Всё имеет своё начало, и всё когда-нибудь завершает свой круг. Непоколебим только Бог – Творец вселенной. В моей жизни тоже было начало, как и у каждого человека на планете Земля. И, конечно, первыми моими прародителями являются Адам и Ева. У Адама и Евы родился ….. . Впрочем, я не стану утомлять тебя, мой дорогой человек, подробностями своей родословной, которую никто на земле и не вёл. Все подробности есть в Божьей канцелярии. И если ты, дружок, имеешь своей целью войти в вечную жизнь в Божье Царство, там всё и узнаешь до мелких подробностей. А я в этой скромной рукописи напишу только то, что помню из рассказов своей мамы, Алевтины Витальевны, а так же, по воспоминаниям моих многочисленных родственников, таких, как: Баландина Раиса Михайловна – твоя прабабушка по линии твоего папы и других.
Глава первая, где ты узнаешь о происхождении моей бабушки, Матрёны Андреевны и её сына Михаила Васильевича, который является моим папой, а твоим прадедушкой.
После окончания Кавказской войны (1817 - 1864 гг.) Прикубанье стало заселяться крестьянами переселенцами из южнорусских губерний и Малороссии. Так возникли сёла Богословское(ныне Балахоновское), Ивановское,
Казьминское, Ольгинское (Кочубеевское). Помимо крестьянских сёл в Прикубанье были основаны немецкие колонии (Вольдемфюрст, Александрфельд, Рождественская).
В 1862 году на берегу реки Большой Зеленчук было основано село Ивановское. Село начинало заселяться выходцами Курской губернии, освобождёнными крепостными князя Трубецкого. На новом месте не было ровным счетом ничего, но вскоре вдоль реки появились землянки, саманные хаты, крытые камышом. Село названо Ивановским по просьбе первожителей в честь дня «Иоанна Златоуста»
(Из архива).
Нетронутые степные земли оказались плодородными, климат весьма благоприятный, и потихоньку село росло. Стали приезжать и из других мест переселенцы. Люди разводили домашних животных, получали положенные им наделы земли и засеивали пшеницей. Работали с зари до заката, чтобы прокормить семьи. Поколения сменялись, численность хозяйств увеличивалась.
Только что образовавшаяся новая семья - Григорий и Дуняша, начали с того, что вырыли землянку, где слепили из глины печь, дым которой выходил через отверстие вверху землянки. Так они жили два года, пока строили домик из самана, крышу покрыли камышом. Рукастый Григорий, как его называли другие переселенцы, смастерил деревянные полати (приподнятый от пола настил из досок для ночлега), стол, два табурета и поставил большую русскую печь посреди хаты, в которой и родилась их первая дочь Прасковья. Развели хозяйство, и жизнь потихоньку налаживалась. Когда Проше исполнилось 16 лет, её засватал молодой человек, по имени Карл, родители которого переехали из немецкой колонии Рождественской. У них родились восемь сыновей и одна дочь Фросенька. Карл был лучшим знатоком по кладке голландских печей, что давало его семье немалый приход, так как был большой наплыв переселенцев. Земля в те времена уже не могла прокормить работающего на ней. Наделы уменьшались, налоги увеличивались. В 1905 году в Российской империи произошла первая русская революция. Затем повторный (третьеиюньский переворот) 1907 года. Во многих регионах империи народ голодал. Прошли годы, дети повзрослели, завели свои семьи.
Стояла пора сбора пшеницы. Мужчины трудились в поле от ранней зари до позднего вечера. Спать ложились там же, в снопах пшеницы.
В селе в это время женщины выполняли всю остальную работу.
Ефросинья встала ещё до рассвета. Нужно было, пока спал маленький сынишка, наносить из речки, которая называлась Большой Зеленчук, воды, чтобы напоить скотину; постирать бельё; наварить картошки на весь день. А когда проснётся малыш, они вместе пойдут на огород вырывать сорняки. Небо было безоблачным, вокруг слышался звон кузнечиков и пение птиц. Где-то надрывно кричали петухи. Ефросинья надела своё единственное приличное платье, которое сшила сама же из подаренного ей ещё на свадьбу куска материи. Голубое с белыми ромашками, оно удачно облегало фигуру молодой женщины и гармонировало с её голубыми глазами. На голове Ефросиньи были уложены тяжёлые косы соломенного цвета. Ловко подцепив краем коромысла сначала одно ведро, затем другое, Фрося, как называл её муж, легко побежала по извилистой тропинке к реке. Добравшись до спуска, она увидела сквозь утреннюю дымку необычную картину. По другую сторону реки, где от берега далеко расстилалась равнина с луговыми травами, расположился цыганский табор. Это были кочевые цыгане. О них ходили разные недобрые слухи. Поговаривали, что если табор остановился у какой деревни, то не миновать беды. Ефросинья, подозрительно оглядываясь по сторонам, направлялась по спуску обрыва к реке. Приближаясь к воде, она ясно увидела несколько шатров, поодаль пасшихся коней и цыгана, который разжигал костёр посреди табора. Странный народ, думала Фрося, дома не строят, всегда в пути. Интересно, какие у них внутри порядки? Люди говорят, что они любят детей и даже могут чужих присвоить и растить, как своих. А как они относятся к своим жёнам? Ефросинья нахмурилась, вспоминая последний визит мужа с поля.
Как бы не старалась она угодить мужу, всё равно он находил причину для оскорбления и рукоприкладства. Может, муж её не любит? Тогда зачем сватался, женился? Свекровь часто заступалась за невестку, но Андрею, так звали мужа Ефросиньи, это не нравилось, и он становился ещё жёстче.
С такими печальными мыслями Фрося опустила ведро в реку, чтобы набрать воды, но быстрое течение вырвало ведро из рук и понесло вдаль. Бежать в реку? Но она боялась, так как не умела плавать, да и с течением не смогла бы справиться. И вдруг Ефросинья увидела, как молодой цыган побежал вдоль берега, чтобы опередить плывущее ведро, вошёл в воду, и, вот, ведро уже в его руке. Как хорошо, обрадовалась Фрося, на сей раз, оскорбления её минуют. Она невольно улыбнулась такому случаю. С этой-то улыбкой и застал её цыган с ведром. Молодая женщина вздрогнула, увидев перед собой тёмно-карие глаза, обрамлённые длинными, густыми ресницами и пышную шевелюру из чёрных волос. Парень улыбался, показывая свои белоснежные зубы. «Здравствуй, красавица, держи свою потерю», - с этими словами он протянул ей руку с ведром. У Ефросиньи вдруг улетучились все слова благодарности из головы, она молча стояла , теперь уже не к месту, с улыбкой на лице, и вспоминала слово «спасибо».
Но слово так и не возвращалось в её голову. «А мне вовсе и не страшно», думала Фрося, рассматривая, ярко выраженные цыганские черты лица, спасителя её ведра. Тело её почему-то перестало слушаться, руки не шевелились, глаза смотрели не на ведро, а на молодого цыгана, мысли путались в голове, а язык прилип к нёбу. Молодой человек стрелой метнулся к реке, набрал воды, поднял к лицу растерянной Фроси и предложил: «Выпей воды, волнение и пройдёт». Вмиг растерянность сменилась на стыд. Молодая женщина покраснела, но оцепенение исчезло. Она вдруг вспомнила слово благодарности и поторопилась его произнести, пока оно вертелось на языке. «Спасибо, я и не волнуюсь, просто хочу пить». Женщина выхватила ведро из рук цыгана, жадно сделала несколько глотков и рванулась к реке, чтобы набрать полное ведро. Но молодой человек опередил её. Он нежно и вместе с тем властно взял ведро из рук Фроси, подошёл к реке, зачерпнул полное ведро воды и сказал: «Давай помогу донести до дома». И он, не дожидаясь ответа, всунул коромысло в ручки вёдер, поднял себе на плечи и стал подниматься по крутому берегу в сторону деревни. Фрося шла за парнем и со страхом думала: « Что это со мной? Почему я не могу сопротивляться его действиям? Или не хочу сопротивляться? А он такой приятный, добрый, красивый …. , но что я делаю? Сейчас вся деревня увидит нас вдвоём, и тогда уж точно не миновать беды». Она остановила парня, взяв у него коромысло с вёдрами. Сказав: «Всё, дальше я сама». «Хорошо», -согласился молодой цыган, - «только скажи, как зовут тебя». «Фрося … Ефросинья» - смущённо ответила женщина и пошла, не оглядываясь, к дому. «А меня Романом зовут», - крикнул ей вслед цыган, - « я буду ждать тебя здесь каждый день, Ефросинья». Фрося шла, боясь оглянуться, как бы говоря самой себе: « Беги, убегай быстрее, ведь не зря люди говорят, что где цыгане, там беда». Но ей вовсе не хотелось верить в эти басни. Весь день встреча на реке не выходила у Фроси из головы. Сынишка что-то спрашивал, она что-то отвечала, переделала всю домашнюю работу. А вечером приехал Андрей. Он был на удивление ласков с Фросей, что почему-то не обрадовало женщину. Из головы не выходил образ цыгана.
