Гадес
или о государстве и мудрости
Действующие лица.
Гадес – бог, правитель царства мертвых.
Платон – древнегреческий мыслитель, основатель Академии.
Жан-Жак Руссо - французский философ, писатель, мыслитель эпохи Просвещения.
Старый рабовладелец – неизвестный.
Молодой анархист – неизвестный.
И.т.д.
Место и ситуация.
Гадес собрал в своем дворце многих думающих людей, чтобы выяснить у них, каким же должно быть настоящее государство. Они собрались за большим круглым столом. Всего здесь было больше тридцати человек, но в той части диалога, которую мы покажем, принимают участие только некоторые.
Гадес:
– Приветствую вас, мои дорогие гости. Сегодня мы обсудим вопросы, которые интересуют нас всех – это вопросы, касающиеся правления. Основной вопрос прост – как следует править?
Платон:
– Править следует мудро. И править должен мудрец.
Гадес:
– Но кто мудр? В мире смертных все не осведомлены, как и в мире мертвых. Нет того, кто знал бы что-то существенное. Потому все мудрецы, быть может, прекрасные люди, с хорошей фантазией, но, на самом деле, они не обладают подлинным знанием. Даже боги им не обладают. Если бы боги обладали абсолютным знанием, то они сами были бы абсолютны, но боги не абсолютны. Они всего-то бессмертны. Но даже бессмертие не может считаться гарантом мудрости. Многие боги не мудры. И это нормально.
Платон:
– Боги мудры!
Гадес:
– Мне лучше знать. Даже абсолютные создания слабы перед глупостью. Глупость – бессмертнее всех богов, она рождается в недрах самого Хаоса и порождает бесконечные разногласия в мире смертных и бессмертных. Глупость порождает и философию. На самом деле, любой мудрец по своему глуп. Из глупости рождается мудрость, а не наоборот.
Платон:
– Гадес, о мудрый бог, зачем ты говоришь такие вещи? Боги мудры, значит, и люди могут быть мудры.
Гадес:
– Платон, великий человек, у вас, людей, принято унижать глупцов, но глупцы прекрасны. Они не так плохи, как вам кажется. Мудрость глупца велика, раз уж он осмелился быть глупцом.
Платон:
– Но глупцы глупы. Они не знают истины…
Гадес:
– А кто знает? Я, бог, не знаю истины.
Платон:
– Ты просто скромничаешь, о Великий! Ты просто пытаешься показать нам, смертным, нашу глупость, но ты куда лучше, чем хочешь казаться. Ты не глупец.
Гадес:
– И я глупец, и Зевс глупец. Смирись, Платон, миром всегда будут править глупцы. Мудрец на троне не лучше глупца. Мудрец, по сути, отличается от глупца тем, что имеет более разросшееся самомнение. Мудрость – это интеллектуальное высокомерие.
Платон:
– Но ведь мы часто встречаем людей и признаем, что они мудры.
Гадес:
– Да, это так. Но кто мы такие, чтобы признавать в человеке или боге мудрость? Не высокомерно ли полагать, что нам открыт дар понимания того, кто мудр, а кто нет? Мы сами должны быть мудры, чтобы узнавать мудрецов. Чтобы выбрать мудреца, в государстве должно быть множество мудрецов. Народ никогда не выберет мудрого.
Платон:
– А кто же тогда должен быть правителем? Мудрый правил бы благоразумно. Он вел бы государство к развитию. Он смог бы сделать так, чтобы люди жили хорошо и мудро, чтобы люди стремились к благу.
Гадес:
– Мудрый правитель не сделает всех жителей государства мудрыми. Он может заставить их притворяться мудрецами, но стать ими – нет. То же и с добродетелью. Тот, кого заставили быть добрым силой, не является добрым по своей сути. Тот, кого заставили быть добрым обманом или обманчивым воспитанием, тоже не является добрым человеком. К добру человек может прийти только сам или не прийти вовсе. Правитель здесь ничего не сможет сделать. Государство вообще не имеет никакого отношения к добродетели.
Платон:
– Но государство может предотвращать зло.
Гадес:
– Верно замечено, но с этой задачей справляются и дураки. Нам не нужен мудрец для того, чтобы победить зло. Нужно просто указать дураку на врага. Дураки даже лучше побеждают зло, чем мудрецы. Мудрецы много думают. Дурак действует. Вот в чем разница между мудрецом и дураком: мудрец бездействует, сомневается, проверяет, а дурак рвется вперед. Действия дурака куда эффективнее
Платон:
– Дурак не может править! Дурак разрушит любое государство!
