Из Австралии с приветом. Письмо первое

Альбина Гарбунова
Здесь находится видео: https://www.youtube.com/watch?v=v6CDmEjD5WE&t=32s

Дорогой Джеймс, будь я Вашей женой, никогда бы не допустила, чтобы Вас убили и, поговаривают, съели островитяне. Даже не смотря на то, что Вы, конечно же, изменяли бы и мне с этой незнакомкой Австралией. И в этом нет ничего необычного или удивительного, ведь она столь таинственна и у неё такой богатый папаша – Большой Барьерный риф. Сложно не соблазниться дочерью Ротшильда – с этим даже феминистки уже не спорят. Особенно если она прекрасна. Особенно если на неё смотришь с высоты боингова полета, когда несешься с северо-восточного побережья в центр материка, в самое его сердце.

Сначала всё зелено и лохмато – джунгли. Множество рек впадает в Тихий океан. Потом идут поля. Я не знаю, что там выращивают, сверху не видно, но форма их изумляет: они круглые. Почему? У меня только одно предположение: такова оптимальная система орошения. Ну, и просто красиво и не так, как у других.

Плотно заселенное побережье сменяется множеством ферм, прямыми линиями дорог, но постепенно всё это превращается в гористую местность и вот уже «под крылом самолета о чем-то поёт зеленое море» альпийских лесов, а дороги заплетаются кудрявыми серпантинами. Через несколько минут полета земля «выравнивается» и только желтые зигзаги высохших речных русел вьются по равнине. В редких местах еле заметны темные штрихи воды – совсем, как на карте, – пунктиром. Все фермы строго «прилеплены» к дорогам. Больших населенных пунктов вообще нет. На землю приходит запустение: серо-желтое, перемежающееся интенсивно-красными всплесками. И это уже надолго, до самого Улуру.

Я понимаю, Джеймс, что пишу Вам о том, что Вы и сами сейчас прекрасно видите «оттуда», сверху. Мне просто хочется дать Вам почувствовать, что я Вас не укоряю за Вашу влюбленность в эту переменчивую красотку. К тому же её папочка… Вот о нём и его сокровищах нужно сказать отдельно, ведь он не просто Большой Барьерный риф – он огромен – 2500 километров длиной и занимает аж 344 400 квадратных км. Это 2900 отдельных коралловых рифов и 900 островов. Именно там сел на мель Ваш корабль «Индевор» во время первой кругосветки. Именно там Вы отыскали место, чтобы вытащить его на сушу и залатать пробоины. Именно там Вы шли 360 миль, бросая на каждом шагу лот, чтобы снова не продырявить судно. И только благодаря рифу Вы открыли пролив между материком и Новой Гвинеей. А ведь до этого она считалась полуостровом. И только благодаря рифу Вы составили подробнейшую карту береговой линии восточной Австралии. Хотя, если честно, Вы, мистер Кук, не были даже уверены в том, что это тот самый, открытый голландцами еще в начале 17-го века, Южный континент. Будучи верноподданным британской короны, нуждавшейся в колониях, Вы провозгласили эти земли владениями королевства и назвали их Новым Южным Уэльсом.
 
Мы плыли до рифа на моторно-парусном катамаране целых два часа. Погода шалила: неистовое солнце сменялось бурным дождем. Палуба на волнах уходила из-под ног, а душа в пятки. Наконец бросили якорь прямо над рифом вблизи крошечного песчаного острова, оккупированного колонией горластых птиц. Море и душа улеглись и мы спустились в подводную лодку. Какое счастье, милый Джеймс, что в Ваши времена это противное корыто с мутными стеклянными боками еще не было придумано. Впрочем, я тоже хороша – уж в который раз да всё на те же грабли… Короче, тихоокеанский подводный флот – это точно не моё. Одно радует: многочисленные (около 1500) виды рыб остались довольны: весь мой завтрак достался им. Ну, а полипы и кораллы? Я их плохо разглядела. С одной стороны, винты лодки подняли жуткую муть. А с другой, – отвлекалась на кормежку пёстрых и шустрых обитателей природного чуда.

