Томас Лиготти - Нетескурьял

Евгений Шпунт
Идол и остров.

"Я обнаружил некий занимательный манускрипт," - так начиналось письмо. - "Это была абсолютно случайная находка, сделанная мной, пока я рылся среди древних, истлевших от времени бумаг в библиотечном архиве. Если я что-то смыслю в таких рукописях - а я, осмелюсь заявить, имею в этом большой опыт, - то эти хрупкие страницы были написаны в последние года прошлого века (чуть позже я намереваюсь точно определить их возраст, а также сделать фотокопию, которая, увы, не сможет в полной мере передать ни изящный, витьеватый почерк, ни темно-зеленоватый оттенок, который со временем приобрели чернила). К сожалению, даже намека на имя автора неи ни в самом манускрипте, ни в бумагах, среди которых он лежал . Впрочем, эти бумаги не имеют никакого отношения к документу, о котором я поведу речь. И что за документу - увлекательнейшей истории, случайно завалявшейся среди скучных канцелярских отчетов и смет.
Я почти уверен, что это сочинение, представленное как письмо или дневниковая запись, нигде не публиковалось. В противном случае, учитывая его необычное содержание, я бы уже знал об этом. Хотя у него даже нет названия, мне хватило нескольких первых строк, чтобы отложить все дела и провести остаток дня и вечер в укромном уголке библиотеки за чтением.
 Начинается история так: "В комнатах, в домах и вне их стен - под темными водами и лунными небесами - под холмами и над вершинами гор - в листве Севера и в цветах Юга - в чреве самих звезд и в безднах между ними - в крови и в кости и в душе каждого - в ветрах, что веют в этом и других мирах - за лицами живых и мертвых ..."  Здесь предложение обрывается - фрагмент какого-то более древнего текста с которым, мне показалось, я еще столкнусь по мере чтения.
Расказчик использует вышеприведенную цитату чтобы описать некое присутствие, или, если быть более точным,  присутствие некоей сверхестественной сущности, с которой он столкнулся на безвестном островке, лежащем где-то в северных широтах. На остров, обозначенный на карте именем Нетескурьял, он прибыл, чтобы встретиться с археологом, известным только как доктор Н.  Расказчик - не знаю, имеется ли в виду герой повествования или все же сам автор? - представился доктору как Барталомью Грей. Попробуйте-ка найти человека с таким именем в наши дни! Доктор Н., как выясняется, проводил время на этом пустынном, негостеприимном и всеми забытом клочке суши, занимаясь раскопками. По пути на остров мистер Грей описывает мрачные небеса над собой и темную воду внизу. Стиль повествования на мой вкус довольно пресный и скучноватый, но тем не менее ему удается передать тревожную, жутковатую атмосферу, царящую на острове - нагромождения каких-то искривленных камней; островерхие сосны и  гигантские ели, стволы которых будто скручены; прибрежные скалы, смахивающие на маски; и бледный, стылый туман, липнущий к земле, как грибок.
 С момента, когда мистер Грей начинает описывать остров, в картину, которую он создает перед нами, просачиваются, если позволено будет так выразится, некие чары. Это то устращающее наваждение, или флер, которое рождается из чистого зла, находящегося на расстоянии от  зрителя - именно на том нужном расстоянии, чтобы тот смог ощутить и восхищение, и страх одновременно. Если зритель окажется к нему слишком близко, то сверхестественное зло предстанет перед ним в полной мере и он сойдет с ума от ужаса; если же слишком далеко, то не ощутит и не увидит вообще ничего, кроме смутных и совсем не страшных теней. Конечно, потустороннее может проявиться в любом месте; зло, восхитительное и ужасное зло может показать себя где угодно именно потому, что оно везде, и в равной мере может настичь вас среди солнечного света и цветов и во тьме, под опадающими мертвыми листьями.  Тем не менее, так вышло, что в чистейшем своем виде зло проявляется только в таких местах, как одинокий островок по имени Нетескурьял, где реальное и потусторонее свиваются вредино кольцами тумана.