Гадес:
– Но, как подсказывает опыт, этого не происходит. Дураки правят, государства стоят, люди слушают дураков и радуются.
Платон:
– Нет! Не может быть! Дурак обречен! Дурак не может править успешно! Тиран всегда провалится в соей тирании.
Гадес:
– Это не так. Многие тираны процветают. Трудно сказать, что жители их городов счастливы, но и трудно сказать, что все наоборот. Сейчас в мире живых, например, глупейшие политики в истории человечества, но обычный человек никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Гедонизм, эгоизм, глупость, всеобщее презрение, мизантропия, высокомерие – но люди не так несчастны, как когда-то. В эпоху правления мудрецов не было той наивной свободы от несчастий, которую мы можем встретить в наши дни.
Платон:
– Если это так, то мы живем в худшем из возможных миров.
Гадес:
– К счастью, ты уже не живешь, потому не видишь, что творится наверху. Там все изменилось. Мудрые греки остались позади, теперь везде жалкие смертные с жалкими и мелочными желаниями, с микроскопическими прихотями, уходящими своей микроскопичностью в бесконечность. И количество этих желаний бесконечно.
Платон:
– Наивные люди…
Гадес:
– Наивные, всегда ими были и всегда буду. Дурак, следующий этическим правилам, все тот же дурак. Государство может создать лишь показную нравственность, обезьянью нравственность. Обезьянья мораль или обезьянья безнравственность – искусственные формы нравственности и безнравственности. Мудрец ничего не сможет с этим поделать.
Платон:
– И что же тогда? Кто должен быть правителем?
Жан-Жак Руссо:
– Никто! Народ должен править. Все люди братья и все равны! Тот, кто первым оградил землю и сказал «мое», тот настоящий злодей.
Платон:
– Но в народе много простаков и дураков, не познавших истины. Толпа невежественна во многих вопросах.
Жан-Жак Руссо:
– Дело не в уровне мудрости, а в том, что всякий гражданин государства живет в государстве, которое обязуется делать благо для него. Потому он сам в праве решать, что для него благо. Доминирующий мудрец, который решает за всех, - всегда ответственный за все неудачи. В демократии же ответственность распределяется между всеми жителями государства
Платон:
– Если так, то никто конкретно не несет ответственность. Потому все систематически может лететь к черту.
Гадес:
– В современной демократии все и летит к черту, просто люди начали боготворить этого черта, а потому все довольны. Но и довольны они средне. Демократия – это среднее счастье, распределенное между всеми.
Платон:
– Я и не могу подумать, что демократия так опасна. Я, конечно, предсказывал, что это не лучший тип правления, но не настолько же.
Жан-Жак Руссо:
– У демократии могут быть свои слабости. Но она лучше всего прочего.
Платон:
– Лучше? Демократия – это маленький ад для всех. Рай может создать только один правитель. Множество людей рвется в разные стороны, пытается урвать кусок пирога, но в итоге пирог блага не достается никому. Это и есть демократия. Мудрец же ведет всех к единому благу. Он знает, как лучше.
Жан-Жак Руссо:
– Никто не знает, как лучше. А если и знает, то это не значит, что это лучше для других. Люди сами должны решать, как им жить. Иначе не будет и шанса создать добродетельное государство. Только тогда, когда все граждане придут к добродетели, на земле наступит покой.
Платон:
– Наивно! Люди зацикливаются на материи. Их души стремятся к низкому, когда они мыслят толпой…
Гадес:
– Ах, спорщики. Я лишь хотел узнать, что вы думаете об идеальном государстве, а вы развели балаган о людях. Люди жалкие, смертные и ограниченные. Это всем понятно. Отвлекитесь от людей. Люди – убогие создания по своему определению. Даже лучшие их людей, в лучшем случае, лишь симуляторы мудрецов. А вы хотите привести целые народы к мудрости. Но кто будет их вести? Эти симуляторы? И тогда прочие люди будут симулировать симуляции. Но так и происходит в жизни. Человек выдает себя за мудреца, а прочие ему подражают.
Платон:
– Но есть настоящие мудрецы!
Гадес:
– Откуда бы им взяться? Есть люди, которые пытаются думать. Но они обыкновенно заболевают высоким самомнением. И это не удивительно. Чем больше смертному существу даровано талантов для мышления, тем выше его высокомерие. Человек, который не сделал ничего сам, только и может быть скромным. Вообще, тот, кто пытается стать мудрым и овладеть знанием уже этим желанием проявляет свое высокомерие.
Платон:
– Мудрецы не высокомерны!