Когда муж (да, Джеймс, я ведь тоже связана узами) вынул из подводки то, что от меня осталось, оно (оставшееся) не было способно держаться вертикально, но при этом всё еще норовило позаботиться о рационе под- и надводной (числом в 240 видов) фауны. После того, как муж и фауна отобедали, мы пересели из катамарана в лодку и через пять минут высадились на том клочке острова, который птицы милостиво выделили людям. Муж, заблаговременно облаченный в черный обтягивающий комбинезон, надев маску и ласты «ушел в море». Я же верной Пенелопой осталась фотографировать его уход, ждать, купаться в теплом Коралловом море и наблюдать окружающий мир. Ну, что я могу Вам сказать, Джеймс? Некоторые люди гораздо меньше существа разумные, чем подавляющее большинство птиц. Судите сами, дорогой: птицы понимают значение отгораживающей территорию ленты, а прямоходячие – далеко не все. И тогда пернатым приходится им по-человечески, клювами по башке, объяснять договор о неприкосновенности границ. Птицы гадят только на своей территории, а люди умудряются и на сопредельной тоже. Еще и возмущаются, когда хозяева на них за это орут.

Через час муж вернулся с натертой ногой (песок попал в тесноватый ласт) и массой впечатлений: лично познакомился с черепахой, стаей симпатичных рыбок и мягкими кораллами. Риф ему понравился, однако при этом он констатировал, что здешние кораллы выглядят значительно тусклее тех, что мы видели в Красном море. Скорее всего, это, во-первых, зависит от состава солей, который в каждом регионе несколько иной. Во-вторых, от прозрачности воды. Всё-таки есть разница, мутят ее две пары ласт или штук сорок. А уж это напрямую связано со степенью распиаренности объекта. Вот, как и джунгли.

Они ведь есть во многих местах с тропическим климатом, но только здесь, на северо-восточном побережье Австралии, в эти девственные леса до сих пор не ступала нога человека. Не считая, разумеется, Вас, мистер Джеймс. Вы были первым и последним. Потом пришли Ваши соотечественники. Сначала они десятилетиями вырубали леса на продажу, а когда те стали заканчиваться, спохватились, остатки превратили во всемирное наследие ЮНЕСКО и теперь снова делают на джунглях деньги. Проложили через них асфальтовые дорожки, понастроили километры металлических мостиков, навесили табличек «Осторожно, крокодилы» и стали водить туда туристов. А они и ведутся. На рекламу. Приезжают, выходят из автобуса и попадают вместо непроходимых зарослей – в парк, где вести себя полагается, как детский сад на прогулке: на землю не ступать – вдруг там змея, к листикам не прикасаться – вдруг они ядовиты, руку в ручей не совать – вдруг там крокодил/быстрое течение/студеная вода. Можно только смотреть, да и то лишь с мостиков на землю, то есть сверху вниз. А на джунгли положено взирать снизу вверх и с трепетом. Кто бывал в них, поймёт, о чём я. Уважать природу и стремиться на ней заработать, это как капитал приобрести и при этом приличье соблюсти – невозможно.

Простите, дорогой капитан, если мои размышления привели Вас в уныние. Постараюсь исправиться и рассказать Вам о том, что мне понравилось. Во-первых, пустынное, дикое побережье напротив того места, где Ваш корабль ударился о риф, за что Вы и назвали его мысом Невзгод. Утром, после отлива, песок там был столь гладок, чист и нетронут, что не хотелось оставлять на нём своих следов. «Отчего люди не летают так, как птицы?» -- вопрошала героиня пьесы Островского. И в самом деле, случаются ситуации, когда сие умение очень даже пригодилось бы. Вот как сейчас. Но увы… Не летают. Поэтому пройдём аккуратненько и посмотрим. И ведь есть на что! Вот голое, обглоданное волнами дерево сюрреалистично топорщится ветками из-под песка. Мелкие круглые ракушки белыми точечками рисуют вдоль воды витиеватую линию. Пальчики бежевых кораллов разбросаны хаотично. Черные блестящие шайбы семян лианы переливаются на солнце. Кокосы, выброшенные морем, подобрались ближе к лесу, дожидаются своего часа, чтобы пустить корни. «Палочки» мангров в гномьих шапочках соцветий и проклюнувшимися корешками тоже готовы где-нибудь прикрепиться. Семена ещё какого-то тропического растения детальками древнего лего лежат на песке. Говорят, что дети аборигенов, в отсутствии игрушек, собирали их и складывали вместе, подбирая подходящие друг к другу.