Оказывается, что в этом месте, заброшенном острове на краю света, доктор Н. нашел древний артефакт - небольшой, и казалось бы незначительный, но лишь на первый взгляд. Вскоре после высадки мистер Грей понимает, что археолог не лжет, утверждая, что весь остров какой-то неправильный и странный, и что каждое растение и камень здесь, кажется, находятся под влиянием некой демонической силы, этакого Локи*, который создал из  здешней земли кошмар. Дальнейшее изучение этой крохотной точки на карте лишь усиливает ощущение злого колдовства, которое упоминалось в манускрипте ранее. Но я воздержусь от преведения здесь цитат (уже вечереет, и я хотел бы закончить описание, прежде, чем пойду спать), чтобы поскорей добраться до самой сути, так сказать, до костей и потрохов этой истории. Уместное сравнение, если учесть, что темно-зеленые чернила напоминают змеящиеся по коже вены. Впрочем, довольно!
Мистер Грей продвигается вглубь острова, неся с собой маленький, плотно набитый саквояж, и наконец выходит к большому, но примитивно спланированному дому, стоящему среди похожих на раковые наросты холмов. Фасад облицован пестрыми лепрозными камнями, которыми изобилует остров. Путешественник открывает незапертую дверь  и попадает в большой зал, смахивающий на церковный, но гораздо беднее обставленный. Стены белые и гладкие и сходятся ближе к потолку, образуя как бы пирамиду. Окон нет, и многочисленные маслянные лампы наполняют помещение таинственным светом. По длинной лестнице спускается фигура, пересекает зал и важно приветствует гостя. Оба вначале относятся друг к другу с некоторым недоверием, но вскоре осваиваются в компании собеседника и наконец переходят к делу.
Пока что перед нами разыгрывается классическая сцена, но играют в ней скорее куклы, а не люди, куклы, которые разыгрывали этот спектакль в течении веков. Марионетка тащится через все тот же туман в поисках все того же одинокого дома. Для нее, как и для ее товарки, все ново и неизвестно, потому что у кукол нет памяти и они не знают, что уже совершали те же действия тысячи раз. Они повторяют все те же жесты, все те же фразы, и лишь иногда смутно понимают - подозревают - что  все это уже происходило с ними. Как они похожи в этом на людской род! Это и делает их такими замечательными исполнителями своих ролей - это, а также тот факт, что куклы жаждут поделится друг с другом историями своих изысканий и страшными секретами, не подозревая, что за их ниточки дергает один и тот же кукловод.
Автор этой исповеди (поразмыслив, я пришел к выводу, что это, скорее, исповедь), мистер Грей, если это настоящее имя, знает больше, чем рассказывает археологу. Тем не менее доктор Н. и сам осведомлен, что именно он нашел на острове. Это фрагмент очень древнего предмета, некоего идола, хотя неизвестно, какой именно фрагмент. Это искореженный кусок головоломки, и судя по его виду, в собранном виде эта головоломка очень уродлива. Он потемнел от времени и напоминает разлогающийся нефрит.
Присутствуют ли здесь, на острове, остальные куски идола? Ответ отрицательный. Идол был разбит много веков назад, а его части погребены в отдаленных друг от друга уголках земного шара с тем, чтобы затруднить задачу тому, кто попытается собрать его воедино. Хотя речь идет всего лишь о статуэтке которая представляла некую силу, она, тем не менее, обладала большим могуществом. Члены древней секты, которая поклонялась идолу, похоже, были пантеистами, то есть верили, что все вещи, субстанции и существа во Вселенной, являются частями единого, всеобьемлющего и всесильного нечто, из которого все в мире и проистекает. Отсюда и мантра, которую они использовали в своих ритуалах - "В комнатах, в домах и вне их стен" и так далее, и намеки на вездесущность этого нечто. Речь идет, разумеется, о самом древнем и распостраненном виде богов -  о "боге, затмевающем всех других". В большинстве случаев это духи-покровители какой-то определенной местности, поклонники которых верили, что именно их бог, а не тот, которому поклоняются в соседей деревне,  и создал все (Слова мантры-заклинания, кстати, впервые были опубликованы в квази-эзотерическом труде "Проливая свет на мир древних" во второй половине девятнадцатого века, примерно в то же время, пологаю, что и этот манускрипт, описание которого я спешу завершить). В какой-то момент на секту почитателей "Единого Великого Бога" пала тень.  Ее члены обнаружили - обстоятельства этого откровения неизвестны, ясно только, что они были ужасающими - что сила, которой они поклонялись, зла по своей природе, и что их пантеизм был на самом деле пандемонизмом. Но это открытие не оказалось новостью для части сектантов, так как за ним последовала борьба, закончившаяся резней. Так или иначе, противники демона одержали верх и первым делом дали своему бывшему божеству новое имя, отражающее его злую суть. Имя это было Нетескурьял.