«Я что, влюбилась?» - испуганно подумала она. Фрося не испытывала ничего подобного, когда встречалась с Андреем. Конечно, нравился он ей. Его манера носить фуражку, из-под которой выбивались светло-русые волосы; жёлто-зелёные глаза, похожие на цвет весенней травы; умелая игра на гармони; да и замуж хотелось выйти, но чтобы вот так, из головы не выходил? Утром Андрей сказал, что вернётся не раньше, чем через две недели, так как до непогоды нужно успеть собрать весь урожай. Ефросинья положила в чистое полотенце только что испеченный хлеб, крынку с квасом, варёную картошку, сало и зелёный лук: аккуратно завязала на узел и передала мужу. Андрей взял котомку, прыгнул в бричку и, взмахнув кнутом, быстро помчался по просёлочной дороге, поднимая клубы пыли.
Фрося подняла сына на руки и пошла во двор, чтобы продолжить свои домашние дела. Сегодня ей предстоит замесить глину с соломой и помазать стену с тыльной стороны хаты, которая обветшала от дождей. Работа ладилась, маленький сынишка всё время пытался помочь маме, весь измазавшись в глине. Потом они купались в большом цинковом тазу в воде, согретой солнцем. Затем молодая хозяйка стирала бельё, тщательно тря его об стиральную доску. Но, чтобы она не делала, перед глазами у неё стояла вчерашняя встреча. Чёрные густые волосы, карие глаза, белые зубы, обвораживающая улыбка – до чего ж хорош парень! Сказал, будет ждать каждый день у реки. Ждать? А может быть, он пошутил? Или уже забыл? Да и зачем мне об этом думать? Я ведь замужняя женина. Калитка скрипнула и показалась свекровь, в руках она несла бидон с молоком. Фрося бросилась навстречу, взяла бидон из рук свекрови, и они обе вошли в хату. Вместе поужинали, после чего бабушка уложила внука спать, рассказав сказку перед сном. Солнце только склонилось к горизонту. С болот доносилось кваканье лягушек, а из степи – перезвон кузнечиков. Свекровь подошла к пустым вёдрам, постояла, о чём-то размышляя, и тихо позвав Фросю, сказала: «Дочка, воды надо принести, а то наутро ничего не осталось, а я сегодня очень устала». Свекровь жалела сноху и старалась во всём её помогать. Ефросинья почувствовала, как у неё в груди, словно водопад, нахлынула радость. На реку, одна … . Молодая женщина, подхватив вёдра с коромыслом, чуть ли не бегом метнулась на речку, крикнув на ходу: «Да, конечно, я мигом, мам, отдыхай». Фрося спешила, как буд-то боялась не застать за рекой табор. Спускаясь по крутой тропинке вниз, она неожиданно наткнулась на фигуру мужчины, сидящего прямо у тропы на большом камне. Ефросинья от неожиданности вскрикнула и отпрянула назад. «Не бойся, - почти прошептал парнишка, я не обижу тебя, я очень надеялся, что ты придёшь. Я не могу забыть тебя, Фрося, милая девушка, красавица». Молодая женщина залилась краской стыда. «Он думает, что я не замужем, как ему сказать? А что, если он узнает и больше не захочет её видеть?» Тем временем, цыган взяв из рук испуганной женщины вёдра и коромысло, аккуратно положил их на землю и, вложив её руки в свои, поднёс их к своим губам и горячо прошептал: «Хорошая моя, ты мне очень нравишься, ты единственная на всём свете, кто смог похитить моё сердце». Фрося никогда не слышала ничего подобного, сердце её трепетало, тело дрожало, мысли в голове путались. «Мне … , я за водой …», - она не находила слов. «Так пойдём за водой», - весело воскликнул парень, подхватив одной рукой коромысло с вёдрами и водрузив их себе на плечи, а другой – Фросину руку; и они медленно пошли вдоль реки по берегу, поросшему кустами облепихи и плакучими ивами.
Когда из села послышались крики первых петухов, Ефросинья, опомнившись, засобиралась домой. Роман, стиснув её в своих объятиях, горячо шептал на ухо: «Милая ты моя, я тебя никому не отдам, пойдём в мою семью, чтобы нас благословили». Фрося понимала, что отступать было поздно, тем более, что сейчас ей придётся объясняться со свекровью, которая вставала с первыми петухами. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она выпалила: «Я замужем и у меня сын, Ванюшка, я … не знаю, что теперь со мной будет, я …, мне домой надо». В ответ он ещё крепче прижал молодую женщину к своей груди, как будто желал стать с нею одним целым. и успокаивающе проговорил: «Я знаю, я всё о тебе знаю, сын – это хорошо, я буду любить его больше родных детей. Но твой муж не любит тебя, обижает, а у меня ты будешь королевой. Пойдём, возьмём Ванюшку и сейчас же с табором уйдём далеко отсюда». Фрося не понимала: наяву или во сне всё это происходит с ней. Когда они подходили к дому, Ефросинья увидела во дворе свекровь с завёрнутым в одеяло, плачущим Ваней. Она подбежала, чтобы взять из рук сына, но свекровь отстранила её: «Горит он весь, лечить его надо». Возбуждённая Фрося, всё ещё как во сне, залепетала дрожащим голосом: «Простите меня, мама, я, я уезжаю от вас. Отдайте мне Ваню». «Ты ополоумела, - свекровь крепче прижала к себе Ваню, - говорю тебе, горит он весь. Вижу, что в твоём обезумевшем состоянии, тебя не остановить. Ну, что ты натворила? Уже вся деревня проснулась, а ты с цыганом, да ко двору». Она резко развернулась, показывая, что разговор окончен, вошла в хату и заперла за собою дверь. Фрося застыла на месте, как будто на неё вылили ушат холодной воды. «Не волнуйся, славная моя, мы обязательно заберём твоего сынишку. Пускай выздоравливает, а нам идти надо» - цыган взял Фросю за руку и повёл со двора. Она, как ягнёнок, не сказав ни слова, пошла за Романом, оглядываясь на закрытую дверь. «Конечно же, заберу, выздоровеет, и заберу» - утешала она сама себя.
Через два часа табор уже был в пути. Для Ефросиньи началась новая, непонятная, совсем чужая, как ей показалось, жизнь. Но влюблённый юноша не оставлял её наедине с горькими мыслями. Он усадил Фросю впереди себя на своего вороного скакуна, и, грациозно сидя в седле, одной рукой держал поводья, а другой крепко прижимал к себе любимую женщину. Старшие цыгане в таборе не одобряли выбор Романа. Говорили, что своим поступком он навлечёт беду не только на себя, но и на весь табор. Но влюблённому юноше не хотелось думать, что будет завтра, его любимая рядом, и он был счастлив. К вечеру табор остановился в степи на ночлег. Разожгли костры, в котлах варилось мясо, дети играли тут же неподалёку от костров. К Фросе подошла молодая цыганка и попросила присмотреть за детьми, пока остальные будут держать совет по поводу их с Романом судьбы. Ефросинья улыбнулась в знак согласия, и цыганка растворилась в мерцании костра. Дети смеялись, догоняя друг друга, потом запели, и в круг вышла плясать маленькая девочка с длинными волнистыми волосами. Это было необыкновенно красиво. Фрося подумала о своём сынишке: «Когда же я его заберу? Ах, да, … когда будет здоров. Они с Романом поскачут на коне, возьмут Ванечку и привезут его в новую семью. Она пыталась представить, как её Ванюшка будет так же красиво петь, и танцевать, как эти маленькие цыгане, вольные люди, без определённого места жительства, но не унывающие и дружные.
