованные?
- Да нет, наверно… Просто чересчур похожи на нас с тобой. – Децербер взгоготнул. Гогот Децербера, вызывавший в иные времена несильные землетрясения, сейчас ассоциировался с хлопающим на ветру дырявым целлофановым пакетом.
Вельзевул сочувственно помолчал – минуту или около того, была у него такая привычка.
- В остальном дела, надеюсь, норма? – уточнил дьявол.
- Ну как… - ухмыльнулся Децербер. – На головы немного подавливает.
- Насколько немного?
- АААААААААААААААААААААААААА!
Тишина...
- Понятно, насколько, - сказал Вельзевул, успокоившись.
- Я тут, - промычал Децербер. – Я валяюсь на полу.
- Немного болит голова?
- Ага, случился совсем небольшой приступ.
- И давно?
- Только что!
- Я говорю, давно болит?
- Да как проснулся и осознал, что за духовка творится на улице. Наверное, это всё из-за жары…
Вельзевул снова помолчал.
- А что если нет? – спросил он.
- Если нет чего?
- Если не от жары?
- Да фиг знает от чего! Но болит жутко. Никогда так не болела, - пожаловался пёс.
Пожаловался? Это было на него не похоже. Вельзевул не на шутку обеспокоился: чтобы лишить Децербера самообладания, нужно было… Стоп, неужели Децербера можно лишить самообладания? Но это же невероятно…
Вельзевул предложил другой вариант:
- Может, пьянка?
- Конечно!
- Что конечно?
- А что пьянка?
- Хм. - Вельзевул был озадачен.
Непродолжительное молчание.
- Я имел в виду, может, последствия пьянки? – объяснил дьявол.
- Ха-ха, Вельз! Да ты чего? Когда у меня после пьянки болели головы?
- А что, никогда не болели?
- Ну, вот у тебя болели?
- И не раз.
- Хм. – Децербер был озадачен.
Коротенькое молчание.
- Покажись доктору, пусть он тебе скажет, отчего у тебя похмельный синдром.
- Это не похмельный синдром, - уверенно заявил Децербер.
- Откуда ты знаешь? У тебя же никогда его не было! – поймал пса Вельзевул.
- Читал в книжках, - поймал дьявола Децербер.
- Всё равно сходи. Я могу записать тебя на своё имя в клинику «Здоровый дух». [4]
- Какой ещё дух? Призрак? – шутил ли Децербер, понять было сложно.
Вельзевул пустился в объяснения:
- Да нет, это выражение такое… В здоровом теле – здоровый дух. Душа, типа.
- Душа? Какая душа?.. А, монета?
- Да не… Это… в общем… Означает, что у тебя внутри…
- У меня? Внутри?
- Да. То есть нет… Как бы да, но на самом деле нет…
- Вельз, а тебе самому не надо показаться доктору?
- Короче… короче, это фигура речи такая.
- Душа? Которая внутри меня?
- Ну да. В общем… не обращай внимания.
- Хм.
- Всё равно уже никто не знает про душу.
Теперь инициатором молчания выступил Децербер.
- Вельз, но если это всё-таки монета…
- Децербер, тебя записывать или нет?
Пёс по-человечьи почесал за ухом.
- Не знаааю… Вообще-то я не очень люблю докторов.
- Трудельц – хороший доктор. Многоплановый специалист.
- Даа?
- Да, поливрач.
- Это как?
На том конце провода Вельзевул красноречиво взмахнул рукой.
- Это… как мультиинструменталист, но применительно к медицинским специализациям.
- Подожди-подожди. – Децербер замотал головой, но осторожно, чтобы не бередить «рану». – То есть, значит…
- Значит, он может и в глаз, и в ж… Ррр! Децербер, ты издеваешься?
- Яаа? Неэээт, - честно, как обычно, протянул пёс.
- Так записывать тебя?
- Какой-то ты необычно раздражительный, Вельз, – бас Децербера звучал задумчиво. – А у тебя, случаем, не болит голова?
- Дец…
- Вельз, если дома такая парилка, что же творится за порогом? Да меня там заживо запечёт.
- …Или я сам свожу тебя к доктору.
Децербер тотчас прекратил посмеиваться, так как невозможно совмещать нервный кашель и беззаботное посмеивание.
- Нет, на этот позор я пойтить не моху!
- 13:15. Сегодня. Зелёная Площадь, 3. 416-й кабинет. Гер Трудельц. И, Дец, не опоздай.
Децербер распрощался с Вельзевулом («Бла-бла-бла… Ладно!») и повесил трубку.
Фон, сочтя это подходящим моменту, завёл на всю катушку какой-то блюз-рок.
Децербер не вспомнил бы, как добрался до клиники «Здоровый дух». Пёс был сосредоточен лишь на том, чтобы не обращать внимания на жару, из опасения, что она испепелит его в тот же миг, как он её заметит. Ноги пса работали автономно; как и его внутренний вектор, указывавший ему маршрут к дому номер три, что на Зелёной Площади; как и его мысли, которые он отослал погулять на время пробежки. Мысли могли отвлечь внимание, обратив его на происходящее вокруг, а это, по мнению Децербера, означало закончить жизнь во цвете лет кучкой пепла на тротуаре.
Ураган «Децербер» ворвался в клинику без трёх минут семь, воспарил над ступенями лестницы, начисто проигнорировав гравилифт, хотя, скорее всего, попросту забыв о нём в спешке, пронёсся до IV этажа с такой скоростью, словно двигался по дорожке переноса [5] , миновал один коридор – покороче, второй – подлиннее, хлопнул себя по лбу, когда понял, что повернул не туда, возвратился назад, одолел коридор №3 и замер напротив двери с табличкой
«Док. Трудельц Г.
Приём:
с 11:30
до 19:30
Обеденный перерыв: 14:00 – 15:00
Милостиво прошу не опаздывать.
Заранее уважаю»
.
Ниже висел прикреплённый кнопкой листок: в нём говорилось, что док. Трудельц готов продать вам бацилы по сходной цене.
Этимология слова «бацилы» достаточно занимательна. Изначально место «бацил» занимали «бахилы», буква «х» в которых каким-то шутником с неконтролируемым чувством юмора была исправлена на «ц». Букву «ц», в свою очередь, тоже зачеркнули, а над ней твёрдой рукой написали ещё одну «х». Которую, судя по почерку, всё то же существо с замечательным чувством юмора опять переправило на «ц». Но твёрдая рука служителя грамотности не дрогнула и повторно ликвидировала ошибку, вынеся букву «х» за пределы листка – прямо на белоснежную дверь. Децербер отчего-то был уверен, что на этом противоборство двух титанов филологии не закончится.
Децербер занёс кулак над дверью, собравшись постучать, но был остановлен властным голосом с призвуками шипения и чавканья. Шипели и чавкали где-то справа, за пальмоподобным деревом в горшке.
Заглянув за ствол средней чахлости, Децербер обнаружил средней чахлости старичка. Рот старца усеивали щупальца, и щупальцами же, но большего размера, он держал сегодняшнюю газету (такой же недавно обмахивался Децербер у себя дома). Свободные конечности октанога недвижно лежали на коленках.
- Молодое существо, шшш, тут очередь, жалкие ничтожества! – поделился старичок.
Децербер безразлично пыхнул сигарой. Октаног стремительно укрылся от дыма газетой.
- Я могу и подождать, - сказал пёс.
- Можете? Очень мило с вашей стороны, - проворчал старик, перевернул газетную страницу и лишил Децербера своего внимания.
Разумный пёс пожал плечами и занял свободную посадочную площадку справа от дерева-вроде-пальмы. Пальма облизнулась и попыталась оттяпать у Децербера палец – большой шерстистый кулак на время погрузил наглое растеньице в сон.
По пробуждение «пальма», отодвинувшись от агрессивно настроенного посетителя, повторила свой трюк с октаногом – блок, подсечка, добивание газетой. Горшок повалился на пол и, откатившись в уголок, растерянно захрапел.
Децербер уважительно хмыкнул октаногу-старичку, но тот, как и прежде, игнорировал трёхголового юнца.
Красная лампочка над кабинетом 416 повспыхивала и погасла, дверь отворилась, и дородная, представительно выглядевшая носорожиха вышла из кабинета. Покачивавшиеся, как байдарки на высоких волнах, бёдра скрылись за поворотом, и на приём к доку Трудельцу прошествовал старый октаног. Газету он свернул и аккуратно положил на свой стул. Неторопливая походка – 5 футов в час или примерно столько – донесла её обладателя до двери и перевалила через порог. Дверь бесшумно захлопнулась.
- Добрый день, - послышалось из-за двери.
Голос Децерберу был незнаком, так что, скорее всего, принадлежал он доку Трудельцу.
- Добрый день, шшш, доктор, ахх!
- Присаживайтесь.
Шмяк.
- Шшш, ничтожества!
- Знакомое лицо. И голос. Мы не встречались, господин… так-так… ага… Дравог Ктулха? – Док.
- Я уже бывал у вас, шшш, ххх, на приёме. Кроме того, я продал вам стилонер. – Пациент.
- Этот самый? Как мило. – Док.
- Как вам, шшш-шшш, горная прохлада? – Пациент.
- Очень прохладная, спасибо. То, что надо моей старой упырской кровушке. [6] – Док.
- Шшш. – Пациент.
- Какие у вас проблемы? – Док.
- Мозги, шшш. – Пациент.
- Дебилизм, кретинизм? Потеря памяти? Расслоение сознания? – Док.
- Нет, доктор, чужие мозги, ахх, жалкие ничтожества! – Пациент.
- Записываю: смещение мировосприятия. – Док.
- Нет, доктор, нетшшш! С чужими мозгами проблема у меня. – Пациент.
- Тяжёлый случай? – зачем-то осведомился док.
Пациент: - Я не могу их есть, мозги, шшшш, ахххх!!
Док: - А раньше ели?
Пациент: - Захавывал пачками, ничтожества, ничтожества, шшшшххх!
Док: - Возможно, атрофириус регулириус пищеварительная системас. С осложнениямис на ротовая деятельниус.
Пациент: - Доктор, это серьёзно, шшшш?!
Док: - Сейчас посмотрим…
Трррр. Швыг. Шварк-шварк-шварк.
- Шшш, ш-шшфф, шшшшффффф!! Фалкие нифтосэства!!..
- Пожалуйста, не шипите, господин Ктулха.
- Ни моху, ффф! Это наследственноеффф…
- Если вы будете шипеть, то можете сглотнуть. А если сглотнёте, то можете проглотить и меня – в самый разгар более близкого осмотра пищевого тракта.
- Ффф, дохтур!! ФФФФФ!!!
Чтобы как-то отвлечься от шипяще-скрипяще-кричащего аккомпанемента, Децербер подобрал газету старичка и пересел на его место. Вряд ли октаног будет возражать. Во всяком случае – именно сейчас.
Док: - Не закрывайте рот, я почти закончил.
Пациент: - Ффф! Фалкие – ффф!
Децербер: - Так, это я читал… это я читал…
Децербер остановился на полосе «Спортиновости». Почему она так называлась, никто не знал. Возможно, редактор счёл название «Спортиновости» «оригинальным, броским и запоминающимся». Редакторов не всегда легко понять.
Первая заметка была озаглавлена «Забей болт – и имей голову на плечах».
«Сегодня в матче по футболу-своими-головами, - прочёл Децербер, - традиционно проводящемуся каждый год при поддержке Всенереальностного Общества Мертвяков, ослепительную победу одержала команда «Тутуевских кухликов». Они буквально разгромили своих противников, «Кукуевских тухликов» (в перерыве пришлось даже менять перекладину их ворот). Итог: 53:16. Кухлики кухликуют, тухлики тухнут».
Какая игра слов, какой стилистический фейерверк, подумал ДеЦебер и скользнул взглядом на имя автора заметки. Точно: За Писакин. Лучший журналист из Ада.
Из Ада, иначе и не скажешь. Самый лучший. Да. По крайней мере, самый известный. Что, как догадывался Децербер, необязательно одно и то же.
Пёс мельком взглянул на фотографии с матча: где находились футболисты, а где – их головы-мячи, разобрать было трудновато.
Децербер пропустил статистику встречи и положение мертвяцких команд в турнирной таблице – он предпочитал классический соккер – и обратился к юмористическому разделу.
- Ага! Анекдот о трёхногой корове! Наконец-то узнаю, чем всё закончилось. А то Чудак, когда рассказывает, вечно застревает на одном и том же месте, и ни тпру ни ну…
Тем временем, диалог за дверью продолжался.
- Вот. И совсем не больно, правда?
- Да, доктор – уффф – вы маг и кудесник.
- Попьёте вот эти таблеточки… поколите вот это вот сюда… подышите через вот этот вот вот этим… и через недельку на приём, скажем, в этот же день во столько же, вот. Хорошо?
- Хорошо, доктор, шшш.
- Что ж, не смею больше…
- Доктор, раз уж я тут. И вы тут, жалкие, аххх. И мы оба тут –
[Децербер насторожился. И не зря.]
– не посмотрите ли вы мою ногу?
- Гмм. – Что-то хлюпнуло, видимо, осматриваемая конечность. – Так-так… так больно?
- Нет, докторшш.
- А вот…
- Ааах!
- Так, всё ясно, вывих.
- Ах. Уф. Жалкие-жалкие.
- Или раздражение. Не исключена аллергическая реакция, отягощённая необъясняемым скукоживанием кожи или что там у вас. От этого лучше принимать вот эти таблеточки.
- От всего этого разом, ш-ш?
- От всего? А впрочем, что мелочиться – принимайте от всего!
- А что вот с этой моей ногой, не посмотрите? Она недавно, хххшшшссс, забарахлила.