Хорошенький поворот событий: безвестный островок открыто заявляет о себе как о доме идола Нетескурьяла. Конечно, это только один из островов, на которых разбросаны куски разбитого истукана. Члены секты, восставшие против своего бога, знали, что силу, заключенную в его образе, невозможно уничтожить полностью, поэтому они постарались рассеять ее по отдаленным уголкам Земного шара, чтобы она смогла  причинить как можно меньше вреда. Но зачем им было привлекать ненужное внимание, назвав островок, на котором покоился фрагмент идола, его именем? Не думаю, что это их рук дело, так же, как не считаю, что это они построили примитивный, огромный дом-святилище с тем, чтобы было легче обнаружить обломок истукана.
Доктор Н. вынужден предположить, что фракция демонопоклонников из расколовшейся секты не была истреблена полностью и посвятила себя поиску мест, изуродованных присутствием идола и, следовательно, легко узнаваемым. Этот поиск отнял, конечно, огромное количество сил и времени, учитывая,  что осколки Нетескурьяла были спрятаны по всему миру. Чтобы облегчить его, демонопоклонники прибегали к помощи непосвященных, часто путешественников и ученых, интересовавшихся древними цивлизациями и культурами. Те в большинстве случаев не знали, что культ все еще жив. Но доктор Н. знает, и предупреждает своего "коллегу, мистера Грея", что они рискуют подвергнутся нападению тех, кто охотится за обломками идола и хочет собрать его заново. Само присутствие на острове этого грубого строения подтверждает, что культисты знают, где находится фрагмент статуэтки. В этот момент обнаруживается - тут я был не слишком удивлен - что таинственный мистер Грей и есть демонопоклонник, который явился за фрагментом идола.  Более того, в своем саквояже он привез на остров остальные куски Нетескурьяла, найденные за долгие века. Нужен лишь последний, обнаруженный доктором Н., чтобы собрать истукана.
Однако доктор Н. еще может послужить Нетескурьялу - и служит, в качестве жертвы, которую мистер Грей приносит чуть позднее тем же вечером на верхнем этаже дома. Чтобы сэкономить время скажу лишь, что во время ритуала мистеру Грею открывается нечто настолько ужасное (эти люди никогда не понимают, во что ввязываются), что он раскаивается, отрекается от зла и вновь разбивает идола. Покидая странный остров, он бросает Нетескурьяла в океан, усеивая холодные серые воды  осколками невероятного могущества. Позднее, опасаясь за свою жизнь (возможно, мести от рук культистов), он излогает свою исповедь на бумаге и описывает ужас, угрожающий ему и всему человечеству.
Конец манускрипта.
Несмотря на мою любовь к подобным историям, я не могу закрывать глаза на некоторые недостатки этой - действие в ней развивается неуклюже, важные детали не слишком подробно прописаны, невероятные события преподносятся читателю без достаточной силы убеждения. Вместе с тем  мне нравится сама фантастическая идея, лежащая в основе повествования. Природа этой пандемонической сущности интригует. Представим себе, что все сущее - всего лишь маска, которую носит на себе мерзостнейшее зло, зло абсолютное, чье существование мы, по собственной слепоте, к счастью, не замечаем. Зло в сердцевине всех вещей и тварей, "в чреве самих звезд и в безднах между ними - в крови и в кости и в душе каждого" и так далее. В манускрипте даже есть место, с помощью которого легко провести аналогию между Нетескурьялом и тем прекрасным мифом австралийских аборигенов, называемым "Алькера", то есть "Время сновидений"  - мифом о сверх-реальности, которая есть источник и родитель всего, что мы видим вокруг нас (эта отсылка может помочь с определением возраста манускрипта, поскольку австралийские антропологи впервые опубликовали труды о космологии аборигенов именно в конце прошлого века). Представим себе Вселенную как сон, горячечный кошмар демонического демиурга. О Великий Нетескурьял!
