Действующие лица.
Харон – перевозчик умерших через Стикс.
Ф.Ницше – немецкий философ.
Место.
Берег реки мертвых.
Харон:
– Эх, как я устал перевозить всех эти мертвых. Все им не нравится. Да и зачем я беру по оболу? В подземном царстве все равно нет ларьков. Моя пещера переполнена оболами, но что с ними делать? Моя работа – сизифов труд. О, нет, опять этот уберменч идет. Как же он мне надоел в последнее время. Надо отплыть! Нет, он меня заметил. Ах, ты же немецкий черт! Бежит сюда. Аид, помоги… Я должен продержаться, я должен продержаться, я должен продержаться.
Ницше:
(подбегает к лодке)
– Харон, мой старый друг, приветствую тебя!
Харон:
– Мы не друзья.
Ницше:
– Так вот, я тут добыл пару десятков оболов. Я отдам их тебе, если ты перевезешь меня обратно. У меня остались еще дела на земле. Я умер не вовремя. Мой труд еще не закончен. Моя сестра искалечила текст моего самого главного труда! Ну, на самом деле, не так уж и исказила, но рационализировала. Мне еще пару идей в голову пришло. В общем, Харон, помогай. Я знаю, что ты можешь. Все зависит от твоего согласия. Я излечился здесь от безумия, которого помешало мне закончить мои труды. Я считаю, что человек должен умирать вовремя, а ты как думаешь?
Харон:
– Я тебя не перевезу. А вот умер человек или жив – это уже обычное дело. Умер так умер, жив так жив. Должен он умирать или нет – не мое дело. Мое дело перевозить людей. Все.
Ницше:
– Но Харон, я слышал, что мои труды стали известны после моей смерти, но большинство юнцов, пытаясь быть сверхлюдьми, становятся еще глупее, чем обычные люди.
Харон:
– И что?
Ницше:
– Я должен их спасти. Мне нужно показать, что такое сверхчеловек. Люди лишь пародируют книжный образ. Они заблудились в своем тщеславии. Они потеряли благородство. Современный сверхчеловек – это какое-то низшее создание, которое хочет казаться высшим. Вся современность переполнена тщеславными рабами. Никакого благородства. Никакой сверхчеловечесности.
Харон:
– И ты думаешь, что это меня как-то убедит?
Ницше:
– Ну, конечно!
Харон:
– Нет.
Ницше:
– Ладно, но что тогда мне делать с оболами? Они тебе не нужны? Деньги же. Деньги – тебе помогут. Ты же берешь деньги.
Харон:
– Чисто символически. Деньги не имеют для меня никакой ценность, но для людей, которые спускаются в подземный мир, имеют. Именно поэтому я беру деньги. Они имеют для людей ценность. То, что ценно для них, то оно должны мне отдать. А ты, мыслитель, не ценишь деньги. Да и хочешь нарушить довольно простые правила. Я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Давай разобьем эти твои скрижали! Скрижали нужны для того, чтобы их разбивать!
Харон:
– Слушай, давай не будем ничего разбивать. Если я перевезу кого-то обратно, что мне сам Аид голову разобьет. А я бессмертный. Трудно жить бессмертным с вечно разбитой головой. Это вам, смертным, легко. Разбили голову, легли, оказались целенькие в царстве мертвых. У бессмертных все сложнее. В общем, я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Смотри, есть две ветви мысли: аполлоническая и диаонисийская. Жалкие апологеты Аполлона придерживаются порядку. Они все такие правильные. Все у них по полочкам. Но они очень наивны! Переходи на сторону Диониса! Хлебнем винца, подружимся! А там ты и правила нарушишь!
Харон:
– Нет-нет. Мне вообще не нравится этой деление. Какое-то оно однобокое. Всего две ветви. А куда девать всех прочих богов? Бессмертные очень обидчивы. Никому не рассказывай, что ты выделяешь всего две ветви. Но, по-прежнему, я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Ладно, попробуем другим путем. Я люблю жизнь. Сохранение жизни – важнейшее дело для меня. Из-за общества и болезней я сошел с ума, а потому потерял свою драгоценность. Это несправедливо.