Гадес:
– Все высокомерны. Нет никаких исключений. Мудрость всегда заключалась в некотором истинном наставлении. Мудрец никогда не молчит, а если и молчит, то наставляет других молчать. Мудрец – это учитель человечества. А учитель всегда ставит себя выше учеников. Он думает, что его превосходство оправдано, объективно. Это уже крайне высокомерно. Не бывает подлинно скромных мудрецов, так как мудрость – это то, что следует выпячивать напоказ. Все люди, которых мы называли мудрецами, выпячивали свою мудрость напоказ, иначе бы мы не узнали об их мудрости. Будда, Конфуций, Аристотель…
Платон:
– Этот маленький бунтарь тоже прославился? Да, он был очень талантлив, но не умел слушать и понимать…
Гадес:
– Именно! Он прославился! Именно, он не умел слушать и понимать! И он стал одним из первых мудрецов в мире! Когда мы говорим слова «мудрец» или «философ», то в голову приходят два образа: Платон и Аристотель – и приходят они практически наравне. Два наиболее высокомерных персонажа, которых возвеличили их не менее высокомерные почитатели. А ведь почитатели, особенно прославленные почитатели, всегда высокомерны. Они хоть и учат от имени мудреца или даже Бога, но кто сказал им, что они понимают тех, кого почитают? Человек – существо в принципе высокомерное. Избежать высокомерия крайне трудно. Посмотрите, как низкие люди обращаются с детьми. Как с рабами. Скажите мне, что это не высокомерные люди! Да, они могут подавлено и воспитано вести себя в своей профессиональной среде, но со своими детьми они строги, будто бы они лучше детей. И они мне скажут, что они, конечно же, лучше детей, умнее, опытнее, а потому они могут делать с ними все, что угодно. Это ли не высокомерие? Дети – лучшие существа в человеческом мире. Они все еще не поддались на удочку высокомерия, а какие-то жалкие взрослые считают себя лучшими. Для подавляющего большинства людей, особенно, для мудрецов, скромность – это лишь маска, за которой скрывается их раздутое высокомерие. Но высокомерие – это не есть нечто дурное. Да, это проклятье. Но мудрецу оно ниспосылается вместе с величайшим даром. Притом, это проклятье помогает реализовать дар мудреца. Мудрец без этого проклятья остается неизвестным, а его мудрость невостребованной. Скромный мудрец – это лишь гипотеза. Опыт же подсказывает нам, что все мудрецы были высокомерны. А ты, Платон, собираешься выбирать правителя из известных мудрецов, так как неизвестных ты бы узнать не смог.
Платон:
– Мудрецов можно воспитывать.
Гадес:
– Сам же знаешь, что это практически невозможно. Любая попытка воспитать мудреца, порождает еще одного высокомерного дурака, который не имеет отношения к мудрости. Мудрецы получаются самостоятельно. Марионетка не может считаться мудрецом, а всякий, кого обучили, марионетка.
Платон:
– Трудно не согласиться. Парадокс мудреца таков. Научить человека мудрости трудно, потому что любое научение делает нас ведомыми. Ведомый человек не является мудрым по определению. Мудрец – это всегда кто-то ведущий, ведущий к истине. Ведомый, даже если его и привели к истине, конечно, лучше ложного мудреца, но и уступает подлинному мудрецу. Тот, кто пришел к истине не сам, в итоге начинает разъедать истину изнутри, профанировать её, делать глупой и сомнительной.
Гадес:
– Именно. Даже если один и придет к истине, то многие её изничтожат. В этом проблема мудрости. Потому, следует сказать, что государство не для мудрых. Вопрос о мудрецах следует закрыть. Технически надо объяснить работу идеального государства.
Платон:
– Все просто. Есть мудр… Ах, ладно, пусть будет достойнейший муж. Есть стражи…
Гадес:
– Мы слышали твою теорию идеального государства.
Платон:
– Так чего тебе нужно?
Гадес:
– Услышать что-то новое. Чего я раньше не слышал. Мы, боги, живем бесконечно долго, а потому нам скучно. И я хотел бы послушать что-то интересное.
Старый рабовладелец:
– Люди по природе своей рабы.
Гадес:
– Вот! Оно! Да! Интересное начало! Рассказывай!
Старый рабовладелец:
– Надо вернуть рабовладельчество. Большинство людей не могут жить без хозяина. Они гордятся собой, тратят жизни зря, бессмысленно страдают. Раб же страдает только от работы, но приносит пользу рабовладельцу. Рабство – это вообще шикарная формация. Я не понимаю, как можно было его отменить?
