Поход Нострадамуса

Бурундук Борис
Поход Нострадамуса
Часть 1
I
Проповедник идет по грязной дороге,
Не боясь замарать кровью руки и ноги.
Тщётно силиться ветер пронзить его кости,
Боль и голод его не уложат в постель.
Сердце бьется сильней, если в нем столько злости,
А бесцельность – самая главная цель.
Единственный спутник его – одиночество,
С тех пор как в один знаменательный день,
Пресловутый пророк услышал пророчество,
Что вскоре исчезнут и солнце и тень.
II
Проповедник идет, видит мусорный бак
На который уставилось стадо зевак.
Вьются оттуда пламя и дым,
Где нога в каблуке на высоком подборе.
Выходит пророк, обращается к ним
К тем из будущей паствы, кто в сборе:
“Проснитесь, рабы, ибо завтра конец,
Вы умрете, и будете гнить в темноте.
Можно не лгать, прочь гордыни венец,
Скоро будем гореть мы в огне”.
III
В смятенье толпа внимала пророку,
Но страх подсказал: в словах нет им проку.
Лишь один отделился и встал рядом с ним.
Тот, кто звался Иван, наперед не боялся,
Жил днём, потому что, только одним
И речью пророка всецело пронялся.
Он был неформалом высокого роста,
С глазами печальными, как у щенка.
А мозг у Ивана устроен был просто:
Мысль в одночасье вмещалась одна.









IV
Темнело. Они продолжали идти.
Кидалы вдруг встали у них на пути.
Пророк говорит им вступительный спич,
Но перебивает его хулиган.
Иван очень быстро хватает кирпич,
Пророк не спеша, вынимает наган.
Все разбежались, остался лишь Жгут
(Так позже последний представил себя),
Болтая, наметил им новый маршрут,
Став частью истории Судного Дня.
V
Ночь. Оторвавшись от досуга,
Впустила их Жгута подруга.
Она, чье прозвище Ломака,
Всех разводила, как могла,
Но с тем, ехидная собака,
Чрезмерно честь свою блюла.
Катюша – младшая сестра
(никто не знал, что папа левый),
напротив, нимфою была,
а ум не детский был, а зрелый.
VI
Со стола сняв сковородки,
Поставил две бутылки водки
И тем застолье Жгут начал.
Ломака было отказалась,
Но он и слушать то не стал,
А после пятой оказалось
Ивана с Катей след простыл.
Ломака спала на диване.
Пророк с бандитом говорил
И притчу рассказал о Тане.
VII
Жила сиротушка Татьяна
У дяди Васи, наркомана.
Он ел грибы, отвары пил,
А ночью отправлялся в лес,
И как-то Таню пригласил,
Пообещав лесных чудес.
Она, устав от сельской скуки,
Себя просить не утруждала,
И, чуть стемнело, ноги в руки –
За дядей Васей пошагала.

VIII
Так шли они недолго и немало,
Но Таня вдруг споткнулась и упала.
Когда очнулась, дядя Вася рыл могилу
И песенку смешную напевал.
В удар лопатою вложив всю силу,
Он в тот же миг ей череп проломал.
Такой вот притчи жизненный конец.
Придаст кончине смысла эпилог:
“Ни яд, ни нож, ни пламя, ни свинец –
Лопата погребения залог”.
IX
“Ещё не остыл старый сноб,
Малютка взобрался на гроб”.
На этом закончился сон.
Проповедник проснулся в тот миг,
Когда после грома был стон.
Весь мир на секунду притих.
В коридоре папаша стоял,
Ненавидящий дочкину страсть,
Из служебного в Ваню стрелял,
И раз ухитрился попасть.
X
“Самое время: не поздно не рано” –
крикнул пророк, стреляя с нагана
и стёр тем оскал с мусорского лица.
Иван извиваясь истошно орал,
Ломака рыдала у тела отца,
Который с дырою в груди умирал.
И так начинался тот день
Под шум очень многих смертей,
Но было кому-то не лень
Считать умерщвленных людей.
XI
Этот кто-то и вправду нелеп.
Видно очень давно он ослеп,
А от воплей и криков оглох,
Онемел от несказанных фраз,
И свихнувшись того знать не мог,
Что сбивается в тысячный раз.
Пережив тот кровавый рассвет,
Проповедник вышел к толпе
И сказал, что грядущего нет,
Беспощадный в своей правоте.