- Так… так-так-так… секуундочку…
Где-то через полчаса Децербер задался вопросом:
Сколько же ног у октанога?
Децербер пролистал газету, но не нашёл на её страницах ответа на сей важный вопрос. Эти существа, журналисты, то ли глупые, то ли удивительные. Как мастерски они умеют выбирать именно те темы, которые нисколечко не интересуют читателей. И при этом не прогорают и печатаются в изданиях с миллионными тиражами. О нет, это не глупость, - Децербер помотал головой, и боль с новой силой напомнила о себе. – Ууй… Нет, это не глупость – это талант, и талант такого уровня, что обычным талантливым существам его не понять.
Итак, сколько же ног у октанога?
Со слов «Не посмотрите ли вы мою ногусссс?» и до слов «Спасибо большое, дай вам Повелитель здоровьичка, до свидания, жалкие, доктор!» Децербер насчитал приблизительно 26 штук.
Старичок выполз из кабинета хромой черепашкой. Чтобы не испытывать судьбу и не дожидаться, когда док Трудельц отправиться на обеденный перерыв – время обеда давно подошло, - Децербер стремглав ринулся в приоткрытую кабинетную дверь, по дороге точным броском отправив газету в щупальца её владельца октанога. Децербер миновал его на двух сверхсветовых скоростях, так что заметить пса было нереально.
Старик ошалело уставился на упавшую с неба прессу.
- А я-то полагал, шшш, что там, наверху, газетчиков нет. – Старичок поразмыслил и добавил: - Жалкие.
- Прет, док, я тут! – выпалила ракета с именем «Децербер» на бортах, и порыв ветра захлопнул за псом дверь.
- А, - вздрогнул док Трудельц и обернулся. – Так-так… так-так… Веээ… это, льзевул?
- Да, примерно, - ответил Децербер. – На самом деле, его друг – Децербер, но платить всё равно будет Вельз.
- А, да-да, припоминаю, Вельзевул меня предупреждал… Что-то вы долго.
- М-м, попал в пробку.
За спиной дока возвышалось гордое и неприступное, ужасающее и сделанное из металла, пластмассы и материи медицинское кресло.
- Да? Ага. Ну что же. Садитесь… садитесь. – Док ткнул пальцем в кресло, не попал и, отвернувшись, заскрипел ручкой по заполонившим рабочий стол документам.
Децербер звучно рухнул в кресло, и оно, привыкшее само угнетать и мучить, оскорблено застонало. Децерберу показалось, будто бы он расслышал что-то вроде: «Ну и тяжёлая скотина». Но, может быть, ему это только показалось.
Маневрировавший под потолком стилонер щедрыми горстями сыпал в кабинет горную прохладу, оседавшую на поручнях кресла кристалликами льда.
Децербер посмотрел на невысокую, скрюченную фигурку упыря во врачебном халате.
«Почему среди докторов так много упырей? – мелькнула мысль. – На какого ни посмотришь: не доктор, а упырь. Почему?»
Об этом журналисты тоже не писали.
Белые, почти до бесцветности, волосы дока, не поражающие густотой, но довольно длинные, были уложены вокруг идеально круглой лысины концентрическими окружностями.
«А лысина у него естественная или специально выстриженная, для понта?», - не унимались Децерберовы мысли…
- Вы случайно не знаете, кто исчеркал мои бахилы? – неожиданно спросил док Трудельц.
- Нет, док, - искренне ответил пёс. – А что, должен?
- Мало ли, мало ли… - Трудельц дважды пожал плечами, в такт своим словам. – Какой-то шутник всё время меняет «бахилы» на «бацилы», я замучился за ним править. Он, наверное, думает, что это смешно. Это смешно, как по-вашему?
- Смешно так думать, док, - сказал Децербер. – Лады, если найду виновника, пришлю вам письмо с первым же истребителем.
- Что-что?
- Ну, поставлю в известность, короче.
- Ах, это. Спасибо большое… Ну да ладно. – Трудельц принял серьёзный вид. – А сейчас, пожалуйста, откройте рот, как-вас-там, эээтот, Децебел.
- Дофтор, я фе не по эфому пофоду.
- Так-так. Три из семи.
- Неф-неф.
- Что нет? Я же вижу. - Доктор оттопырил губы, придав своему обворожительному лицу выражение «Любому же дураку ясно», и указал на раззявленную пасть Децербера: - Вот, только три признака здоровых зубов из семи!
Дых! Децербер захлопнул рот, едва не отхватив Трудельцу руку. Но док оказался непростым малым: он быстро среагировал, отпрыгнув от пса не меньше, чем на три шага.
- Аа… в чём же дело, позвольте узнать? – спросил Трудельц.
- Голова, - кратко ответствовал Децербер.
- Одна?
- Нет, три.
- Все?
- Все, док.
- Хм. – Трудельц был озадачен. – И что с ними?
- Посмотрите, док. Такое странное чувство: будто стенки моего черепа превратились в преграду между армиями Ада и Тартара [7], и первая обстреливает мою черепушку с внутренней стороны, а вторая делает то же самое, но с внешней. И пули, я вам хочу сказать, нехилого калибрика.
Децербер замолчал. Это тоже было на него не похоже. Творилось что-то очень странное…
- Пулями, значит? – внёс точность док Трудельц.
- Не грешат и гранатами, - подтвердил Децербер.
- А гранатомёты?
- Не исключено.
- Танки?
- По паре десятков с каждой стороны.
- Атака с воздуха?
- Периодически проводится.
- Бластеры, плазменные пушки и пулемёты бозар?
- Да настоящая бойня, док!
- РПГ, пациент?
- Варгейм, док.
- Весьма… весьма-весьма-весьма странненько.
- Почему же, док?
- Потому что, пока вы балаболили, я вас обследовал и не нашёл следов каких бы то ни было заболеваний. Если не считать три признака и подуставшие почки. Много пьёте?
- Да как все.
- То есть как?
- Три-четыре в день – не больше.
- Яасненько, ясненько.
- Что я, враг себе, пить больше трёх-четырёх бочек алкоголя в день? Я знаю меру.
- Кхм!
- Что-то случилось, док?
- Нет, кхм, ничего, кхм. Я задумался о природе ваших осложнений. Скажите, вы не пробовали не пить?
- Что вы, док!
- А не хотите попробовать?
- Да вы что, док!
- Но, может, я и ошибаюсь… Как бы то ни было, я не обнаружил у вас никаких осложнений. Так же как и самой боли. – В знак того, что он обыскал всё, везде и очень тщательно, док Трудельц помахал медицинским оборудованием, при помощи которого, видимо, и проводил обследование. – Я бы усомнился: уж не разыгрываете ли вы меня?
- Док!..
- Если бы вы не были серьёзным, как я вижу… м-да… молодым существом.
- До свиданья, док.
- Хотя и пьяницей.
- Спасибо, док.
- Берегите зубы! – крикнул вдогонку Трудельц. – И не забывайте про «Орбитальную резинку»!
Децербер покинул кабинет дока Трудельца в смятении и сомнениях.
Он сказал, нет боли? Как же нет боли? Вот она, на месте – ааа!, – пульсирует и переливается всеми болевыми цветами, давит и изнутри, и снаружи, в каждой голове, и, кажется, передаётся дальше по телу: к шеям, к груди… Не нафантазировал же Децербер её!
Не нафантазировал же?..
- Шшш! Смотрите, куда идёте, молодое существо! – Старый (во всех смыслах) знакомец октаног едва не был раздавлен внушительной пятой Децербера.
- Прошу прощения, я вас не заметил, - рассеяно извинился пёс. – Вы хотели допоказать доктору все ваши ноги?
- Хамите, парниша! Ссс.
Децербер аккуратно, но продолжая пребывать в задумчивости, обогнул старичка.
«Уф. Разберусь в ситуации на следующей остановке – «Дом». Но сначала остановка по требованию – “Стриптиз-бар «У Зосуа»”».
Децербер планировал закупиться там бутылками с виски – по сходной цене, поскольку Зосуа был его другом.
Без особого удовольствия дымя сигарами, пёс уныло шлёпал по каменным плитам. Даа, совсем для него нехарактерно…
В стриптиз-баре Зосуа было не протолкнуться – это нормальное состояние для стриптиз-бара, которым владеет охочий до женского пола вампир [8] . Имеется в виду, что такой хозяин знает, как привлечь в своё заведение посетителей мужеского пола, составляющих большую часть его клиентуры.
Зосуа был вампиром, ничем не выделяющимся среди своих собратьев, худым, немногим ниже среднего роста вампиром. Но без клыков. Их он лишился по милости одной дамочки, каковую некогда охмурил, бросил и забыл. Последнее было его ошибкой, потому что дамочка прекрасно помнила Зосуа. За годы разлуки с «любимым» она разработала хитрый и коварный план, в результате которого Зосуа лишился самого важного для вампира, - клыков.
Сначала это его расстроило. Не зная, что делать и куда податься, Зосуа, в сердце которого женщины не вызывали уже более ничего, кроме отвращения, порешил навсегда завязать со стезёй ловеласа – и на мелочь, сохранившуюся после встреч с десятками обеспеченных подружек, открыл стриптиз-бар. Примерно тогда же желание навсегда распрощаться с профессией Казановы поспешно покинуло ум вампира.
Зосуа исполнял в стриптиз-баре обязанности не только директора, но также менеджера, бармена, постановщика танцев, сутенёра, торговца оружием, карточного шулера и продавца леденцов. Его настоящее имя, кстати, не Зосуа. Или надо сказать так: оно настоящее, но деформированное «инвалидностью» вампира. В первом варианте имя Зосуа звучало подозрительно не нереально, было чуточку длиннее и включало в себя такие буквы, как «ж», «д» и «ш».
Зная о проблеме Зосуа, друзья советовали ему вставить искусственные клыки.
«Сделай себе золотые: как раз в твоём стиле», - шутил Децербер. Шутка, надо признать, резковата, но из уст Децербера она звучала по-дружески и беззлобно.
Но что это за вампир со вставными клыками?
С другой стороны, что за вампир совсем без клыков?
В очередной раз размышляя над этой дилеммой, Зосуа меланхолично протирал высокий стакан без граней.
Как много девушек поймалось на эти намеренно удручённые и технически бесподобно исполненные неуклюжие движения. Нынешние девушки падки на меланхоличность и удручённость, и Зосуа ли было этого не знать. А отягощённые жалостливой шепелявостью, эти качества делают своего владельца просто неотразимым!
Но не будет ли он со вставными клыками смотреться ещё жалостливее?..
Раздираемый противоречиями, Зосуа приступил к протирке второго стакана, когда входные двери распахнулись.
Двери распахнулись так, как они любят распахиваться в вестернах. Зосуа не был до конца уверен, но вроде бы присутствовали и замедленные съёмки. Двери мощно хлопнули по стенам, и внутрь заведения ввалился или вплыл (возможны оба варианта) Децербер. Впереди себя Децербер нёс клубы пыли и пучки ослепительного света, позаимствованные у улицы. За спиной трёхглавого пса двери выразительно сомкнулись, и полумрак в заведении секунд на пять превратился просто во мрак.
Децербер направил стопы к барной стойке.
- Пйивет, Децейбей! – Зосуа расплылся в радостной улыбке – и с ней и застыл, увидев выражение морд приятеля. – Сто, эм… слосный денёк?
- Привет, - отстранённо поздоровался Децербер.
- Сто будесъ…
- Пять бутылок высочайшестранского [9].
Металлические души, подгоняемые тяжёлой лапищей Децербера, обрушились на стойку.
- …пить. Как обысьно? – по привычке закончил Зосуа.
И отработанным, автоматическим движением поставил перед посетителем сосуды с виски.
- Пять бутылок высочайшестранского, - повторил Децербер, не меняя интонации.
Зосуа недоумённо пересчитал бутылки слева направо, потом справа налево, но всё равно насчитал пять.
- Пять бутылок высочайшестранского, - произнёс Децербер.
Вампир покосился на ёмкости с виски, на Децербера, на виски, опять на пса – и на всякий случай поставил ещё одну бутылку, за счёт заведения.
- Са сйёт саведения, - пояснил Зосуа.
- Спасибо. Удачной работы.
Децербер смахнул бутылки со стойки, уложил рядком под мышку и, вытянувшись по струнке, прошествовал на улицу – он нырнул в самое пекло, настолько жаркое, что оно образовывало из раскалённых воздушных масс облака. Когда облако света и жара поглотило Децербера, дверцы стриптиз-бара закрылись, отрезая прохладное, затенённое помещение от того ада, что творился на улице.
Зосуа выпучил глаза – от ужаса, а может, от замешательства, - но протирать не прекращал.
- Не послил, не напился, на новенькую танцовсицу не всглянул, - перечислил Зосуа вслух. И подвёл итог штампом, бессмертным, но ужасно милым, учитывая прононс вампира: - Ох, сто-то будет...
Но тут штамп отодвинулся в сторону, уступая место более свежей и более беспокойной мысли:
– Или усэ слусилось?
Механическим меланхоличным движением Зосуа протирал воздух…
Когда выяснилось, что губки ему более не подчиняются, президент устроил забастовку.
Впрочем, народу под предводительством военачальника было всё равно.
Сотни, тысячи высокогорных губок скатывались на своих мягких спинах с горы. Он начинали спуск почти у самой вершины, а завершали его у самого подножья. После этого спина немножко чесалась, но это было не опасно.
Президент кричал им сверху, что они пожалеют – но не уточнял, как именно. Обещал, что они утонут в глубоких морях, зажарятся под солнцем и, как это, застынут в янтаре!..
