От автора
В этой истории вначале было слово, вернее слова — мой давнишний сон, из которого помню только ощущение присутствия кого-то и фразу: «Этот фильм будет о тебе».
Не знаю, случалось ли вам обдумывать какую-нибудь идею, проект, а в это время, как в подтверждение и поддержку, со стороны приходит подсказка, адресованная лично вам, в виде разговора, фразы из книги или сюжета фильма. Подобные встречи позволяют предположить, что вы идёте в нужном направлении и то, что вы делаете — правильно и единственно верно.
У меня лёгким абрисом только-только начинал вырисовываться этот новый замысел, с ним я жила какое-то время, вынашивая, как ребёнка. Он уже зажил своей обособленной жизнью, хотя на бумагу ещё не просился, ещё не был оформлен, этот замысел, не наполнился подробностями, просто был.
И тут я зашла в книжную лавочку и долго копалась в развалах предновогодней «уценёнки». А потом, не найдя ничего подходящего, всё оставила и, подойдя к полкам, выбрала книгу, которая меня ждала.
Эта книга имела привлекательное название и интересную аннотацию. И была она именно о том, о чём думала я! То есть идея эта уже носилась в воздухе и автор книги прежде меня вытащила её из общего информационного поля. Сюжетная линия этой книги дала мне толчок, если хотите, даже пинок, чтобы я зашевелилась и начала одевать свою собственную мысль в слова. Моя идея была вроде бы похожа на эту, чужую, и в то же время достаточно уникальна, чтоб зажить своей самостоятельной жизнью.
Благодарю писательницу Милу Иванцову за начальное ускорение и за моральную поддержку со страниц её замечательного романа «Живые книги»
«Воспоминания — единственное райское место, откуда нас никто не выгонит»
(Рихтер Ж.- П.)
Я очень люблю вечернее время, когда можно не торопиться, возвращаясь с работы домой. Дети уже выросли и живут отдельно, цветы политы с утра, домашних любимцев нет. Муж сейчас в отъезде, в очередной раз поехал за своими любимыми камнями — увлёкся минералами два года назад.
То есть, домой не только не нужно торопиться, но и не хочется. Там ждёт тишина и телевизор, который я стараюсь пореже включать. Одну книгу я только что закончила читать, со следующим чтивом пока не определилась, на компьютер смотреть не хочется, за день надоел. Вечер обещает быть скучным.
Прогулочным шагом возвращаюсь домой, обычно я стараюсь ходить пешком. Три остановки автобусом, я живу недалеко. Можно даже позволить себе сделать крюк и пройти по набережной. Мимо проносятся машины, торопятся прохожие. Лица у многих озабоченные, детей подгоняют, а они всё норовят остановиться и что-то рассмотреть. Но мамам ещё ужин готовить, уроки у старших проверять — остановки запрещены. И я когда-то торопила, подгоняла…
Остановилась перед «зеброй», жду, пока иссякнет поток машин или пока меня заметят и нажмут на тормоз. Я не тороплюсь и рисковать не буду.
— Простите, сударыня.
Мужской голос явно обратился ко мне, никого другого рядом не было. И я оглянулась.
Мы всегда в разговоре с кем-то машинально начинаем искать взглядом глаза собеседника, на этот раз, чтобы с ними встретиться, мне пришлось поднять голову. Я увидела улыбчивые глаза, в уголках которых собрались лучики морщин. Улыбались и губы, обрамлённые аккуратной небольшой бородкой, совершенно седой, той особой серебряной сединой, без желтизны. Обладатель голоса был высокого роста, худощав, не молод. Приятная внешность, спокойный, дружелюбный взгляд.
— Сударыня, вы могли бы уделить мне несколько минут? Ведь вы не спешите? — полувопросительно-полуутвеждая сказал он.
Я молчала, но не пыталась уйти и даже слегка повернулась в его сторону. И он расценил это, как согласие.
— Я наблюдал за вами, как вы шли. Вы не торопитесь. Позвольте предположить, что вас никто не ждёт.
Мне не понравилась эта бесцеремонность, и я сказала довольно резко:
— Это никого не касается.
Он заволновался, перестал улыбаться и стал говорить быстро, стараясь убедить:
— Простите, я не хотел вас обидеть, только не уходите! Мне кажется, что я искал именно вас. У нас проект… Я уверен, что вы с этим справитесь!
Мне ещё никогда так не предлагали работу. То, что это была именно работа, а не что-то недостойное, я не сомневалась. Мой собеседник не вызывал чувства страха или подозрения.
Из нагрудного кармана он достал визитку и протянул мне. Маленький белый прямоугольник, я бросила взгляд: «Творческое объединение «Короткий метр» Уваров Е. Е.», сайт, электронный адрес, телефоны контактные…
— Но я никогда не снималась в кино.
— Я не приглашаю вас сниматься. Видите ли, мне нужен ассистент, и мне кажется, что вы подойдёте.
— Но…
— Вы можете совмещать эту работу со своей основной, — предваряя мой вопрос или возражение быстро проговорил он. А затем продолжил:
— Я видел, как вы смотрите на встречных людей, у вас умные глаза и интеллигентное лицо. На должность ассистента я всегда приглашаю людей со стороны, чтоб был свежий взгляд, не киношный, чтобы было правдоподобнее. И в каждом проекте — новый ассистент, чтобы глаз не «замыливался».
— А что мне нужно будет делать?
— Наш новый проект называется «Этот фильм — о вас». Есть идея выбирать людей из толпы и расспрашивать их, выслушивать истории, снимать фильмы о них и с ними. Смотрите, сколько людей проходит мимо, у каждого своя история, и не одна. Ничего выдумывать не нужно, вот они, готовые сюжеты, готовые сценарии.