Вдруг, дети перестали петь и стали всматриваться вдаль дроги. У Фроси появилось дурное предчувствие, она оглянулась, но ничего не увидела. Но через минуту услышала цокот копыт и шум быстро едущей телеги. А ещё через минуту в свете костра появилась лошадь, запряжённая в бричку, и всадник. Это был Андрей. Фрося хотела бежать, но ноги её не слушались. От дальнего костра рванулся к гостю Роман, но десятки крепких мужских рук, схватив со всех сторон, удержали его. И безутешный влюблённый услышал приговор цыганского совета: «Ты не имеешь на неё права, она замужняя жена. Нельзя нам идти против закона». В это время Андрей схватил жену в охапку, забросил в бричку и, насколько могла лошадь, помчался в сторону родного села. «Вот сон и закончился, - мелькнуло в голове Фроси, - теперь начнётся жизнь. Жизнь? Да, лучше смерть после всего, что произошло. Да, Андрей наверняка теперь убьёт её. Уж лучше сейчас, пока не видит никто, пока до села не доехали. Надо прыгать». Она поднялась на ноги, чтобы спрыгнуть с повозки, но Андрей, как будто разгадав её замысел, резко остановил бричку, отчего Фрося невольно прижалась к нему всем телом. Муж крепко взял её за руку и они вместе сошли на землю. Он всматривался в её глаза и ничего не говорил. «Не молчи, - мысленно кричала Фрося, - лучше ругай, ударь, только не молчи». После долгого молчания Андрей выдернул спицу, которая держала на Фросиной голове её роскошные косы, и швырнул её в траву, вытащил из кармана верёвку и крепко привязал косы к телеге. Затем прыгнул в бричку и лошадь, фыркая и спотыкаясь, побрела по просёлочной дороге к дому. Ефросинья бежала за телегой. Опустошённая, разбитая, она осознавала полную безвыходность своего положения. Как она посмотрит свекрови в глаза? Она всегда заступалась за неё, жалела. А Ванюшка? Что с ним? Он ведь болен. Что я наделала? Роман теперь навсегда останется в её снах, а что будет в реальной жизни? Узнает всё село … . Как со всем этим жить? Фрося не могла осознать, сколько времени длился этот тяжкий сон. Тело её ныло от неудобного положения, ноги болели от усталости. От постоянного дёргания за косы раскалывалась голова. Между тем, они въехали в родное селение. Было раннее утро. Солнце ещё не взошло над горизонтом, но его величественный свет уже озарил полнеба первыми лучами. Надрываясь, кричали петухи, как будто возмущались увиденным на дороге. Из дворов выходили коровы и направлялись за пастухом на пастбище. Люди, выгоняя скотину на улицу, не уходили в хаты, а молча стояли, провожая взглядом печальное зрелище. и качали головами. Фрося мечтала только об одном: чтобы разверзлась земля, и они вместе с Андреем, с повозкой и лошадьми провалились в преисподнюю. Но ничего подобного не произошло, и бричка благополучно въехала во двор. Андрей отвязал косы от телеги, взял за плечо жену, развернул к двери и промолвил: «Иди к сыну».
Ванечка в эту ночь умер. Фрося расценила это, как кару за свой поступок. Но горе, каким то образом сгладило происшедшее. И, хотя Ефросинья все эти скорбные дни похорон не поднимала головы, не видя никого и ничего, кроме земли под ногами, в доме воцарился покой. Никто ни в чём её не упрекал. Постепенно Фрося пришла в себя и стала поднимать глаза на ближних. Что произошло с Андреем, она не понимала, но с тех пор он не оскорблял и не унижал её. Через девять месяцев в семье Андрея и Ефросиньи родилась девочка с карими глазами и с пышными, чёрными волосами. Назвали её Матрёной, или, как ласково называли её в семье – Мотей. И это, мой любознательный читатель, была моя бабушка, мама моего папы – Матрёна Андреевна. Это был 1909 год.
Время было весьма трудным. Матрёне было всего 8 лет, когда в России произошла Великая Октябрьская революция. Временное правительство было свергнуто в ходе вооружённого восстания, что повлекло за собой гражданскую войну, длившуюся с 1917-1923 год. Андрей(отец Моти) ушёл с отрядом большевиков и не вернулся, Ефросинья (мать) умерла от тяжёлых работ, братья устраивали свою жизнь, и Матрёна, когда ей исполнилось 17 лет, тоже вышла замуж за Свинарёва Василия Фёдоровича, который был старше её на 8 лет. Мотя родила ему пятерых детей: двух дочек и трёх сыновей, старший из которых является моим папой, и звали его Михаил. Надо сказать, что Матрёна была неординарным человеком. В её генах жила кровь кочевых цыган. Матрёна Андреевна любила носить много юбок, и в каждой было множество карманов. Она не любила связывать себя работой, зарабатывая гаданием на картах. Василий Фёдорович славился превосходным плотником. Поднимать детей было нелегко. В 1941 году началась вторая мировая война. Василий Фёдорович был призван на войну и пропал без вести. В это время моему папе было 15 лет. Остальные братья и сёстры были младше. Матрёна Андреевна ходила по домам, гадала на картах о родственниках на войне. Письма часто не доходили, а все хотели знать, что с родными. Ей платили продуктами: кто молоко даст, кто яйца, кто хлеба. Но этого далеко не хватало на всех. И Михаилу рано пришлось искать заработки. Благо, что он унаследовал плотницкий талант от отца. И это не всё: он мог строить дома, легко справлялся с голландскими печами, выполнял все работы по дереву, делал мебель своими руками. У матери Михаила, Матрёны Андреевны, была и очень хорошая черта: она всегда напоминала детям, чтобы они держались вместе. И друг другу помогали. Они и их потомки и теперь живут все в селе Кочубеевском. В конце войны он был призван в армию в морской флот на три года. Здесь, мой сердечный друг, я хотела бы закончить первую главу, в которой ты узнал о корнях своей родословной по линии моего папы Свинарёва Михаила Васильевича 1926 года рождения.
Глава вторая, в которой я постараюсь из воспоминаний моей мамы рассказать тебе, мой драгоценный человек, кем были твои прародители по линии моей мамы, Алевтины Витальевны Шкарлет.