Харон:
– Смерть вообще несправедлива. Спроси у местных. Каждый умер как-то нелепо. Ну, почти каждый. Кого-то сбила машина, кто-то выпал из окна, кто-то спился, думая, что у него иммунитет к алкоголю. Люди помирают в основном от всяких глупостей. Если бы не те избранные единицы, которые реально умирают от старости, то можно было бы подумать, что каждый человек потенциально бессмертен. Если я пропущу тебя, то придется пропускать других. А, как я говорил, Аид этого не допустит. Я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Ну, у большинства этих людей нет той значимости, которая есть у меня. Они умерли уже после того, как сделали все, что могли. Спектр возможностей многих людей крайне ограничен. Они не могут достичь многого. Мужчины, например, следуя банальной схеме, могут только построить шаткий дом, плохо воспитать сына и вырастить деревце, чтобы на нем, видимо, повеситься. Большинство людей никчемны. Но я то нет! Я уже повлиял на человечество! Но этого влияния было недостаточно. Пропусти меня!
Харон:
– Всем мертвое – мертво. Да и сомнительны твои достижения. Сюда попадают многие, кому есть, что делать в том мире. Здесь величайшие писатели, мыслители, художники, композиторы, многие из которых не закончили свои произведения. Мне выпустить их всех? Не могу я тебя пропустить. Нет, не могу.
Ницше:
– Да! Выпусти всех. Ну, кроме Вагнера. Он бездарность.
Харон:
– Мне о каждом так спрашивать у тебя? Ну, а кому еще решать, кто достаточно велик и у кого еще есть дела в том мире? Я не могу решать такие вещи. Если же я начну пропускать всех, то весь подземный мир возродится наверху. Каждый человек найдет то, за что можно зацепиться, чтобы выбраться отсюда. И, допустим, ты снова умрешь. Что делать? Опять вести тебя назад? Я не могу отвезти в тот мир даже детей самого Зевса, а ты поверь, они имеют достаточный авторитет, чтобы выбраться отсюда. Но нет. Даже Зевс не просит о подобном. А ты просишь. Прости, я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Ну, послушай, не все же так плохо. Всегда должны быть какие-то исключения. Если мы не делаем исключений, то зачем нужны правила? Я считаю, что есть люди, для которых закон не писан. Самые благородные и умные люди выше всех законов.
Харон:
– И именно поэтому я должен перевезти тебя? Знаешь, что удивительно? Что каждый человек считает себя исключением. Умным. Благородным. Но это не так. Как определить лучшего? Текстом IQ? Уровнем эрудиции? Это все напускное и поверхностное. Ну, вот начитался ты книжек. Все, гений? Нет, это работает не так. Или нарешал ты задачи на двести баллов IQ – все, умник? Нет, это тоже так не работает. Мы не совсем понимаем, что такое ум. Каждое учение по своем трактует это понятие. Для сциентиста ум – это способность решать задачи и эрудиция, для религиозного человека – вера и послушание, для индуса – комбинаторное видение и сосредоточенность… У разума нет единых основ, а потому нет никаких оснований считать тебя самым умным и благородным, даже если ты великий мыслитель. Я не могу тебя пропустить.
Ницше:
– Вот же оно! Великий мыслитель! Ты назвал меня великим мыслителем! Значит, я могу мыслить! Мышление – вот ключевое свойство ума!
Харон:
– Да, оригинальное мышление – более-менее объективный показатель интеллектуального движения. Но тот, кто мыслит, отказывается от догматических истин других людей. А эти догматические истины могут быть реальны. Все куда сложнее, чем кажется. Мышление можно рассматривать как утонченное развлечение для определенной группки людей, называемое мыслителями. Всем прочим, догматикам, и без мышления хорошо. Они верят в свои религии, науки и прочие традиционные и культурные догматы. И им хорошо. И они считают себя самыми умными, не имея никакого мышления. Я не могу пропустить даже великого мыслителя.
Ницше:
– Да что же ты такой? Все ломаешься. Будто, один человек имеет какое-то значение?