— Но как я подойду к человеку и начну расспрашивать о его жизни? Да он и разговаривать со мной не захочет!
— Но ведь вы со мной разговариваете! Пробуйте, ищите. За каждую интересную историю — тысяча. Записанную историю, — уточнил он.
Его рука ещё раз опустилась в нагрудный карман, и со словами: «Вот аванс» — он вручил мне сложенную купюру.
— Всего доброго и удачной охоты!
Улыбнувшись на прощание, он театральным жестом приподнял невидимую шляпу, повернулся и пошёл в сторону автобусной остановки.
Я растерянно смотрела вслед удаляющейся фигуре. Он шёл быстро, не оглядываясь, явно торопился на появившийся из-за угла автобус. Пропустил выходящих пассажиров, вскочил на подножку.
Дверь закрылась, автобус поехал. Всё, занавес.
А я продолжала стоять, провожая взглядом уходящий автобус. Потом перевела взгляд на бумажки в своих руках — визитку и купюру в пять тысяч рублей.
Что это было?
Со второго раза мне всё-таки удалось перейти улицу, и я отправилась к морю. Нужно ли говорить о том, что вечер уже не казался мне таким скучным, было о чём подумать!
Назавтра был дождливый, пасмурный день и под стать ему — моё настроение. Ещё хорошо, что на календаре суббота и на работу торопиться не нужно. Поэтому ничего не мешало мне направить все свои мысли туда, где они были вчера вечером.
Итак, на чём же это я остановилась вчера в своих размышлениях и почему такое скверное настроение? Ясно, я просто не люблю оказываться в ситуации, которой не владею, не понимаю, что делать и как именно. Вот они, свидетельницы моего вечернего приключения — две бумажки на столе,визитка и купюра. Я эти деньги даже в кошелёк не положила, настолько ситуация показалась странной, а деньги — не моими. Сунула в карман и так домой принесла. Ещё помню, что на набережной, сидя на лавочке, искренне пожалела, что вообще ввязалась в эту авантюру: ну какой из меня ассистент?! Да и зачем мне всё это? Денег мне и так хватает, зарплата хорошая. Город этот мне не родной, живу здесь всего несколько лет, ни с кем особо не дружу, работа-дом, работа-дом. Где я этих потенциальных героев буду искать? Тоже мне — собирательница фольклора!
Стоп! Этот Е. Е. не спросил ни моё имя, ни мой номер телефона, место моей работы ему неизвестно! И живёт он не в центре, скорее всего, раз на автобус торопился. Мы с ним раньше нигде не встречались, где меня искать он не знает…
Так, что же из этого? Да можно просто не позвонить — и дело с концом! Но память иронично напомнила: аванс! Да, аванс в пять тысяч рублей, с меня истории, которые я не знаю, где взять. И если я не позвоню, то денежки его — тю-тю! Вот же, чудак доверчивый!
Но в глубине души я знала, что только так и можно было меня втянуть в эту авантюру, заставить творчески подойти к этому странному предложению — дать аванс и сказать, что я именно та, которая нужна для этой работы. Эти вещи для меня равноценные, ведь вера в твои силы — это тот же аванс. Да, этот Е. Е. хороший психолог, никуда теперь я не денусь, буду из сил выбиваться, чтоб «отработать» этот аванс! И что он там в моём лице разглядел, физиономист доморощенный?!
Моя деятельная натура не позволяет мне обычно долго хандрить, разум подкидывает то одну идею, то другую. Когда я не знаю, что делать, я… не делаю ничего. Предпочитаю просто ждать, и, как правило, это продолжается недолго. Подсознание включается, и идея, сначала робко, а потом всё увереннее, начинает стучать в моё сознание, пока я не открою ей символическую дверь в мою душу, и она не завладеет мною окончательно.
Что же на это раз подскажет мне моё внутреннее «я»? Куда пригласит? Как решит эту задачу?
Всего-то одна история! Неужели трудно найти людей, готовых поделиться рассказами из своей жизни? В голове стало проясняться, хмурое утро уже не казалось таким уж хмурым, если присмотреться, то кое-где уж и синева проглядывает.
Чашка цикория вместо кофе, мёд вместо сахара — вкусно и полезно, а главное — бодрит. Я с чашкой вышла на балкон, и задумчиво смотрела на горы и море. Из моего окна видна набережная, там обычно пары или целые семьи гуляют, старички на лавочках сидят, да мамочки катят коляски. Вот уж у кого множество историй, так это у молодых женщин, сидящих дома с детьми: каждый день что-нибудь происходит с детками. Этим мамочкам всегда есть о чём поговорить между собой.
Нужно выйти на улицу, пройтись, на свежем воздухе додумать свою мысль. Может остановить первого встречного? Может позвонить кому-нибудь из знакомых? Может быть в магазине, в очереди что-то услышу? Ах да, сейчас нет очередей.
Мысли мало-помалу пошли косяком и я им не мешала, наблюдая как бы со стороны. Нужно разобраться сначала, что такое история, которая станет основой сюжета для фильма. Это не биография, это какое-то интересное или необычное происшествие, главное — чтоб не было скучно. Интересную историю из своей жизни может вспомнить каждый, я уверена.
Да вот хотя бы я, разве у меня нет в запасе историй из жизни? Кстати, мне ведь не сказали, что истории должны быть чьи-то, а не мои, это значит, что я тоже могу участвовать в проекте как автор истории! Придумаю псевдоним, назовусь чужим именем, спрячусь за инициалами…
Эта мысль мне понравилась — не нужно никого искать, объяснять, уговаривать. Решено, напишу какие-нибудь истории из своей жизни — и дело с концом! Нужна истории, пусть даже маленькие, но чтоб зритель не заскучал. Итак, что мы можем предложить Е. Е.? И я задумалась.
