Действующие лица.
Левиафан – морской змей.
Современник – сторонник современной ему системы.
Место.
На берегу бескрайнего моря. Современник сидит и скучает.
Левиафан:
(выплывает к скучающему современнику)
– Приветствую, человек. Что ты забыл на берегу этого безграничного моря?
Современник:
– Мне скучно. Я увидел все, что можно увидеть. Демоны разрушили мое мировоззрение. Я скучаю по своему миру. Там было так хорошо.
Левиафан:
– Я полагаю, там была привычная система ценностей и мировоззрения.
Современник:
– Да, водный змей, ты прав.
Левиафан:
– Так, получается, сладкая ложь лучше горького незнания?
Современник:
– Именно об этом я стал задумываться все чаще. Сладкая ложь науки была успокоительным напитком для меня. Наука давала мне заснуть. Я думал, что знал что-то об этом мире. В системе было довольно хорошо. Но, мне кажется, я перерос все это. Демоны… демоны… Я больше не могу мыслить так, как мыслил раньше.
Левиафан:
– Иногда худшие существа, зло, чистейшее зло, помогает нам пробудить мышление.
Современник:
– Но во мне еще живет вера в науку и современное мне общество. Я не могу просто так от всего этого отказаться. Я этим жил. Мне было так близко все это… И все еще остается.
Левиафан:
– Системы-системы, они заражают нас изнутри. Даже когда мы пытаемся излечиться от них, они продолжают сопротивляться. Все эти системы – наши интеллектуальные вирусы, которые делают нас своими марионетками. Конечно, суть вопроса всегда в истине. Люди хотят стать марионетками истинной или хотя бы самой адекватной системы. Но я, чудовище и демон, не желаю быть марионеткой даже у истины.
Служить кому-то – низко и глупо, даже если дело касается истины. Но, ладно, было бы хорошо, если бы истину можно было узнать, но истина не так проста. Нет истин. Есть только системы. И как-то по-другому их не назвать. Это просто философские системы. Разница в них только в том, что одни системы навязываются нам с рождения в школах, а другие – нет.
Современник:
– Возможно, ты прав. И я устал спорить. Я не хочу говорить с кем-то. Я устал от всего.
Левиафан:
– А начиналось все с того, что ты был уверен в своих силах. Ты яро спорил со всеми. Ты думал, что твои аргументы абсолютны. Ты без страха бросался в бой. Но сейчас ты сам не знаешь, что делать. Ты не хочешь бросаться сражаться. Ты хочешь убежать от мира, сохранив свою систему. Это её последний шанс на выживание. Она говорит в тебе. Она просит тебя сохранить себя. Она все еще управляет тобой. Системы живут внутри людей. Системы внутри них развиваются. Системы собирают факты. Системы собирают доказательства. Но все это ради того, чтобы стать нашими тиранами, чтобы подчинить нашу жизнь себе. Они навязывают нам свои принципы и каноны. И они пытаются выделиться на фоне других систем.
Современник:
– Похоже на правду. Но если не остается систем, то что? Остается пустота?
Левиафан:
– Пустота – тоже система.
Современник:
– Но тогда что?
Левиафан:
– На самом деле, не имею понятия. Я никогда не встречал ни одного существа, не сводимого ни к одной системе.
Современник:
– И ты не смог ничего о них узнать?
Левиафан:
– Да, не смог. Но я люблю путешествовать по миру и узнавать разные системы. Люди меня часто боятся, думают, что я пытаюсь их убить, но все это не так. Я просто путешествую по разным морям загробного и смертного миров, пытаясь разузнать о том, что думают люди. Этим я занимаюсь с самого сотворения мира. Я собрал миллионы мнений, миллионы систем. Но ни одно существо не переросло систему. Система захватывает чувства, эмоции, ощущения – она полностью поглощает человека. И любую поглощенность можно назвать системой. Даже скептики, хвастающиеся своей бессистемностью, довольно предсказуемы и тенденциозны. Все есть система, когда мы говорим о человеческом уме. И все системы – это мнения.
Современник:
– Какие же вы все, демоны, философы.
Левиафан:
– Есть немного. Демоны олицетворяют ту или оригинальную систему, а потому они вынуждены мыслить. Мышление – это всегда создание системы. Нельзя мыслить, не создав систему. Мы либо создаем систему, либо подчиняемся ей.