Гадес:
– Ну, люди страдали в рабстве. Да и плохо работали…
Старый рабовладелец:
– Шикарно работали. Пирамиды строили. Дворцы. Сейчас такого не строят. И простояли их сооружения в течение тысячелетий. Как это они плохо работали? Не знаю. Лучше наших современных квалифицированных строителей. И рабовладелец же не всегда тиран! Только если это совсем необходимо! Вообще-то он управляющий делами рабов. Один раб пашет землю, другой готовит еду, третий добывает воду. Друг без друга они умрут. А рабовладелец помогает им объединить труды друг друга в одно целое. Он дарует им пищу, воду, одежду – все, что каждый отдельный раб произвести не может, а за свою работу он получает скромную плату в виде послушания.
Гадес:
– Какой благородный! Как я люблю рабовладельцев! Всегда травят такие интересные истории. Как это забавно. Ну, да, рабовладельчество, прекрасно!
Платон:
– Помню я те времена. Было не дурно.
Жан-Жак Руссо:
– Какой ужас! Это же наши братья! Люди! Как можно к ним так относиться?
Гадес:
– Ну, это еще не предел. Люди вообще друг к другу не очень дружелюбно относятся. А даже если и пытаются казаться дружелюбными, то это кажимость. Большинство дружелюбных легко перегрызет глотку недружелюбным. Легко быть дружелюбным с теми, кто дружелюбен к тебе. В общем-то, я не думаю, что людей стоит называть братьями. Хорошо, что не переубивали друг друга еще. Это, наверное, наибольшее благо, которого может достигнуть правитель. Простое «не переубивали». Остальное звучит утопично.
Платон:
– Но можно же двигаться к мудрости.
Старый рабовладелец:
– Да плевать на мудрость. Мудрость для старых и наивных ослов. Адекватные люди на такое не ведутся.
Платон:
– Твоя глупость не знает предела!
Молодой анархист:
– Не беспочвенны его слова. Старые поколения монархистов устраивали гегемонию мудрости, которая, на самом деле, мудростью не являлась. Мы долго жили под властью глупых мудрствующих государств. Необходимо сбросить оковы государственности. Рабство перед царями и президентами, перед системами – это все ведет людей к смерти. Интеллектуально поражение начинается с подчинения системе. Мы должны освободиться от системы посредством революции разума. Свободным людям не нужны государства.
Платон:
– Но люди не свободны. Они привязаны к материальному миру. Они полностью погрязли в материальности. Они влекомы жаждой наживы. Они перебьют друг друга без мудрого вожака.
Молодой анархист:
– Не стоит принижать людскую находчивость. Они не желают быть плохими, просто их такими воспитывают. Надо научить каждую семью воспитывать людей нормальными, без гедонистических глупостей.
Платон:
– А кто научит семьи? Государство.
Молодой анархист:
– Но можно обойтись и без него. Государство преследует свои низкие цели. Оно сомнительно. Но семья объективна. Надо воспитывать через семью, а не через государство. Мы не должны воспитывать пешек государства.
Платон:
– Будем воспитывать пешек семей? У каждой семьи есть свои интересы. Если мы возведем на вершину пьедестала семью, то получим монополию самой большой семьи. Невозможно подчиняться гегемонии большей семьи. Мы должны искать ответ в качестве, а не в количестве людей.
Гадес:
– И тут еще один тупик. Но самое мерзкое, что и на практике не проверить. Практика случайна. Все получится так, как получится. Да и многое мы не учтем. Чтобы организовать тот или иной политический проект, надо затратить несколько столетий на преобразование общества, каждого отдельного человека. Эмпирики – глупцы. Как минимум, в политике эмпиризм совершенно не работает. Допустили маленькую ошибочку на практике – все, ваш опыт ничего не стоит и ни о чем не говорит. Притом, заметить эту ошибочку в государстве довольно сложно, так как оно воспитывает вас согласно с этой ошибочкой. Оно убеждает вас, что в этой ошибочке и есть суть государственности.
Платон:
– Но есть разумные основания, которые позволяют предсказывать те или иные государственные закономерности. Хорошее рассуждение лучше любой практики.