Островок безопасности. Он есть в душе каждого человека, этот «островок безопасности», мы на него то и дело выплываем, чтоб отдышаться и через некоторое время снова ринуться в море забот повседневных. Это наши воспоминания.
Отполированные, отшлифованные временем обиды уже не ранят сердце, что-то попросту забылось.Ну и пусть! Отсюда, издалека, там, в прошлом, многое кажется светлым, хорошим, добрым.
ГРЕЧНЕВАЯ КАША
Одесса, детский сад в Кирпичном переулке. Мне шесть лет и я на круглосуточном пребывании в садике, выходной — только в воскресенье. Оттого, что наш садик находится не в городе, а рядом с морем, нам дача не полагается, как другим садикам и яслям. И мы на лето «переезжаем» жить на участок: играем, едим на улице и днём спим на верандах.
Помнится, я ела очень плохо, меня всё время подгоняли, я часто оставалась сидеть за столом последней. Но как-то раз на ужин нам дали гречневую кашу, но не молочную, как обычно, а рассыпчатую, мою любимую. Редко я такую ела в то время, почему-то гречневая крупа распределялась только по больницам и детским садам, в магазинах её почти не бывало, а если и поступала в продажу, то очередь выстраивалась большая, да по килограмму в одни руки давали.
Так вот, едим мы эту кашу, и вдруг оказывается, что я поела… раньше всех! Это было впервые, и воспитательница начала меня хвалить. И тут случилось то, что запомнилось мне на всю жизнь: не знаю, кто начал первым, но ребята брали горстями эту кашу со своих тарелок и подбрасывали вверх с криком «Ура! Салют!». И это было в мою честь! Воробьи, которые постоянно сидели на ближайших деревьях в ожидании крошек, слетелись и начали клевать кашу, воспитательница сердилась и ругала детей, а нам всем было страшно весело!
А потом меня отправили дежурить по спальне. Это было принято: дежурные расстилали постели на ночь, мальчики — в спальне для мальчиков, девочки — в спальне для девочек. До этого дня и никогда после я не была дежурной по спальне - слишком медленно ела.
ЖЁЛТЫЕ ОДУВАНЧИКИ В ЗЕЛЁНОЙ ТРАВЕ
Мне семь лет, и снова детский сад.
Гуляли мы не только на площадке. Взявшись за руки попарно, мы строем ходили на стадион, мимо киностудии, а также нас водили «на горку», где за каменным забором находились пограничники (мы их иногда видели) и «за горку» - там мы набирали глины и потом в группе лепили свои поделки, пластилин в моём детстве был редкостью.
Когда мы направлялись в сторону моря, то шли мимо детского санатория, что примыкал к нашему садику. За высокой красивой оградой видны были стены старинного здания, много зелени, а вдоль ограды в высокой густой траве красовались огромные жёлтые одуванчики. Это сочетание ярко-жёлтых цветов в ярко-зелёной весенней зелени было великолепным зрелищем, и вот как-то мы с подружкой договорились, что ночью пойдём их рвать. Нас не смущало, что ограда была высокая, мы не задумывались, как вообще выйдем из детского сада и попадём на улицу.
Эта мечта так завладела моими мыслями, что в ту же ночь я проснулась, встала с постели, подошла к кровати подружки и попыталась её разбудить, но та спала крепко. Я не вернулась досыпать, а решительно направилась к выходу. Мимо ночной няни, тёти Моти, которая спала на кушетке у двери, я проползла на четвереньках. Оказавшись в коридоре, освещённом то ли светом уличного фонаря, то ли лунным светом, я спустилась на первый этаж, из своего шкафчика достала вязаную кофточку, подошла к двери, чтобы выйти во двор и толкнула её. Дверь была заперта.
Не имея опыта, я вряд ли представляла себе ясно, что стала бы делать, если бы дверь открылась и выпустила меня. Ведь на пути к моим заветным одуванчикам были ещё препятствия в виде ограды садика, длинной тёмной улицы и второй ограды, санаторной.
Я до сих пор испытываю какой-то душевный трепет при виде жёлтых одуванчиков в зелёной траве. И, вспоминая этот случай, думаю, что уже в раннем детстве у меня закладывались такие черты характера, как настойчивость и предприимчивость, в какой-то степени даже авантюризм. И ещё — способность восхищаться красотой простого, обыденного.
Вот куда завели мои воспоминания, а истории, которая годилась бы для экрана, пока нет как нет! Но я не хотела себя ограничивать темой, позволив мыслям путешествовать свободно, а вдруг что-то интересное всё-таки появится.
Я подошла к столу, на котором красовался в вазе букет сирени, наклонилась и вдохнула аромат. И услужливая память снова увела меня в детство.
БУКЕТ СИРЕНИ
Мне лет девять-десять, у меня есть акварельные краски, и я, вдохновлённая красотой букета сирени, собираюсь нарисовать его.
Я делаю открытие: рисую, не закрашивая, как в раскрасках, а прикладываю кисточку к листу альбома крест-накрест, позже я узнала, что этот способ называется «примакивание». И так, крестик за крестиком, крестик за крестиком, я заполняю весь рисунок, на мой взгляд, получилось очень хорошо.
Радостно показываю своё творчество пришедшей с работы маме. «Не похоже», — говорит она.
Всё, точка. Я с тех пор в руки краски не брала. Карандашом рисовала, красками — никогда. Рисовала иллюстрации к понравившимся книгам, фильмам: маленького печального мальчика на большом троне («Король Матиуш Первый» Я. Корчака), Маленького Принца с длинным шарфом и Розой под стеклянным колпаком, оленёнка Бемби, Иоланту из одноимённого фильма-оперы. И никогда больше я не показывала свои рисунки маме, прятала их, рисовала тайком.