Свою прабабушку, Пелагею Федотьевну я хорошо помню, так как ей было где-то лет 75-80, когда я училась в школе. Это была сухонькая небольшого роста старушка, которая каждое утро выходила во двор, чтобы открыть ставни на окнах. Ну, а вечером, естественно, она их закрывала. Она была верующей, каждое воскресенье ходила рано утром в церковь, как она говорила: на заутреню. Жили они на улице Пушкина в городе Черкесске, там, где теперь стоит центральный банк. Я помню довольно-таки просторный деревянный дом, большой сад с погребом. Деревья были очень старые, с поросшими мхом стволами, но продолжали плодоносить. Открытая деревянная терасса летом зарастала диким виноградом. В доме стоял запах пирогов и кислых щей. Посреди большого гостиного зала гордо красовался круглый тяжёлый дубовый стол, покрытый тёмно-бардовой бархатной скатертью с кисточками по краям. За этим знаменитым столом вся семья, а так же гости, периодически посещающие хозяев и проживающие у них, завтракали, обедали и ужинали. Перед этим бархатная скатерть снималась со стола и стелилась клеёнка, после чего всё возвращалось на свои места. Иногда по вечерам с гостями все садились за этот круглый стол, чтобы играть в лото. Каждое утро, а так же перед сном Пелагея Федотьевна уходила в свою маленькую комнатку, где помещались только её кровать, столик со стулом и сундук, становилась на колени и молилась. Мне было интересно, что она говорила Богу? Однажды услышала, что она перечисляет имена всех родных, включая меня. Это было трогательно, но тогда я не понимала всей серьёзности веры в Бога. Отец Пелагеи Федотьевна, - Федот Тарасович был «торгующим мещанином», так как состоять в гильдии купцов было крайне невыгодно из-за непомерного налогообложения. Торговали мануфактурой и шкурами. Трудиться приучали всех с детства. Были периоды разорения, но вновь поднимались. Замуж Пелагею выдали по договорённости родителей за купеческого сына Лагунова Дмитрия Потаповича, родом из Псковской области. Молодой человек был трудолюбивым и талантливым. Он полюбил скорняжное ремесло и производил великолепные сёдла для лошадей, которые пользовались большим спросом. По совету родителей Дмитрий стал возить свои изделия в Персию и менял их на ковры, которые довольно быстро продавались на родине. Пелагея любила своего мужа, да и Дмитрий обожал свою помощницу. У них родились два сына и три дочери. Одна из них и стала моей бабушкой, которая родила мою маму. Но об этом потом. Дмитрий и Пелагея пережили многие препятствия: неуважение со стороны высших слоёв общества и ненависть от простых крестьян и рабочих. В 1917 году во время Октябрьской революции их, как и других «врагов народа», разорили, после чего они переселились на Кавказ и занялись земледелием. С большим трудом стали поднимать хозяйство. В поле работали всей семьёй. Вскоре смогли купить двух волов и телегу для сельскохозяйственных работ. Постепенно Дмитрий вернулся к изготовлению сёдел. Хозяйство росло. К колхозу отказались присоединиться, за что вновь были раскулачены. Стойкая в жизненных обстоятельствах, Федотьевна, как позже стали её называть, продолжала верить в Бога. И работать. Теперь уже в колхозе. Со временем перебрались в город Черкесск, тогда ещё под названием Баталпашинск, так как старшая дочь пошла работать на сыроваренный завод. Построили свой дом; деревянный, но крепкий и просторный. Теперь можно было собраться здесь всем вместе. Дети шли по стопам родителей, кроме одной – Екатерины. Её не интересовало ни сельское хозяйство, ни какое другое ремесло. Она тянулась к знаниям. В те времена считалось бесполезным занятием обучать девочек грамоте. Девочек готовили быть хорошими жёнами, хорошими матерями и хозяйками. Катя непрестанно просилась в школу. В 1921 году успешно завершила семилетнее обучение в школе (по программе ликбеза) и, как особо одарённая, была направлена в Карачаево-Черкесский педагогический колледж. Екатерина была человеком своего времени. В стране тогда культивировался атеизм. Она вполне уверенно заявила матери, что Бога нет, за что та назвала её антихристом. В 1926 году Катя уехала в город Бобров Воронежской области работать в школе учителем русского языка и литературы. Екатерина хотела быть образованным человеком и соответствовать духу своего времени, для чего вступила в коммунистическую партию. Она была активной коммунисткой и успешным учителем. Время в стране было нелёгким: бедность после гражданской войны, политическая неразбериха. Моя бабушка была ещё молодая и красивая. В 20 лет кому не хочется быть принцессой и встретить своего принца на белом коне? И однажды она встретила такого принца. Правда, не на белом коне, но в полном обмундировании Кубанского казака, Виталия Гавриловича Шкарлет. Кареглазый, черноволосый с загадочным выражением лица, внимательный и начитанный, интересный во всех отношениях человек, был просто безумно влюблён в Екатерину. Его казацкий род начинается от его отца, который был выходцем из известных купцов Шкарлет в России, имеющих иноземные корни (смотри, сколько в наших с тобой корнях купечества). Его отец Гаврил, по неизвестным нам причинам сильно разошёлся во взглядах со своим отцом, вышел из семьи и вступил в казачество Крымского войска. Позже попал на Кубань. «Он не был красив, - рассказывала моя бабушка своей дочери, - но он умел любить, как никто другой». Казачий наряд привораживал взгляд девушек. На Виталии была папаха, суконная черкеска с газырями, гордо красовавшиеся на поясе холодные оружия: сабля, шашка и ногайка. Наперевес плеча он всегда носил ружьё. К тому же, он не был скуп и одаривал свою Катюшу дорогими подарками. Продолжительная дружба привела их к брачному союзу. И у счастливых родителей в 1928 году родилась единственная доченька – Аля, и, как ты уже, наверное, догадался, мой дружок, это была моя мама, а твоя прабабушка, Алевтина Витальевна Шкарлет. Одного не могла понять Екатерина за годы совместной жизни: Почему мужу так часто приходится служить ночью? … «Это секрет, - говорил Виталий жене, - но ты не волнуйся». Знакомые завидовали. Ещё-бы! В гардеробе у Кати были платья из настоящего крепдешина, китайского шёлка, а воротник на пальто и шапка из лисьего меха. Дочку он любил больше жизни, говорил, что не допустит, чтобы его дочь в чём-то нуждалась. Когда Але исполнился годик, Виталий устроил пышный праздник. Однажды ночью в дверь постучали, и Екатерина заметила волнение на лице мужа. Когда открыли дверь, в комнату вошли трое вооружённых служащих, и один из них спросил; «Вы Шкарлет Виталий Гаврилович? «Я», - ответил испуганный Виталий. «Вы обвиняетесь в экономическом преступлении фальшивомонетчества, и вот приказ на ваш арест, собирайтесь». Оказалось, что у Виталия с его двумя сотоварищами имелся печатный станок для производства фальшивых купюр. Это считается тяжким преступлением против экономики страны. Ему грозил расстрел, но пока шло расследование дела, попал под амнистию и получил пятнадцать лет строго режима. На суде со слезами упрашивал Катю дождаться, говорил, что очень сильно их любит. Но моя бабушка была патриоткой своей Родины, к тому же боялась, что могут пострадать и они с дочкой, поэтому незамедлительно развелась с Виталием и уехала на Кавказ поближе к своим родственникам. Вернулся Виталий Гаврилович Шкарлет к своей Катюше и любимой доченьке, после войны, когда моей маме исполнилось семнадцать лет. Она вспоминала:
«Было лето, я спала на веранде, когда кто-то поднялся по порожкам и постучал в дверь. Екатерина открыла дверь, но в дом не пустила. Он вошёл на веранду, где я спала. Это был красивый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и коротенькими усами. Я притворилась, что сплю, и прикрыла глаза. Сквозь прикрытые ресницы, я увидела, как красивый мужчина упал на колени и плакал. Он говорил, что прошёл войну в штрафном батальоне и остался жив, что его простил Бог. И он сделал решение начать новую жизнь. Мужчина просил простить его за то, что заставил страдать её и любимую дочку Алечку. И тут я догадалась, что это мой отец. Но я его совсем не знала и не помнила. Мама никогда ничего про него не рассказывала. И когда я однажды спросила, где мой папа, она ответила, что он враг народа и недостоин, чтобы ты его знала. Разговор длился очень долго, или мне так показалось. Мама сказала, что не верит в Бога, в данное время замужем, и не собирается ничего менять в своей жизни, и желает, чтобы он исчез из её жизни и из жизни её дочери навсегда. Отец сразу как то сжался, затем встал. Подошёл к моей кровати, отчего я задрожала, как былинка на ветру. Он погладил меня по голове и сказал: «Прости меня, Аленький цветочек, я очень хотел сделать тебя счастливой. Прости». А я побоялась открыть глаза, о чём впоследствии очень сильно потом жалела. И только, когда отец тихо затворил за собой дверь, а мать вошла в комнату, я дала волю своим слезам. Семнадцать лет я жила без отца, всё время пытаясь представить , какой он, а увидела только на мгновение и больше никогда не увижу, потому что знала решение моей матери».