Военачальник подбодрил собравшуюся у подножия пиков колонию напутственной речью:
- Не боитесь, ха-ха! Я с вами! Прорвёмся, ага!
Важнее было не то, что он кричал, а то, как он кричал. Эмоции воодушевляют слушателей намного эффективнее, нежели философские рассуждения.
Жители взревели, поддерживая нового предводителя во всём… что бы это ни было.
И губки двинулись вперёд.
Президент аж подпрыгнул на месте:
- Стойте! Куда вы?! Вы же пропадёте! Вы же пропадёте без меня!.. А я без вас… Эй, стойте! Стойте!..
Президент поскользнулся, закружился и рухнул за край плато. Милю за милей нёсся он вниз, прочь от того места, которое высокогорные губки обжили много-много веков назад. Президент пытался что-то кричать, но каждый раз, когда он открывал рот, в него набивалось порядочно снега. Прожевав и проглотив его, президент повторял попытку, но с тем же успехом.
Вращательное движение прекратилось, лишь когда президент затормозил носом о равнину. Он поднял глаза и увидел перед собой военачальника.
- Пойдём с нами? – спросил тот.
- Дааа… - гордо отряхиваясь и сплёвывая снег, отвечал президент; он испытывал величественное головокружение. – И хочу напомнить, что я – его величество.
- Пойдём с нами, его величество? - послушно исправился военачальник. А губкам прокричал такие слова – и не возникало ни малейшего сомнения, что прокричать их мог лишь великий стратег и полководец: - Вперёд, чуваки! Кто последний – тот лох!
И бывшие высокогорные губки понеслись через поля, ныряя в высокую и сочную зелёную траву и оставляя на ней следы из снега…
А на двери 416-го кабинета, что и требовалось доказать, поверх зачёркнутой буквы «х» возникла буква «ц». Повествование приближалось к потолку. В любом смысле.
Что и говорить, авторы повествования обладали поистине неиссякаемым чувством юмора.
Первым позвонил Вельзевул.
Под нервную трель фона Децербер разглядывал одну из бутылок с виски, вертя её в бьющих через окно жарких лучах.
- Виски, - задумчиво проговорил Децербер. – Виски… Да, это виски… Виски? – Он присмотрелся получше. – Да… виски…
Фон замолчал, обескураженный тем, что к нему не подходят, но, справившись с изумлением, затренькал снова, для верности сопроводив сигнал вызова передачей на джаз-радио и рекламой собачьей еды на канале для животных.
Децербер нехотя прислонил трубку к уху:
- Ну, алло.
- Дец, ты что не подходишь к фону? Я тебе обзвонился!
- Я смотрю на бутылку виски. Красивая, правда?
Вельзевул молчал, но на сей раз не по старой привычке, а потому что не находил достойного ответа на реплику друга.
- Да? – наконец нашёлся он.
- А как оно искрится и играет в дневном свете. Вельз!
- Что?! – не на шутку обеспокоился дьявол.
- Тебе надо на это взглянуть.
- Уже выезжаю! – взволнованно бросил в трубку Вельзевул, бросил трубку и бросился к Децерберу.
- Ты был у доктора? - с порога выдохнул запыхавшийся Вельзевул.
- Я имел честь посетить господина Трудельца Гера. – Децербер не отрывал взора от бутылки, его пальцы медленно и ласково поворачивали её то влево, то вправо.
- Имел честь? Это ты сейчас говоришь? – Вельзевул прислонил ладонь к Децерберову лбу. – Температуры как будто нет…
- Я ли это говорю? И ты спрашиваешь это у м е н я ? Я, по-твоему, кто, философ?
- Я…
Децербер погрузился в раздумья.
- А в общем, да, философ. И я, и ты, и все – все мы, друг мой, философы. Отчасти, - счёл нужным уточнить философ Децербер, обращая левую голову к уподобившемуся истукану философу Вельзевулу.
- И что сказал доктор? – осторожно поинтересовался Вельзевул, присаживаясь рядом с Децербером.
- Что я здоров! – Пёс радостно взмахнул рукой, и Вельзевулу стоило больших трудов не лишиться головы.
- И что здесь плохого? – спросил дьявол, выныривая обратно.
- То, что это не так, - отрезал Децербер.
- Не так, ты говоришь?
- Нет, даже не так – а совсем не так!
- И головы… - Вельзевул опасливо протянул руку к оказавшейся поблизости глыбе с глазами, ушами и густой шерстью.
- Болят, - сказал Децербер. – Жутко. Невыносимо. Мне кажется, они сейчас взорвутся. Бум-бум, бум-бум, бум-бум… Этот ритм я слышу внутри них. Мои головы словно бы сокращаются, по крайней мере так я это ощущаю, но со стороны ничего не видно. Со стороны всё выглядит нормально. А я, между тем, чувствую, как ритмично, синхронно, беспрестанно мои головы или что-то внутри них делает бум-бум, бум-бум, бум-бум… Сжимается и разжимается, сжимается и разжимается… Ты же слышал теорию о том, что вселенная сужается и расширяется? Так если бы не бессчётные мысли о выпивке и бабах, среди которых не развернуться, я бы решил, что внутри меня поселилась вселенная. Вельзевул, - Децербер схватил дьявола за плечи, - этот ритм – бум-бум – отвлекает меня. Когда он бум-бумкает – а он бум-бумкает непрестанно, - я не могу думать ни о чём. Ни о чём, кроме него. Даже о девушках. Вельз, это страшно!
Вельзевулу было страшно видеть друга в таком состоянии, но всё-таки он выдавил:
- Совсем-совсем не можешь думать?
Децербер немедленно отпустил его.
- Ну, ты что! – отмахнулся он. – Всё, конечно, плохо, но не безнадёжно. Могу, естессьно… Но плохо. – Децербер повторно схватил друга в охапку. – Хуже, чем раньше, Вельз!
Вельзевул неторопливо, чтобы ненароком не растревожить больного, освободился из его объятий.
- Я что-нибудь придумаю, я обещаю… О!
- Что? – встрепенулся пёс.
- Я позвоню Врачу-На-Дачу.
- Кому-кому? Кто из нас бредит, в конце концов? – нахмурился Децербер.
Вельзевул замахал руками:
- Это прозвище. Он крупный специалист, светило! Он специализируется на нестандартных заболеваниях и уникальных случаях. Кроме того… - Вельзевул потёр подбородок и кивнул своим мыслям. – Да, вне сомнения, он тот, кто нужен. Если и есть в Мире [10] существо, которому известны все болезни и лекарства от них, так это он! – С пламенной улыбкой на устах Вельзевул победоносно простёр руку вперёд, в будущее.
Но энтузиазм дьявола длился недолго – кислый взор сразу трёх волосатых морд с саркастически скошенными губами вернул его на землю.
- Он личный врач моего брата Повелителя – владыки [11] Ада, - выстрелил Вельзевул наудачу.
И, неожиданно, попал.
- Павел-то чувак авторитетный… – Левая и средняя голова вздохнули, правая сформировала облачко сигарного дыма и отправила его в плавание по гостиной.
- В чём же дело?
Децербер неопределённо покачал головами и скривился от очередного приступа боли.
- Решено, - твёрдо сказал Вельзевул. – Я бегу домой, смотрю в записной книжке номер, звоню, отсылаю Врача к тебе, и через пять, максимум – десять, минут он у тебя. А ты сиди тут и никуда не отлучайся.
- Да куда я отлучусь…
- Вот и отлично… Ээ, в смысле… А, ладно. Я мигом!
Вельзевул рванулся к двери, но на полпути дал задний ход:
- Что здесь такой холодрын-то собачий?
- А какой здесь ещё должен быть холодрын, учитывая, кто владелец? – В этой фразе впервые проглянул прежний Децербер – жизнерадостный и ироничный. – Это твоим стилонерам спасибо! – прибавил пёс в спину быстро удаляющемуся, подгоняемому страстным желанием помочь Вельзевулу.
Вельзевул, не сбавив газу, машинально обернулся и взглянул на повисшие под потолком стилонеры. Его нога опустилась на коврик, коврик поехал вперёд, дьявол – следом за ним. Вельзевул быстро-быстро засеменил в воздухе ногами, вероятно, надеясь, что получится взлететь. Но взлететь не удалось. Вельзевула развернуло на 180 градусов и вышвырнуло наружу в позе высокохудожественной раскоряки. Коврик взметнулся и устремился следом, и, если судить по звуку, спланировал воздушному акробату на макушку.
«Как бы ему самому не понадобилась помощь врача», - сочувственно подумал Децербер…
Вторым звонил Повелитель.
- Да-да? Останки Децербера на проводе.
- Здравствуй, милый Децербер. – Повелитель говорил по обыкновению сдержанно и вежливо. – Что у тебя стряслось? Поведай мне, я за тебя тревожусь.
- Ничего, мой ироничный Павел, - весело, насколько был способен, откликнулся Децербер. – Головы трещат по швам, того гляди, развалятся, и я испачкаю собственный ковёр собственными же мозгами. А в остальном, прекрасный маркиз…
- Давай, не юли, - более твёрдо произнёс Повелитель. – Сызнова какая-нибудь катавасия?
- На каком языке ты изъясняешься? Я тебе не понимаю, хе-хе.
- Хохмишь? Значит, не так всё худо?
- Нет, всё так худо. А хохмлю я, подпитываясь из негустого н/з внутренних энергетических ресурсов. Я бы и не обнаружил, что он у меня имеется, если бы не Вельзевул, который поднял мне настроение и вернул веру в светлый исход. А я уж, было, настроился на увлекательное путешествие в страну Депрессию…
- Коньки задумал откинуть? – недоверчиво осведомился Повелитель.
- Да, уже отправил Цербера разбираться с задолженностями по аренде катков… А, вот он, родимый. Здорово, Цеб. Жрачка в кухне. И не тревожь меня – я умираю.
Трёхглавый пёс, кого-то подозрительно напоминавший, забрался в дом через потайной люк в полу. Росту в Цербере было не сильно меньше, чем в его разумном воплощении, очки он не носил, сигары не курил, передвигался на четырёх лапах, не разговаривал и вёл себя умнее. Выражение морд сохранял умиротворённое или безразличное и вилял не одним хвостом, а целыми тремя. Но, невзирая на приведённые отличия, стороннему наблюдателю он бы показался точной копией Децербера.
Цербер отряхнулся и рысцой пробежал в кухню, где его ждала еда.
- Завидую я ему… - Децербер посмотрел питомцу вслед. – Ешь да размножайся, размножайся да ешь.
- Хочешь сказать, твоя жизнь сильно отличается от его?
- Да, Павел, я ещё пью.
- Большой труд.
- Ты не пробовал. Попробовал – не говорил бы.
- Не похож ты на больного.
- Может статься, я не болен…
- Вот и я сомневаюсь.
- Просто умираю, и всё.
Повелитель на том конце провода поджал губы.
- Но если Булгак сорвался с места, чтобы прописать тебе пилюли, это что-то, да значит, - сказал владыка после паузы.
- Булгак?.. А, Врач-Как-Его-На-Дачу? – догадался Децербер.
- Он самый. Булгак М. А. Вы уже знакомы?
- Заочно.
- Скоро познакомитесь лично. Между прочим, я договорился, чтобы он, в виде особого исключения, осмотрел тебя бесплатно. Но что уж там, можешь меня не благодарить.
- Я и не благодарю. – Децербер ухмыльнулся, но ухмылка, на которую его хватило, была недолгой и отдавала болезненностью.
- Не нравится мне, как ты выглядишь, - сказал Повелитель. – Я пригляжу за тобой.
- Старший Брат смотрит на тебя, да?
Небольшая тёмно-серая птичка села на ветку напротив окна. Свет Купола [12] скользил по её перьям ослепительными сгустками и, отражаясь, рикошетил в разные стороны. Мобили, припаркованные на стоянке неподалёку, вели себя схожим образом. Птичка была сделана из металла.
Децербер свободной рукой помахал передвижной скрытой камере Повелителя. Птичка-шпион выдвинула вперёд глаз, подмигнула красным фотоэлементом и, козырнув на прощание крылом, упорхнула из поля видимости.
- Если за тобой не следить, ты такого натворишь.
- Павел, думаю, на этот раз всё обойдётся…
- Он думает… И говорит одно и то же. Из раза в раз.
- Да правда, кому может досадить моя больная голова. Ладно-ладно, три моих больных головы.
- Всё начинается с больных голов, а когда их проблемы перекладываются на головы здоровые, случаются вселенские катаклизмы. Децербер, я отлично тебя знаю, поэтому оставь, пожалуйста, заботу о безопасности государства и его отдельных представителей на моей совести.
- Ну ладно, Павел, о-ка. Убедил.
- Невозможное возможно? Я убедил Децербера? – Речь Повелителя смягчилась, в его голосе проскользнули мягкие нотки – на одно мгновение. – Булгак прибыл, - тон владыки вновь стал бесстрастным. – Желаю тебе, Децербер, быстрого и безболезненного разрешения твоих проблем, хотя лучше бы пожелать этого всей Нереальности.
- Ты излишне…
- Ох, это ты излишне – излишне злоупотребляешь врождённой способностью создавать неурядицы, микро- и макрокосмических масштабов. Конец связи. – Повелитель разъединился.
- Пока, - попрощался Децербер с гудками в трубке.
- Привет, - поздоровался он со стуком в дверь.
…Док Трудельц подпрыгивал на месте, силясь дотянуться маркером до потолка.
- Найду шутника – поставлю ему в каждый зуб по пломбе без наркоза!
«Ц» ехидно усмехалась доку с высоты двенадцати футов.
- Небось, какой-нибудь подросток… прикалывается.
Трудельц сходил за стремянкой.