Лет сорок спустя, когда у меня были уже собственные дети, когда я работала в детской студии, я ещё раз нарисовала красками воображаемый букет сирени. Как будто споря с мамой, которой уже нет на свете, — ведь похоже, похоже! Но облегчения это не принесло.
Может быть, я ослышалась, — подумалось мне запоздало, — может быть, мама сказала «похоже»?
Недавно одна знакомая, которая увлекается психологией, рассказала, что есть способ изменить что-то в своих воспоминаниях, травмирующее нас. Не стоит отмахиваться — фантомы никуда не денутся, они будут возвращаться и возвращаться, вызывая боль.
Психологи советуют поработать со своей памятью, просто придумать другой сценарий события и повторять, повторять его двести раз, не меньше, это поможет. А если хочется вообще избавиться от воспоминания, то нужно придумать какое-нибудь кодовое слово, например «свободен», и, как мокрой тряпкой с доски, стереть засевшее в памяти событие. Только нужно работать с этим, а не лелеять свою боль, не «подкармливать» её.
Конечно, было всё по-другому, мама сказала: похоже. И обняла и поцеловала меня. А разве могло быть иначе?
Похоже, похоже, похоже…
СОЧИНЕНИЕ ПО УКРАИНСКОМУ ЯЗЫКУ
Я уже в седьмом классе. Задание на дом — написать сочинение на тему «Весна» по украинскому языку. Недолго думая, я достаю русско-украинский словарь и пишу восторженное сочинение, ведь вокруг всё цвело и зеленело, щебетало и порхало.
Я приношу в школу тетрадь и, перед уроком украинского языка, кладу её на стол учительницы, как мы обычно делали. Мимоходом отмечаю, что кроме моей тетради, других тетрадей на столе нет.
Прозвенел звонок, учительница вошла в класс, урок начался.
Я вижу, как она берёт мою тетрадь, листает её, пробегает глазами моё сочинение.
— Встань! — говорит она мне.
Я встаю. А учительница начинает читать моё сочинение, вслух читать. Класс сначала молча слушает, а потом начинает смеяться. Некоторые слова украинского языка для русскоговорящих звучат непривычно и даже смешно. Кроме этого, школьникам любой пустяк — развлечение, лишь бы не заниматься.
Дочитав до конца моё злосчастное сочинение под дружный смех всего класса, учительница обращается ко всем:
— Ребята, какой сейчас у нас урок?
— Украинская литература! — выкрикивает кто-то
— А сочинение я задала вам по какому предмету? — продолжает спрашивать учительница.
— По украинскому языку! — отвечает уже множество голосов.
— На, забери свою тетрадь!
Это уже адресовано мне. Я, сгорая от стыда, непонятно за что так жестоко униженная перед одноклассниками, иду за своей тетрадкой, беру её из рук учительницы и, развернувшись, чтобы уйти на место… разрываю тетрадь. За спиной слышу восклицание: «Ничего себе!».
Всё. Этот человек больше для меня не существовал. И его предмет тоже.
Я еле-еле вытягивала украинский, с двойки на тройку исправляя. Никогда не читала программных произведений, с трудом сдала экзамены. Весь класс ходил поздравлять эту учительницу с днём рождения и получением какой-то награды, — она была ещё и нашим классным руководителем, — я никогда.
Почему я порвала тетрадь для сочинений? Это был импульс, это был протест. Это был молчаливый ответ бесправного, бессильного существа, тому, кто призван учить, воспитывать и помогать, а поступил с ребёнком так подло.
ПЕРВОЕ БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
1970 год, мне пятнадцать лет, я перешла в девятый класс. В начале лета мы с мамой едем в дом отдыха «Сосновый бор» на реке Ворскла под Харьковом. Туда и обратно мы едем поездом — это первая моя дальняя поездка по железной дороге.
Это мой своеобразный «выход в свет». Я впервые на настоящей танцплощадке, меня приглашают на вальс, и мой умелый партнёр, взрослый дяденька, очень ловко прошёлся со мной по кругу. Тем и запомнился.
Я впервые в своей жизни ловлю рыбу с каким-то мальчиком. Мне это не очень интересно, — и рыбу жалко, и червяка насаживать на крючок противно, — но мальчик нравится. Я много читаю и, обычно очень покорная, отказываюсь гулять с мамой по лесу, хотя в лесу я впервые и мне нравится сосновый запах — просто возраст такой. У меня новый купальник, уже не детский, а с «чашечками» и на танцплощадке, когда объявляют «белый танец», я иду через всю площадку к тому самому юному рыболову и приглашаю его.
Это лето запомнилось ещё одним событием — в Одессе холера, есть случаи летального исхода. Город закрыт, все отдыхающие уезжают из города, предварительно побывав в карантине. Все пионерлагеря, все санатории приспособлены под это «сито». Начался сентябрь, а все школы закрыты. Такого чистого города я не видела никогда, тротуары мыли щётками, всё скребли и драили. Дворники работали в полную силу, улицы дважды в день поливали.
В это время мама получила для меня долгожданную путёвку в санаторий, куда я должна была выехать в начале сентября. Меня отправляют на недельный карантин в какой-то пансионат в Аркадии. Посетителей к нам не пускают, по вечерам я подхожу к забору, чтобы увидеть маму, которая проезжает мимо на своём трамвае и машет мне из окна кабины. Через неделю, не найдя ничего опасного в наших анализах, нас отправляют восвояси: рассаживают в автобусы и везут кого на железнодорожный вокзал, кого в аэропорт.