Харон:
– Имеет. Пропущу одного – придется пропускать других. Вот ты пытаешься отыскать какие-то атрибуты, которые отделяют тебя от других. Но даже если найдешь уникальный атрибут, то люди увидят, что это за атрибут и начнут тебе подражать, чтобы покинуть подземный мир. И мне тоже придется их пропустить. Я не могу пропустить тебя.
Ницше:
– Но жизнь – ценность. Я хочу ожить! Жизнь важна.
Харон:
– Но и загробная жизнь важна. Нельзя этого игнорировать. Развивай свое учение здесь. У тебя есть множество возможностей. Смерть излечила тебя от безумия. Ты снова хорошо видишь. У тебя не болит голова. Когда ты вернешься в мир смертных, то все недуги вернутся. Да, некоторое время ты пробудешь в сознании, но потом опять сойдешь с ума. Тебе это нужно?
Ницше:
– Нужно. У меня есть миссия. Я должен её выполнить. Пусть вернутся мои недуги. Я должен пройти все испытания. Люди зависят от меня. Я еще не все сказал. Из-за меня общество пошло не по тому пути. Постмодернизм – мое детище. Я убил искусство и мысль. Но я не хотел убивать. Я жаждал перерождения. Мои последователи разбили скрижали, но не смогли создать новые, а потому они записали на своих скрижалях философию разбивания скрижалей. Но я не этого хотел, не этого добивался. Меня не так поняли, исказили. И в итоге они пришли к тотальному техногенному хаосу, к презрению к жизни, к пустому нигилизму. И они провозгласили меня отцом нигилизма и даже фашизма. Они навесили на меня ужасные ярлыки, но дело не в ярлыках! Они исказили самих себя. Стали чудовищами, а не сверхлюдьми. Пытаясь обосновать свою мощь, они ослабли духом, обнищали, стали цепляться за стадо. Сверхчеловеческое стадо – оксюморон. Общество сверхчеловека – это иллюзия.
Харон:
– Да-да, миссия. Нужно донести людям некую суть. Я понимаю. Тяжелом принять смерть, когда у тебя еще много дел наверху. Особенно, когда твои недоделанные дела повлекли разруху, но не повлекли никакого полноценного становления. Это тяжело. Но надо с этим смириться. Но я все равно не могу просто взять и перевезти тебя. Никто не покидает мир мертвых. Это правило.
Ницше:
– Но Орфей…
Харон:
– Орфей? Аид просто шутил. Мы с ним поспорили, на каком же эта тот оступится. Я тогда победил. Из царства мертвых невозможно вырваться. Неизбежность заводит нас сюда. Аид видит людей насквозь. И если он дает шанс кому-то выбраться из своего царства, то он полностью уверен, что тот не выберется.
Ницше:
– Но были же случаи, когда…
Харон:
– Были? Да, есть мифы. И да, я бы мог тебя вытащить, если бы захотел. Но я не имею права. Мне еще в обратную сторону не хватало всех перевозить. Тогда бы я стал Сизифом, который не только поднимает камень в гору, но и аккуратно пытается его спустить.
Ницше:
– Как же мне неприятно зависеть от чьего-то упрямства. Мне противно выпрашивать. Но, знаешь, это того стоит. Все должны умирать вовремя.
Харон:
– Я же думаю, что нет определенного времени для смерти. Каждый человек умирает когда-то. И не важно, вовремя или нет. Смерть всегда приходит не вовремя, если, конечно, человек не убивает себя самостоятельно. Да, возможно, ты прав в том, что большинству людей по уровню их возможностей стоило бы умирать сразу же после рождения, так как смысла в их жизни не много. Они в основном создают помехи для тех, у кого есть смысл. Но не нам решать. И не нам клеймить общество. Общество и само может заклеймить себя, как обычно и происходит. Каждый член толпы кричит о том, как он ненавидит толпу. Каждый член толпы презирает толпу, но продолжает всецело принадлежать ей. Да, в этом всем ты прав. Я улавливаю эти твои мысли. И я знаю, как ты повлиял на человечество. И в итоге это влияние превратилось в одно сплошное подражание самым слабым сторонам твоей философии, потому что большинство в принципе не может уловить сильную сторону, превращая все в прах. Но твоя роль в этой игре сыграна. Ты не можешь вернуться. Наблюдай за тем, что происходит.