- Грехи мои тяжкие…
Чёрный маркер гневно зачёркнул «ц» и с чувством глубокой удовлетворённости вывел «х».
- Негодники! Поди, никогда потолки-то не белили. Впрочем, я тоже не белил, - негодовал Трудельц, оступаясь и падая с последней ступеньки лестницы…
- И дело так плохо? – спросил у Вельзевула невысокий полноватый чёртик в очках.
- Да, господин Булгак, хуже, на мой взгляд, некуда, - ответил дьявол, ускоряя шаг.
Булгак М. А., доктор в пятьдесят пятом поколении, вперевалочку покатился за ним.
- Подождите… Ух-тух…
Пот градом катился с волосатого доктора. Торговый агент в этом смысле несильно от него отставал.
Вельзевул вытащил из кармана скомканный лист, расправил и с удивлением обнаружил, что это разворот сегодняшней газеты. Левую часть занимал раздел политики, правая была отдана на растерзание экономистам.
Дьявол, наспех вытерши лоб тыльной стороной ладони, принялся обмахивать газетным листом запыхавшегося, но стойко переносящего жару и быстрый темп Булгака.
- Большое спасибо, - поблагодарил доктор. – Но мы ведь уже пришли? – Чёрт указал на дом.
- Да, это берлога Децербера. Господин Булгак, вы не будете так любезны позвонить? А я пока разделаюсь с современной прессой. Где же тут было мусорное ведро? Где-то было…
- Никаких проблем, дорогой Вельзевул.
Булгак одолел подъём из пяти ступенек, протёр лысину до зеркального блеска носовым платком, спрятал его в нагрудный карман и постучал – до звонка он бы не дотянулся.
- Я сейчас, сейчас, я почти его нашёл! – откуда-то издалека прокричал Вельзевул.
Тяжёлая, медлительная поступь предварила тихий скрип дверных петель, но вот он всё же раздался, и перед Булгаком М. А. предстал уставший, разбитый и слабо улыбающийся Децербер.
- Гы, - приветствовал доктора пёс.
- Э…?
- А почему Врач-На-Дачу?
- Может, потому, что я часто гощу у Повелителя на даче. Я его личный врач, если позволите. – Поклон.
- О да, наслышан. Прошу вас, проходите. – Децербер отходит в сторону, пропуская Булгака.
- Благодарю, - благодарит Булгак своим негромким и высоким, но не без приятности голосом. – Вельзевул! Вельзевул! Где вы?
- Я почти-почти-почти отыскал её, господин Булгак! Я скоро буду! – донеслось с расстояния в шесть или семь автобусных остановок. – Где же оно было? Где-то же было! Где-то было, где-то было, где-то было…
- Дорогой Вельзевул, по-видимому, до сих пор ищет мусорное ведро.
- Он даавно его ищет, и не только сегодня… Как вы думаете, оно вообще существует? В нашем мире, я имею в виду, - обратился к Булгаку Децербер.
- Существует ли в нашем мире мусорное ведро? Не исключаю, что метафизически – да, иначе как бы этот образ обрёл словесное воплощение в разуме населяющих наш мир существ?
- Так вы тоже философ? Весьма, весьма рад.
- А вы философ, дорогой Децербер?
- Философ-трепач, милый доктор.
- А в чём разница?
- Нет, вы истинный философ. Мы в восхищении! Прошу ко мне в гости.
Булгак, владелец объёмного багажа знаний как узко-медицинского, так и энциклопедического характера, он же – компанейский и добрый собеседник, принял приглашение Децербера.
- Где-то было, где-то было… - Вельзевул не был ходячей энциклопедией, зато ему принадлежало солидных размеров упорство.
В связи с этим Децерберу неожиданно вспомнился юмористический раздел из сегодняшней газеты. Он решил попробовать.
- Где-то было, где-то было, где-то было…
- Вельзевул, быстрее! Ты сбиваешь с ритма весь Ад.
- Гдетобылогдетобылогдетобыло! – громко затараторили с другого конца города.
Шутка сработала. Но с Вельзевулом шутки всегда срабатывали – в этом был его несомненный плюс.
Расплывшись в зверином оскале, который, по мнению Децербера, походил на улыбку, пёс пыхнул сигарами:
- Доктор, как вы относитесь к коньяку?.. Аааа!
Пухлое телосложение не помешало Булгаку в ту же секунду подскочить к больному.
- Что случилось, дорогой Децербер? Давление или, быть может, сверхъестественное заболевание? Они нынче распространены. Идёмте-идёмте…
Булгак усадил дорогого Децербера в кресло.
- Расслабьтесь, пожалуйста.
- Каким образом?!
Щёлкнул раскрываемый саквояж.
- И, пожалуйста, не шевелитесь… Фух, как у вас холодно, если мне будет позволено заметить.
- Это всё Вельзевул.
- В каком смысле, прошу прощения, Вельзевул?
- Его стилонеры. Он мне сбагрил два или три.
- Да-да, стилонеры, как же, как же. Дорогой Вельзевул любезно согласился продать мне одну модельку – микро- (может, знаете), со скидкой.
- У меня стандартные модели. Вначале они не работали ни в какую, а когда я запустил в них тапком, словно с ума сошли – морозят и морозят!
- Да, пренеприятное положение.
- Это вы о чём, доктор?
Булгак обдумал ответ.
- Не тяните, доктор!
- Как вам объяснить…
- Объясните, как есть, но не тяните! Если я конченое существо, так и скажите.
- Нет-нет… Вернее, что я хочу сказать… Я не понимаю одного, – для наглядности Булгак постучал инструментом по какой-то голове Децербера.
- Ой, доктор!
- Ах да, простите… - Булгак убрал инструмент в саквояж - и вдруг вскочил и припустил по гостиной скаковой лошадью. Неизвестно ещё, кто нервничал больше: больной или доктор. – Не понимаю я вот чего! – недоумённо восклицал Булгак. – Вы больны – это факт. Заявляю со всей ответственностью: ни единое существо не может столь достоверно притворяться, что оно больно. Ни единое! Наука занимает по этому поводу крайне категоричную позицию. Она вообще категоричный товарищ, - поделился Булгак, понизив голос до конспиративного шёпота. – Категоричный и временами узколобый товарищ, эта наука. Но в вашем случае её диагноз однозначен: вы больны. Да, больны, но! – Булгак дёрнулся и замер, как растянутая за кончики резинка; казалось, он сейчас завибрирует. – Но, повторяю я! Хоть вы и больны – вы не больны! И тут наука вступает в противоречие с самой собой, а это, и я не побоюсь этого слова, нет, не побоюсь – парадокс! Вещь жуткая, кошмарная и всячески нежелательная, но, к несчастию, существующая – в той же мере, в какой существует ваша несуществующая боль.
Децербер мысленно собрал в кучу сказанное Булгаком, упорядочил, разбил на части и подытожил. Итог его не устраивал абсолютно, и, тем не менее, пёс его озвучил:
- Выходит, что… Я болен, но не болен. Чем это грозит – фиг знает. Но наука бессильна. Так, доктор?
Расстроенный донельзя, Булгак взмахнул полными коротенькими ручками:
- К великому сожалению, дорогой Децербер!
- Я тут! – На порог птицей вспорхнул Вельзевул.
Но неудачно поставленная на коврик нога, другая, не та, что в прошлый раз, заставила дьявола, вознесшись к потолку, летучей рыбкой нырнуть на диван. Фигуры высшего пилотажа, аплодисменты восторженной публики, признание и слава – всё присутствовало.
Отдышавшись, Вельзевул выбрался из-под накрывших его подушек.
– Я её нашёл, ха-ха! – возопил триумфатор. – Пока вы тут прохлаждались, я успел добежать до тартарской границы, и на неэй-то… А кстати! Прохлаждались – не то слово! Децербер, тебя что, пересилили в центр ледника? – Вельзевул выдохнул – белое облачко моментально затвердело, покрылось ледяной коркой и свалилось на пол, разлетевшись на осколки.
- Куда меня переселили, спрашивать надо тебя, лучший в мире торговый агент, - заметил Децербер.
- Стилонеры?
- А то кто же.
- А с виду такие спокойные…
- Они спокойные, только садомазохисты.
- Отключи их.
- Чтобы сгореть заживо? Превосходная альтернатива.
- Я и не предполагал, что с ними может возникнуть подобная закавыка. – Вельзевул почесал в затылке. – С виду такие спокойные, работящие…
- Эт’ точно! Работящие!
- …адекватные ребята…
Стилонеры с беззаботным свистом наполняли помещение горной прохладой, делая вид, что речь идёт о каких-то других адекватных ребятах.
- Ладно, пёс с ними, - сказал Децербер. – Послушай лучше господина Булгака. Господин доктор, вы не повторите Вельзевулу то же, чем оглоушили меня?
Вельзевул вздёрнул брови.
- Рано, - покачал головами Децербер, - удивляться будешь потом… Аа! – Все три головы пса вдруг безвольно обвисли. Децербер покачнулся.
Вельзевул бросился к другу, но не успел подхватить его.
Децербер опасно накренился, и в следующую секунду два с половиной метра шерсти и неприятностей с тяжким грохотом рухнули на пол.
- Болевой шок, - предположил Булгак. – Если эпицентр боли приходится на головы, то двигать ими не стоит.
- Да что с ним такое?! – воскликнул дьявол.
- Успокойтесь, дорогой Вельзевул. Вы волнуетесь за здоровье друга, это хорошо, но не подрывайте своё. – Булгак хотел ободряюще похлопать Вельзевула по плечу, не дотянулся и удовольствовался коленкой. – Боюсь, вы напрасно ждёте от меня объяснений, - поправив очки, продолжил доктор. – Ведь мне известно очень мало – только то, что…
…Децербер заглянул за край горы и ничего не увидел. Покоящееся впереди ничто не было пространством, отделявшим пик от подножия, это не была бездна, это не было даже само бесцветное и бесплотное ничто – это было ничто густо-чёрного цвета.
Бум-бум, -
пульсировало ничто, -
Бум-бум, бум-бум.
- Бум-бум, - беспрекословно откликались пустые мысли Децербера.
- Бум-бум, - звала чернота, подмигивая чем-то красным, напоминающим и звезду, и глаз, и планету.
- Бум-бум, бум-бум, - послушно и эквиритмично ликовало тело. У тела единственное предназначение – двигаться. Движение доставляет телу удовольствие. И неважно, кто им двигает, первоначальный ли хозяин или хозяин, приобретённый позже.
- Бум-бум, - подманивало чёрное ничто, пульсируя и кружась.
- Бум-бум, - оболочка Децербера, её составные части, готовы были – вместе или порознь – слиться с тем, кто их звал, звал так настойчиво и так нежно. Тело Децербера изготовилось прыгнуть, вперёд и вниз. Или вверх: чёрное ничто было везде. Вездесущее, оно подмигивало триллионами квинтиллионов секстиллионов звёзд-глаз-планет, сжималось, сворачивалось в спираль, разжималось – и затягивало…
И вдруг на ничто с размаху шлёпнулась исполинская губка и раздавила его. Всё стихло, смолкло, исчезло. От ничто ничего не осталось. Теперь была лишь жёлтая, размером со Вселенную губка.
- Губка? Какая, к чёрту, губка?! – изумился Децербер.
Губка встала, пошатнулась, споткнулась и громыхнулась обратно – горы задрожали, холмы расщепились, острова ушли под воду.
- ОЙ! – ВЗОРВАЛА ГУБКА ОКРУЖАЮЩЕЕ ПРОСТРАНСТВО БОЛЬШИМИ БУКВАМИ, А ЗА БОЛЬШИМИ БУКВАМИ ВСЕГДА СТОИТ ЧТО-ТО ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ И ВЕЛИЧЕСТВЕННОЕ. – КАЖЕТСЯ, У МЕНЯ ОПЯТЬ СПОЛЗЛИ ШТАНЫ, ХИ-ХИ-ХИ…
ГУБКА ПРЕВРАТИЛАСЬ В ОКТАНОГА. А ВОЗМОЖНО, ОНА ВСЕГДА ИМ БЫЛА.
…ХИ-ХИ, ХИ-ХИ! – ГИГАНТСКИЙ СМЕХ ПРОДОЛЖАЛСЯ, НО ИСХОДИЛ ОН УЖЕ ИЗ ГЛОТКИ ОКТАНОГА.
У которого почему-то было 26 ног.
Жуткий великан раскрыл пасть, в которую с легкостью поместилась бы вся Нереальность.
Децербер отпрыгнул и резво пригнулся: из пасти октанога плотным и неодолимым потоком повалили буквы «ц» и «х» и ринулись на пса.
Децербер заслонился – и понял, что опять может управлять своим телом.
Буквы забивались в глаза, залетали в уши, всё жужжало и кричало:
- Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х – Ц – Х…!
Децербер поднял руку – двигаться в подобном густому космическому киселю потоке было очень трудно, почти невозможно. Но всё-таки Децербер ущипнул себя, за правую щёку.
И, как ни удивительно, это помогло.
Да, это помогает, - попробуйте!..
..!Децербер открыл глаза, но это мало что изменило, - вокруг всё тот же Мир-С-Закрытыми-Глазами.
Хотя нет… вот темнота дёрнулась, поплыла наверху, помаленьку рассеялась внизу – и неторопливо разъехалась, точно театральные кулисы.
Но изображение было мутновато. Три мозга Децербера принялись крутить настройки – Ад потихоньку проступал сквозь сон...
Децербер не сразу понял, что спал, - сны ему не снились, никакие: ни эротические безумия, ни безумные вакханалии, ни выигранные безумным образом в рулетку миллионы душ. Ему с избытком хватало подобного в жизни. А во сне он просто спал, отдыхал от тяжёлых жизненных будней – от тех же эротики, пьянства и азартных игр.