Это мой первый в жизни полёт, меня никто не провожает: в аэропорту всё стерильно, тут только те, кто прошёл положенную обсервацию. Я лечу в далёкую Туркмению, в город Байрам-Али.
Дорога предстоит длинная, но я ещё не знаю — насколько. У меня небольшой чемодан, который специально купили мне в дорогу. У меня есть билеты, а денег мне мама с собой не дала. Вообще не дала. Деньги, целых двадцать пять рублей, мне дал папин брат, дядя Миша, когда я пришла прощаться. Это тогда была довольно большая сумма. И дал он мне деньги тайком от мамы: на, спрячь. И я спрятала, и ничего маме не сказала — вот и первая тайна.
А может быть мама всё-таки знала? Ну не могла она отправить дочку из Одессы в дальний путь без копейки денег! Не знаю, что и подумать, всю жизнь удивляюсь.
Я не помню, чтобы мама рассказывала мне что-то о моей предстоящей поездке. Для меня сюрпризы начались ещё на земле, перед посадкой в самолёт: он летел не прямо в Байрам-Али, как я наивно думала, оказалось, что у меня был транзитный билет, с пересадками.
Мой ИЛ-18 приземлился в Симферополе, и я пошла в справочную узнать, что мне делать дальше. Меня озадачил ответ администратора: лететь в Ашхабад нужно с другого аэропорта и, к тому же, только на следующий день. Мне указали гостиницу в аэропорту, и я поселилась в рублёвый номер на восемь человек — вот и разменяла свои деньги.
Наутро я выяснила, как мне добраться до другого аэропорта, и через весь город поехала на троллейбусе. Мой самолёт пришлось ждать долго, это уже был АН-24. Прилетела я в Ашхабад глубокой ночью и осталась сидеть в аэропорту, потому что мне предстояло лететь ещё одним, утренним самолётом (!), который должен был меня доставить в город Мары. Гостиницы в аэропорту не было, я осталась сидеть в зале ожидания. Подходили какие-то личности, предлагали ехать на такси в город, но я здраво рассудила, что уезжать из аэропорта не стоит. Напомню, мне было пятнадцать лет, и я дальше булочной у мамы не ходила.
Третий день моего путешествия начался рано, самолёт был совсем уж старенький, похож на «кукурузник», с двойными крыльями. Его так трясло и качало, что мне казалось, он вот-вот развалится в воздухе. Летели мы ещё около получаса, сам город Мары я не увидела, так же как и Ашхабад, потому что мне нужно было ещё автобусом ехать в соседний город, Байрам-Али, конечный пункт моего долгого пути. Впервые увидела арык и низкие глинобитные домики, стариков в толстых халатах. Один такой сидел около меня в автобусе, и от его халата неприятно пахло.
С автобусной станции я ещё довольно долго шла с чемоданом в руке до санатория, но наконец-то это путешествие кончилось — я на месте. Меня поселили в детский корпус, главврач велел мне пить зелёный чай и есть арбузы. В этом и заключалось всё моё лечение. Никаких специальных процедур, никаких минеральных вод не было. Возможно, климат местный лечит, я не знаю.
Маме я сразу по прибытии написала письмо, но, поскольку оно шло очень долго, моя мама заволновалась и прислала телеграмму на имя главврача (я узнала позже, что причиной её беспокойства стали две попытки угона самолётов, которые произошли этим летом). Но врач, конечно, не собирался ходить на почту, он вызвал меня и вручил телеграмму — отвечай.
Путёвка у меня была на целых 48 дней. Учебники я с собой взяла, но в школу местную не ходила. Наш детский корпус был заполнен подростками со всех концов страны, и мы очень весело проводили время без особого присмотра взрослых. В санаторий свободно приходила местная молодёжь, вели себя все вполне пристойно. Им разрешали приходить на танцплощадку и на киносеансы. Один парень научил меня туркменской песне. Мы, девочки и мальчики из разных городов передружились, обменивались адресами, чтобы потом переписываться.Всё когда-нибудь кончается, пришло время уезжать.
Обратную дорогу плохо помню, только то, что всё время были долгие ожидания в аэропортах на пересадках. От санатория нам полагался «сухой паёк» — пара яиц варёных да банка сгущёнки. Перед отъездом я купила несколько дынь и в авоське везла их до Одессы.
Приземлился мой самолёт в девять часов вечера; не помню, давала ли я телеграмму, но меня никто не встречал. Пока багаж получила, пока автобус дождалась, который шёл из аэропорта в город, было уже больше десяти. Это был последний автобус, давно стемнело, и мелькающие за окном дома я с трудом различала. Назвала свою улицу, меня высадили. Стою я с чемоданом и дынями на каком-то перекрёстке и не понимаю, что это за место, не узнаю ночной город. Только вижу, что улицы широкие, ни машин, ни прохожих — не у кого спросить. Разыскала название улицы на табличке, что на домах вешают, увидела знакомый кинотеатр, с часами над входом, определила направление и долго шла пешком домой. Бабушка мне на звонок дверь открыла, мама была на работе в ночную смену. Было уже за полночь.
— Зачем ты привезла дыни? Их и здесь продают, — утром сказала мама.
Так закончилось моё первое Большое Путешествие, потребовавшее от меня мобилизации сил, выносливости, терпения и умственных способностей. И я что-то очень важное поняла о себе, пятнадцатилетней: я умею спокойно принимать решения и не паниковать, я умею разговаривать и договариваться с посторонними, определять направление, я умею заботиться о себе и не создавать проблем другим. Опыт, полученный в этом путешествии, на всю жизнь закрепил во мне уверенность, что взрослые недооценивают способности детей, и со своими собственными детьми я была менее тревожной, больше доверяла им.