Моя мама, а твоя прабабушка, Алевтина Витальевна, только после сорока лет своей жизни узнала от дальних знакомых, что отец женился и у него родился сын, который младше от мамы на 20 лет. Но где они жили в то время, было неизвестно. Мама решила искать отца и брата через знакомых и как только можно. И только, когда ей исполнилось 57 лет, узнала, что они проживают в городе Бобров Воронежской области. И она постеснялась после стольких лет налаживать родственные отношения. Так они с братом и не встретились. Надо сказать, что моя мама очень похожа лицом на своего отца. И у меня сохранилась фотография, которую моя мама взяла у своей мамы, а затем передала мне. Вот на этой фотографии я то и увидела схожесть мамы с её отцом. Короче, твой прадедушка стоит в заднем ряду справа в черкеске, папахе и с оружием в руках и на поясе. А твоя прабабушка сидит на земле в первом ряду слева в цветном платье. Вот такие они были молодыми.
Когда началась Отечественная война, моя бабушка, по каким то непонятным для моей мамы причинам эвакуировалась сама в Ташкент, а дочку оставила у своей сестры, Веры Дмитриевны, жившей со своей матерью Пелагеей Федотьевной в Черкесске в доме, который я уже тебе описывала. Екатерина Дмитриевна обещала, что как только устроится там, приедет и заберёт дочь. Но до конца войны этого так и не произошло. И Алевтина с тринадцати лет всё это скорбное военное время оставалась у своей тёти, у которой было своих четверо детей. Война с немецкими захватчиками дошла и до Северного Кавказа. 12 августа 1942 года город Черкесск был захвачен немецко-фашисткими войсками. Оккупация принесла людям Карачаево-Черкесии неисчислимое горе и страдания. Шесть месяцев враг бесчинствовал в области. Я просила маму рассказать о том страшном времени, и то, что она рассказывала, до сих пор тревожит мою душу. В доме моей прабабушки Пелагеи Федотьевны остановились на проживание три немецких офицера. Они предложили ей (муж её Дмитрий Потапович к тому времени уже умер), её дочери Вере Дмитриевне (её муж, Ефим Андреевич, был в это время на войне), с четырьмя детьми, плюс моя мама, перебраться в сарай, а сами заняли дом. Все припасы из погреба стали принадлежать новым хозяевам и охранялись немецким солдатом, как и машина с немецкими консервами, плитками шоколада и другими деликатесами, от воспоминаний которых сводило голодные желудки. Тут надо сказать, что, когда в городе предупредили о приближении фашистов, руководителями производств было решено раздать всю продукцию людям, и остановить работу. А так как Вера Дмитриевна работала на сыроваренном заводе, то смогла запастись сырными головками. И удача была в том, что сыр был спрятан не только в погребе, что в огороде, но и в подполе под сараем, о котором немцы не догадывались. Сыр делили на семь очень маленьких кусочков и ели один раз в день. Пока не было снега и морозов, суп варили из травы, которая называлась лебеда, а так же то, что ещё осталось в земле на огороде, из лебеды же пекли лепёшки, смешивая с мизерным количеством муки, которую Вера Дмитриевна незаметно перенесла с одеждой из дома в сарай, когда вселились немецкие офицеры. Вера Дмитриевна была взята для приготовления пищи офицерам. Её предупредили, что если заметят, что она ворует, сразу застрелят. И она плакала непрестанно, когда открывала банки с тушенкой, чистила картошку из собственного погреба, выкладывала на тарелку квашеную капусту и огурцы собственного приготовления, зная при этом, что её дорогие дети, поев лепёшки из лебеды, ходят голодные. Со временем она осмелела и стала прятать за пазуху картофельные очистки, чтобы потом смешать их с лебедой и приготовить детям сытный хлеб. Дети ставили ловушки для ворон и воробьёв, используя семечки, которые не успели отнести на маслобойню. Таким образом, в семье иногда появлялся бульон из птицы. Тем не менее, самый младший сын Веры Дмитриевны не выдержал такого питания и умер. Ему было чуть больше одного года. Мама помнит, как он стоял в сколоченной из досок кроватке, держась за досчатую спинку, раскачивался, и в такт всё время повторял одно слово: «Исты, исты, исты»; подразумевалось, что он хотел есть. Почему он говорил это слово? Потому что иногда заходила к ним соседская бабушка и, глядя на малыша, спрашивала: «Исты хочешь, дитына?» - и совала ему в руки маленький сухарик, который мгновенно исчезал у него во рту. Мама считает, что им повезло ещё и тем, что у них стояли на квартире офицеры. Поэтому в их двор не приходили немецкие солдаты для того, чтобы грабить, насиловать и убивать. Сами же офицеры не позволяли себе подобных действий. Один из них даже показывал фотографию, которую носил в нагрудном кармане, и рассказывал, что это его жена, дети. Что он сам не хотел бы воевать, но по закону военного времени, обязан. И, что он мечтает, чтобы скорее закончилась война, и он уедет к своей семье. Но, что творилось в других домах города, об этом нужно писать отдельную книгу. В городе Черкесске были созданы молодыми людьми подпольные антифашистские организации. Чтобы подрывать работу врага на нашей земле. Самая большая организация была в Краснодоне Ворошиловоградской области на Украине. Об этих молодых героях ты узнаешь, если прочтёшь книгу Молодая гвардия, которую написал писатель Александр Фадеев. Таких организаций во время войны было много, но не обо всех было известно и написано. Итак, когда наши войска стали подступать к городу, шла перестрелка, мама с двоюродными сёстрами наблюдали по вечерам, когда темно, как летели пульсирующие, светящиеся пули по воздуху. Бабушка Федотьевна хватала их в это время за шиворот и загоняла в сарай. Однажды рано, январским утром, семья Лагуновых проснулась от гула машин и мотоциклов. Вера Дмитриевна выглянула в маленькое окошечко сарая во двор и увидела, что офицеры выносят свои вещи из дома в машину, стоящую во дворе. В один миг Бабушка Федотьевна разбудила всех детей, надела на них всё тёплое, что было, и приказала залезть в подвал сарая и сидеть тихо, пока им не разрешат выйти. Вместе с детьми в подвал была отправлена и Вера Дмитриевна. В подвале было темно и пахло сырой землёй. Дети прижимались к матери и боялись, чтобы не заплакать. Время, казалось, остановилось. Сесть было не на что. Им показалось, что они стояли до вечера, когда через пару часов, узнав от бегущих по улице и громко орущих мальчишек о том, что в город вошли наши войска, бабушка открыла подпол и разрешила выйти во двор. Город шумел: где-то пели фронтовые песни, кто-то громко и безутешно рыдал. 18 января 1943 года территория Карачаево-Черкесской автономной области была полностью освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Но война ещё продолжалась. Зато можно было весной вновь сеять, сажать, собирать урожай и заводить домашнюю птицу. Вновь открылись школы, производства. Вера Дмитриевна вернулась на сыроваренный завод, а бабушка Федотьевна делала всё остальное, то есть, работала, не покладая рук. С ранней весны она была уже в поле за городом. После освобождения города, давали участки всем желающим сеять и сажать, чтобы быстрее выйти из нищеты и разорения, которые принесли фашисты. Как только начинались летние каникулы, все дети были с бабушкой в поле, где росли кукуруза, подсолнечник, картофель, свекла, морковь, редька, фасоль. Всё это надо было прополоть от сорняков. Ходить приходилось пешком, так как тогда не было транспорта, а лошадь стоила очень дорого. Бабушка будила всех ещё до рассвета. Кормила, складывала нехитрый обед в льняную скатерть, завязав на узел, укладывала вместе с большим бидоном воды, в большую тачку на трёх колёсах, где уже с вечера были приготовлены тяпки, лопаты, вёдра; и все вместе дружно отправлялись на поле работать до вечера. Домашний огород был на попечении Веры Дмитриевны. Плоды труда в поте лица радовали зимой. Из семечек делали масло. Из кукурузы муку и крупу, чтобы печь лепёшки и варить кашу. Лишнее продавали, чтобы купить овечью шерсть, обувь, одежду. Зимой бабушка Федотьевна пряла из шерсти пряжу, из которой вязали тёплые вещи не только себе, но и солдатам, которые воевали. Носки и шарфы солдатам вязали все, долгими зимними вечерами. Зажигали керосиновую лампу, ставили посреди круглого стола, располагались вокруг и вязали, а бабушка ещё и рассказывала внукам о своём детстве и юности. Посылки передавали с фронтовой почтой. Вязали солдатам свитера, носки, шарфы, шапки. «Вяжите хорошо, старайтесь. Может, и вашему папке попадёт ваш подарок» - говорила бабушка. Пелагея Федотьевна всё так же добросовестно каждое утро воскресного дня, ходила в церковь, а потом вновь работала до вечера. Однажды одна соседка, сидевшая на лавочке у своего дома, упрекнула мою прабабушку, везущую мешки с семечками на маслобойню, сказав: «Что это ты, Федотьевна, в воскресный день работаешь? Грех-то какой», на что та ответила: «Работать не грех, грех языком чесать от безделья». Так протекало отрочество моей мамы, Алевтины Витальевны Шкарлет. Которая жила у своей бабушки. Война закончилась весной сорок пятого года. Маме исполнилось семнадцать лет. И вскоре приехала из Ташкента её мама, Екатерина Дмитриевна, взяла дочь и поселилась в станице Кардоникской, где работала учителем в школе. Моя мама завершила недостающий последний год школьного образования и вновь вернулась в Черкесск к тёте, чтобы учиться в педучилище, где прежде училась её мать. Мы, мой терпеливый потомок, подошли к очень важной вехе в жизни наших предков, поэтому, следующие за этим события, я буду описывать в третьей главе. Конечно же, я стараюсь описывать основные моменты из жизни предыдущих поколений, чтобы не утомить тебя, моя душа. А если подробнее писать, то о каждом человеке можно написать необыкновенный и неповторимый роман: так интересны, так сложны судьбы каждого человека.