Ницше:
– Но наблюдать без возможности вмешаться – это ужасно. Я чувствую себя безоружным.
Харон:
– Таков удел умерших. И, честно скажу, это не самый худший удел. Тартар на одном из собраний повелителей смерти и мрака высказал другую идею: просто сбрасывать все души в его бесконечные просторы. Как думаешь, это было бы лучше? Но Аид решил, что это слишком жестоко. Он, выбирая между пустотой и подземным царством, выбрал подземное царство. И скажи ему спасибо. Теперь ты хотя бы можешь наблюдать.
Ницше:
– Это с какой-то стороны жестоко.
Харон:
– Один мудрец, к сожалению, не помню кто, сказал: все, что не убивает, делает нас сильнее.
Ницше:
– Да, верно, но это правило не работает, когда мы уже мертвы.
Харон:
– Но такая смерть – это просто продолжение жизни. Да, в виде наблюдателей. Но наблюдать за суетой других – не так уж и плохо. Согласись, это очень даже приемлемо. Конечно, Аид сначала хотел построить гигантский светлый город, переполненный наслаждениями, но материала хватило только на небольшой клочок земли. Зевс не дал разрешения на использование небесных материалов, оставив все наслаждения и красоту богам, потому у нас есть маленькая VIP-зона для тех, кто больше всех нравится Аиду, и зона для прочих, где самое главное удовольствие – наблюдение. Ну, если тебе не нравится наблюдать, я могу попросить повелителя перевести тебя в VIP-зону. Там очень красивые девы.
Ницше:
– Да что мне эти девы, когда моя мысль используется не по назначению?
Харон:
– Молодые, прекрасные, вечно обнаженные. Их голоса подобных звуку арфы. Их глаза отражают синеву небес. Каждый изгиб их юных тел идеален. Что еще может быть нужно мужчине? О чем еще может мечтать мужчина?
Ницше:
– Да обо всем, чем угодно. Женщины, особенно лучшие из них, довольно мерзкие создания. Вечное притворство. Вечная маска. В женщинах нет ничего настоящего. Они всегда на вторых ролях. Единственная возможность для женщины привлечь к себе внимание – это быть молодой, юной, красивой и, желательно, обнаженной. Но что мне до их обнаженности, когда она призвана скрыть внутреннюю пустоту и бедность?
Харон:
– Да, хорошо. С девушками промах. Я читал твои книги сто лет назад. Немного подзабыл, что ты шовинист. Так вот, в VIP-зоне у тебя будут рабы, свое богатое имение, ты сможешь писать новые труды и делиться ими с почтенными читателями.
Ницше:
– Рабство – это хорошо, но что мне до рабства, когда в реальном мире рабы гнетут хозяев? Рабы вооружаются плетками и душат благородных и сильных. Толпы бессмысленных людей убивают тех, у кого еще остается смысл. Уже мертвые и зазомбированные куски мяса, тухнущие в собственной пустоте, пытаются уничтожить всех тех, кто подает признаки жизни. Как я могу наслаждаться где-то, когда знаю, что лучшие из людей страдают, а худшие процветают?
Харон:
– Смирись. Серьезно, предлагаю тебе лучшее, что могу предложить. Допустим, ты мне нравишься. Ну, или очень сильно мне надоел. Я буду умолять Аида, чтобы тот даровал тебе пропуск в так называемый рай. Это лучшее предложение! Не пропусти! Лучше ничего быть не может. Просто смирись с тем, что тебе не вернуться. Это обычное дело. Людям надо научиться принимать свою смерть. Ну, умер. Бывает. Притом, с каждым. Не стоит делать из этого трагедию.
Ницше:
– И в этом «раю» я не смогу наблюдать за всем происходящим?
Харон:
– Нет, не сможешь. Туда мало кто попадает. Но это хорошо. Будешь просто наслаждаться жизнью в неведение, и, как я знаю, твоя философия этому не противоречит.
