Иоанн Сфрандзи Душой и телом старше своих лет

Эльфира Ахметова
Аннотация:
Каковыми могли быть отношения Иоанна Сфрандзиса и султана Мехмеда II? Почему султан казнил сына императорского служителя и как это произошло? Разложу все исторические записи и хроники по полкам, чтобы понять еще одну запутанную нить сложных отношений одного из величайших Завоевателей с одним из его юношей-любовников.

__________________________________________________

Душой и телом он был старше своих лет
      
       Сын Георгия Сфрандзи, государственного деятеля и последнего византийского историка. Отец Иоанна был служителем императора Мануила II Палеолога, (протовестиарит или "главный охранник императорского гардероба и казны" в поздневизантийское время в иерархии чинов этот пост занимал 20-е место, и обязанностью протовестиарита было руководство церемонией приемов; также нередко ему поручали командовать военными отрядами), был наместником Патриархата, Селимврии и Мистры, а с 1451 - великий логофет, то есть глава гражданской администрации, а также он являлся приближенным к Константину XI Палеологу. В 1453 году стал свидетелем падения Константинополя и до 1454 г. побывал в плену у турок.
       Хроника Георгия Сфрандзи "Мемуары" охватывает период c 1413 - 77, основана на его дневнике, и содержит весьма достоверные сведения. В своих записях Сфрандзи весьма мало пишет о своих детях. Он раз упоминает об их рождении, взятии в плен и печальную смерть. Однако этого достаточно, чтобы представить целую картину их жизни, полную боли и трагедии.
      
       "И 1 мая 6947 (1439) года, у меня родился сын Иоанн. Господин Константин, был его крестным отцом и спонсировал его священное крещение". (Георгий Сфрандзи. Хроника. XXIV)
      
       "Я посоветовался с родными, друзьями и домашними, наилучшим показалось вот что: относительно должности - будь что будет, а я уеду в Морею и на Кипр и возьму с собой моего прекрасного сына, самого превосходного среди своих сверстников, юных аристократов; а также большую часть своего движимого имущества, и мы поедем по суше, чтобы мой сын увидел разные места и научился всему полезному в жизни. И к тому же нам станут ясны планы султана, и при случае я оставлю своего сына в Морее вместе с моим имуществом у его кровных родственников со стороны матери, или он вернется со мной. Этот довод убедил и его мать, а именно - мысль о войне, и она согласилась на мой новый отъезд (1451 г.)".
      
       В этом году Иоанну было 12 лет. Далее 2 года спустя следует завоевание Византийской столицы:
      
       "И 29 мая, во вторник, (1453 г.) в час начала дня султан взял Константинополь.... Я же, несчастный, был схвачен и пережил все несчастья и беды плена. Наконец, 1 сентября 1453 года я откупился и приехал в Мистру. А жена и дети мои попали в руки старым туркам, которые не относились к ним плохо. Но они вновь были проданы ими мирахуру султана, то есть хозяину его лошадей (Амирахур - начальник султанских конюшен), который скупал и многих других знатных архонтисс (знатных леди) и имел с этого большую прибыль. Поскольку красота моих детей и их хорошее воспитание невозможно было скрыть, узнавший об этом султан (Мехмед II) купил их у своего мерахура, заплатив за них много тысяч аспров. Так их несчастная мать осталась одна, с одной только своей воспитанницей, остальные же ее слуги бесследно исчезли".
      
       Учитывая тягу Мехмеда к мужскому полу, его бесспорно привлек именно юноша, а сестру его Тамар, будучи младшей (тогда 12 лет), Мехмед явно задумал определить в служанки своих жен (однако 2 года позже она умрет от болезни). Завоеватель проведет лишь 20 дней в Константинополе и затем уже вернется в столицу - Эдирне.
      