Глава 3, в которой ты, дружочек, узнаешь ещё одну историю любви молодых людей, вследствие которой появилась я, твоя бабушка, Надежда Михайловна Свинарёва.
В мае 1945 года закончилась война, оставив после себя разрушение, скорби, потери ближних. По послевоенным подсчётам, за время войны наша страна потеряла около 27 миллионов человек. Не было семьи, которая бы не пережила смерть ближнего человека по причине этой беды. Геройски погиб и муж Веры Дмитриевны. А ведь, сколько было оставшихся в живых, но ставших инвалидами: тех, кто воевал и получил увечье на фронте; а среди мирного населения - после бомбёжек по городам и сёлам. Вокруг боль и опустошение. Но радовало то, что окончилась война. И люди вставали, пересиливали голод и нищету, отстраивали дома, засеивали поля, восстанавливали фабрики и заводы. Жизнь продолжалась. Молодые люди влюблялись, женились, рожали детей, работали и верили в светлое будущее.
Прошло два года после окончания войны. Весна в Черкесске была ранней. В апреле вовсю бушевала сирень, распространяя вокруг себя нежный, пьянящий аромат. Цвели первые весенние цветы. Трава и листья на деревьях переливались изумрудом первой свежей зелени. Аля заканчивала первый курс педагогического училища в Черкесске. В центральном парке по выходным дням играл духовой оркестр. Днём собиралось старшее поколение послушать мелодии военных лет, потанцевать и просто отдохнуть. А к вечеру приходила молодёжь, завязывались знакомства, танцевали, общались, а потом, расходясь маленькими группками, шли по улицам и пели песни. Бабушка Федотьевна была противница вечерних прогулок. «Что вам, дома делать нечего? – притворно ворчала она на внучек, понимая, что пришло их время влюбляться.
Наступила долгожданная суббота. Аля и двоюродная сестра Люба, добросовестно переделав всю домашнюю работу, возложенную на них бабушкой, отпросились пойти в парк на танцы. Маме было уже 19 лет, но так уж было заведено мудрой бабушкой Федотьевной, что без разрешения никто никуда не мог уходить. Тем более, что мама была далеко от матери на их попечении. Девчонки одели свои выходные из лёгкого ситца платья. Подкрутили на горячий гвоздик волосы и подкрасили варёной свеклой губы. Вот только обуть было нечего. У мамы были одни единственные тапочки, сшитые из клеёнки, в которых она ходила в педучилище. Приходя домой, она их снимала и обувала старые бабушкины калоши. Люба была младше мамы на 4 года, поэтому до неё ещё не дошла очередь на летнюю обувь. Ей пришлось обуть свои кирзовые сапоги, в которых она ходила зимой. Но девушки не унывали. Было такое время. Так ходили многие, и никто не обращал на это внимание. Бабушка проводила их за калитку и сказала: «Долго не гуляйте, дождик будет».
В парке громко играл оркестр, одни танцевали, другие сидели на лавочках, ну, а молодые стояли маленькими компаниями и разговаривали между собой. Маму заметила подруга из педучилища и позвала: «Аля, идите к нам». Девушки весело побежали к маленькой компании. Это были девчонки из педучилища. Они обсуждали свои студенческие новости, поглядывая по сторонам в надежде, что кто-то из ребят их заметит. Люба старалась стоять в тени, чтобы не так видно было её сапоги. Оркестр всё играл, девчонки всё стояли. И, вдруг, загремел раскатистый гром. «О, нет, только не дождь» - подумала Аля. Оркестр доиграл последний романс и музыканты, попрощавшись с народом, стали собирать инструменты в чехлы. Гром повторил своё предупреждение, на этот раз совсем близко, после чего яркий свет молнии осветил все тайные уголки парка. Стало понятно, что продолжения уже не будет. Пока подружки прощались, вдруг на них с неба хлынул, как из ведра, тёплый весенний дождь. Громкий визг девчонок заглушила новая волна грома. И вновь яркая вспышка молнии. Аля, схватив Любу за руку, бежала со всех ног под большое раскидистое дерево, где уже стояли, прижимаясь, друг к другу, люди. Туча пролилась на землю буквально за несколько минут, и дождь так же быстро прекратился, как и начался. Но было уже поздно, и все успели промокнуть, пока искали укрытие. Теперь надо было выходить из под дерева, потому что с листьев падали капли дождя. И тут только Аля заметила, что рядом с ней стоит молодой человек в морской форме и смотрит на неё, улыбаясь. Простое приятное лицо. Девушка почувствовала, что ей не хочется, чтобы парень ушёл. Он и не ушёл. Он сразу приметил эту маленькую хрупкую девушку в ситцевом платьице, когда она появилась в парке. Он стоял поодаль и наблюдал за ней. Ах, этот дождь! Он испортил такой вечер. Аля почувствовала, что неприлично долго смотрит на молодого человека, и. что пора бы уходить, но, как заворожённая, продолжала стоять и смотреть на парня. Их приятное лицезрение прервал голос Любы: «Аля, может, я домой пойду? …» Сестра встрепенулась: «Я тоже, пойдём». «А я вас провожу, можно?» - вдруг прорезался голос и у незнакомца. Сердце Али ликовало: «Конечно, не исчезай так внезапно. Я хочу знать кто ты?». Но вслух она сказала: «Что вы, не надо, спасибо, мы тут недалеко живём. Да и не поздно ещё». Сказала и сама испугалась своих слов. «И всё-таки я вас провожу», - и он подхватил обеих девушек под руки, спросил: «В какую сторону пойдём?».
Подошли к дому очень быстро, так как жили и в самом деле почти рядом с парком. Остановившись у калитки, он, наконец-то предложил: «А давайте познакомимся, меня зовут Михаил. И живу я в селе Ивановском. Я служу в военно-морском флоте, остался год до дембеля. А сейчас я в отпуске за отличную службу предоставили. И у меня целая неделя впереди. А теперь вы расскажите о себе. Где вы живёте, я уже узнал». «Аля, - она с волнением протянула руку Михаилу - а это моя двоюродная сестра Люба». Люба последовала примеру Али, протянув руку. Но Михаил не бросил Алиной руки, а левой рукой поприветствовал Любу. «А что вы делаете по воскресеньям?» - спросил Михаил. «Огород капать будем». – быстро отреагировала на вопрос Люба. «Правда? - обрадовался парень, - я тоже буду капать матери огород, а вечером опять, как сегодня на попутке, приеду в Черкесск, если вы не против». «Лишь бы бабушка против не была» - совсем осмелела Люба. Они рассмеялись. «Ну, что, до завтра? – Михаил помахал рукой и, развернувшись, быстро пошёл по улице. «Что, не дал вам дождь поплясать? – спросила бабушка Федотьевна, наливая в тарелки ещё неостывшие щи, - садитесь, поешьте. Завтра с зарёй встанем. Работы невпроворот, весна на дворе». Она положила на стол по куску свежеиспеченного хлеба, и пошла в свою комнатку, чтобы помолиться. Аля долго не могла уснуть. «Неужели это он?» – думала она, ворочаясь с боку на бок. Девушка чувствовала, что сердце тянется к нему, а лицо казалось таким родным, Буд-то она знала его всю жизнь. «Михаил …» - произнесла Алевтина вслух, чтобы услышать звучание имени. «Да спи уже» - проворчала Люба, лежавшая рядом с её кроватью.
