Какой бы ни была ваша первая любовь, вы обязательно её помните. Люди, которые страдают из-за первой любви, обрекают себя на несчастливое будущее впоследствии.
Ярким примером вышесказанного являются судьбы известнейших людей в мире (к примеру – Байрон, Гёте, Пушкин), как признание и судьба Михаила Юрьевича Лермонтова.
А история его первой любви такова - поездка десятилетнего Мишеля Лермонтова на Кавказ в 1825 году подтверждается списком посетителей Кавказских вод, опубликованном в августовском номере журнала «Отечественные записки», где значатся Е.А. Арсеньева, её внук, домочадцы и родственники.
Тому подтверждением служит и «Записка 1830 года, 8 июля» в которой Михаил Лермонтов пишет:
«Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду? Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет 9. Я ее видел там. Я не помню, хороша была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей. Он мне любезен, сам не знаю почему. Один раз, я помню, я вбежал в комнату. Она была тут и играла с кузиной в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни о чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть сильная, хотя ребяческая, это была истинная любовь; с тех пор я еще не любил так. О, сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум. И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку, без причины, желал ее видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату, не хотел говорить о ней и убегал, слыша её название (теперь я забыл его), как бы страшась, чтобы биение сердца и дрожащий голос не объяснили другим тайну, непонятную для меня самого. Я не знаю, кто была она, откуда... И поныне мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня, как я помню, когда они забыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу, не поверят ее существованию, а это было бы мне больно... Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринужденность... Нет, с тех пор я ничего подобного не видал, или это мне кажется, потому что я никогда не любил, как в тот раз. Горы кавказские для меня священны...»
В глубокой тайне держит десятилетний Лермонтов свои страсти. Никому и в голову не приходит, что мальчик мучается загадкой сердца человеческого.
Шли годы. Михаил Лермонтов, влюблялся неоднократно. Всем, кто волновал его сердце, исследователи посвятили много страниц, пытаясь определить его любимую. Практически все исследователи приходили к мысли, что стихи Лермонтова о любви, кому бы они не были посвящены, полны грусти, и тоски. Он не нашел спасения в любви. Ни увлечения Катей Сушковой, ни Натальей Ивановой не принесли ему радости. И даже милая Варенька Лопухина, которую он назовет «звездой любви своей» и которая княгиней Верой пройдет по трем его произведениям: «Два брата», «Княгиня Лиговская», «Герой нашего времени», станет до конца его дней незаживающей сердечной раной. Но так ли это? Была ли Варенька Лопухина «первой любовью» Михаила Лермонтова?
На мой взгляд, ближе всего к истине Елизавета Алексеевна Арсеньева – бабушка поэта, которая говорила: "Странный Мишель, пока одни подыскивают себе невест и устраивают свои материальные дела, он всё витает в облаках, грезит о неземной любви".
Так кто же она «неземная любовь» Михаила Лермонтова? Не та ли, о которой он писал в 1830 году: «...с тех пор я еще не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум!»
Не ей ли посвящены стихи:
« У ног других не забывал я взор твоих очей.
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней...»?
И не раз в огне и чёрном дыме, сбросив бурку и клинок в траву, вспоминал Михаил Лермонтов о своей любимой: «Я жду её в угрюмой долине. Вдали, вижу, белеет призрак, который тихо приближается. Но нет! Обманчива надежда! То старая ива колеблет свой сухой и блестящий ствол. Я наклоняюсь и долго прислушиваюсь: мне кажется, что я слышу звук лёгких шагов по дороге. Нет, не то! Это лист шумит по мху, поднимаемый ароматным ветром ночи. Полный горькой тоски, я ложусь в густую траву и засыпаю глубоким сном. Вдруг я вздрагиваю и просыпаюсь: её голос шепчет мне на ухо, её уста целуют мой лоб.»
И, конечно же! после свидания во сне Лермонтов признаётся (после стольких лет разлуки!): «Когда я вижу тебя улыбающейся, моё сердце расцветает, и я хотел бы высказать тебе, что говорит моё сердце. Тогда вся моя жизнь встаёт перед моими глазами; я проклинаю, и молодость, и плачу тайно. Потому что без тебя, моего единственного путеводителя, без твоего огненного взгляда, моё прошедшее кажется пусто, как небо без бога. И потом – странная причуда! – я ловлю себя на том, что благославляю прекрасный день, - о ангел мой! – когда ты заставила меня страдать.»
Не знаю как Вы, читатели, но я чувствую любовь Лермонтова к той девочке на Кавказе в 1825 году как первую и последнюю в его короткой жизни.