Децербер видел свой первый сон, который, так уж случилось, оказался кошмаром.
И престранным кошмаром.
Децербер приподнялся на локтях.
- Ой-ой-ой, - заскулил он, тоже впервые, - боль-боль-боль…
- Лежи-лежи, - произнёс кто-то голосом Вельзевула.
Да, это был Вельзевул.
Децербер бережно опустил головы на мягкое и удобное нечто. Ага, подушки. Спасибо.
- Спа… си… сиб…
- Не за что, не за что, - сказал Вельзевул, - лежи. Губка больше не беспокоит?
- Губка? Какая, к чёрту, губка?!
- Да, вот так ты и сказал.
- Вижу, он пришёл в себя, - произнёс рядом кто-то незнакомый.
- Верно… но не будем его тревожить, коллеги, - сказал другой незнакомец.
- Да, да, \
- Да, да, – загомонили незнакомцы, но тихо, чтобы не беспокоить Децербера.
- Да, да, /
- Ве… Вельз, - прохрипел Децербер. – Это кто?
- Это? – Вельзевул обвёл рукой неведомо откуда взявшиеся, накрытые белыми скатертями столы, тарелки-ножи-вилки, фужеры-вино-и-коньяк и бутерброды с ветчиной и колбасой на закуску.
- И это тоже, - громоподобный бас Децербер куда-то пропал – вместо него раздавался присыпанный песком шелест.
- Если ты о наших гостях…
- На… ших?
- …то это светила медицины: традиционной и нетрадиционной, магической, сверхъестественной и шарлатанской… - Вельзевул с нескрываемым уважением относился к представителям науки.
Децербер не разделял его восторгов. Вообще-то, ему было плевать, лишь бы дом не развалили.
- И зачем они припёрлись? – спросил он.
- Чтобы помочь тебе!
- И как, сильно помогли?
- Каак сказать… - Вельзевул неопределённо покрутил ладонью. – После того как я их позвал, они много пили и обсуждали, выдвигали разные версии, но, честно говоря…
- Ага, понятно, - не дослушав, произнёс Децербер. – Богемная тусовка за чужой счёт.
- Дец, не стоит всё-таки…
- А эти «аксессуары» как тут оказались? – ДеЦербёр обвёл комнату взглядом.
Вельзевул также обвёл взглядом комнату.
- Столы, столовые приборы и вино каждый из гостей взял с собой, - ответил дьявол. – Они не хотели показаться некультурными. Не могли же они прийти к незнакомому существу, развалиться на диванах и требовать еды и питья… Ну, кто так делает? – Вельзевул выразительно поглядел на Децербера.
Пёс и ухом не повёл – ни одним из.
- И как они допёрли столы и всё прочее? Главным образом, меня интересуют столы. Вон тот здоровёхонький оборотень с завитой шерстью дотащил бы, верю. Но как не надорвались эти хиляки?
- Тише, тише… они гении!
Децербер саркастически хрипнул:
- Гений наш общий дружбан Повелитель. Гении поэты – творцы прекрасного, вроде Сушкина…
- Аушкина, - поправил Вельзевул.
- …философы: Ратсок, Горпифа…
- Он Афипрог.
- То-то я думаю, смешное имечко: Гора Пива… Великие музыканты тоже гении…
- Ахб?
- Угу. И Вен-Хо-Бет. Они – гении. А твои учёные просто много знают.
- И это плохо?
- Плохо, что они при этом трепачи.
- А сам?
- А я этого не скрываю.
Но Вельзевул бился до последнего:
- Если они и не столь гениальны, как Эйн Шатейн (кудрявый такой, всем язык показывает, ну, ты знаешь)… Даже если они не столь гениальны, это не отрицает полностью их гениальности!
- Ну ладно. - Децербер пощадил чувства друга и сменил тему: - Но как, скажи на милость, они дотащили тяжеленные столы ко мне домой и не переломились?
- Учёные – очень трудолюбивые существа. – Вельзевул послал Децерберу пристыжающий взгляд.
Пёс ловко увернулся.
- Но эти столы весят, наверное…
- Учёные – очень трудолюбивые существа.
Децербер сдерживал иронию, как мог, но она всё же победила:
- Так-таки и все?
- Извините, что вмешиваюсь в ваш научный диспут… - Доктор Булгак вынырнул из-за ног Вельзевула и нагнулся к Децерберу. Троицу тут же поспешно окружили маги, знахари, ведьмы и врачи стандартной профориентации. Булгак снял очки и, протирая их специальной тряпкой, сказал: - Дорогой Децербер, ваш случай взволновал адское медицинское сообщество. Настолько, что представители враждующих школ не побоялись встретиться лицом к лицу у вас дома, на импровизированном консилиуме, который замечательно организовал ваш друг Вельзевул. – Булгак поместил чистые очки на нос. - Благодарим за бутерброды, мне лично они очень понравились: мясо нежнейшее, колбаса в меру острая. Коньяк – просто что-то потрясающее!..
- Коньяк?! – взвился Децербер и вернулся на подушки с новым приступом боли.
- Дец, 10 бутылок ведь лежали без дела… - смущённо пробубнил Вельзевул.
- 10 бутылок?!
- Ну да… Заходил Зосуа, справлялся о твоём здоровье. Он принёс спиртное, за счёт заведения. Но, спрашивается, куда девать десяток бутылок коньяка?..
- Что значит куда?!
- Вот я и решил использовать их для банкета. Фуршета. Ты же всё равно…
- Что всё равно?!
- Как я мог оставить собрание высокочтимых существ без коньяка.
- А меня?!
- Дорогой Децербер, вам требуется покой, - умиротворяюще произнёс Булгак.
- Скажите это ему.
Децербер зыркнул на дьявола.
Тот вначале отшатнулся, потом скривился, потом отмахнулся – и спрятался Булгаку за спину.
Децербер проворчал что-то нечленораздельное.
Булгак замялся.
- Уверен, - нерешительно начал он, - ваш друг Вельзевул не хотел…
- Он мне не друг!
Симпатичная самка игуаноподобия, одетая в вышитый бисером белый халат, тронула Булгака за рукав:
- Майклаф Айнасссович.
- А? Да, Годзи?
- Не приссступить ли нам к осссновной часссти? – прошипела Годзи.
- Не сомневайся, моя прелесссть, непременно присту… - Булгак замер на полуслове, спохватившись, что они были не у себя дома и далеко не одни. – Я… Э… В общем, да… да, дорогая коллега, вы правы. Дорогой Децербер, - Булгак был сама официальность, - у меня к вам есть серьёзный разговор…
- Доктор, только не надо вот этих вот: у меня к вам есть серьёзный разговор… Не люблю я этого. - Децербер сдвинул брови и взволнованно закурил.
- Дорогой Децербер…
- После такого обычно выясняется, что ты кокнул своего папашу и согрешил с собственной мамочкой. Или что-нибудь в том же духе.
- Я сам упирал на то, что вам необходим покой, но оставлять такие новости без внимания, по-моему… Вы не против, я начну с менее шокирующего известия.
Децербер не удержался и выпалил:
- Будет ещё и более шокирующее?
Булгак прочистил горло.
- Во-первых, дорогой Децербер, вы проспали 7 дней.
- Неделю?!
- Да. И в последний день ваше состояние ухудшилось до критического – мы буквально бились за вашу жизнь.
Децербер ошеломлённо пыхнул средней сигарой.
- Ухудшилось, говорите? А каковы были… симптомы?
- Интересно, что вы упомянули… - В глазах Булгака зажёгся медицинский азарт. – Симптомы были запоминающиеся, я ещё раз убедился, что ваше заболевание нельзя отнести к разряду обычных, просто не известных науке.
Имели место:
1. Общая пульсация тела: ритмично билась не только кровь в сосудах, но и скелет, внутренние органы, волосяной покров и т. д.
2. Перемещающиеся по телу в хаотическом порядке чёрные пятна, очень тёмного оттенка – темнее я, пожалуй, не видел.
3. И свечение белого цвета, столь же белого, сколь чёрными были описанные мной пятна. Светились, как бы поточнее выразиться, ваши контуры – те линии, которые, когда вас создавали, нарисовали первыми (уже после в них залили внутренности, кожу, волосяной покров и сделали вас). Так это выглядело со стороны.
- Хым. – Ничего более оригинального у Децербера не придумалось.
Булгак дал ему передохнуть.
- Вторая же новость…
- Ещё более шокирующая?
- …заключается в том, что… - Булгак прервался и взглянул поверх плеча Децербера – для этого невысокому доктору пришлось подпрыгнуть. – Ведут.
- Кто? Кого ведёт?
- Мои коллеги ваших псов.
- А, ваши коллеги… кого?!
Три собаки, удерживаемые за холки троицей врачей, печально взирали на Децербера. У каждой было по одной голове и по одному хвосту.
Именно так выглядел бы Цербер, если бы его распилили натрое.
Губки почуяли гору в степи.
Они почуяли её нутром, шестым чувством.
Когда-то давно так чуяли горы первобытные губки, волосатые, обитающие в пещерах, привыкшие общаться и решать проблемы при помощи дубинок.
И оставаться бы им такими всю бесконечность времён, если бы когда-то давно они не почуяли гору…
Это определило их судьбу.
Почуяв гору, древние губки выпрямили спины, выкинули дубинки, сбросили шерсть и гордо прошествовали к подножию, а затем поднялись на вершину своей первой горы. Они превратились из презренных пещерных губок в просвещённые высокогорные губки.
Они расплодились и заселили множество гор.
Высокогорным губкам нужна гора, она – то, что делает их самими собой.
…Бороздившие степные просторы губки взревели.
Дождь, слякоть, вода, тепло, леса – прежние препятствия обратились в пыль. Они не существовали для губок – губки не замечали их.
Он чуяли гору и стремились к ней.
По пути они встречали другие горы. Но они и сравниться не могли с той горой, которая их манила. С её холодностью и первозданностью, которые они чуяли если и не носами, то печёнками уж точно.
НАСТОЯЩИЙ пик.
- Настоящий пик… - мечтательно протянул президент. – И такой… холодный!
Встречные горы были хорошими, но тот пик был лучшим. Пусть даже лучшее, как известно…
Губки стаптывали в пыль поселения сравнительно небольших существ. И, минуя поля, леса и реки, холмы и ущелья, приближались к цели.
Внезапно губки взорвались неудержимым рёвом. Так близко, они так близко! Усталые и утомлённые минуту назад, сейчас они были напор и сила, буря и натиск. Губки встали на дыбы и, взметнув к блестящему Куполу гроздья земли с травой, утроили усилия.
- Ну, чем мы не кони! – в порыве восторга воскликнул президент.
Большую часть пути они преодолели, оставался сущий пустяк. Тем более, у них была цель…
…Но цель целью, а порядок быть должон.
- Парни! – крикнул военачальник, опережавшийся толпу мигрантов на несколько корпусов. – Напомните-ка, кто из вас вода?
Правый Цербер дёрнулся, взвизгнул и жалостливо посмотрел на среднего (со)брата. Средний Цербер повернулся к Правому, погрузил в его шерсть челюсти и заклацал зубами. Шла ожесточённая ловля блох. Правый Цербер мог бы справиться и сам, но застарелые привычки искоренить труднее всего. Да и ловить блох на правой шее удобнее средними челюстями, вы не находите?
- Бедняга всю жизнь разрывался на части и вот, похоже, разорвался, - прокомментировал Децербер.
Средний Цербер целиком истребил популяцию блох, но это никак не сказалось на его самомнении. Он зевнул, и друг за другом зевнули Левый и Правый Церберы: всё-таки привычка – кошмарная вещь. Средний посмотрел на собравшихся гениев медицины безразлично и даже, как показалось Вельзевулу, удручённо.
«Разве что не сплюнул в сердцах», - подумал дьявол.
Средний Цербер свернулся на полу калачиком, и подле него свернулись калачиком Левый с Правым.
- Напоминают наших политиков: задница у каждого своя, а блохи общие. – Децербер пожевал сигары. – Вельз, они вызывают во мне комплекс полноценности.
- Неполноценности, ты хотел сказать?
- Не-а, полноценности. Мне бы жуть как не хотелось разорваться на Левого, Правого и Среднего Децербера, потому что я у себя один, свой собственный. Общий и целый.
- Но тебя пока и не разорвало, - тонко подметил Вельзевул.
- Ага. – Децербер кивнул и на сей раз отчего-то не ощутил боли. – Кстати, почему меня не разорвало?
Вельзевул пожал плечами:
- Может, потому, что разорвало Цербера? Не знаю, я не слишком компетентен в такого рода вопросах. Но я связался с тем, кто компетентен. Жду его звонка с минуты на минуту.
К Децерберу подошёл гном-великан (около 4 футов ростом). Он был бородат, как и все гномы, но лыс. Впрочем, последний недостаток компенсировала буйная растительность на груди.
«Наверное, сделал пересадку, чтобы женщин привлекать, - подумал Децербер. – Умно».
Ни один гном в здравом уме не расстанется с бородой, а с шевелюрой – легко.
- Завал.н, - назвался гном.
- Через «е» или через «и»?
- Как вам будет угодно.
- А я Децербер. Везде «е».
- Очень приятно. Я доктор предпоследней стадии.
- С начала или с конца?
- Пока, к сожалению, с конца. Но мы работаем.
- А я пошляк последней стадии – с начала. Правда, мы не работаем.
Последовало крепкое мужское рукопожатие.
- Значит, гном Завален.
- Подтверждаю!
Завали/ен достал блокнот и ручку.
- Позвольте, - сказал он, - несколько вопросов. Научного толка. – Завалиен решил, что фраза требует уточнения. – Для науки.
