В один из тех гадких, жарких дней, когда Москва, обалдевшая от жары, Подмосковного торфяного смога и собственных испражнений, кашляла и перхала, задыхаясь, в воздухе уже витало что-то таинственное. Однако, все прохожие, ровно, как и жители столицы, делали вид, что ничего не происходит. В Москве вообще все, даже приезжие, из зарубежья приезжие, как будто сами по себе. И все как-то задумчиво и про себя тихо мучились. Уже который день. Сильный народ, закалка столичная.
Дома спасения от уличных «прелестей» тоже не было. На этом ядовитом экологическом бутерброде сверху толстым слоем лежало похмелье. Недурный кофе, сигареты и телевизор не помогали ни на йоту. Я мучился еще и бездельем и липко потел. Во рту было гадко.
Уже к полудню я понял, что чокнусь в одиночестве. Нужно было пилюлю общения с живыми. Да и с такими живыми, которые могли бы приютить и обогреть. Пару бутылочек холодного «Миллера», пару добрых слов, пусть даже матерных, хотя бы пару часов молчаливого присутствия добрых и близких людей и больше ничего не нужно. Все это я не мог получить, сидя дома. Нужно идти к Антону. Антон-друг и он поймет. И он поможет. Преодолев последние ступени, разделяющие нас, так как лифт, к сожалению, не работал, нажимаю кнопку поющего кенаром звонка и, прямо передо мной предстает Антон. Мой товарищ и друг со школьных лет.
Тоже мне, друг называется! Небритый. Немытый. Нечесаный. Ну что за вид? А все туда же. Из кармана торчат женские трусики. Как можно? С тёлкой, в такую жару? Мозги, и те кипят! А он - шмыгает босыми ногами по полу, будто тапочек нет. Наверняка на ту самую блондинку повелся. Он за ней давно охотился. Видать, повезло.…Да, хороша бестия! А интересно, у нее номер 2-ой или 4-ый? Да и кто их теперь поймет? Сейчас даже размеры и те по другому пишутся.
- Во, братан! Заходи! Слышь, тут фигня такая! Ну, в общем, я не один....
- Да ладно, все нормально! Будь! Потом поговорим.
- Слышь, брат, а сегодня чё? Суббота или воскресенье? Я чо-то не въезжаю.
- Ну, воскресенье. Пятое число.
- Как пятое? Вчера ж восьмое было!
- Во, загнул! Ну, все, я пошел!
Так больно кольнуло в сердце. Я ж недавно где-то с ним случайно столкнулся. Он меня все той блондинкой грузил. И ведь ничего не предвещало.… Да и что могло за такой срок измениться? Неужели, опять за старое принялся? Раньше у него в любую погоду дождь стеной, а лужи повсюду, даже на подоконнике. Ну, согласен, босиком по теплым лужам, закатав штаны, можно шлепать. Но чтоб по подоконнику.…
И мысли цепочкой побежали в одном направлении, ударяясь о стену безысходности.…
- Так, кому звонить? Нельзя его в таком состоянии одного оставлять. Хотя явно, он был не один. Нет, надо вернуться и убедиться, что все не так уж и плохо. Вот бедолага влип! Только бы ствол не достал. А то ведь начнет палить во что попало! И что я за кретин такой? Совсем не догоняю. Пацан проблемный. А я его вроде как кинул. Ясное дело. Маман с хахалем на юга укатила. А он сам по себе. Небось, вечерком под пивко кассету посмотрел и… поехало…
- Сволочи! – подумал я, дав пинка кошке, что нахально разлеглась и без того на узком проходе. Зверюга, пролетев метра полтора, шмякнулась об стенку, затем вскочила, дико озираясь и, встряхнув мордой, заковыляла подальше.
- Какие же сволочи! Предатели! Вот кого надо к стенке ставить без суда и следствия. Какой мужик был! Два языка в совершенстве знал. Угробили, гады!
У-ух, ненавижу - отправить совсем сопливого мальчишку в самое пекло. Да он при одном воспоминании обо всем этом так скрипел зубами, что у меня самого начинало челюсти сводить. Как в засаде неделю в яме проторчали, крыс с голодухи жрали да мутную жижу вместо воды хлебали. А как у пацанов нервы от напряга сдали и они с криками выскакивали прямо под ливень этих долбаных «освободителей»… А как мочили, унижая у всех на глазах тех, кому и жить-то, было уже незачем.… А другие ползали в своем же дерьме, прося пощады у этого быдла.…
А уж за то, как девять месяцев в яме просидел для пленных, где ему испражнялись прямо на голову, отчего в итоге все волосы повылазили, так за то я и сам готов всю эту шайку-лейку в клочья порвать. Сволочи, скоты. И те и другие, что наверху. Первые по своей сути. А те, другие… как же, они оправдались, списав на плохую организацию силовиков. Межкабинетная возня. Все друг на друга.… Отмазались все до единого. И все списали на СМИ: укрывание фактов, подтасовка.… Как же, ЦОС виноват. А кто приказы отдавал? У, подлюки.
Всех, всех к стенке! - так я брел по улице, уже брел, потому что вся злость моя улетучивалась с каждым новым приступом праведного гнева и ноги как то не очень спешили домой. А куда ж еще теперь? Я старался перевести свои мысли на Светку. Мою девушку. Любимую девушку.
В воздухе по-прежнему витало что-то такое… этакое тревожное. И мысли о Светке никак не могли заглушить боль за Антона....
« Мочить в сортире!» - появилось гораздо позже. А на тот момент мочили нашего брата на каждом углу. Совершенно безнаказанно. Ещё бы - такие деньжищи отмывались и оседали в швейцарских банках шестизначными нолями. Распродали не только страну, но и тех, кто еще и на свет-то не родился. Их сразу в заложники повязали. Своей безграничной дурости, цинизма, мракобесия.…
Эх, Антон, Антон, не уберегли тебя, душегубы. Мать замучилась по врачам ходить, не веря в диагноз и неизлечимость.… Вся сломалась об стену непробиваемости и равнодушия чинуш. Как водится - все списали на гражданский долг. А где обещанная компенсация? Лечение бешеных бабок стоит! Да, матери досталось. Уж на что она всегда была сильной, волевой, а тут сломалась. Почернела вся, как головешка. Еще немного и станет, как покойная бабуля - отставная генеральша.
У меня перед глазами она, как живая, сидит с трясущимися руками и неизменными седыми буклями. Казалось, от нее осталась только легкая дымка. Даже и не тень... Словно в Питерском Эрмитаже. Так там в каждом зале на стульчике по точно такой же «тени» с дребезжащим голосом.
Но у Антоновской бабки белогвардейская школа! Там такая выправка! Всегда на «коне»! Позавидуешь, да и только! Казалось, хоть весь мир перевернись, а она, бабуля, будет пить свой любимый кофе со сливками из крошечной чашечки от семейного сервиза в своем неизменно темно-синем пеньюаре. И трава не расти! А сама маман, с ее статью и отношением к окружающим? Которая даже посещение родительских собраний в школе считала ниже своего достоинства. Да и о чем ей могла поведать малограмотная училка с плохим русским? Ей, которая на французском не только говорит, но даже и думает? Знай наших!
Да, не смогла, бедняга, приспособиться к переменам в стране. Ведь им, интеллигентам, не знамо в каком поколении, пришлось немыслимо трудно видеть весь тот хаос, в который ввергли страну, а позже и их семью…
Продолжение следует -http://proza.ru/2021/01/13/143