В воду лезть мы не рискнули: в апреле ядовитые медузы здесь особенно активны, а нам хотелось не в реанимацию, а на реку Купер-Крик, в мангровые леса. И не зря, потому что там нас «поджидали» крокодилы. Они-то как раз и есть то самое «во-вторых». В мангровах мы, конечно же, не раз бывали, и крокодилами гиды нас уже не раз пугали. Но только здесь нам наконец-то повезло: несколько дней подряд шли дожди, температура воды снизилась, и рептилии начали «просыпаться» и вести по-настоящему земноводный образ жизни. Но сначала мы скучно плыли на лодке по еле текущей, довольно мутной узкой реке. С обеих сторон ни клочка земли, только сплошные, стоящие по пояс в воде заросли. Потом лодочник показал на пятиметровую полоску берега и выключил мотор. Стали ждать. Через несколько минут из воды высунулась голова крокодила. Первого в моей жизни не телевизионного, не компьютерного, не зоопарковского. Настоящего. Из плоти и крови. Пусть и холодной.

Он медленно выполз на берег и улегся на нём, не обращая на нас ни микроскопического внимания. Уж не знаю, что там за метаболизм у этого древнейшего на Земле животного, но мы его в качестве обеда абсолютно не интересовали. Точно также вел себя и второй. Только тот лежал у берега в воде, то погружаясь в неё наполовину, то снова всплывая. Но уж если карта идет, мистер Кук, то грех этим не воспользоваться, и мы поплыли дальше и увидели детеныша. Двухлетку, по словам лодочника. Метровый крокодильчик, мимикрируя под деревяшку, уютно грелся на ласковом солнышке, в упор нас не замечая. Сдается мне, дорогой Джеймс, что слухи о необузданной кровожадности этих рептилий сильно преувеличены. Да и что за нужда им покушаться на жизнь любознательного туриста, если взрослой особи достаточно одной курицы (мера условная) в неделю. Выходит, что даже я при своих 55-и кг «кровожаднее» любого крокодила в полтонны весом. Но человеку свойственно верить всему, не раздумывая.
 
В восьмидесятые годы прошлого века говорили, что через 30 лет население нашей планеты вымрет от вируса иммунодефицита, а оно вместо этого приросло на миллиард. Однако и этой информации тоже не стоит доверять. Цифра – штука управляемая. Если кому-то нужно, то дважды два будет равно вовсе не четырем. Может, трём. Может, пяти. А дальше дело за малым: на всех телеканалах говорить об этом день и ночь и таблица умножения станет уже не такой бесспорной. Нужда в данной информации отпадает, её меняют на другого Бабайку. Вы с ним, мистер Кук, не знакомы. Я, впрочем, – тоже. Но в детстве бабушка и мама пугали меня им, если я не слушалась. Человечество так, в общем-то, и не выросло из коротких штанишек. Его всё время необходимо чем-то стращать, чтобы оно было послушным: экономическим кризисом, опасностью атомных электростанций, глобальным изменением климата или, на худой конец, болезнью Эбола. Вы, кстати, не в курсе, куда она исчезла? Нет, не из медийного пространства. С ним-то как раз всё понятно. А вообще. Неужели всех излечили? Или пришло время спросить: «А был ли мальчик? Или всё-таки Голливуд?»

И чего только не померещится, когда летишь в самолете… Но вот внизу уже показался Айерс Рок, значит, дорогой Джеймс, мне пора своё письмо заканчивать. Я прощаюсь с Вами, но ненадолго: покатаемся пару дней по здешним местам и как-нибудь вечерком я Вам снова напишу.