Современник:
– Получается, и ты находишься в системе.
Левиафан:
– Я и есть само олицетворение системы. Царь морей. Связующее звено.
Современник:
– Хорошо. Но если все есть система, то, значит, нет никаких объективных фактов. Значит, все, что мы видим, вторично встраивается в систему.
Левиафан:
– Именно так и есть. Нет никаких фактов вне системы. Система сама производит факты, а методика создает объект. Именно поэтому все факты немы. То, что человек называет фактом, на самом деле, уже трижды теоретически закольцованный материал. Факт есть часть теории. Именно поэтому ему нельзя доверять. Факт всегда связан с системой. Система продуцирует факт, думая, что все происходит наоборот. Вообще, психика человека легко подкладывает псевдофакты под свои теории. Лишь рефлексия может помочь нам разоблачить наши сомнительные предположения, но большинство даже очень сильных мыслителей были далеки от глубокой рефлексии. Наука, например, крайне нерефлективна, как и государственная система.
Современник:
– А что не так с государством? Это тоже какое-то плохое мнение? Я думал, что современное государство – самое совершенное из тех, которые существовали. И мне этого всегда хватало.
Левиафан:
– Проблема в том, что каждое государство любой эпохи считало себя самым лучшим. Государства – это довольно забавные системы, полные предрассудков.
Современник:
– Значит, они тоже мнения?
Левиафан:
– Конечно. Государство – это просто мнение. Ни одно государство не существует объективно. Все государства лишь точки зрения. В мире нет разделений на государства. Только люди все делят так. Государства – это идеалистические системы, наложенные на географическую карту.
Современник:
– Интересная позиция. А что же, тогда общественное мнение?
Левиафан:
– Тоже определенная живая система, зависимая от науки и политики.
Современник:
– И ты все определяешь как системы?
Левиафан:
– Да.
Современник:
– Ну, тогда, получается, что это тоже такая система.
Левиафан:
– Да. И все системы пытаются определить через себя все остальное. Мое преимущество над прочими системами заключается в том, что я не иду дальше, чем дозволено. Я просто фиксирую факт – все есть системы и все объясняется правилами системности.
Современник:
– А вдруг не все?
Левиафан:
– Когда столкнусь с тем, что этому противоречит, тогда изменю свою систему.
Современник:
– Но ты сам говорил, что все факты объясняются вторичным образом. Следовательно, ты изменишь факт, а не систему.
Левиафан:
– А ты проницательный собеседник. Если факт противоречит моей теории, то тем хуже для факта. И под этим я понимаю именно это. Тот, кто считает, что нашел какой-то факт, который противоречит какой-то системе, просто забывает о вторичном положении фактов.
Современник:
– Но, значит, и доказать что-то невозможно.
Левиафан:
– Именно! Доказательство само является системой. А все системы спорны. Об этом нельзя забывать. Фанатики логики не менее смешны, чем религиозные фанатики.
Современник:
– И что же нам тогда остается?
Левиафан:
– Я выбрал путь созерцания систем. Что еще делать в мире разных систем? Созерцать их. Только о них можно делать какие-то более-менее верные суждения. Например, христиане верят в Бога. Верно? Верно. А почему верно? Потому что субъективно. Все, что мы называем объективным, сразу переходит в разряд сомнительного. А вот истинное для субъекта однозначно, особенно, когда мы говорим о себе. Допустим, я говорю, что я верю в Бога. Я знаю, что я подразумеваю под верой и Богом.
Современник:
– Но есть одна тонкость. Часто люди просто повторяют некоторые слова. Ничего не испытывая и не понимая, они могут сказать, что верят в Бога.
Левиафан:
– Да, это хорошее замечание. В таком случае, даже системы не вполне истинны, так как мы не можем прочитать мысли человека и увериться в том, реально ли он испытывает необходимые переживания, связанные с системой, которую он пытается обозначить в языке.
Современник:
– Да, получается, твоя система не имеет твердых оснований. И что с этим делать? Я не знаю.
Левиафан:
– И я не знаю, человек. Все это так сложно и, с другой стороны, интересно. Но я все равно люблю наблюдать за системами. Вот и к тебе подплыл, думая, что ты расскажешь мне какую-то систему.
Современник:
– И это интересно?