Я не помню, чтобы мама меня расспрашивала о моём путешествии в санаторий и обратно, о моём почти двухмесячном пребывании там. А может быть спрашивала, да я ничего не рассказывала — я входила в возраст скрытности и сдержанности, возраст тайн и молчания.
Так, это уже можно назвать историей из жизни подростков, и всё-таки это не для экрана, как мне кажется…
Я в задумчивости походила по комнате, подошла к столу и включила ноутбук. Пока он загружался, я мысленно перебирала свои воспоминания, как будто альбом листала. Что такого необыкновенного было в моей жизни, что удивило бы и запомнилось? Всё такое личное, личное… Ну, детей пятеро — «четыре сыночка и лапочка-дочка», как в сказке. Этим никого не удивишь. Никаких подвигов не совершила, никаких открытий не сделала, жила себе — детей растила, работала… Переезды были, из Одессы в Сибирь, а потом обратно, к Чёрному морю. Были радости и горести, встречи и расставания, маленькие победы и поражения. Но кому нужны мои истории на бытовом уровне, у каждого их много…
Пожалуй, необыкновенной может быть только история с пароходом «Адмирал Нахимов». Так, есть! И я, обрадовавшись, что нашлось в моей жизни что-то нетривиальное, достойное публикации, застучала по клавишам.
Пароход «АДМИРАЛ НАХИМОВ»
Год 1984 запомнился мне событиями, которые наложили отпечаток на всю мою жизнь и имели далеко идущие последствия.
Я жила тогда в Одессе, в большой коммунальной квартире в центре города. У меня за плечами уже было два развода и двое сыновей, десяти и четырех лет, жили со мной. Работала секретарём в одесском трамвайно-троллейбусном управлении, учила международный язык эсперанто и активно участвовала в жизни одесского эсперанто-клуба.
В феврале к нам приехал известный среди эсперантистов Ефим З., переводчик и руководитель ялтинского эсперанто-клуба. Мы познакомились, пообщались. Вскоре я получила письмо из Ялты с приглашением приехать в гости. Но мне тогда не хотелось завязывать более, чем дружеские отношения с человеком на 18 лет старше меня, хотя было лестно его внимание.
Весной у моих соседей поселилась племянница, которая работала поваром, коком, на пароходе «Адмирал Нахимов». Когда в мае наступил сезон круизов, я узнала, что Татьяна берёт с собой в рейс своих знакомых, которые путешествовали «зайцами» и жили с ней в одной каюте. По её рассказам я поняла, что так делает вся команда — берут с собой родных и знакомых, а руководство то ли не знает, то ли закрывает глаза на это. Путёвки на семидневный морской круиз стоили дорого, поэтому все друзья Татьяны с радостью соглашались на это пусть незаконное, но такое привлекательное мероприятие. Некоторые даже по несколько раз за сезон путешествовали таким образом, ведь рейсы Крымско-Кавказского направления были короткие, а риск для «зайцев» быть обнаруженными был минимальный. В этом я сама убедилась, когда наступила моя очередь прокатиться на судне.
Всё начиналось очень хорошо. С мамой я договорилась, чтобы дети неделю пожили у неё, отпуск на работе взяла, купила удобную сумку на колёсиках вместо чемодана и белые брюки — отдыхать, так отдыхать!
За два часа до начала посадки пассажиров вместе с Татьяной я пришла на Морвокзал, туда, где стоял «Адмирал Нахимов», и не по парадному трапу, а по маленькому трапу на корме (для команды) поднялась на борт судна. «Она со мной», — сказала моя Татьяна вахтенному, и он нас пропустил.
Татьяна показала мне свою каюту, она была в самом нижнем ярусе. Кроме моей подруги там жили ещё две девушки-официантки… и у каждой на коечке сидело по подружке! Так я убедилась, что действительно являюсь не единственным «зайцем» на пароходе.
У моей Татьяны вскоре наступило время вахты, а я пошла знакомиться с судном, благо появились первые пассажиры и моё присутствие никого не удивляло.
Это был большой корабль, с прогулочными палубами, музыкальным салоном, в котором висели картины на морскую тематику, а стены украшали бронзовые барельефы русских флотоводцев. Пользуясь свободой передвижения я поднималась и спускалась по трапам, бродила без устали, открывая для себя всё новые и новые интересные уголки.
Пассажиры всё прибывали и прибывали, шли семьями, было много детей. А на пристани стояли провожающие, все ждали отхода судна. «Адмирал Нахимов», подчиняясь командам с капитанского мостика, плавно отчалил от берега, прошёл мимо маяка и медленно покинул одесскую бухту, мы взяли курс на Новороссийск.
Я долго стояла на корме, глядя на удаляющийся берег, на бескрайнее море и на пенный след за бортом корабля. Потом уютно устроилась с книгой «Amuzaj dialogoj» (забавные диалоги) в шезлонге и погрузилась в текст на эсперанто.
Внезапно на страницу книги упала тень и кто-то поздоровался со мной. Я подняла голову — незнакомый парень стоял рядом и о чём-то спрашивал меня. Я не сразу поняла обращённый ко мне вопрос, потому что была поглощена книгой и разбором незнакомых слов на эсперанто. И прежде, чем он повторил свой вопрос, я машинально сказала: «Mi ne komprenas» (я не понимаю).
Он долго пытался выяснить, на каком языке я говорю. Задавал вопросы по-английски, по-французски, а я отвечала только на эсперанто, меня забавляла эта ситуация и я не торопилась признаваться. Парень подозвал проходящего мимо мужчину, и уже вдвоём они пыталась понять, что же это за язык и откуда я прибыла. Немецкий и испанский я тоже отвергла (моё отрицательное «ne» они понимали), а об эсперанто ничего не слышали. Книгу у меня попросили посмотреть, но и та им не помогла, хотя буквы в эсперанто латинские.