Проблема в том, что такие сверхестественные идеи действительно  трудно представить себе. Часто они не могут обрести форму в уме, не могут материализоваться и остаются не более, чем абстракными метафизическими страшилами - элегантными или нелепыми, но всего лишь схемами, которые не могут оторваться от бумаги, на которой начертаны, и коснуться нас. Конечно, следует держаться подальше от таких чудищ, как Нетескурьял, но этого легко достичь посредством слов, таких, как эти. Слова легко ловят с сети такие фантастические создания, не позволяя им разорвать наши тела и души (и все же слова именно этого манускрипта плохо справились с задачей, возможно потому, что были нацарапаны тусклыми зеленоватыми чернилами, а не напечатаны на машинке солидной, тяжеловесной черной краской).
Мы не хотим приближаться черезчур уж близко, чтобы не ощутить зловонное дыхание этих чудовищ, не увидеть их в образе доисторических левиафанов, кружащих вокруг крошечного острова, на котором мы нашли приют. Даже если мы неспособны искренне поверить в древние культы и их неслыханных богов, если все эти авантюристы и археологи с вымышленными именами - не более, чем тени на стене, и даже если странные дома на далеких островах уже разрушились, в них все равно есть сила, которая грозит нам, как кошмарный сон. И сила эта исходит не столько от самой истории, сколько откуда-то из-за нее, оттуда, где вечная тьма и вездесущее зло, среди которых мы ходим порой, сами этого не сознавая.
Но к чему эти ночные размышления? Письмо закончено, и если я и собираюсь пойти куда-то, то только в постель.

Постскриптум.

Позднее той же ночью.

Прошло несколько часов с того момента, как я отложил в сторону манускрипт и составленные мной его описание и анализ. Какими наивными кажутся теперь мои слова! Однако я все еще считаю, что был прав, с определенной точки зрения. К сожалению, сейчас, по крайней мере, я не могу смотреть на вещи с этой точки. Расстояние между мной и разрушительным злом заметно сократилось. Мне больше не представляет труда представить описанные в манускрипте ужасы, поскольку мне пришлось столкнуться с ними. Каким же дураком я был, рассуждая об этих вещах! Как легко обычное сновидение может развеять ощущение безопасности и уюта, пускай лишь на несколько беспокойных часов. Кошмары посещали меня и раньше, но никогда они не были такими явственными, как сейчас.
 В начале своего сна я оказался сидящим за столом в очень темной комнате. Было ощущение, что комната эта очень большая, хотя я ничего не мог разглядеть дальше стола, на котором горели две лампы. Передо мной лежало множество карт самого разного размера, и я брал и расссматривал их одну за другой. Я так погрузился в их изучение, что карты заполнили собой весь сон, полностью вытеснив все остальное. И на всех были изображены архипелаги, ни с одним из которых я не был знаком. Разглядывая их,легко было почувствовать себя потерянным и особенно одиноким. Хотя на картах не было никаких ориентиров, никаких зацепок, которые дали бы представление о том, где острова расположены,  каким-то образом я был уверен, что те, для кого карты здесь оставлены, знают, где в океане лежат эти кусочки суши. Оставалось довольствоваться названиями островов на картах - все на разных, но знакомых мне языках. При более близком рассмотрении (действительно, мне казалось, будто я на самом деле плыву по океану, прокладывая себе путь от одних островов к другим), обнаружилась одна деталь, связывающая все карты - среди изображенных на них островов всегла находился один под именем Нетескурьял. Будто это имя вкралось в самые разные уголки Земного шара. Оно не всегда было написано именно так, иногда одна или две буквы в имени были заменены, но с той странной уверенностью, которая может найти на человека во сне, я знал, что все эти острова были захвачены именем Нетескурьяла, и что на всех на них покоятся куски расчлененного идола.