       Отец Иоанна подчеркивает красоту сына и что он у него "самый превосходный среди своих сверстников - юных аристократов", и это, конечно же, привлекло любовное и эротическое внимание султана. Однако красота юноши станет причиной горькой судьбы для него и его отца. Некоторое время спустя в своей хронике Георгий Сфрандзи сообщает трагедийную весть:
      
       "В том же году (1453) и месяце (декабре) нечестивейший и беспощаднейший султан убил собственноручно моего любимейшего сына Иоанна, когда мальчик якобы замышлял сделать то же с ним*. Горе мне несчастному и бедному родителю! И было ему 14 лет и 8 месяцев без одного дня, но разумом и телом был он гораздо старше своих лет".
      
       Источник: По изданию: Георгий Сфрандзи. Хроника. Перев. И прим. Е.Д. Джагацпанян "Кавказ и Византия". Т.5. 1987. С.241 - 251
       *Примечание от переводчика: "Когда мальчик... с ним - это предложение в греческом тексте может быть понято еще следующим образом: "...будто когда замышлял сделать это с мальчиком".
      
       Должна заметить существующие переводы не совсем дословно переводят этот отрывок. На основе греческого оригинала я сделала свой дословный перевод для нюансов важных моментов:
      
       "В том же году и месяце, самый неправедный и безжалостный эмир собственноручно убил моего дражайшего сына Иоанна, как предполагалось, мальчик желал сделать это против него.
      
       Слово "асевестатос", кроме смыслов как злобный и нечестивый имеет синоним непочтительный и кощунственный. А также апинестатос, можно переводить как недобрый, грубый, твердый, жестокий, свирепый.
       В конце концов, Георгий заключает, что его сын "духом и телом был гораздо старше своих лет", что значит, мальчик задумал что-то серьезное на важной основе, и это могло быть местью за семью, за город, за всю Византию и Христианство. Учитывая, как сильно христиане проповедовали всем про важность сражения против врага.
       Слово "фронима" - дух, вера, совесть, мораль, идеология. То есть Иоанн думал и действовал как совершенно взрослый человек. Он и телом был намного взрослее. В 14 лет в Византии был возраст сексуального согласия у юношей. Однако я полагаю, что у сына Сфрандзи были намерения выше, чем просто противиться влечению Мехмеда. Как сказал его отец Георгий, что его сын внутри и внешне был взрослым, что значит, мальчик был умным и сообразительным, он мог обороняться или нападать.
       Помимо этого, его отец Георгий давно испытывал неприятие к османам и в частности к Мехмеду. В своей хронике Сфрандзи пишет о своей враждебности в Мехмеду, и это особенно ярко видно в случае что произошел еще три года до осады, в 1451 г. когда сам Император Константин сообщил Сфрандзи весть о смерти султана Мурада и восхождении его сына Мехмеда на трон, и вот что он ответил:
      
       "Услышав это, я онемел и опечалился так, будто он сообщил мне о смерти моих самых близких. И немного спустя опомнившись, я сказал: 'Государь мой, это не радостное известие, а весьма печальное'. И он говорит: 'Как же это?' И я сказал: 'Потому что тот был стар и попытка выступить против Константинополя была им уже совершена, и больше ничего такого он предпринимать не собирался, но желал лишь мира и спокойствия. Этот же, который теперь стал господином, - молод и с детства враг христиан, и он поносил и грозился, что сделает то-то и то-то против христиан. И мой господин василевс, новый господин, нуждается в мирном времени, чтобы выйти из этого трудного положения. И если Бог допустит, чтобы в нем победили молодость и злоба и чтобы он напал на Константинополь, то я не знаю, что будет. Вот если бы Бог соблаговолил, чтобы умер этот, его сын (Мехмед), то была бы действительно радостная весть, а отец, так как у него не было бы другого преемника, ослаб бы и меньше прожил от печали. И между тем, если бы он умер (Мурад), этот дом (род Палеологов) усилился бы и достиг бы большого превосходства'.
      