Часть 2
I
В одной больнице жил не тужил
На скончании лет старожил.
Он никогда не дружил с законом,
Сто лет назад его искала милиция;
Его отец воевал Наполеоном,
А его дед застал инквизицию.
Он так долго прожил, что почувствовал,
Как часы замедляют свой ход.
А это значит, что смысл отсутствовал
И закончен Христовы поход.
II
Тот рассказ о походе Христа
Передавался из уст в уста.
Старик знал: Иисус собрал банду
И всех перебил неприятелей,
А потом запустил пропаганду,
Своим символом сделав распятие.
Он хотел что бы никогда
Не появлялись разные гады,
Но Иуда зарезал Христа –
Они подрались из-за бабы.
III
Предок Старика мыл посуду,
Когда услыхал: “Бей Иуду!”.
Выбежав во двор, он узнал:
Тот, кого доконала агония,
Святым похмелиться не дал.
Но это другая история.
Всё кончилось святой инквизицией,
Для которой наука – мишень.
Потом сто раз ещё менялась позиция
И наступил сегодняшний день.










IV
На койке слева лежал спортсмен,
Лишившийся ног до колен.
Он часами смотрел в потолок,
Мечтая лишь об эвтаназии,
А рядом проклинал злой рок,
Сифилитик, вернувшийся с Азии.
Ослепший дед гонял невидимых мух,
Стонал изломанный танцор балета,
И тут рядами больных пополз слух
О проповеднике и конце света.
V
И когда все узнали о том
Превратилась больница в дурдом:
Слепой вцепился зубами в танцора,
Сифилитик свалил санитарку,
Безногий пополз коридором,
Зажав в зубах то ли трость, то ли палку.
Начался настоящий дебош:
Терапевт удушил окулиста,
А хирург ухватился за нож –
Стал от крови черней трубочиста.
VI
Старик пробирался толпой,
Сквозь безумный и яростный вой,
Мимо старцев маразмом больных,
Что заладили громко орать,
Мимо слабых в костях молодых,
Перелезших в тот час под кровать,
Мимо мам не рожденных детей,
Рвущих клоки своих же волос,
Мимо юных девиц и парней,
Что пустили судьбу под откос.
VII
Он шагал, как и шел сквозь года
(будто хаос вокруг – ерунда)
Просто мимо, не влево, не вправо,
Никого не задев, ничего не сказав,
Ни качая на бис, ни кивая на браво
Головой, чей хозяин скользил как удав,
Мимо тигра, точащего коготь,
И собак, разрывающий ткань,
И макак, утоляющих похоть,
И волков, догоняющих лань.

VIII
Выйдя старик как стоял так и сел,
На грозное небо безмолвно глядел:
На звёзды, что гасли одна за другой
И солнце, чернее зрачка мертвеца.
Он встал и, смахнув своей серой рукой
Скупую слезу с пожилого лица,
Направился в церковь, зная, что там
Собрались все те, кто цеплялся за веру,
Чьи ноги стремглав понесли их в тот храм,
Где пресной водой лечат рак и холеру.
IX
Старик вошел в церковь в тот миг,
Когда общий гул приутих.
С трибун обращался пророк:
“Послушайте, верная паства,
в ваше жизни последний урок.
Наступает конец постоянства.
Торжествует монотеизм:
Всё чмо отправляется в рай,
Восславляя святой онанизм
И вечный безоблачный май.
X
Отправляется в рай для того,
Что б увидеть отца своего.
Хулиганы и прочие гады,
Вероятно, отправятся в ад”.
В завершение этой тирады
Проповедник достал автомат.
И, что совершенно не странно,
Не кончился даже рожок,
Когда в церкви той окаянной
Остались старик да пророк.
XI
– Уважь старика, – молвил старец
– ответь мне, мятежный скиталец,
какую преследуешь цель,
пороча людей и мораль?
Зачем кровью стелешь постель?
Открой своей тайны вуаль.
И молвил ему проповедник:
“Не стоит закатывать драму.
Знай имя мое, собеседник,
Стоит пред тобой Нострадамус”.