Рано утром в воскресенье, Пелагея Федотьевна поднявшись с зарёй, разбудила всех, распределила фронт работы для каждого члена семьи, а сама пошла в церковь на заутреню. Надо сказать, что церковь стояла на окраине города, километрах так, десять от дома, где они жили. Однако, бабушку это не смущало. Она бы рада была, чтобы вся семья ходила с ней, но власти не приветствовали веру в Бога, высмеивали верующих, учили в школах, что Бога нет. Поэтому, когда в церкви проходило причастие, бабушка просила просвиры для всех членов своей семьи. Дома давала каждому и заставляла говорить: «Спаси меня, Господи». Позже к этой традиции были причастны и мы.
Но вернёмся в тот воскресный день 1947 года. После дружного семейного труда двор преобразился. Огород был вскопан и разделён на грядки, стволы деревьев побелёны, двор подметён. По свежевскопанной земле смешно бегали, подпрыгивая, птицы, ища червячков. Довольная работой внуков, бабушка позвала всех на ужин. Надя и Зина (другие две двоюродные сёстры Алевтины), сняли бархатную скатерть, постелили клеёнку. Вера Дмитриевна, мастерица по пирогам, поставила на стол своё произведение: пироги с картошкой и щи из квашеной капусты. Бабушка Федотьевна поблагодарила Бога за еду, перекрестилась и ложки застучали об тарелки. После труда на свежем отдыхе, ели с аппетитом. Поев, убрали клеёнку, вновь расстелили бордовую бархатную скатерть, отчего комната преобразилась. Вымыв посуду, Аля отпросилась на танцы, а Люба осталась дома, потому что не хотела мешать влюблённым.
Нет смысла описывать прогулку влюблённой парочки, так как даже молчание в их глазах выглядит красноречиво. Скажу одно, Аля пообещала Михаилу, что подождёт его этот год, пока он отслужит и вернётся из Армии. Михаил служил на Черноморском флоте. Он выслал ей фотографию из Армии, которая попала в мои руки. Посмотри, он здесь справа в переднем ряду. В известность была поставлена вся семья. Бабушка съездила в Кардоник к дочери Екатерине Дмитриевне и сообщила новость. Екатерина не поленилась поехать в село Ивановское на разведку, чтобы узнать, что за семья у Михаила. Там нашлись люди, поведавшие всё, включая романтическое событие давно минувших дней – встречу с цыганским табором, а так же, переданный на генном уровне цыганский образ жизни матери Михаила и нищенское положение на данное время его семьи. Как и всякая мать, желающая добра своему чаду, Екатерина Дмитриевна стала отговаривать дочь от продолжения отношений. Она объясняла ей, что в этой семье Михаил самый старший, мать его не работает, отца нет, поэтому им придётся кормить всю семью. Но Алевтина и слушать не хотела, мотивируя тем, что она вполне взрослая и имеет право решать свою судьбу сама, к тому же, она обещала Михаилу, что дождётся его из Армии. Все дальнейшие попытки переубедить её были бесплодными. Когда она окончила второй курс педучилища, вернулся Михаил и сразу заговорил о свадьбе. Екатерине Дмитриевне оставалось только помочь материально. Сыграв свадьбу, муж заявил, что жить они будут у его матери в селе Ивановском. И Алевтине пришлось оставить обучение в педучилище. Итак, моей маме было всего 20 лет, когда на неё свалился груз заботы о большой семье. Любви на всех не хватало. Все младшие учились, кто в школе, кто в среднем учебном заведении. Работали вдвоём с Михаилом. Но всё заработанное расходилось без остатка на всех. Мать Алевтины помогала ей: привозила платья дочери, тёплые одежды, продукты питания, потому что Аля ждала ребёнка. Но и помощь очень быстро заканчивалась в общем котле. Девочка Люся родилась недоношенной и слабенькой. Всё время болела, и в восемь месяцев умерла от двухстороннего воспаления лёгких. Опасения матери оказались верными, но было уже поздно. Аля предложила Михаилу уехать куда-нибудь вдвоём и пожить самим. Он согласился, и они уехали в город Челябинск, где и родилась у них вторая дочь Татьяна Михайловна. Они работали, стояли в очереди на получение общежития, а пока снимали комнатку у хозяйки квартиры. И всё было бы ничего, но их ждал сюрприз: однажды постучали в дверь, и в комнату вошла семья Михаила в полном составе. Когда хозяйка узнала, что они приехали не в гости, а на постоянное проживание, она попросила освободить комнату. И пришлось всем (не побоюсь этого слова – табором) возвращаться в село Ивановское. Екатерина Дмитриевна, видя нищенскую жизнь дочери, предложила ей уехать от мужа с малышкой к ней, сказав: «Тебе с дочкой я смогу помочь, а всей его семье не могу и не хочу». Мама вновь отказалась от предложенных благ (и правильно сделала, так как если бы она ушла от отца в то время, то не было бы нас с тобой). И, когда Татьяне исполнилось два годика, родилась ещё одна дочка, и ты можешь догадаться, кто? Да, это была я, Надежда Михайловна. В селе не было роддома, и мамочек возили в Черкесск. Так что, я родилась в Черкесске. Родилась я с врождённым пороком сердца, и все думали, что я вот-вот умру, но я выжила, на что была воля Бога. Впрочем, что касается меня, напишу в отдельной главе. А что касается моих родителей, то они вынуждены были вновь уехать, теперь уже на Крымский полуостров в город Судак. Я до двух лет не вставала на ноги, и мне полезно было греться в горячем прибрежном песке. Там я начала ходить. Мама вновь ждала ребёнка, папа работал на винном заводе, и сильно злоупотреблял возможностью бесплатно дегустировать виноградное вино. Доходило до того, что с работы он уже не шёл, а приползал. Не знаю, по той ли, или по какой другой причине, но мои родители вновь вернулись в село Ивановское, где и родилась моя младшая сестра Елена Михайловна. Годы шли, а положение в семье отца не менялось. Екатерина Дмитриевна не выдержала нищенского положения своей дочери и купила участок с времянкой на окраине города Черкесска, чтобы строили дом пополам с ней, дабы его не заселила семья папы. Всё нужное для строительства покупала сама, чтобы ускорить событие. Я уже тебе писала раннее, дорогой мой человек, что мой папа унаследовал от предков способности строителя, плотника, мог мастерить мебель. В строительстве дома почти все работы выполнял сам. Даже мы помогали разнорабочими. Вскоре, дом построили. Шкаф, комод, деревянные кровати он смастерил сам своими руками. Постепенно люди узнали о его дарованиях, и стали просить им помочь в том или ином деле. Это была первая половина 1950 годов. Зарплаты были низкими, и добрая часть из них выдавалась облигациями, а не деньгами, так как экономика страны всё ещё была разрушена по причине прошедшей войны. У людей денег не хватало. И поэтому за помощь расплачивались самогонкой или дешёвой водкой. Например, попросят печь сложить, папка поможет. За это сядут вместе за стол, выпьют, закусят и разойдутся. И в нашей семье начались проблемы. Я уже училась в пятом классе, когда родители развелись. Конечно, я допускаю и другие причины, кроме пьянства отца. Так или иначе, но это произошло. Папка уехал к своей матери в село Кочубеевское, в то время они перебрались жить туда. Там женился и родил сына Василия. Мама тоже вышла замуж и родила сына, когда мне было уже 16 лет, и я училась в девятом классе. Вот так закончилась история любви Михаила и Алевтины.