Они ещё какое-то время допытывались, но я уже поняла, что их багаж языковой не очень богат и перестала парней мучить.
— Ладно, ребята, — на чистом русском вдруг сказала я, — это была шутка.
Вот они удивились! Потом засмеялись, стали расспрашивать об эсперанто, и мы подружились. Это были члены экипажа, и знакомство с ними позволило мне увидеть на корабле то, что никто из пассажиров никогда не видит. Мне один из них показывал машинное отделение, своё место работы, а второй водил на капитанский мостик, когда стоял там на вахте поздно вечером. Я была на капитанском мостике! Мне запомнился один прибор с экраном, на котором тонкой светящейся линией вырисовывался невидимый берег и светящейся точкой был обозначен сам корабль.
После Новороссийска мы направились в Сухуми и Батуми. К сожалению, у меня не было своего фотоаппарата и я не могла снимать на память великолепные виды приморских городов.Днём корабль стоял в портах, с якоря снимались мы вечером и двигались всю ночь до следующего порта.
На корабле тоже развлечений хватало: в музыкальном салоне пассажиры собирались отдыхать и слушать выступления артистов, приглашённых и самодеятельных из состава команды. Работали рестораны, бары, кинотеатр, парикмахерские, библиотека. Также проводились дискотеки, и я их не пропускала, потому что на платные развлечения и экскурсии денег у меня не было.
Обратно мы шли от Батуми до Ялты — это был последний порт перед Одессой. И в этот вечер я снова была на дискотеке. Музыка гремела, все вокруг танцевали, веселились, и тут я почувствовала, как меня крепко взяли за руку выше локтя и возле моего уха мужской голос произнёс: «Пожалуйста, пройдите со мной». Я даже не пыталась сопротивляться или задавать вопросы, а мужчина молча повёл меня по коридору, по-прежнему крепко держа за руку и, открыв какую-то дверь ключом, пропустил вперёд. Стол, шкаф, два стула, на один он сел, на другой жестом показал — садитесь.
И стал задавать вопросы. Кто я такая, откуда, кто провёл на корабль. А я молчала, просто молчала. Я одно сразу поняла: если открою рот — Татьяне не поздоровится. Я-то только штрафом да письмом на работу отделаюсь, а её могут запросто уволить! «Ну, что ж, в Одессе разберёмся», — сказал он мне… и отпустил!
Это была его ошибка, хотя, логически рассуждая, я не вижу повода плохо думать о его умственных способностях. Просто оперативный сотрудник был на корабле скорее всего один (в советское время мы жили довольно беспечно и большая охрана кораблю вряд ли полагалась). Да и куда я могла деться с корабля в открытом море! Как он меня вычислил, я не знаю, думаю, что кто-то ему меня показал (на судах практиковались доносы друг на друга, одного моего знакомого так завербовали в КГБ: согласился сотрудничать — получил хорошее место работы).
Наутро мы бросили якорь в ялтинском порту, и я, радуясь возможности увидеть новый город, поспешила к выходу на берег. Но не тут-то было: тот самый оперуполномоченный стоял на трапе возле дневального и преградил мне дорогу.«Вы останетесь на корабле до прихода в Одессу» — сказал он мне. Я попыталась было настаивать: «Мои вещи остались в каюте, я же вернусь!»
Конечно, я бы так и сделала, скорее всего, ведь я хотела просто город посмотреть и покорно вернуться на корабль. Но бдительный страж закона категорически отказался меня пропустить. И снова отпустил!
Это была его вторая ошибка, ведь я стояла перед ним с маленькой сумочкой через плечо, в которой был мой паспорт и, задержи он меня, вызови он береговую милицию, меня очень легко было бы «расколоть». Но не судьба была ему получить премию за поимку безбилетника!
Я пошла к Татьяне на камбуз, она как раз была на смене, в город не пошла. Она тут же повела меня ко второму выходу на корме, который был открыт по случаю жары, но трапа там не было. Более того, судно стояло не вплотную к причалу, между берегом и кормой была довольно широкая полоса воды. Над выходом был прикреплён канат, зачем — я не знаю и выяснить не пыталась. Главное, что он был! В школе у меня всегда были проблемы с канатом, ну не давался он мне — залезть на канат я не могла, руки были слабые. А тут я вцепилась в этот спасительный канат, разбежалась, и вылетела в проём дверной (или как он там называется), пронеслась над поверхностью моря метра четыре-пять и спрыгнула на набережную. Отпустила канат и, не оглядываясь, ещё не веря, что свободна, я быстро отошла подальше от корабля и смешалась с толпой. Всё, нет человека - нет проблемы!
В сумочке моей кроме паспорта была ещё записная книжка, а в ней — номер телефона Ефима З., моего ялтинского знакомого. Даже два номера — домашний и рабочий. А на набережной нашёлся исправный телефон-автомат, а в кошельке —двухкопеечная монета, чтобы позвонить ему. К счастью, Ефим был на работе, в своём вычислительном центре, а не в отъезде и, отпросившись ненадолго, спустился ко мне.
Я рассказала в двух слова о происшествии, дала ему мой пропуск на корабль, рассказала, как найти мою каюту, в которой осталась сумка, и он отправился за ней. Я торопилась забрать свои вещи, пока девочки, что жили со мной в одной каюте, не ушли в город гулять. Тот оперуполномоченный, что стоял на трапе, беспрепятственно пропустил Ефима, хотя лицо было новое, и тому удалось не заблудиться, найти каюту, напугать девчонок, но всё-таки благополучно вынести мою сумку с корабля!