Гадес:
– И здесь трудно согласиться. Вообще, проблема в том и состоит, что эмпирический опыт такой же ненадежный, как и спекуляции. Опять же, потому что он основан на спекуляциях. Ни одна капелька эмпирического опыта не обходится без спекуляции. На самом деле, эмпирический опыт, как и любая практика, - это лишь разновидности спекуляции. Наивные мечтали пытаются отыскать панацею в практической деятельности, но где находятся критерии оценки практичности? Где мы находим цели и задачи практики? С помощью чего мы выстраиваем эмпирический и прочие методы? Все это разум, притом, спекулятивный. Даже медитируют люди, согласуя медитации с определенными представлениями. В таком случае, вся медитация становится представлением, а не практикой. В современном же мире удивительно то, что все спекуляции, которые не посвящены эмпирическим опытам и какой-нибудь простейшие нерефлексивной практике, жестоко высмеиваются и унижаются, хотя, на самом деле, все эти толпы практиков не меньшие спекулянты, чем средневековые теологи. Как хвастаются современные интеллектуальные деятели тем, что они спекулируют о практике! Какая честь! Какая гордость! В сущности, они даже не мыслители, а торговцы, ибо они принадлежат философии рынка. Практично то, что покажется практичным обществу, – философия Меркурия. Гедоническая модель практики – та же спекуляция, смещен лишь объект спекуляции с чего-то великого и вечного на мелочное и, по сути, бессмысленное. Потому, не смотря на тотальный гедонизм и его частичное удовлетворение, люди влекут бессмысленное существование и осознают это – опять же, спекуляции.
Фрэнсис Бэкон:
– Позвольте! Нет! Это не просто спекуляции, а вполне объективный метод, основанный на опыте. Изучать мир можно только посредством эмпирического опыта. Попытки изучить мир без опыта бессмысленны и бесполезны. Мне кажется, что мы не должны забывать определенные критерии очевидности. Если мы не пользуемся ими, то ничего не знаем.
Платон:
– Проблема в том, что то, что видно очами, еще не значит что-то истинное. Часто то, что мы видим, является иллюзией, чем-то определенно ложным. Поклонение материальному миру – истинная глупость. В видимой реальности нет никаких гарантий. Видимый мир не гарантирует нам истину.
Фрэнсис Бэкон:
– А что гарантирует?
Платон:
– Разум. Мы, используя разум, имеем доступ к миру идей. Мы помним его.
Гадес:
– Эй, ребята, прекратите гносеологические споры. Мы говорим о государстве. Государство и истина не имеют ничего общего. И, вообще, прекращайте оффтоп.
Старик:
– Править должны пожилые люди, обладающие опытом. Молодые слишком пылкие, слишком поспешные. Править можно только старикам.
Юноша:
– Старики глупеют со временем, их интеллектуальные способности падают, они стремятся к сохранению, а не к реформации. Поэтому править должны молодые! Сила молодости в свежем взгляде на проблему.
Гадес:
– Я же думаю, что способность править не зависит от возраста. В любом случае, ваши теории не очень интересны.
Мистик:
– Править должен человек, обладающий способностью предсказывать будущее!
Гадес:
– Я помню, прикалывался над старушкой одной. Присылал ей всякие бредни в видениях. Так они иногда сбывались. И люди сделали её чуть ли не святой. В общем-то, не часто можно понять, кто там и что предсказывает. Из богов только Мойры и Ананке знают будущее. И то без всяких тотальных подробностей.
Платон:
– Аид, ну сколько можно? Ты все издеваешься над людьми!
Гадес:
– Здесь скучно. Надо как-то веселиться. Вот и смертных мыслителей позвал, чтобы повеселить себя беседами. Но, на самом деле, ничего интересного вы мне не сказали. Позвал же самых популярных умерших людей. А вы устроили балаган. Впрочем, как всегда. Только глупец может надеяться на то, что величайшие люди в истории человечества смогут найти общий язык и принять общее решение. Собственно, я и не думал, что у нас здесь все получится как-то иначе.
Платон:
– Мудрец не может беседовать с глупцами.
Гадес:
– Да все вы, мудрецы, считаете друг друга глупцами. И все правители считают друг друга глупцами. Вообще, многие люди считают друг друга глупцами. Это нормально. И именно поэтому мы никогда не разрешим наши проблемы миром. У вас у всех разные идеи. Мы даже мыслите по-разному. Вы считаете истинными и очевидными разные вещи. Потому ваши понятия мудрости различаются. Именно поэтому подлинные мыслители и их последователи никогда не договорятся об истине с другими мыслителями.
Главное, не забывать, что те люди, которые придумали тот или иной тип правления, тоже были своеобразными философами. Мысль многогранна. Но именно поэтому она и сложна. Именно поэтому она вызывает конфликты. Конфликтность – это не проблема. Это условие мысли. Мысль всегда входит в противоборство с другой мыслью. Мысль всегда оказывает сопротивление. Мирная мысль – пассивная мысль, мертвая мысль. Именно поэтому забавно наблюдать за философами, которые не слушают друг друга, да и не могут слушать. Они иногда делают вид, что слышат, чтобы поддержать свою авторитетность, но, на самом деле, обыкновенно они глухи друг к другу. Глухота, зачастую, помогает дальше придерживаться своей мудрости.