- К вашим услугам. – Децербер обожал интервью. Не из-за тщеславия – он не знал, что это такое, он и слова-то такого никогда не слышал. Просто Децербер чистосердечно признавал себя трепачом и при любой возможности доказывал, что это правда.
Завалеин начирикал в блокноте: «Децербер (Уникальный случай: пульсация, свечен. и пр.)» - и, постукивая по записям ручкой, начал интервью:
- Для начала вот такой вопросец…
Кто-то из врачей составил гному компанию: подсказывал вопросы или молча слушал. Другие медики скучковались в группки и вели оживлённые беседы научного толка. Какие-то пили и ели – пока было что и пока их коллеги занимались различной ерундой. Иные из врачей, пользуясь тем, что на них не смотрят, флиртовали с противоположным полом (а также с третьим, четвёртым и всеми прочими – жители Нереальности не ограничены всего двумя полами). А пятые ничего не делали, так как или заснули, или напились до беспамятства. Консилиум был в самом разгаре.
Наручные часы Вельзевула запипикали.
- Прошу меня извинить, я отойду…
Децербер, не прерывая интервью, благосклонно махнул лапой:
- Иди же, сын мой.
Вельзевул выбрал место поспокойнее, свободное от врачей и децерберов, и нажал на часах кнопку приёма.
Стекло часов раскрылось, высвобождая молочно-зелёный свет. Он закружился неторопливым вихрем, поднялся вверх, растянулся и уплотнился. Раздались жужжание и потрескивание – статические помехи. По квадратному экрану, образовавшемуся внутри успокоившегося вихря, пробежали полосы. Когда они скрылись за нижним краем, на экране проступили черты чьего-то круглого и тоже зелёного, но мутно-зелёного, лица. Полупрозрачное, оно глядело на Вельзевула большими круглыми глазами. Из виртуальных динамиков донёсся голос. Судя по интонациям, голос принадлежал дружелюбному привидению.
Или призраку.
- Привет.
Кашпир на связи.
Слышимость нормальная?
А видимость? –
В порядке теста Кашпир помахал перед объективом камеры полупрозрачной лапкой и сказал «Раз-два, раз-два».
- Всё о-кей, - ответил Вельзевул. – Вижу тебя и твою лабораторию нормально.
- Замечательно!
А то я уж засомневался.
Помнишь, что случилось во время прошло сеанса связи?
Профессор до сих пор чинит слюнопередающую аппаратуру.
- Не надо было мне чихать, - покаялся Вельзевул.
- Да ладно.
Ничего.
Колбинсон починит.
Если не он, то кто?
Но вообще-то аппаратура предназначена для поцелуев, а не для чихания.
Я не в укор, нет-нет, просто вношу ясность. –
Призрак говорил так, словно бы мысли роились у него в голове, как осы, и все мечтали быть произнесёнными. Но вот беда: организовать их в улей, разбить на классы и подчинить общим правилам Кашпиру почему-то не удавалось. Поэтому мысли он попросту выбалтывал, то есть высказывал быстро и рвано: предложение-мысль – пауза – следующее предложение, пока не забылось – снова короткая пауза – и далее в том же духе... –
Колбинсон передаёт привет, -
тренькнул Кашпир. –
Как Децербер?
Консилиум не буянит?
Мы провентилировали твою просьбу.
Секундочку, я отлучусь за материалами.
Вельзевул открыл рот и сразу закрыл. Привыкнуть к Кашпиру было просто; он лучился обаянием маленького ребёнка и заражал им окружающих. Но научиться говорить с ним не представлялось возможным, потому что говорил в основном он один.
- Вот он я.
Ох, и тяжёлые для бесплотного существа эти ноутбуки.
Я не жалуюсь, ни в коем разе, просто заметил.
Так.
Теперь смотри. –
Кашпир раскрыл ноутбук и развернул его экраном к Вельзевулу. –
Я связался со сведущими призраками по «Гостлайну» [13].
Пришлось понырять по измерениям, пообщаться с ребятами.
Но мои труды даром не пропали. –
Кашпир взял электронную ручку: она была величиной с ручку обычную и назначения примерно такого же. Дружелюбный призрак открыл на десктопе папку, нашёл в ней нужный файл, дважды кликнул, и Вельзевулу явился график: на белом фоне, слева направо, текла ярко-оранжевая линия. Она периодически вздрагивала, превращаясь из прямой в ломаную и полную острых углов. В эти моменты очертаниями она напоминала горы. –
Как ты и просил, я подключил все известные мне каналы, связался со всеми, с кем мог.
И один парень.
Мой бывший одноклассник, кстати.
Посоветовал мне просканировать замкнутую на Децербере действительность.
Подумай сам.
Сказал он мне.
Если Децербер болен неизвестной болезнью, но болезни как таковой нет, хотя отрицать её наличие нельзя.
То!
Сказал он мне.
Болезнь должна вступать в реакцию с действительностью.
В негативные взаимоотношения.
Проще говоря, болезнь и действительность должны конфликтовать.
Болезнь существует, но действительность её не признаёт, а болезни на это наплевать.
Всё просто, не так ли?
- Но что это за болезнь такая? Я не встречал подобных…
- Погоди-погоди, не спеши, -
прервал Вельзевула Кашпир. –
Я последовал совету друга.
Отрыл в тёмной кладовой старенький и пыльный СД (сканер действительности).
Кого в наше время интересует действительность?
В наши дни модно исследовать цену на нижнее бельё. –
Кашпир говорил серьёзно. Нет, он не избегал сарказма – просто их в детстве не познакомили. –
Я просканировал действительность вокруг Децербера.
Самого Децербера как частицу действительности.
И те зоны, в которых соприкасались действительность мировая и Децерберова.
Забил результаты в компьютер, нажал кнопку.
И – вуаля!
Компьютер выдал эту оранжевую линию. –
Кашпир ткнул электронной ручкой в график.
- И что она означает?
- Она означает.
Милый Вельзевул.
Она означает существование Децербера.
Так выглядит его действительность.
- То есть, жизнь Децербера – это прямая линия, то вздымающаяся, то опадающая? – резюмировал Вельзевул.
- Ну да.
И твоя жизнь такая же.
И моя.
И всех.
Почти.
- Почти? А что, есть исключения?
- Агаа. -
Кашпир раздвинул уголки губ в хитрой улыбке. –
Есть.
По крайней мере, одно. –
Кашпир закрыл документ с жизнью Децербера и открыл новый график, который тоже был оранжевым, полз и вздрагивал, но линий в нём было три. –
Эта мысль пришла мне в голову неожиданно.
Я просканировал Децербера и не нашёл ничего необычного.
Стандартный график жизни.
Много неприятностей, мало стрессов – вот самое необычное в нём.
Но этот график натолкнул меня на одну идейку.
А кто такой Децербер, спросил я себя?
- И ответ получился не матерный?
- Нет-нет-нет, Вельзевульчик, я говорю не о характере Децербера.
И не о его образе жизни.
А о том, кто он есть?
- Достойная высокой науки проблема.
Кашпир в экстазе замахал руками:
- Он же не индивидуален!
Каждое существо, будь оно триста раз полно штампов, глупостей и безликости – индивидуальность.
Потому что оно – это оно.
А не кто-то другой.
А Децербер – воплощение.
Он воплощение Цербера.
Децербер един в двух лицах.
- В шести, - поправил Вельзевул.
- Нуу, это было образное выражение.
А вот то, что Децербер и Цербер одно целое – факт!
Ручка Кашпира отбивала дробь по экрану монитора. Призрака переполняли эмоции. А экранное стекло в паре мест пошло трещинами.
- Не сказал бы, чтобы это известие меня шокировало, - сказал Вельзевул. – Я, честно признаться, догадывался о связи воплощения с тем, что оно воплощает.
- Как же ты не понимаешь! –
взволновался Кашпир. –
Он же…
Его же…
Ты же...
Тут же ясно…
Не прерывая восклицаний, Кашпир принялся живописно размахивать руками.
- Кашпир, разреши. – Место призрака перед глазком камеры занял полтергейст. В отличие от Кашпира, он был немолод и умудрён – удручён, утомлён, убаюкан – знаниями. После взгляда на лицо полтергейста лучше всего запоминались его короткая седая бородка, квадратные очки и лоб с глубокими морщинами. – Профессор Колбинсон, научный руководитель сего нервного отпрыска.
- Добрый день, профессор. Вельзевул, брат-близнец Повелителя, торговый агент.
- И вы здравствуйте, Вельзевул.
- Ну как же тут…
Да ведь любому же ясно…
Это же…
Это ж… -
распалялся на заднем плане Кашпир, в избытке чувств роняя со столов колбы и склянки.
- Вы меня слышите, Вельзевул?
- Да, профессор, да.
- Мой ученик хоть и сообразительный, но довольно шумный молодой призрак.
- Самую малость шумный, профессор.
- Тут же и так понятно…
Всё же как на…
А он…
Нууууууууу…
Мелодия разбивающихся склянок стала громче.
Колбинсону пришлось повысить голос:
- Кашпир всего лишь пытался сказать вам, что его заразили.
- Что?
- Заразили!
- Кого? Кашпира?
- Нет, Цербера.
- Кого, профессор?
- Цербера!
Разбилась последняя стеклянная тара. Кашпир в последний раз всплеснул руками и сел на стул передохнуть.
Колбинсон воспользовался этим, затараторив:
-Цербера заразили.Или,скорее,он сам заразился.Я предполагал,что болезнь Децербера магического свойства,но магические заболевания локальны и не заразны.Вместе с тем это и не природный недуг.Что же это,ломал я голову:болезнь уникальная,но не магическая,и заразная,но не природного происхождения.И тут решение пришло само собой:заразился же не кто-нибудь,а Цербер!Цербер,который,как мы выяснили,-то же самое,что и Децербер,только более молчаливый.Болезнь не сумела одолеть самого Децербера и перекинулась на иную его ипостась.Вельзевул!Кто-то имеет зуб на Децербера,кто-то специально заразил его этой страннейшей болезнью.Но либо она вышла из-под контроля злоумышленника,либо,наоборот,следовала его воле…Неважно.Результат от этого не меняется:жертвой болезни пал не хозяин,а его домашний питомец!–Дыхание закончилось.
Профессор Колбинсон перевёл дух.
Вельзевул посмотрел в окно. С того дня, как заболел Децербер, минула неделя, но ничего не изменилось. Жара не спала. Выходя на улицу, вы всё так же боялись, что испаритесь, стоит вам только переступить порог. Как и прежде, асфальт нагревался так, что начинал булькать и пускал раскалённые пузыри. Как и прежде, непрерывным и необъятным потоком обрушивался на жителей Ада отражённый металлом яростный свет – отскакивавший от крыш и столбов, отпрыгивающий от мобилей и велосипедов, отстреливающий от роботов и киборгов. Как и прежде, телевидение передавало бессчётные экстренные сообщения о пожарах: в курятниках и на улицах, в жилых домах и на заводах, в парках и лесах. «Мы прерываем показ сериала “Из огня да в полымя”, так как до нас дошли слухи…» И, как прежде, стилонеры расходились на ура, и даже на гип-гип-ура. Но коммерческие успехи, с которых Вельзевул имел немалый процент, нисколько его не радовали.
Монотонно работающие стилонеры засыпали дьявола фунтами снега, но и это не имело значения.
И ночью жара не стихала, а становилась ещё жарче.
Вельзевул скис. Помнится, дьяволу удалось растормошить Децербера и вернуть ему волю к жизни, когда пёс оказался в подобном положении. Но как легко давать советы другим и менять их жизни к лучшему и как непросто помочь самому себе…
…Децербер предложил гному-интервьюэру пройти на кухню – чтобы им не мешали шум диалогов, звон бокалов и сладкие похрапывания. Гном согласно кивнул, и «звезда» с «журналистом» скрылись из виду…
…В поднятии настроения на помощь извне рассчитывать не приходилось. Но Вельзевул не был в обиде на Децербера: пёс никогда не бросал его в беде. Децербер непременно поддержал бы Вельзевула и сейчас. Ободряюще улыбнулся бы и хлопнул по плечу. Но ведь Децербер не знал, что его друга гложет… а собственно, что? Вельзевул и сам затруднялся ответить.
- Профессор, а эти полосы… - Вельзевул трижды провёл пальцем по воздуху, рисуя график жизни Цербера. – Получается, Цербер – три самостоятельных существа? Как же они уживались в одном теле?
- Мне думается, Цербер был…
- Как-то странно звучит: был.
- Когда был целым, - поправился Колбинсон. – Целостен. Когда Цербер был целостен, он представлял собой нечто…
- Нечто… тоже странное слово.
- Существо. Когда Цербер был целостен, он представлял собой существо сродни однояйцовым близнецам. Целостен снаружи, разрознен внутри. Но поскольку разумом он не обладает, разрозненность эта не доставляла ему проблем. Им управляли инстинкты. А Децербер – владелец разума. Разум объединил его внутренний мир и сотворил самого Децербера – благодаря разуму Децербер и является цельной, целостной личностью…
- Личностью? – переспросил Вельзевул. – По-моему, странное сл…
- Вельзевул!
Дьявол подскочил на месте:
- Что?
- Взбодритесь.
Вельзевул согласно закивал:
- Да, профессор. Понимаю. Нечего распускать нюни, делу это не поможет! – Вельзевул замотал головой, отгоняя негатив и сонливость. Он победил их в другом – победит и в себе. – Ну, вот всё. Я снова бодр и весел.