Ницше:
– Не противоречит. Но я не могу все это так оставить. Мне, с одной стороны, интересно, что произойдет дальше. А, с другой, хотелось бы исправить все это.
Харон:
– Ты отказываешься от рая?
Ницше:
– Словно, у меня есть выбор. Да и, как мне кажется, в этом раю все будет намного хуже, скучнее, неинтереснее. Кому нужен рай, если в нем нет места для страданий?
Харон:
– Любишь страдать?
Ницше:
– Не боюсь страдать.
Харон:
– Эх, и что дальше? Чего ты хочешь?
Ницше:
– Хочу выбраться.
Харон:
– Не получится. Я же уже тысячу раз все объяснял, а ты приходишь сюда каждый день и пытаешься меня убедить в одном и том же, но я тебе постоянно отказываю. А вот сегодня ты отказываешься даже от рая. Чего ты хочешь? Ну, из реальных возможностей.
Ницше:
– Ладно! Есть альтернативное желание. Нужны люди, которые понимают мою философию. И они должны жить в мире живых.
Харон:
– Это можно сделать.
Ницше:
– Как же?
Харон:
– Есть древняя магия, которая может это сделать. Но вернуть тебя к жизни нельзя. Слушай, давай так. Я нарушу несколько небольших правил, а потом ты больше не будешь мне надоедать. В любом случае, мне придется нарушить правила, чтобы отвязаться от тебя.
Ницше:
– И что ты сделаешь?
Харон:
– Мы, бессмертные, можем сажать в смертных семена идей. Обыкновенно мы это делаем только в крайних случаях, но для тебя я сделаю исключение. Я посажу идеи подлинного ницшеанства в некоторых людей наверху. А потом уже от них будет зависеть то, что же случится с твоим учением. Ты согласен?
Ницше:
– Да!
Харон:
– Но Аид за это все равно попытает проломить мне голову. Мы нарушаем правила. И это очень существенные правила.
Ницше:
– Но в чем проблема?
Харон:
– В том-то и проблема. В сущности, человек и есть идея. Тело – лишь сосуд для идеи. Забивая тело какой-то чуждой идеей, в сущности, мы замещаем самого человека. И это нарушение правил. Конечно, небольшое. Сам Аид, бывает, балуется. И благодаря его баловству появилось три-четыре полноценные религии. Но я хочу заметить, что мне так баловаться не пристало. В общем, у меня будут проблемы. Но ты говоришь, что натворил делов. Я попробую тебе помочь. Но, учти, это в первый и последний раз. Я делаю это, а потом ты ко мне больше не подходишь. Никогда. Никаких больше просьб. Помогаю тебе только потому, что ты мне надое… ох, потому что уважаю тебя.
Ницше:
– Хорошо.
Харон:
– Отлично. Я все сделаю. Жди хороших вестей из верхнего мира. И, да, в следующий раз, если ты подбежишь ко мне, то я уплыву.
Ницше:
– Хорошо. Я все понял. Спасибо тебе!
(уходит)
Харон:
(отплывает)
– Ничего не буду делать. И так уже много всяких ницшеанцев развелось. Пусть думает, что я что-то сделал. Я устал уже от этих просьб. Он думает, что первый подошел ко мне. Конечно! Гегель, Кант, Фихте, Бэкон, Декарт – большая часть значимых мыслителей подходила ко мне с подобными просьбами. Но что я могу им ответить? О, нет, это он… опять он… гонится за лодкой. Черт. Это же Делез… Надо уплывать быстрее, чтобы он меня не догнал. Ох, нет, с ним вместе еще и Гваттари… Надо проваливать отсюда. Философы со своей жаждой бессмертия мне надоели. Всем есть, чем еще заняться наверху. Я понимаю, но почему вы пытаетесь ожить через меня? Сходили бы к Аиду. Боже, Лиотар, Бодрийяр, Деррида, Барт – они все гонятся за лодкой по берегу. И так всегда! Сначала приходит Ницше, а потом те, кто последовал за ним.