ДИКИЙ ШМЕЛЬ
Густой колючий снегопад,
он шел почти неделю.
Потом тепло...
Посыпал град...
Метели прилетели.
Вот старый дом, где у берез сугробы-штабеля.
Играл заезжий виртуоз,
как бог, «Полет шмеля».
А в доме девица,
глаза - чертовски хороши!
И шмель кружил вокруг лица,
ей кудри ворошил.
Казался ей шмелиный цвет мерцанием свечей.
Она по молодости лет
не знала скрипачей.
Ей мнилось:
солнце в камышах,
звенит лесной ручей…
Парила дева, не дыша,
по острию лучей
с одним из сказочных шмелей
/гвидоновский трубач).
Но как сквозило из щелей,
Холодный дом - хоть плачь...
А ей мечталось, так сказать, то в океан, то ввысь,
то умирать, то воскресать,
над волнами нестись.
Скрипач твердил про
«ремесло от княжеских кровей»,
/Какого ж черта занесло
под лютый снеговей?/
Она взирала на Него,
внимала все про дар.
От печки веяло теплом,
дымился самовар.
Сжимая шали край в горсти,
заваривала чай.
Шептала: «Господи, прости…" вздыхала невзначай.
В том доме не было икон,
лишь скрипка да окно.
Она молилась на Него -
такое вот кино.
Наивности предела нет,
как и любви предела:
Она, как бабочка на свет,
На музыку летела.
И хоть была совсем «не той», простою, как пятак,
Он увезти ее с собой
мечтал (вот, значит, как!)
От ветра дребезжали рамы…
Вот так, в пургу,
Никто еще не слушал гаммы, Его игру!
Гудел, как разъяренный улей, аэропорт.
Впитала кофточка на стуле
дым сигарет «New Port”
Стучала осторожно в двери
седая ель.
Но холодна была, поверьте,
Его постель.
Без музыки Он был ранимый,
не Господин.
Всегда присутствовал незримо еще один.
Да-да, тот самый -
третий лишний,
что с тьмой на «ты».
Бродил по комнатам неслышно, гнобил цветы.
От пепла чахлые растенья свивались в тлен.
А ей хотелось рук сплетенья
и сдаться в плен...
Он ревновал ее, похоже,
и в свете дня.
Соперник был куда моложе,
вот западня!
За окнами туман клубился суровый, как шинель.
Над чувствами, гудя, глумился проклятый шмель.
Все замечая и итожа,
как во хмелю,
Он ревновал ее (о, Боже!)
к тому шмелю…
Порой казался мрачнее тени,
не шел к врачу.
Он был, конечно,
не бог, не гений -
король причуд.
Она решала: тяжелый случай, нельзя помочь.
Вновь уходила,
молясь и мучаясь,
подальше прочь.
В метели, в ливни,
в рассветы, в ночь,
следы, как слезы,
роняя синие,
точь-в-точь…
Переболев, себя заверив,
мол, все теперь,
Она решала, презрев потери, захлопнуть дверь!
Забыть ту музыку, тот сон,
тот сладкий хмель,
Но вдруг взрывался телефон,
как дикий шмель.
И вновь она неслась стрелой на этот плач,
и вновь кружил над головой ее палач.
Моля о чем-то,
он жужжал и больно жалил
/от слова «жаль»? от слова «жало»?/
И вновь она бросала шаль
на покрывало.
И как впервой
под всхлипы хановея,
Внимала музыке его, благоговея.
А Он чудил,
«Полет шмеля» играя,
и ей казалось,
вот оно - предверье рая!
Играл скрипач,
в окне дрожала рама.
Играл скрипач,
Такая, братцы, драма...