Ефим показал мне канатную дорогу, что поднимается на холм Дарсан, мы договорились встретиться после шести на набережной возле Главпочтамта и он, захватив с собой мою сумку, чтобы я гуляла налегке, вернулся на работу, а я отправилась бродить по набережной, далеко от неё не удаляясь. Поднимаясь в кабинке подъёмника на Дарсан, я смотрела на корабль «Адмирал Нахимов», стоявший у причала, и не могла поверить, что не прошло и часа с того момента, как я упрашивала бдительного стража закона выпустить меня в город, а мой невероятный побег с корабля — был как эпизод из какого-то сна или кинофильма.
Я не уходила далеко от набережной, дождалась, пока мой «Адмирал» собрал своих пассажиров и приготовился к отходу. Вряд ли меня можно было бы разглядеть в толпе людей, но я всё же предпочла к судну близко не подходить, потому что мой знакомый страж по-прежнему маячил на трапе, пропуская пассажиров, успевших побывать где-то на экскурсиях. Корабль отчалил, и только тогда я окончательно поняла, что спасена и всё закончилось для меня и моей Татьяны благополучно. С ней связаться я не могла, но девочки ей рассказали, конечно, что приходил какой-то дядька с бородой и забрал мою сумку. Ничего, мы ещё с ней встретимся в Одессе и поговорим об этом. А этот «дядька с бородой», мой знакомый Ефим, оказался очень гостеприимным человеком: я дня три жила у него, он водил меня на Ласточкино гнездо, где мы делали плов из мидий, за которыми Ефим и его друзья ныряли под скалу (тогда это ещё было возможно), потом купил мне билет на быстроходный катер на подводных крыльях и проводил в Одессу. Мы расстались, чтобы встретиться много лет спустя.
Но это будет потом, а пока…
А пока что я стою и смотрю вслед уходящему пароходу «Адмирал Нахимов», слышу его прощальный гудок и ещё не знаю, что провожаю его в вечность.
Пароход «Адмирал Нахимов» потерпел крушение и затонул спустя два года, 31.08.1986 г., в районе Новороссийска, унеся с собой 423 жизни. Это по официальным данным.
А я, исходя из своего личного опыта, знаю, что пассажиров было значительно больше, стало быть, и неучтённые погибшие могли быть, о которых никто не знал или просто родные не заявляли.
Светлая память всем!
В конце июня 1986 года, за два месяца до этой печальной даты, я переехала с семьёй из Одессы в Новосибирск и узнала о трагедии только из газет. Татьяна списалась с корабля за год до этого происшествия и уехала куда-то — повара везде нужны. Иногда я вспоминала своих случайных знакомых по кораблю, но узнать об их судьбе не было возможности. И только спустя годы, читая в Интернете статью об истории корабля и хронику трагедии, нашла список погибших на «Адмирале Нахимове» и обрадовалась, не обнаружив среди них тех, кто спускался со мной в машинное отделение и поднимался на капитанский мостик в июле 1984-го.
С Ефимом же мы сохранили добрые воспоминания друг о друге, и когда встретились много лет спустя в Ялте на эсперанто-встрече, решили не расставаться.Я переехала в Ялту, и вот мы уже вместе десять лет. Иногда мне кажется, что судьба познакомила нас, показала нас друг другу в том памятном году, чтобы через два десятка лет мы встретились уже не как чужие люди».
Я поставила точку и, ещё раз проверив текст, кое-где исправила стилистику и добавила пару запятых. Всё, можно отправлять по адресу, указанному в визитке, и будем считать, что я честно заработала часть выданного мне аванса. А в дальнейшем — посмотрим…
Прошло несколько дней, от Е. Е. не было никаких известий. Вроде бы, сначала особого желания писать воспоминания у меня не было, а вот теперь волнуюсь: понравилось-не понравилось, подойдёт-не подойдет для его проекта?
Сообщение от Е. Е. Уварова пришло только через неделю, в субботнее утро, и начиналось оно очень странно: «Дорогая мамочка…»
Мой взгляд невольно скользнул вниз, на подпись. Кирюша?! Почему с мейла Е.Е.?! Ладно, читаем дальше.
«…Прости за маленький розыгрыш! Мой знакомый отдыхал в Ялте и согласился помочь мне подтолкнуть тебя к написанию воспоминаний. Мы все давно тебя просим, а ты всё тянешь, говоришь, что времени нет. Сама подумай, как это важно для нас и наших детей! Не ленись! Целую, Кирилл.
P.S. Этот твой рассказ о путешествии на «Адмирале Нахимове» я знаю давно, но читать было всё равно очень интересно. Продолжай!»
Я ещё и ещё раз перечитала короткое сообщение. Вот это да! Ай да сын, не ожидала! Попыталась разобраться в своих ощущениях, подавила желание кинуться к телефону, позвонить ему, отругать. Стоп, это что, обида? Да на что же? В кино не попала? Не увижу своё имя в титрах? А как всё правдоподобно — визитка, седая бородка! Сейчас такую визитку можно изготовить в любом копи-центре… А вот бородка была настоящая. И убедительно так рассказывал… Даже жалко, что проекта этого не будет, ведь вокруг столько людей со своими живыми историями!
Это правда, дети действительно давно меня просили записать что-то из своих воспоминаний. Да и сама я знаю, что нужно, обязательно нужно оставить что-то после себя — не мебель и ковры, а воспоминания, семейные истории. Ну, что ж, видно настала пора.
И я, открывая Word, мысленно улыбнулась: в начале было слово...
Ялта,2015-2017 гг.