И стоило мне осознать это, как сон стал меняьтся. Карты растворились, превратившись в дымку; стол обернулся грубым каменным алтарем, и два светильника на нем бросали отблески на странный предмет между ними. Многие вещи в моем сне представали передо мной совершенно ясно и четко, но не эта. Казалось, что это было некое сплетение частей, составляющих чудовищное целое. В нем было нечто и от человека, и от животного, от насекомого и от цветка, рептилии, камня и множества других вещей (существ?),которым я даже не мог найти имя - все менялось, двигалось, извивалось, и тем самым не давало составить представление об образе идола.
В свете ламп я увидел, что помещение, в котором нахожусь, было необычным. Четыре огромные стены склонялись одна к другой по мере подьема и придавали комнате подобие пирамиды. Однако теперь оказалось,что стол, превратившийся в алтарь, стоит посреди нее, а я нахожусь в отдалении. Затем из одного из темных углов - или, возможно, из потайной двери - выплыли несколько фигур и медленно обступили алтарь, образовав полукруг. Все они были такими тощими, что походили на скелеты, все облачены в черные одежды, тесно прилегающие к их телам. Казалось, тьма облепила их от ног до головы, оставляя открытыми только лица. Но это были не лица - это были бледные, абсолютно похожие друг на друга маски, не несущие на себе никакого выражения. На них даже не было прорезей для глаз и рта. Таким образом они придавали своим хозяевам какую-то устрашающую, древнюю безликость. За этими гладкими, смазанными личинами  скрывались души, для которых не существовало больше ни надежды, ни утешения, а только зло, в которое они добровольно погрузились.
Одна из бледнолицых теней выступила вперед и приблизилась к идолу. Она стояла не двигаясь, пока откуда-то из ее темного торса не начало виться что-то, похожее на мерцающий дым. Он плыл, принимая причудливые формы, прямо к идолу, где и исчезал. И я знал - ведь это все таки был мой сон! - ,что истукан и его жертва становились одним целым. Так продолжалось до тех пор, пока светящаяся эктоплазматическая дымка не иссякла, а фигура, теперь сжавшаяся до размеров куклы-марионети, упала навзничь. Ее тут же бережно поднял другой член группы, положил на алтарь, и, взяв нож, вонзил его в маленькое тело. Все это происходило в полной тишине;  вскоре по алтарю стала стекать густая, маслянистая жидкость, цветом совсем не похожая на кровь. И цвет этот начал заполнять мой сон, который близился к завершению.
Внезапно комната исчезла, превратившись в пустошь под открытым небом, изломанное, странное место, окрашенное все тем же жутким цветом. Казалось, земля покрыта очень старой, темной плесенью; плесень царила на всем, растущем из нее. Почва, деревья, камни - все лежало под слоем этой окаменевшей слизи Я посмотрел на расстилающийся передо мной мерзостный сад и заметил, что в хаосе трещин на окаменевшей плесени проглядывают намеки на некие демонические формы и лица. Весь мир вокруг был цвета гниющего лишайника. И прежде чем в панике вырваться из пут этого кошмара, я заметил, что и волны, омывающие остров, на которм я, как оказалось, стоял, приняли тот же зеленоватый оттенок.
 Как было сказано несколько страниц назад, я не сплю уже пару часов. Чего я не упомянул, так это состояния, в котором нашел себя в момент пробуждения. На протяжении всего сна, а особенно ближе к его завершению, когда я понял, где нахожусь, я ощущал присутствие чего-то, что циркулировало внутри всех действующих лиц и декораций, объединяя их в один, невероятно огромный и злобный организм. Думаю, нет ничего странного в том, что я оставался под впечатлением этого открытия после того, как встал с постели. Я кинулся искать защиты у богов реального мира, призывая их свистом чайника и совершая молитвы электрическому свету, но они были слишком слабы, чтобы оградить меня от того, чье имя я больше не решаюсь написать на бумаге. Казалось, он проник в мое жилище, в каждый предмет в нем и в темноту за его стенами.  Да - в ветер, что веет в этом и других мирах. Все виделось мне проявлением этого зла. Я даже почувствовал, как оно проникает в меня самого, растет за моим лицом. Я боялся взглянуть на себя в зеркало.
Тем не менее, эти навеянные сном иллюзии сейчас, похоже, отступают - возможно, я отогнал их, изложив все это на листе. Как человек, которые перепил накануне вечером и утром навсегда зарекается брать в рот спиртное, я клянусь, что больше не дотронусь до этой странной истории. Не сомневаюсь, что вскоре нарушу эту свою клятву. Но, по крайней мере, до рассвета этого не случится!