       Мехмеду на тот момент было всего 19, а сыну Сфрандзи 12. Кроме того,что Георгий пожелал гибели всему османскому роду, он знал о намерениях Мехмеда и давно ненавидел его. С этими идеями он мог воспитывать своего сына Иоанна. Из этого не уивительно почему Иоанн замыслил убить Мехмеда.
       Видно, что юноша поддался моральным соображениям и захотел убить султана. Но Мехмед его опередил. Султан мог убить Иоанна на месте нападения, прямо в момент вспышки ярости, или мог просто схватить его, затем устроить допрос, выяснить чувства, и возможно, после упрямого отказа на следующий день казнить. Подробности этого неизвестны. Иоанн был казнен в Эдирне.
       Несомненно, что Мехмед возжелал Иоанна с первого взгляда и мог предлагать ему любовь и близость. Судя по стихам султана, его постоянно тянуло к христианским юношам.

    "Никто не будет думать о реке райской, выпив чистого вина, что выпил он - христианин;

    Никто не отправится в мечеть, увидев церковь в которую он вошел.

    О Авни, всякий будет знать, что он был красавцем франков*,

    Увидев пояс* вокруг талии его и распятие на шее".

    (Авни, Султан Мехмет II)
       *Франками мусульмане во времена крестовых походов называли всех европейцев. До сих пор на востоке, в персидском языке "фиренги" означает "иностранец" обычно из Европы.
       *Пояс - "зуннар", в османском турецком тексте поэтом был использован персидский термин "зуннар" - пояс, веревка, что носит глубокий символический характер. История этого термина корнями уходит во времена распространения ислама, когда зороастрийцы и христиане, перешедшие в ислам тайно исповедуя свою предыдущую веру, носили под одеждой пояс из веревок как тайный знак собратьям о верности к своему исповеданию. Например, в районе Инд, зуннаром также обозначался брахманический шнур, который священники индуисты. Затем зуннар стал символом верности и преданности в целом, как к вере, так и к любви, клятве или чувствам. После появления суфийзма, будучи мусульманами по рождению, дервиши носили зуннар как знак своей "не принадлежности ни к какой религии".
       Атрибуты как крест и пояс в стихах Мехмеда многие переводчики неправильно комментируют как что-то ритуальное, а значит принадлежащее монаху или священнику. И на этой основе они отвергают возможность, что Мехмед посвящал эти любовные стихи таким юношам как Яков, Раду или Иоанн, потому что те не имели духовного сана - это полностью поверхностный вывод.
       Всякий кто знаком с метафорами суфийского стиля поймет образный язык востока. Например, фразы как "каждый шнур его зуннара привязан к моим волосам" означало, что суфий всей своей головой погружен в мысли о религии прекрасного юноши, неважно христианина или последователя иной веры.
       Хотя в стихах Мехмеда также фигурируют символы Зороастрийзма и Манихейства, чаще всего Мехмед уделяет внимание Христианству, и это доказывает его интерес к прекрасным представителям этой веры.

    "Твои рубиновые губы подобны животворящему дыханию Христа".

    "Франка с речью Христа узрел я, и губы его станут священной обителью".
       Разве что по причине политических и общественных разногласий такая любовь зачастую была безответной и кончалась печально. Реальность в случаях с Иоанном Сфрандзи это доказала.
       И хотя в поэмах своих Мехмед с радостью готов принять удар своего возлюбленного, желая на себе "стрелоподобные взгляды" своего идола, и даже просит его проткнуть "копьями своих глаз", с желанием написать талисман, чтобы тот проткнул его точнее. Не исключено что Мехмед мог посвящать стихи таким юношам как Иоанн.
       Газель - любовная поэзия Мехмеда звучит довольно возвышено, его стиль то ли следует по стопам суфийских канонов, то ли просто воплощает сладость восточной речи. Скорее что Мехмед не более чем просто иронизировал произошедший случай, о котором либо сожалел, либо писал о мимолетном всплеске эмоций, которые, увы, ушли.
       В восточном идеале любовник должен позволить возлюбленному убить себя - разбить ему сердце, чтобы доказать свое самопожертвование во имя любви и научиться любить, однако реальность показала жестокую власть разума над сердцем.

    Пусть любовь уменьшит твое сердце до щебня

    И ты не захочешь, восстановления

    Пусть это сделает тебя горестным

    и ты не захочешь даже мига радости

    (Авни, Султан Мехмет II)