- Очень рад… - Колбинсон посмотрел в сторону и вверх, на настенные часы. – Но мне пора: кто ещё, кроме меня, прочтёт этим лентяям химикам лекцию о твёрдожидкостях [14]. – Глаза Колбинсона хитро сверкнули из-под очков.
- А у меня выходной, - сказал Вельзевул. – Восьмой подряд. Дравог, мой начальник, так обрадовался успеху на рынке стилонеров, что велел мне отдыхать, пока мои услуги не понадобятся. И пока не понадобились.
- О-о, так это ваша фирма занимается производством стилонеров?
- Скорее выпуском. Растут они сами по себе.
- Ну да неважно. Большое вам спасибо за них! Если бы не ваш стилонер, я бы, не ровен час, сжарился в котлету.
- Да, пекло на улице адское…
- А вот Кашпира из-за стилонера всё время продувает.
- Купите обычный кондиционер.
- Куда же деть ваш агрегат?
- Отдайте кому-нибудь. Или выбросите – от нашей зажиточной фирмы не убудет.
- Ну что вы! Я так не могу. Он же всё-таки полуразумный… - Колбинсон вновь сверился с часами. – О-хо-хонюшки, я опаздываю. Всего хорошего, Вельзевул, приятно было…
- Смотрите!
Этот возглас родили одновременно десятки пар голосовых связок. И десятки рук (или того, что выполняло их функции) указали на свет.
На трёх Церберов, объятых маревом, сине-красно-жёлтым, цвета огня, цвета жары за стенами дома. Охваченные пламенным свечением и движимые им, псы вжались друг в друга боками. Серия вспышек, сыплющих фейерверками искр, разукрасила помещение мистическими рисунками.
У Среднего Цербера пропали все лапы, у Левого и Правого сохранилось только по одной передней и задней. Бока псов расплылись, перемешались и слились.
Та же неведомая сила, которая забрала у Цербера привычный облик, возвращала его назад…
Док Трудельц выпрыгнул из засады.
- Ага, попался!
Кто-то испуганно мяукнул и дал деру. Но прежде чем дать дёру, ощутимо царапнул по ноге.
- Тьфу ты! Кошка! – Трудельц осмотрел боевую рану: опасности она не представляла, но чесалась пренеприятно. – Кошки… Этим тварям не место в Нереальности!
- И этим тоже! – добавил док, испепеляя взглядом букву «ц».
Чёрный маркер блеснул в жарких дневных лучах – Трудельц нещадно исправлял ошибку.
Сражение между буквами занимало четвёртый этаж, лестничный пролёт и половину третьего этажа. Но док Трудельц сдаваться не собирался!..
Децербер выскочил в гостиную:
- Что такое? Опять не слава Богу?
Гном-«журналист» зацепился пышной курчавой бородой за пряжку на штанах Децербера. Беспомощно бултыхая ногами, коротышка скользил за псом по полу.
- Церби! Ты снова с нами! То есть… Церби? – Децербер недоумённо вздёрнул все шесть бровей.
Вельзевул подошёл к другу и ободряюще хлопнул его по плечу:
- Дружище, давай я тебе всё объясню.
- Всё-превсё? – не поверил Децербер.
- Ну, почти всё…
- Гора!
- Гора!
- Гора!
- Настоящий пик!
- Но разве так выглядит настоящий пик?
- Главное не то, что снаружи, а то, что внутри… Ай!
- Отвлёкся? Ха-ха! Теперь ты водишь!..
Децербер необычно внимательно выслушал Вельзевула, не прерывая его и не шутя. Погружённая в глубокие раздумья, мерно покачивалась троица нескончаемых сигар.
- Итак, нам остаётся только найти того негодяя, который наложил на меня проклятие, - сказал Децербер, постукивая пальцами по ближайшей столешнице.
- Вернее будет сказать, того, кто тебя заразил. – Вельзевул не был занудой, но точность любил.
- Угу… Угу… - Децербер покрутил в руках скатерть. – А это заболевание… оно смертельно?
- Не знаю, смертельно ли оно, - ответил Вельзевул, - но, если бы оно тебя одолело, ты бы исчез из действительности. Навсегда. Из всех пространств и времён, из всех вероятностей.
- Будто меня и не было?
- Ага, точно.
- Что ж, по-моему, оно довольно смертельно.
Бушующей на улице жаре были безразличны беды Децербера – да и всего Ада, если на то пошло. Жара всегда сама по себе, и мелкие неприятности мелких существ её не касаются.
Стилонеры присыпали Децербера снежком.
Пёс по-собачьи отряхнулся.
- Да что такое! – гневно рыкнул он. – С каких пор я стал чистить пёрышки, словно какая-нибудь дворняжка?
Цербер выразительно посмотрел на хозяина.
- Извини, Церби, не хотел тебя обидеть… но где это видано, чтобы я вёл себя противоестественно, да ещё получал от этого удовольствие? Чтобы я ныл и нервничал и принимал это как само собой разумеющееся? Чтобы я не пил 7 дней и не хотел бы пить и дальше? И ещё эта жара. В Аду в самые жаркие дни не бывало подобного пекла. Эта жара тоже противоестественна! Действительность взбунтовалась, она возмущена таким чудовищным положением вещей, и я не удивлюсь, если всё закончится глобальным коллапсом – космического масштаба. – Децербер прищурил глазищи, и шесть яростных щелочек образовались за тёмными стёклами очков. Децербер заозирался: повернулся налево, направо, потом снова налево. Он оглядывал комнату, будто ища в ней кого-то. – Да, коллапсом, ядрить-колотить! А всё из-за того, что я, по не известной мне самому причине, не угодил какому-то дураку…
- Сам дурак, - прервал его величественный глас. Пол говорившего определить было невозможно, равно как и место, откуда он исходил. – И вообще, заткнись. И вы все – заткнитесь! Вы меня так достали…
Децербер выпучил глаза. Глас был ему знаком, но откуда?.. Кроме того, глас имел странную особенность: он раздавался не только из чьего-то невидимого рта, но и изо ртов самого Децербера, и изо ртов врачей и Вельзевула, и из окружающего пространства: из тел всех присутствующих, из кресел, из столов, из пола и стен. Он доносился с улицы и из других измерений. Отовсюду…
Децербер не стал сдерживать своего удивления:
- Ты кто?!
- Кто-кто. Я, блин, Вселенная!
Децербер жестом дал понять гласу, чтобы тот помолчал.
- Слышь, Вселенная, - сказал пёс, - ты не могла бы говорить тише и постараться не использовать моё тело и весь остальной мир в качестве рупора? Или тебе и целого мира мало?
В ответ на Децерберову реплику злобно пыхнули, и этот пых прошёл через всех жителей Нереальности, через все её строения, через все земли, через все материальные и нематериальные её детища. И всё же просьбу Децербера удовлетворили: глас обратился простым голосом, звучал теперь не отовсюду, а только сверху, и был скорее женским, чем мужским.
- Вот за это, - хмыкнула Вселенная, - я его терпеть не могу…
…Децербер никогда не нравился Вселенной.
Вселенная получила своё имя потому, что включает в себя всё – вообще всё, в том числе и самое себя, и абсолютное Ничто. Естественно, Вселенная была недовольна, что одна её наглая частичка отбилась от рук. Нет, поймите правильно, Вселенная отнюдь не праведница, в ней хватает несправедливости и зла, но в ней же вы отыщите добро и чудеса, плюсы, которые уравновешивают минусы.
А Децербер был не плюсом и не минусом. Судите сами: пьёт, курит, говорит пошлости, занимается прелюбодеяниями и нарывается на неприятности – но всегда выходит из воды сухим, даже хвоста не намочив, и при этом такой обаяшка. Как его уравновесить? Невозможно! Невозможно для Вселенной, для которой всё возможно? Именно так, и это создавало парадокс.
Вселенная ненавидела парадоксы – они мешали нормальному ходу вещей. Поэтому она и Децербера невзлюбила, со всей его парадоксальностью. Децербер был для Вселенной чем-то вроде аппендикса: зачем нужен – непонятно, но, если начнёт болеть, мало не покажется.
Проблема больного аппендикса решается в два счёта – в два взмаха скальпелем. А проблема Децербера решаться никак не желала; более того, продолжала усложняться и нарывать.
Главная отличительная черта Вселенной – наплевательское отношение к тем, кто её составляет. Вас, например, заботит атом по имени Билл, проживающий в вашем ухе? Так же и Вселенную не заботил атом по имени Децербер. Но Децербер был таким атомом, таким парадоксальным атомом, от которого, если ничего не предпринять, заразятся все прочие атомы. Вселенная знала, чем это закончится, - взрывом, атомным взрывом Вселенной.
Место которой займёт Ничто.
Вселенная не могла ужиться с Ничем в одной, хм, вселенной, и такой исход её не устраивал.
У неё не было выхода…
…Кстати, если Вселенная – скорее женского пола, то Ничто – скорее мужского…
…- Но я допустила ошибку, - рассказывала Вселенная. – В борьбе с парадоксом я забыла, что сама насквозь парадоксальна. Как можно включать в себя поровну положительного и отрицательного, находиться, так сказать, меж двух огней – и не быть разорванной на части? – Вселенная замолчала: она не любила признавать свои ошибки, но, сказавши «а»… Она продолжила: - Я поняла это и ужаснулась: мои старания избавить себя от уничтожения дали прямо противоположный результат. Я хотела вырвать Децербера из действительности, но, если бы мне это удалось, проделала бы в действительности нехилую дыру. А залатать её нечем – Децербер, как это ни прискорбно признавать, не подлежит замене… Мне повезло, что Децербер оказался сильнее, чем я думала. Он победил парадокс парадоксом. Сейчас объясню. – «Вот так, - пробурчала Вселенная между делом. – Хотела как лучше, а теперь ещё и объясняй, и чуть ли не извиняйся…» - Так вот: Децербер не догадывался, что его попойки, прелюбодеяния и нездоровый образ жизни во ВСЕЛЕНСКИХ масштабах и стали причиной, по которой я задумала удалить его из действительности. Но это не помешало ему начать здоровый образ жизни. Представляете? Децербер и здоровый образ жизни. Это же нонсенс. Парадокс! Но парадокс парадоксом вышибают, и Децерберу удалось одолеть свою болезнь… Хотя на самом-то деле никакая это была не болезнь: это я проникла в Децербера, чтобы победить его. Другого способа не было.
- Я, кхе, офигеваю, дорогая редакция, - высказался Децербер. – Так-то мамаша заботится о своих детках?
- Я-то забочусь о вас. …Нуу, может, не так часто, как следовало бы, но забочусь. А папаша ваш, Ничто, который хоть и является моей частью, плевать на вас хотел. Да что я оправдываюсь! – если бы у Вселенной имелось материальное воплощение, оно бы сейчас всплеснуло руками.
- Ладно, не заводись. – Децербер успокаивающе подымил сигарами.
- А Цербер, - вступил в разговор Вельзевул, - мы правильно определили его роль?
- Да-да, - буркнула Вселенная, для которой плохое настроение – норма. – Децербер, слышишь? Скажи спасибо своей собачке: если бы не она, я бы тебя добила-таки. И свою своевременную отключку поблагодари.
- А её-то зачем?
- Затем, что ты способен вести здоровый образ жизни только в бессознательном состоянии. И фиг бы ты продержался целую неделю без сигарет, алкоголя и баб, если бы не валялся в беспамятстве.
- Мой организм меня бережёт, - довольно произнёс Децербер. – Он знает, когда включать автопилот – когда его хозяин уже не контролирует ситуацию.
- Я одного по-прежнему не понимаю, - снова заговорил Вельзевул. – Почему Цербера не стёрло из действительности? А вместе с ним и Децербера, с которым они единое целое.
- Как же не стёрло? Стёрло! – Вселенная усмехнулась. – Была одна собачка – стало три. Результат не совсем такой, какого я добивалась, но всё же результат. Правда, Цербер не исчез совсем – он лишь поменял форму. А если бы исчез совсем, захватил бы с собой и Децербера.
- А если бы первым совсем исчез Децербер…?
Вселенная ответила, не дав Вельзевулу договорить:
- Исчез бы и Цербер: когда вы теряете того, кто вас воплощает, вы теряете себя. Но Церберу я могла бы найти замену: укоротила бы лернейскую гидру – в росте и на несколько голов. А вот Децербер… - Вселенная фыркнула. - Н е з а м е н и м .
Завалившийся на диван Цербер безмятежно дремал и лишь изредка подёргивал ушами.
- Короче, я могу идти? – поинтересовалась Вселенная. – Я всё вам объяснила, вернула Церберу прежний облик, разобралась с жарой в Аду... Да, с жарой. Небольшое промедление, и вскоре бы Ад превратился в огромную микроволновку. На каждом углу горели бы гигантские костры, всюду текли бы реки лавы, все бы кричали от страха и ужаса… Ну, куда это годится? Это уже не Ад, а кошмар какой-то несусветный, по-моему… В общем, ситуацию я разрулила. Все должны быть счастливы. А коли так, у меня нет времени с вами прохлаждаться… - Вселенная хотела уже попрощаться, но о чём-то вспомнила. Она вообще грешила хаотичностью. – Кстати, насчёт прохлады: бррр! Что за ледниковый период вы здесь развели? Спасутся только белки!.. Знайте, эти стилонеры укокошат вас быстрее, чем я. Заморозят до смерти.
Вельзевул, частично ответственный за появление стилонеров на рынке, попытался оправдать их:
- Они, конечно, временами перерабатывают, но…
- …но, - перебила Вселенная, - именно они в первую очередь виноваты в жаре, от которой вы все страдали. Вызвало жару разрушение действительности, действительность рвалась из-за моей битвы с Децербером. Но, если бы не ваша погоня за горной прохладой, жара не достигла бы таких масштабов. И критических отметок на градусниках.