Куклы в парке.

Несколькими днями позднее, глубокой ночью.

Ну что ж, похоже, что письмо, с которого я начал, превратилось в описание моих Нетескурьяльских приключений.  Сначала вроде бы полегчало. Мне стало гораздо легче даваться написание этого необычного имени; кроме того, я смотрелся в зеркало почти без опаски. Возможно, думалось мне, вскоре я снова смогу спать по ночам, как раньше, не опасаясь страшных видений.  Но нет, это было лишь временное облегчение. Не стану отрицать, в последнее время в моей жизни произошло много странного. Я стал ловить себя за тем, что беспокойно расхаживаю по дому - а так невозможно рабртать, знаете ли, - с неприятным чувством тревоги где-то под ложечкой, будто я объелся на каком-то страшном банкете, и теперь не могу переварить съеденное.  И это странно, потому что в последнее время я с трудом заставлял себя принимать пищу. Как я мог положить что-либо в рот, если все выглядит так отвратительно? Хватит и того, что, поворачивая, напимер, дверную ручку или обуваясь, я надевал перчатки, чтобы избежать прикосновения ко всем этим мерзким предметам. Я ощущал, как каждая чертова вещь, каждая субстанция, включая и мою собственную плоть, корчится и извивается. Но и это не самое плохое. Я видел, ч т о ползает под всеми поверхностями, мой взгляд проникал сквозь броню обыденности предметов и везде натыкался на это текущее, пульсирующее вещество. И имело оно тот же темный цвет, что царил в моих кошмарах. Темный и зеленоватый. Как я мог есть? Как я мог заставить себя присесть на что-то? Поэтому я был в постоянном движении и пытался не смотреть на что-либо слишком долго, чтобы не видеть, как вещи ползают, ползают внутри самое себя, меняют формы, там, за тонкой оболочкой, и дразнят меня страшными мордами (хотя на самом деле это была одна и та же морда, не так ли)? Я стал слышать звуки, голоса, произносившие невнятные слова, голоса, которые исходили не изо ртов проходящих мимо меня людей, но с самого дна их мозга - вначале это был маловразумительный шепот, но теперь голоса стали таким чистым, такими выразительными.
Вздымающаяся волна хаоса достигла своего пика этим вечером и обрушилась вниз. Но моя своевременная реакция, я надеюсь, помогла мне избежать ее и все исправть.
 Итак, вот события этого кошарного вечера в хронологическом порядке (как бы мне хотелось, чтобы все это действительно оказалось страшным сном!). Все началось в парке, расположенном на порядочном расстоянии от моего дома. Был уже поздний вечер, но я все еще бродил по асфальтовым дорожкам, змеящимся по этому острову травы и деревьев в центре города (и в то же время мне казалось, что я уже был в этом самом месте этим  самым вечером, что все это уже происходило со мной раньше). Мой путь был освещен сферами фонарей на тонких металлических столбах; еще одна светящаяся сфера глядела сверху, из великого моря черноты. Трава по сторонам тропинки тонула в тени, а шелестящие над головой листья деревьев все были одного грязно-зеленого цвета.
Пройдя какое-то время, я выбрался на лужайку, где собралаись люди поглазеть на какое-то позднее представление. По периметру лужайки висели гирлянды цветных фонариков,  на траве стояли ряды скамеек. Взгляды зрителей были устремлены на высокую, ярко освещенную будку. Знаете, такую будку, которую используют в кукольных представлениях, с пестрыми рисунками на нижней части и кулисами в окошке наверху. Сейчас кулисы были открыты, и две фигурки, напоминающие клоунов, вертелись и прыгали в ярком свете, льющемся из будки. Они кланялись, скрипели и неуклюже колотили друг друга плюшевыми дубинками, которые куклы сжимали в своих маленьких, мягких руках. Вдруг они замерли в самый разгар боя и медленно повернулись лицом к публике. Казалось, что куклы смотрят на то место, где стоял я, за последним рядом скамеек. Их бесформенные головы дернулись и стеклянные глаза поймали мой взгляд.