Левиафан:
– Ну, кому-то интересно догматически верить и трактовать все факты с точки зрения системы. Кто-то же интересуется системами и уважает их.
Современник:
– А ты ведь такое большое чудовище, но говоришь так разумно и понимающе. Ты самый нормальный демон.
Левиафан:
– Ну, не стоит все судить по внешности и происхождению. Да и прочие демоны не такие плохие. Да, они не самые добрые существа, но у каждого есть что-то свое интересное. Как и у некоторых людей. Именно поэтому я изучаю людей и их системы.
Современник:
– Но системы – все ложь.
Левиафан:
– Как и литературные произведения. Но их можно познавать, попытаться понять и, конечно, размышлять о всем этом. Каждому свое. Кому-то рискованная вера в сомнительные вещи, кому-то рассмотрение всех этих сомнительных вещей.
Современник:
– Да, это соблазнительно. Твой путь довольно интересный.
Левиафан:
– И я не претендую на другие пути. И не называю тех, кто думает иначе, глупыми. Это важно. Люди вообще любят друг друга унижать. Все думают, что так просто доказать свою правоту. Все думают, что оперируют подлинными фактами. Но все это не так. Никто не оперирует подлинными фактами, так как их не существует. Шарлатаном можно назвать каждого, кто употребляет слова «здравый смысл» или «очевидно». Явно, этот человек пытается обмануть, притом, не столько кого-то другого, сколько самого себя.
Современник:
– И кому же верить?
Левиафан:
– Если дело касается истины, то не стоит верить даже самому себе. Каждый интеллектуал занят тонкой игрой с собственным сознанием, он формирует в себе систему, но не замечает, как система формирует его. По сути, это взаимосвязанный процесс формирования: мыслитель формирует систему, а система формирует мыслителя. Обычный человек отличается от мыслителя тем, что он пассивно воспринимает ту или иную систему. Для исследователя систем, конечно, нет особого дела до того, кто создал систему. Он может изучать даже адептов этой системы. Но обыкновенно мыслители-создатели систем владеют более широкой доказательной базой и более острым умом, что сразу ставит их на другой уровень по сравнению с адептами.
Современник:
– Эх, все бы демоны были такими толерантными.
Левиафан:
– Я не вполне демон. Я никогда не был ни падшим ангелом, ни просто созданием тьмы. Я лишь морское существо, наделенное бессмертием в рамках физической жизни. И я могу перемещаться между мирами. Я бы хотел потратить свою жизнь на что-то интересное, но я понял, что мне не интересно ограничиваться той или иной точкой зрения. Я бы умер, если бы мне пришлось сузить свою позицию даже до какой-нибудь жалкой истины.
Люди так долго и ревниво жаждали истины и называли свои достижения истиной, что для меня, многовекового существа, все их потуги кажутся одинаково прекрасными, одинаково доказанными, но и, одновременно, одинаково сомнительными.
Современник:
– И как ты так живешь?
Левиафан:
– Прекрасно. Я обогащаю свой внутренний мир. Я погружаюсь в океан воюющих систем, но выхожу сухим из воды. Меня никто не ранит, мне никто не противоречит, меня никто не может победить, потому что я не сражаюсь. А если уж я и сражаюсь, то каждому стоит беречь себя. Подобно хитрейшему генералу, я подбираю системы против моего соперника так, чтобы они били прямо по его слабостям. Но дело не в слабостях. Я считаю, что слабостей нет. Есть только не очень сильные стороны, которые могут быть пробиты.
Современник:
– Но как это? Как можно жить без какой-то определенной веры?
Левиафан:
– Чудовищно. Интересно. Открыто. Полисистемно.
Современник:
– Спасибо за разговор. Я думал, что не услышу здесь, в аду, ни одного демона, находящегося в своем уме. Почти все свихнулись. Но я рад, что мы повстречались.
Левиафан:
– Да, человек. Жаль, что ты мне ничего не подарил в ответ. Я бы хотел услышать что-нибудь новенькое. Но удачи тебе! Пусть твое путешествие окажется плодотворным!
(уплывает)
Современник:
– Даже чудовища бывают лучше людей. Никогда бы не подумал, что громадный змей может придерживаться такой позиции. Ну, хорошо. Мне надо идти. Я многое обдумал. Теперь моя дорога более-менее ясна. Я должен добраться до Сатаны и поговорить с ним.