Семья наша была не очень большая, но и не маленькая: дедушка, бабушка, папа, мама, братишка Гена и я. Мне было уже двенадцать лет, а ему всего пять. Еще не закончилась Великая Отечественная война, с продуктами было плохо. Выживать нам помогала дичь, добытая папой на охоте.
Мы жили в двухэтажном деревянном доме. Отопление в нашей квартире было печное. Телевизоров в то время еще не было и часто всей семьёй мы проводили вечера перед открытой дверцей горящей печки. Жгли уголь, сланцы, семечковую шелуху. Смотрели на огонь, грызли семечки, рассказывали житейские истории, анекдоты, обсуждали семейные дела и школьные новости, шутили.
Никто не умел грызть семечки так, как папа. У него при этом борода из шелухи свисала от нижней губы почти до табуретки, на которой он сидел. Братишка Гена старался это скопировать, но у него ничего не получалось. И все дружно смеялись. Мама говорила, что семечки успокаивают нервы, что они - источник хорошего настроения и способствуют физическому и психическому здоровью человека.
Не знаю, от семечек или от семейного общения, но у всех, действительно, после этих посиделок создавалось хорошее настроение.
В тот день, как всегда, мы собрались у печки обменяться новостями и послушать папины охотничьи рассказы. Все уже сидели у огонька: кто на стуле, кто на табуретке, а мы с Геной - прямо на полу. Щелкали семечки, смотрели на огонь, подсыпали из ведра в печурку семечковую шелуху. Только бабушка ещё продолжала хлопотать по хозяйству, то выходя на кухню, то возвращаясь в комнату.
Папа рассказывал про последнюю охоту на диких уток. Я реагировала на его рассказ очень эмоционально и, пытаясь наглядно показать, как все происходило, схватила ружье, стоящее в углу около печки, и, за неимением утки, прицелилась в ручку входной двери.
- Положи ружьё, - сделала мне замечание мама.
- Оно не заряжено, - успокоил ее папа.
Я, положив палец на спусковой крючок ружья, продолжала изображать то, о чем он рассказывал...
В дверях появилась бабушка, держа в руках блюдо с пирожками. В этот момент я нажала на курок...
Раздался выстрел... Блюдо упало на пол, пирожки рассыпались. Бабушка схватилась рукой за сердце. В ужасе я закрыла глаза. Ружье выпало из рук. У меня все затряслось от страха. Руки, ноги, даже губы начали выбивать барабанную дробь. "Я стреляла в свою бабушку! Ранила? Убила?" - проносились в голове ужасные мысли.
Когда открыла глаза, то увидела, что, к счастью, бабушка не пострадала. В полу прямо перед ее ногами зияла пробоина, опаленная порохом. В последний момент, как будто кто-то дернул меня за руку, и я резко опустила ружьё дулом вниз. В самый последний миг.
Какое-то время все молча смотрели на бабушку и дыру возле ее ног. А она, постояв несколько минут в оцепенении, поглядев на меня, сказала:
- Дайте стрелку воды, вон как ее трясет. Да и мне не мешало бы водички выпить тоже.
Ноги у нее подкосились, и она осела. Дедушка вовремя успел пододвинуть табурет. Мама принесла нам воды. Меня не переставала бить нервная дрожь.
- Ангел хранитель спас тебя, детка, от убийства, - проговорила бабушка, выпив воды и разглядывая дыру, образовавшуюся в полу.
- Говорят, стоит он, невидимый, у каждого человека за правым плечом и, как может, охраняет от бед и верной смерти, - закончила она свою мысль.
Мама с Генкой стали собирать рассыпавшиеся пирожки. Папа поднял ружье, повертел в руках.
- Хорошо помню, что разрядил его, - сказал он, недоуменно посмотрев на всех. - Тут что-то не так.
- Что не так? - вспыхнула мама. - Незаряженное ружье не стреляет. Ты просто забыл его разрядить.
Дедушка сердито посмотрел на папу. В комнате повисла гнетущая тишина. Даже огонь в печке перестал потрескивать.
Каждый переживал случившееся по-своему. Я молча благодарила ангела-хранителя за то, что он спас меня от убийства бабушки. Генка, сидел, сжавшись в комочек. Я видела, что он хочет что-то сказать, но боится.
- Папа не виноват! - вдруг, всхлипывая, проговорил братишка. Все с удивлением посмотрели на него.
- Это я, когда дома никого не было, зарядил ружье. Хотел проверить, смогу или нет.
Мама ойкнула и всплеснула руками, бабушка укоризненно покачала головой.
- Я тоже хочу ездить на охоту, а меня не берут. Говорят, что маленький, - захлебываясь слезами, закончил Генка свое признание.
- Выдрать тебя за это надо, как сидорову козу, - проговорил дедушка, подсыпая в печурку семечковую шелуху. И сердито посмотрел на Генку.
Огонь в печке, как равноправный участник события, ворчливо потрещал немного и запылал с новой силой.
Папа облегченно вздохнул, поставил ружье в уголок около печки. Генка сидел, сжавшись в комочек, ожидая наказания. Но вместо того, чтобы отругать , папа, погладив его по голове, произнес:
- Всему свое время, сынок! Подрастешь и будешь ходить на охоту. Молодец, что не побоялся сказать правду...
***
Ни меня, ни Генку наказывать не стали. Но обоим строго-настрого было запрещено не только брать ружье в руки, но даже подходить к нему близко.
Примечание: "Выдрать, как сидорову козу" - означает сильную, безжалостную порку.