Потом я заметил, что остальные делали то же самое: все повернулись на своих скамейках и приморозили меня к земле своими пустыми лицами и мертвыми кукольными глазами. И, хотя их губы не двигались, они не оставались безгласны. Но голосов, которые я услышал, было гораздо больше, чем сидящих передо мной людей. Эти голоса я уже слышал раньше; они оглашали бессмысленные слова в глубине мыслей прохожих, с которыми я сталкивался на улице; фантомы, о которых эти люди даже не догадывались.
Слова звучали, вначале медленно и приглушенно, монотонные фразы переплетались однав с другой. И я начал разбирать их, а потом голоса окрепли, к ним присоединялись все новые и новые, и вот что они говорили: " В комнатах, в домах и вне их стен - под темными водами и лунными небесами - под холмами и над вершинами гор - в листве Севера и в цветах Юга - в чреве самих звезд и в безднах между ними - в крови и в кости и в душе каждого - в ветрах, что веют в этом и других мирах - за лицами живых и мертвых ". 
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я снова обрел способность двигаться, прежде чем я, пятясь, отступил к дорожке, а голоса вокруг меня монотонно твердили проклятую мантру, а цветные огни раскачивались на ветру между деревьями... И все же я слышал только один голос и видел один цвет, пока искал дорогу домой, ковыляя сквозь зеленоватую мглу ночи.
Я знал, что делать. Собрав в подвале старые доски, я бросил их в камин и открыл дымоход. Как только  пламя разгорелось, я бросил в него написанный страшного цвета чернилами манускрипт. В этот момент на меня снизошло откровение - теперь я видел, чья подпись была на нем, чья рука исписала эти страницы и спрятала их сто лет назад.  Автор повествования разбил идола и утопил обломки в океане, но отпечаток этой древней патины остался на нем. Темно-зеленой плесенью он проник на бумагу и остался в ней, выжидая момента, чтобы заползти в другую потерянную душу, которая не смогла вовремя разглядеть, в какие темные места забрела. Как вовремя я понял это! И доказательством моей догадки стал цвет дыма, который все еще поднимается от бумаги.
Я пишу эти слова, сидя у камина. Но огонь погас, и только дым от обугленных страниц висит в очаге, не желая подниматься вверх по трубе и таять в ночи. Возможно, дымоход засорился. Да, так и есть, причина должна быть в этом. Все остальное - ложь, иллюзии. Этот дым цвета плесени не принял образ идола, образ, который невозможно разглядеть ясно и целиком, но который отращивает множество рук, лап, голов, глаз, и втягивает их обратно в тело, и вновь отращивает, но уже в ином виде. Этот образ не высасывает что-то из меня и не заменяет его чем-то другим, а это другое не выплескивается темно-зеленым на страницу, на которой я пишу. Карандаш в моей руке не растет, а рука не делается все меньше и меньше...
 Видите, нет в камине ничего. Дым улетучился, ушел в небо через трубу. И в небе ничего нет, ничего, что бы я мог увидеть из окна. То есть, конечно, есть луна, круглая и светлая. Но ее не закрывает тень, пенящаяся тень дымного хаоса, которая душит хрупкий порядок реальности. Нет никакого бурлящего облака кошмаров, глотающего луны, солнца и звезды. Я не вижу на луне извивающееся, ползущее, размытое нечто, это не гигантский бесформенный краб, всплывший из черных морей вечности и вторгшийся на лунный остров, наползающий своими неисчислимыми телами на все островки света в чернильном океане ночи. Это не подобная раковой опухоли общность всех существ и предметов, не зловонный ихор*, который течет внутри каждой вещи. Нетескурьял - это не тайное имя всего сущего. Он не в комнатах, в домах и вне их стен - под темными водами и лунными небесами - под холмами и над вершинами гор - в листве Севера и в цветах Юга - в чреве самих звезд и в безднах между ними - в крови и в кости и в душе каждого - в ветрах, что веют в этом и других мирах - за лицами живых и мертвых.
И я не умираю в этом кошмаре." 




*Локи - в скандинавской мифологии злой бог-трикстер.
*Ихор - в греческой мифологии жидкость, заменяющая богам кровь.