- Но как стилонеры…
- Вельзевул! – Вселенная повысила голос. – Стилонеры – наглые воришки. Они крали горный воздух так, как его красть нельзя, и оттуда, откуда его красть нельзя. Они разбередили действительность почище моего. Действительности было плохо: у неё из-за царивших кругом парадоксов высвобождалась куча энергии, которую вы воспринимали в форме нестерпимой жары. А тут эти тупицы стилонеры, на тебе, пытаются жару победить – победить жару НЕ природного происхождения природными средствами. Действительность чуть с ума не сошла!..
Вельзевула это огорчило.
- Шеф расстроится, - сказал он. – Ведь ему придётся отказаться от стилонеров, а они приносили немалую прибыль. Вряд ли Дравогу понравится эта идея: забирать товар у покупателей и возвращать им деньги. Но ничего не попишешь…
- Постой-ка, постой-ка. – Децербер выставил вперёд ладонь. – Как ты сказал, Дравог?
- Ну да, Дравог, - подтвердил Вельзевул. – Директор агентства, в котором я работаю.
- Ты говоришь о Ктулхе?
- Даа, о нём. А ты что, с ним знаком?
- Ха!
Раздался стук в дверь.
- Ваши проблемы ещё не закончились, - заметила Вселенная, посмеиваясь. – В такие мелкие неурядицы я не вмешиваюсь. Да даже если бы хотела (а я не хочу), мне их не разрулить. Да, вот так: решать свои собственные проблемы существа могут лишь сами. Но, убеждена, вы быстро найдёте решение. Я в этом ничуть не сомневаюсь… Просто откройте дверь, - добавила Вселенная на прощание.
«Нет, как-то пафосно и слащаво получается, - подумала она. – Я, Вселенная, так себя не веду. Не хватало мне новых парадоксов!»
- Я ещё вернусь! – прогремела Вселенная и ушла, громко хлопнув дверью.
«Так-то лучше».
Куда отправилась Вселенная? Ну, уж точно, не по делам. Врала она – нет у неё никаких дел. Из вечности в вечность она только тем и занимается, что ничего не делает, - за неё всё делают другие, и поэтому Вселенная существует. Но надо же было слинять под благовидным предлогом.
Стук повторился.
Гора не была похожа на гору.
Всем известно, что гора, на которой собираются поселиться будущие высокогорные губки, должна быть: холодной; необитаемой; горой.
Холодной она была… Мороз тут пробирал до костей. Закачаешься!
Но что касается двух других пунктов…
- Привет! – поздоровалось трёхголовое существо с нескончаемыми сигарами в зубах. – Чем могу?
- Мы высокогорные губки, - радостно пропиликал военачальник. – У вас здесь есть гора?
- Судя по холодрыну, это пик, настоящий пик! – завопил сзади президент.
- Погоди, Патрик, - попросил военачальник.
- Ой, молчу, молчу…
- Это Патрик, наш президент, - представил военачальник. – А я Роберт, можно просто Боб. – Он поправил квадратные штаны. – Хи-хи, опять сползли!
На Децербера внезапно нахлынули воспоминания: ему вспомнился его давешний кошмар. А затем в разуме пса, чистом и незамутнённом, начало зарождаться озарение.
Военачальник Боб, лучась идиотской улыбкой, вдохнул поглубже.
- Мы пришли на гору. Вы не против, мы тут немного поживём? Не знаем, сколько. Может, навсегда останемся. В тесноте, да не в обиде. А ещё мы умеем чистить всякие разности, - на одном дыхании выдал Боб.
Озарение расцветило ум Децербера калейдоскопом красок. У пса мгновенно оформился план, который он тут же принялся претворять в жизнь.
- Ребята! - весело сказал он. – Горы у нас, к сожалению, нет. Но подождите! – Децербер вздёрнул палец. – У нас есть идея на… Вельзевул, сколько вы там выручили за стилонеры?
- Порядка 30 – 40 триллионов душ, - ответил дьявол.
- Но у нас есть идея, - Децербер улыбнулся, - на порядка 30 – 40 триллионов душ…
Децербер шёл расслабленной походкой бандита из высшего света.
Полоска из бесконечно сменяющихся «х» и «ц» петляла и прыгала, норовя запутать пса, но он не поддавался.
С ламп величайшее сочинение всех времён и народов переползало на двери туалетов, с дверей – на пол, с пола плотная линия букв перелетала на окна, а с окон на кресла в коридоре, а потом на перила лестниц – и на ступеньки – и с одного этажа на другой…
Децербер замер в шаге от злоумышленника.
Тихонечко посмеиваясь, величайший юморист Нереальности открыл маркер и поднёс его к занавеске.
Главное в шутке, смешная ли она. Многократно повторённая шутка, даже не самой высокой пробы, становится во много раз смешнее. А бесконечно повторяемая шутка – смешна до бесконечности…
В тот самый момент, когда существо, питавшее иллюзии вселенского масштаба касательно свого чувства юмора, приготовилось любовного вывести на материи нужную букву –
чья-то сильная рука, покрытая пушистой коричневой шерстью, схватила щупальце с маркером.
- Господин Дравог Ктулха, как поживаете?
Октаног подпрыгнул и, несмотря на невысокий рост, достал макушкой до потолка.
- У меня к вам предложение, - продолжал Децербер, беззаботно покуривая сигарами, – и, безусловно, такое, от которого вы не сможете отказаться.
Ктулха беспомощно захлопал глазами.
- Оно касается нескольких моих друзей - сказал Децербер. – Вернее, нескольких тысяч моих друзей. Может, миллионов – точно не знаю.
Децербер отдёрнул занавеску и, не отпуская щупальца Ктулхи, кивнул на окно.
Октаног посмотрел на улицу и опешил от увиденного:
- Но, шш… Но при чём тут я, шш…
- Господин Ктулха, - ласково произнёс Децербер
и, не вдаваясь в подробности, но чрезвычайно доступно, изложил ему события последних дней…
– …И мои друзья, - говорил пёс, - были бы рады… нет-нет, они были бы просто счастливы! Если бы вы изъяли проданный товар – с возмещением убытков покупателям, конечно. А потом отдали бы стилонеры тем, кому они нужнее, то есть моим друзьям губкам. – Децербер улыбнулся (читай: оскалился) Ктулхе. – Понимаете, наш климат для них не слишком подходящий, и им не терпится отбыть домой. Но там с климатом тоже не всё ладно – уже по вашей вине. Я ни на что не намекаю, просто констатирую факт. И с вашей стороны, я считаю, было бы весьма благородно оказать помощь.
Децербер выжидательно курнул сигары.
- Но-но-но, - запричитал Ктулха, - принцип работы стилонеров – на вход и выход. Вы, шшш, должны понимать: они перекачают тёплый воздух с одной горы на другую, и история повторится. А только на вход стилонеры не работаютшш…
- Но если их попросить работать только на вход, они согласятся? – спросил Децербер. – Они же полуРАЗУМНЫЕ.
- Как, ш, попросить?
- Хорошо, ш, попросить.
- Ээ… - Ктулха замялся. – Шш… Ээ, должны, наверное, согласиться…
- Вот и здорово, пусть себе качают.
Ктулха обречённо вздохнул.
- Я вижу, вы меня поняли, - сказал Децербер, отпуская щупальце октанога.
Ктулха потёр конечность, приводя её в чувство. Директор торгового агентства всё же решил проявить стойкость. Он знал, что это крупная ошибка с его стороны, но ничего не мог поделать – глупость уже возобладала над разумом:
- А если, жалкие ничтожества, я откажусь в этом участвовать?
Децербер высунул в открытое окно левую голову и глубоко вдохнул тёплый, но не жаркий воздух Ада. Столпившиеся внизу губки радостно ему замахали, и он помахал им в ответ.
- А если откажетесь, - Децербер как бы мыслил вслух, - то вам, наверное, придётся как-то иначе искупать свою вину. – Пёс повернулся к Ктулхе. – Можно будет подключить дока Трудельца. Он премилейший дядька. Но, когда дело касается правописания, с ним лучше не связываться… Нет, я, конечно, понимаю, - поспешил заверить Децербер, - что все стилонеры в вас не влезут, даже если очень постараться – вы не такой вместительный. Но, если подключить дока Трудельца, - Децербер ободряюще похлопал Ктулху по плечу, - уверен, он найдёт способ…
«Хотя бедные ПОЛУразумные существа, - подумал пёс, - не заслужили такой участи».
* * * * * * * * * * * * *
Купол над Адом окрасился в серый цвет, который становился всё темнее и темнее. Повеяло прохладой; в открытые окна домов залетели первые порывы ветра. Игуаны зажгли свои огоньки, и на обочины дорог легла витиеватая полоска из ярких маленьких точек. Словно звёзды сияли в городских сумерках…
В Аду наконец наступил вечер.
Выдержки из
«Краткого энциклопедического словаря Нереальности»
[1] Ад – город-государство в Нереальности. Режим правления: авторитарная демократия. Владыка (см. [11] ) : дьявол Повелитель.
[2] Тролли (гномы, оборотни, эльфы и пр.) – б/у существа (см. [3] ) , в силу своей неамортизируемости подлежащие немедленной насильственной эмиграции из Ада (см. [1] ) . За пределами Мира (см. [10] ) для них оборудовали резервации и концлагеря, однако вскоре те начали страдать от перенаселённости. По этой причине Ад заключил с Раем (см. [7] ) соглашение, в котором говорится, что Рай разрешает троллям, гномам и пр., а также жителям Ада беспрепятственно пребывать на своей территории; Ад же, в свою очередь, снижает цены на визы для райцев.
[3] Существо – нечто, обладающее чем-то похожим на жизнь и чем-то похожим на самостоятельность. Может быть заменено контекстуальным синонимом создание (см. ниже).
Создание – что угодно, существующее в действительности, но чаще неживое.
[4] Дух – 1) Нематериальное существо (см. [3] ) , живущее в основном в мыслях и чувствах и ими же питающееся. 2) Бесплотная субстанция, обитающая внутри живого существа; также образное.
Душа – 1) Обычно: валюта Другого Мира (см. [10] ) . Д. в ходу не только в Другом Мире, но и во многих иных районах Нереальности. Очень распространённая и надёжная валюта. 2) В переносном значении: внутренний мир существа в совокупности с его моральными качествами (стыд, срам, совесть… / «Совести у тебя нет!» ~ «Д. у тебя нет!»).
[5] Перенос – способ транспортировки на расстояния разной дальности. П. осуществляют переносчики – сеть специальных аппаратов. Они раскладывают переносимое существо или предмет на мельчайшие частицы; частицы по специальной невидимой дорожке перемещаются от переносчика-МО (места отправки) до переносчика-МН (места назначения); там частицы вновь собираются в целое существо. Согласно «Краткому научному справочнику Нереальности», П. – «практически совершенно безопасная процедура».
[6] Упырь – существо (см. [3] ) из рода вампиров (см. [8] ) . По сравнению с вампирами У. имеют более светлый оттенок и питаются не кровью существ и созданий (см. [3] ) , а их энергией, деньгами или другими ресурсами
[7] Тартар – одно из двух Низших государств (см. ниже ) , второе – Ад (см. [1] ) . Т. – вечный и непримиримый противник Ада.
Кроме Низших, выделяют Самые Средние государства (Чистилище и Междумирье; политические отношения – толерантные) и Высшие государства (Рай и Высочайшая Страна; политические отношения – активные взаимопомощь и сотрудничество).
Низшие, Самые Средние и Высшие государства составляют трёхуровневую систему Мира (см. [10] ) .
[8] Вампир – кровопийца, клыкастое существо (см. [3] ) , граф Ридкалла. Излюбленная форма: бэт-мэн.
[9] Высочайшестранское – произведённое в Высочайшей Стране (см. [7] ) .
[10] Мир – 1) Как общее: всё сущее или большая его часть. 2) Как конкретное: Другой Мир с его трёхуровневой системой (см. [7] ) . Название «М.» чаще всего используют сами жители Другого Мира. Среди прочих вариантов названия встречаются Мир Иной и Загробный Мир.
[11] Владыка – официальная должность главы государства в Другом Мире (см. [10] ) .
[12] Купол – верхняя граница Нереальности, являющейся замкнутым пространством. К. меняет цвет, температуру и форму, отдельные его части перемещаются, и таким образом в Нереальности протекают процессы мирового масштаба: движутся космические тела (см. ниже) , изменяются климатические условия, происходит смена дня и ночи… и т. д.
Несмотря на замкнутость Нереальности, в ней в самых неожиданных местах, но чаще сверху и в Космосе, можно наблюдать галактики, планеты, звёзды и т. п. Однако астрономия в Нереальности не очень популярна, и пока Космос не был тщательно изучен учёными.
[13] «Гостлайн» – сотовая сеть призраков (см. ниже) , функционирующая на основе призрачной сверхпроводимости (см. ниже) .
Призраки – бестелесные, но осязаемые существа (см. [3] ) , которые лишь наполовину пребывают в действительности. Благодаря этому они обладают сверхпроводимостью противоестественного характера. Призраки могут путешествовать между измерениями, используя в качестве передающего оборудования собственные тела. Широкое распространение получили такие явления, как призрачный туризм (туризм сквозь тела призраков) и призрачная почта (пересылка к.-л. вещей через тела призраков). Но свободно перемещаться друг сквозь друга могут лишь сами призраки; остальным существам и созданиям (см. [3] ) для этого требуется дорогостоящее оборудование.
[14] Твёрдожидкости – субстанции, сочетающие в себе одновременно качества твёрдых тел и жидкостей. Обладают хорошей текучестью и крошатся при ударе о стену.
(2007)