Наш дом был построен на руинах, оставшихся при столкновении двух миров.
Нет, не в переносном смысле.
В этом загадочном месте сама земля, переставая подчиняться физическим законам, под прямым углом уходила вверх.
И вся наша история была вот здесь - на границе этих двух миров. Но пока не подойдёшь к границе вплотную, не рассмотришь, не потрогаешь – её сложно представить.
Я сидел, упершись спиной в этот отвесный склон, и разглядывал раскинувшийся передо мной луг. На коленях у меня лежал альбом с карандашными набросками. Я не умел толком рисовать, но мне это занятие помогало размышлять. Я неторопливо перерисовывал пейзаж. Такой сельский вид можно найти, выехав за пределы любого города. Невысокая трава, которую прорезают кое-где тропинки, вдалеке - покосившийся деревянный забор. Темнеющая на горизонте линия начинавшегося редкого леса. Всё было, как всегда. Там был мой привычный мир. И этот привычный мир тянулся оттуда, от края леса, через тропинки к моим ногам, и заканчивался ровно за моей спиной. Дальше этот пейзаж продолжался вверх, и я сидел, упершись в него спиной. Там была «её» часть пейзажа.
Я поднял голову, и увидел продолжение луга вверх ногами (как если бы я лежал на спине). От этого у меня всегда кружилась голова (потому что я все-таки по всем ощущениям сидел), и я снова посмотрел на «свою» часть луга, чтобы восстановить равновесие.
Я посмотрел вниз. Здесь, внизу, если не поднимать головы, эта граница между мирами была как-то понятнее, доступнее, и не вызывала головокружения. Ровный ковёр из зеленых стеблей и желтых одуванчиков плавно загибался и покрывал отвесный склон. Я провёл по росшей на отвесной части пейзажа траве рукой, собрав немного росы. Примятые стебли выпрямлялись и колыхались в «её» мире, но не тянулись вверх и не клонились книзу, как, казалось бы, должны были, оказавшись на вертикальной поверхности.
Это не всё, что стоит рассказать об этом месте. А, может быть, лучше даже показать.
Я взял с земли около себя небольшой шероховатый камень. Он был достаточно тяжёлым и темным от влаги на нижней поверхности. Я положил его на отвесную часть луга, рядом с моим плечом, и камень, придавив траву, так и остался лежать.
Здесь сила притяжения работала не так, как везде. Казалось, что она сама была не очень уверена в том, как должна была себя вести, и поэтому просто плавно переходила из одного мира в другой, стараясь обходить стороной все непонятные ситуации и не создавать проблем.
Я поднялся с земли и не спеша пошёл по тропинке вдоль границы, так что этот странный отвесный мир был справа. Немного впереди, на вертикальной части, рос раскидистый тополь. Он был достаточно высоко, и я мог только смотреть на него (я немного склонил голову, словно рассматривал наклонённую на бок фотографию). Особенно красиво это место было осенью - когда жёлтые листья усыпали всё вокруг. Иногда они падали и мне под ноги, на тропинку, и тогда казалось, что граница теряла привычную строгость. Но это было иллюзией. Я - не камень, который я положил на траву. И я не мог встать на отвесную часть луга и пойти туда, к дереву. Так же, как и она не могла сделать обратное.
Наш дом стоял дальше, прямо на границе. У него было две двери, открывающиеся по разные стороны луга, и одна черепичная крыша, скошенная под 45 градусов к обоим мирам. На одном из окон, к которому я как раз приближался, было два подоконника. На горизонтальном подоконнике лежала стопка книг, а на вертикальном стояли два горшка с цветами. И вот так, как это самое окно, выглядело всё остальное в доме. Да и, возможно, отчасти в нас самих. Так, две совершенно разные жизни смешались в этом месте причудливым образом, каждая из которых при этом всегда оставалась в своей плоскости. Такая ли уж это невообразимая ситуация, если вдуматься?
Я зашёл в дом. Внутри было светло и пахло корицей. На краю моего стола, как раз рядом с моей стеной и одновременно её полом стоял запотевший кувшин с чаем, в котором плавали дольки лимона и лед. Она сидела в кресле и что-то читала. Я склонил голову набок, чтобы прочитать название. Она отложила книгу и приветливо поздоровалась.
Я налил себе холодный чай из кувшина и сел на подушки в центре комнаты, опёршись спиной в отвесную стену. Точно так же, как сидел недавно на лугу. По звукам за спиной и откуда-то сверху я понял, что она встала из-за стола. Я поднял голову вверх и увидел пару приближающихся зелёных тапочек, мягко шаркающих по стене.
Она поставила свою чашку на уровне моей головы, а сама села рядом как бы напротив меня, так, что теперь мне казалось, что она лежит на полу в «моём» мире, вытянув ноги вдоль стены. Странное ощущение. Но я знал, что оно скоро пройдёт. Так всегда случалось – если отвлечься от дома, забыть про миры и границы, то казалось, что обе плоскости наклонялись так, что мы просто сидели на дне большого ущелья. Может быть, это всё то странное притяжение, которое на границе сбивалось, и сбивало нас самих?
Когда мы разговаривали, у меня было ощущение, что наши мысли живут так же, как и мы – в разных плоскостях. Словно одни и те же слова обозначали немного разные вещи. В бытовых вещах так и было, ведь для неё моё вверх было направлением вдоль её пола. Но все было сложнее, когда речь заходила об абстрактном. Просто иногда мы говорили о разном, как ни старались понять друг друга.
Она протянула мне стакан, и я, забывшись, взял его, и в следующий момент холодный напиток внутри выплеснулся наружу, не успев понять, как ему на границе себя вести. Я с лёгкой досадой принялся собирать кусочки льда с подушек.
– Осторожно, – сказала она, посмеиваясь.
Пока я думал, куда деть лёд, он успел почти полностью растаять на ладони, так что я встряхнул рукой и спросил:
– Как думаешь, сколько мы сможем вот так сидеть здесь, как будто границы не существует?
– Думаю, что до вечера у меня дел не будет, – она улыбнулась, но по паузе, чуть длиннее чем нужно, по отведённым на короткое мгновение глазам, по тому, как она немного опустила руки, я понял, что вопрос она поняла правильно. Просто не знала ответа.
2015