Часть 3
I
Не снеся роковой перемены,
Ломака порезала вены.
И вот двух сестер и Ивана
Везут неотложкой в больницу.
Кровит у последнего рана
Где пуля вошла в поясницу.
Врач стирает с лица эту кровь,
Попутно травя анекдоты,
Всё больше про смерть, да свекровь,
Да то, что вокруг идиоты.
II
Но, пробив лобовое стекло,
Врачу что-то череп снесло.
Лишь когда шум мотора затих,
Все увидели: то был кирпич.
Какой-то законченный псих
Заорал, что Владимир Ильич
И поспешно куда-то сбежал,
А водитель рванул вслед за ним.
Стиснув зубы, и рану зажав,
Вышел Иван к остальным.
III
Но, в небо взглянув в этот раз,
Не смогли оторвать сестры глаз
От изнанки привычных светил.
Жуткий сон без просвета конца
Их сознания вмиг поглотил
И, как многих других, свел с ума.
Осознав, что случилось, Иван
Зашагал по дороге один.
Видит вдруг: оседлав ураган,
Спустился с небес Серафим.










IV
И сказал Гавриил: “Человек,
Богом дан тобой прожитый век.
Тебе выпадет высшая честь,
Стоит только того захотеть.
Сатана слаб и падок на лесть,
Нам удастся его одолеть.
Ну давай, полетели со мной,
Вместе вырубим зло на корню,
И тогда, обретя свой покой,
Заживешь ты навеки в раю”.
V
Но за день постарев на сто лет,
Он сказал Гавриилу в ответ:
“Ты дурак, но намек мой поймёшь:
Псов, как правило, ценят за лай,
Но от лая порой устаешь,
Так что дуй-ка в свой грёбаный рай”.
Серафим стал белее, чем мел
И в смятении слов не нашел.
Иван же, сказав что хотел,
Развернулся и дальше пошел.
VI
На крыше высотного дома
Сидел хулиган нам знакомый
С винтовкой у правой ноги
И наслаждался закатом.
Сзади раздались шаги,
Вышел пророк с автоматом.
– Как жизнь? – поприветствовал Жгут.
“Нормально, а как у тебя?”
– От быдла устал. Всё орут.
 Ну что же, давай на коня!
VII
И, выпив стакан самогону,
Бросился вниз он с разгону.
“Вот и всё”, – подытожил пророк, –
 “Осталось четыре секунды.
Пришел мироздания срок,
Закончился день этот чудный.
Вот-вот, как дрянной потолок,
Небо рухнет вслед самоубийце,
И исчезнут мораль и порок,
И людишки, и звери, и птицы”

VIII
Остались Господь с Сатаною,
Но вечность их – дело былое.
Люцифер, хоть и падок на лесть,
Делал всё что хотел, кроме мата,
И лелеял надежду на месть,
Но с тоски ограничился патом.
И спустя много лет, этот гад,
Наконец-то решил возвратиться
И оставить нам вечность и ад,
Что б самому застрелиться.
IX
В лихорадке очнувшись с прозрением,
Хотел было лишить себя зрения,
Что б не видеть ужасных картин
Но, сумев таки взять себя в руки,
Он поднялся принять аспирин
И немного унять свои муки.
Осознав, что грядущего нет,
Пророк метушиться   не стал.
Заложив за ремень пистолет,
Нострадамус поход свой начал.
Октябрь 2005