Но есть и хорошее в этой истории: есть я, две сестры: Татьяна и Елена, и есть брат Сергей. Жизнь продолжается. А я закончу третью главу, чтобы в новой главе осветить судьбы некоторых людей, от которых зависело и твоё появление на свет.
Глава 4, в которой очень кратко, (насколько рассказала мне твоя прабабушка Баландина Раиса Михайловна, а так же твой дедушка Баландин Владимир Михайлович), опишу ещё одну ветвь твоих прародителей.
Шёл 1941 год. Март месяц. Колхоз недалеко от города Воронежа. Простые крестьяне, которые работали в колхозах, зарплату не получали деньгами, а им выдавали за трудодни сельхозпродукты. Было очень тяжело, как, впрочем, было тяжело всему народу, во все времена в нашей стране, да и не только в нашей. В этом колхозе была одна – единственная длинная улица, которая тянулась вдоль небольшой речушки. Недалеко от фермы стоял маленький деревянный домишко с искривлёнными окнами и натянутой вокруг проволокой, вместо забора. И это был не самый плохой вариант. Жила в этом домике семья Мамонтовых: Михаил Фёдорович со своей женой Марией Фёдоровной и с четырьмя детьми: Ваней, Петей, Сашей и дочкой Раюшкой. Дети уже взрослели; старшему Ивану было уже 18 лет, среднему сыну Петру 14, младшему Саше12, а дочери Раисе 8 лет. Домик стал тесен для такой взрослой семьи. Но отстроить новый и большой дом не было возможности, хотя старший сын тоже уже работал в колхозе. Михаил Фёдорович постоянно размышлял, как бы облегчить жизнь жены и детей? Возраст у них уже не молодой, а дети неустроенны. Он готов был пойти на любые жертвы, только бы не видеть их в нужде.
И, вдруг услышал по радио, что заселяются Дальневосточные земли добровольцами. Им будет предоставлено жильё и безвозмездные подъёмные деньги для переселения. Михаил Фёдорович ухватился за эту идею в надежде, что на новом месте наладится их материальная жизнь. Им посчастливилось продать за небольшую цену свой маленький покосившийся домик, и с верой в лучшую жизнь, отправиться на новое место жительства. Их распределили в колхоз Октябрьского района Приморского края рядом с селом Струговка. Домик, в котором поселилась семья Мамонтовых, был тоже деревянный, но добротный и тёплый, а главное, просторный. Из подъёмных денег и от продажи старого домика, супруги смогли приобрести необходимую мебель и тёплые одежды для всей семьи. Пока обустраивались, привыкали к здешнему климату, незаметно прошла весна, и наступило долгожданное лето, на которое возлагали большие надежды. Нужно было завести домашнее хозяйство. Мария Фёдоровна, не откладывая решение в долгий ящик, купила в первую очередь цыплят, чтобы за лето они превратились во взрослых кур и начали кормить семью. Работать приходилось в колхозе с утра до вечера, а, вернувшись домой, надо было заниматься домашним хозяйством. Июньская погода радовала теплом и своевременными дождями. На грядках дружно зеленели пышные всходы посеянных овощей. Цыплята росли, покрываясь перьями, и стали выпрыгивать из своего ограждения. «Надо чем-то нарастить ограду», - размышлял Михаил Фёдорович, а то разбегутся и поклюют всю зелень на грядках. Мария Фёдоровна, придя с колхозного поля, села отдохнуть. Последнее время часто болело в левой стороне под лопаткой. И левая рука немела. «Похоже, сердце устало работать», - подумала она, греясь на солнышке. Вечер 22 июня был тёплый и безветренный. Рая, сварив суп из молодого щавеля, вышла на порог с половником в руках, чтобы позвать всех к ужину. Как раз по тропинке к дому возвращался Иван с работы. Петя и Саша бежали следом, толкая друг друга в заросли крапивы и весело смеясь. Они ходили к Ивану на работу, чтобы помогать ему. «Все в сборе? – Рая махнула половником над головой и крикнула, - заходите по одному, кормить буду». «Из неё выйдет хорошая хозяйка» - подумала Мария Фёдоровна, - и ребята все работящие; вот ещё немного, поднимемся и заживём». Солнце склонилось к горизонту, и пол неба раскрасилось в необыкновенно яркие тона. Облачка над таёжным лесом переливались цветом малины, а вокруг солнца, казалось, кто-то разлил все краски сразу. Уходить в дом не хотелось, но желудок требовал своё. Мария Фёдоровна подождала, пока войдут во двор сыновья, затем поднялась с бревна, на котором сидела, и, вдруг услышала, неестественно писклявый от испуга, голос дочери: «Мама! Война!» «Какая война, дочка, что за глупые шутки, с чего ты это выдумала?» «По радио только что передали» - растерянно произнесла Рая и села на порожек дома. У Марии Фёдоровны сильно кольнуло в сердце. Она приложила руку к груди и побежала в дом к репродуктору. Через минуту тревожной музыки вновь объявили о начавшейся войне с немецко-фашистскими захватчиками. В одно мгновение рухнула надежда на светлое будущее. Суп из зелёного щавеля остался не тронутым, а все стояли, застыв на месте, и им казалось, как будто огромная чёрная туча надвигается над их Родиной. Правительство призывало работать ещё больше и лучше, чтобы прокормить и народ и Армию. Поля сои были бесконечными, а собирать приходилось вручную. Старшего сына Ивана призвали на войну. Полтора года не было от него вестей. Вернулся с тяжёлым ранением и наградой героя. Выживали, как могли. Выручала картошка с огорода. Кур берегли, так как они несли яйца. Очень хотелось хлеба. Иногда мать говорила Рае взять курицу и пойти в гарнизон, располагавшийся неподалёку от колхоза, поменять у военных на хлеб, муку, макароны или тушёнку. Мария Фёдоровна стала чувствовать себя совсем неважно. Частенько она брала Раю с собой на поле, чтобы она смогла в карманах принести домой сои. За воровство строго наказывали, а доля работающего была настолько мала, что прокормить семью было невозможно. После возвращения сына с фронта, спустя полгода, Мария Фёдоровна заболела воспалением лёгких. Но во время войны больничных листов не давали, надо было работать. В тот печальный день мать не взяла Раю на поле, сказала, что сама потихонечку сходит. Домой её принесли в тяжёлом состоянии. Ослабленный организм не справился с болезнью, и она умерла. Война продолжалась ещё почти два года. Куры к тому времени вывелись. Нечем было кормить. Питались пахтой, которую меняли на соседней ферме на картошку. Раиса Михайловна говорит, что вспоминать это время очень тяжело. Отец после войны женился. Иван долго восстанавливался от ранения, но смог встать на ноги и даже понемногу работать. Позже он тоже женился. Пётр и Александр, отслужив Армию, остались служить в гарнизоне. Там было легче выжить. Рая жила с отцом и мачехой до восемнадцати лет. Видя, что мачехе она в тягость, поспешила замуж. Михаил Сергеевич Баландин служил в том же гарнизоне, что и братья. Он был старше Раисы на семь лет, чем внушал доверие. И, когда предложил её выйти за него замуж, тут же согласилась. У них родились два сына: Юрий, 1971 года рождения и Владимир, 1953 года рождения. Так вот, Владимир и является твоим дедушкой по линии твоего папы. В 1958 году Семья Баландиных переехала жить в город Черкесск, куда до них прибыли и устроились братья со своими семьями. В тот период в Черкесске открылся Химический завод и нужны были работники. Прабабушка твоя Баландина Раиса Михайловна до сегодняшнего дня, а сегодня 31 октября 2015 года, жива, а дедушка Баландин Владимир Михайлович уже умер. Но зато жизнь продолжается в его потомках. Но об этом я напишу в следующих главах, потому что это будет совершенно другое время, другая жизнь, другие судьбы, хотя в эту историю будут неоднократно вплетаться имена, описанные в предыдущих главах.