Подарок человеку, что был прав
Его тело билось в петле, накинутой крепкоплечим американским сержантом, мордатым ублюдком с бездумной улыбочкой на свиной роже победителя, тремя еврейскими поколениями предков, густо разбавленных креативной кровью мексиканцев и рабов с Берега Слоновой Кости, под пристальными взглядами русского офицера, в добротных сапогах, с папиросой во рту и русской фамилией Шнеерзон, скучающего британского лорда, аристократа и выродка, главы ордена " Ложа Иерусалима" и плюгавого французика, волей советского диктатора попавшего на пир триумфаторов, трижды продавшего свою лягушачью родину, но на четвертый не нашедшего покупателя, ибо Салим прямо сказал : " Зачем я буду платить за то, что и так мое ?", сплюнул и воткнул обрезанный член правоверного в предупредительно раскрытый анус жены офицерика в кепи, в этот момент убежавшего к телефону. Звонил какой-то товарищ Берия. Не дожидаясь перевода, он лениво буркнул в трубку : " Сука, завтра в Нюрнберге, твою маму пахать", раздались короткие гудки и переводчик запоздало объяснил высокопарным слогом Ростана нижайшую просьбу союзника, склонившего голову перед доблестным потомком Каролингов, одним своим носом разгромившим танковые дивизии Вермахта, откатившиеся за Эльбу в вонючее логово, пропахшее пивом и кислой капустой. Я сидел в уголке на табуретке, курил и смотрел на правый ботинок повешенного, стоптанный, с вытертой подошвой, вот-вот свалится на помост, и вспоминал...
... Он яростно кричал, как всегда потея, топорща усы и размахивая руками.
- Вы не можете так говорить ! Доктор, куда ни шло, он всех сравнивает с крысами, это патологическое, вам ли не знать. Но вы, вы, проживший с этим племенем бок о бок. Нет, - потрясенно склонил голову фюрер, - вы не должны так говорить.
Я наливал чай Еве, лукаво сощурившей глаза, с трудом сдерживающей клокотавший в груди смех. Она даже зажала рот ладошками и наступила на хвост Блонди, вольготно раскинувшейся под столом. Собака лениво посмотрела на колени Евы, видневшиеся из-под скатерти, громко зевнула, с прискуливанием потянулась и снова уронила голову на пол, вздохнула, засыпая, и через секунду уже бежала во сне за какими-то зайцами наперегонки с терьером рейхсмаршала, жирным, как хозяин, но не столь алчным.
- Мой фюрер, именно потому, что знаю, я и осмеливаюсь несколько поправить вашу не совсем точную фразу...
- Нет и нет, - еще громче закричал Гитлер, - недочеловек не может быть животным ! Это противоречит всем постулатам социал-дарвинизма.
Фюрер отбежал к столу и картинно оперся о него костяшками пальцев. Он обожал позерские движения, трескучие фразы, аффектированные жесты, всю эту мишуру, ослепившую мир. Но мы с Евой знали цену зрелищу. Ночью она долго будет успокаивать любимого, гладя по голове неторопливыми движениями, а я буду носиться с Блонди по саду, пугая офицеров " Лейб Штандарт", завывая волком и дергая овчарку за уши. Она будет визжать и скакать, имитируя нападение на ноги эсэсманов, крутиться юлой и прятаться в клумбе с поздними розами.
- Да уж, - шепнул я Еве, - это значит оскорбить благородных животных.
Она хихикнула. Фюрер недоуменно посмотрел на нас, чинно сидевших за столом, и вновь заорал на вытянувшегося в струнку барона :
- Такого просто не может быть ! Чтобы все население к востоку от Польши не являлось даже недочеловеками, - он пристукнул пальцем по столу. - Кто же они ?
Неожиданный вопрос, заданный спокойным тоном, будто вот только что он не орал, не грозил кулаками невидимым врагам, готовый смести оппонента силой убеждения, рассмешил Еву. Она закашлялась, скрывая смех таким незамысловатым приемом, а я, побагровев, отвернулся и стал рассматривать узор на гобелене, там рыцари, толстые, железные, громили огромных драконов, бледные девы, закутавшись волосами, как плащом, старались скрыть свои толстые лодыжки за корнями могучих дубов, но огненное дыхание крылатых тварей вынуждало бежать, открывая мне эти самые толстые лодыжки.
- Утраченное звено, - ответил барон.
- Колен израилевых, - просуфлировал я почти неслышно и Ева рухнула локтями на стол, спрятав белокурую головенку, дрожа спиной, просто содрогавшейся от беззвучного хохота. Блонди проснулась, встала, потянулась и направилась с независимым видом к выходу. Ее походка выражала явное неудовольствие и презрение к двуногим, одни из которых спорили, а другие смеялись, вместо того, чтобы ловить во сне зайцев. Фюрер проводил ее взглядом, пожал плечами и переспросил :
- Звено ?
- Да, - кивнул барон. - То самое звено, не давшееся Дарвину, переходный вид от неандертальцев к кроманьонцам.
- И как его классифицировать, это звено ? - Заинтересовался Гитлер.
- Остхомос, - задумчиво предположил барон.
- Рутениас терионис, - хихикнула Ева, а я поставил точку в споре :
- Да как ни назови, суть не изменится...
И вот спустя восемь лет человек, назвавший вещи своими именами, не побоявшийся спорить с самим фюрером, болтался в петле, только по одной единственной причине закончив жизнь на виселице : один месяц задержки с балканской мышиной возней. Всего один месяц.