На краю и за краем света. Забайкалье. Чита-Борзя-Торей.
Существует многозначительная и обтекаемая пословица, что всё случайное – не случайно. Жизнь моя в один прекрасный год вывела меня на новую ступень познания – вместо сытой и благоустроенной Европы я отправилась в отпуск по просторам России.
Скажу с неким стыдом – Россию, в отличие от Европы и, в частности, Финляндии, я знаю весьма посредственно, и могу подробно описать только впечатления от посещения: Москвы, Великого Новгорода и Екатеринбурга (Геленджик, Нальчик, всевозможные Выборг, Приозерск и Иван-город, по-моему, сюда как-то не подходят).
Так вышло, что судьба занесла меня не куда-нибудь, а в Забайкалье. То есть, я почти повторила героический, без иронии будет сказано, подвиг моей бабушки, которая отправилась работать врачом примерно в эти края. До её города дислокации – Хабаровска – я как-то не доехала, но я доехала в куда более, по моему скромному мнению, экзотические места – в Забайкалье. Ещё я повторила дорогу жён декабристов, но это – особая история.
По идее, стоит немного упомянуть то, что поезд до Читы идёт три с половиной дня от Москвы, а Пекинский поезд до маленького забайкальского города Борзя – все четверо суток. Всё это время ты имеешь раритетную возможность торчать у окна и рассматривать пейзажи, которые не снились привыкшему к скучной равнине Ленобласти жителю Петербургского мегаполиса. Начинается вся эта красота примерно после Омска, потом продолжается после Иркутска и малюсенькой станции Слюдянка на берегу Байкала.
Славное море, священный Байкал поезд аккуратно объезжает по скалам около восьми часов. Потом – красные горы вокруг Красноярска, живописные долины Улан-Удэ, и вот уже мы въезжаем в царство сопок, то есть, мчимся по направлению к Чите. До Читы поезд традиционно долго стоит на станции с тарабарским названием Хилок (это ещё не самое замысловатое наименование: есть и Моготуй, и даже Хохотуй – все названия бурятские или монгольские, и смеяться тут нечего, по идее).
Сама Чита – город-хаос, с точки зрения человека, привыкшего к размеренности Петербурга. Тут даже Москва выглядит пристанищем покоя по сравнению с суетящейся, толпящейся, многоликой, многоголосой, наполненной дикими звуками клаксонов машин с правым рулём Читой.
Чита экстравагантно раскинулась в выемке между несколькими сопками. Сопки высятся над городом, как краешки суповой тарелки. На южной сопке построена модернового вида часовня. Именно потому, что Читу окружают довольно пологие сопки, с самого первого момента создаётся ощущение какого-то космического пейзажа. Смотришь на город, и кажется, будто стоит он на Марсе.
Перед вокзалом гордо возносится ввысь православный собор с синими куполами. Но не он был моей главной целью, когда я проезжала через Читу. Ждать регионального поезда на Борзю нужно было целых двенадцать часов, и я решила провести время с толком.
С толком – для меня это означает, - пойти-поехать что-то посмотреть. Я выбрала буддийский храм, иначе – дацан. Не то, чтобы я поклонник буддизма, я вообще ничего в этой религии с философским уклоном не понимаю, но это же экзотика. Питерский дацан какой-то не такой. Когда я смотрела на расположение сего храма на карте, мне казалось, что он в шаговой доступности от вокзала.
На поверку оказалось, что я сильно прокололась, вернее, меня обдурил товарищ Яндекс. О том, где именно находится дацан, мне сообщили трое очень-очень любезных полицейских-бурята, и тогда я поняла, что у меня есть риск вообще не уехать не то, что в Борзю, но и не вернуться в Питер вообще!
Дацан был на самом севере города! Я села в какую-то маршрутку старого образца (в Петербурге такие уже с середины двухтысячных не ходят), спросив у водителя, где выйти, и поехала. Бог только знает, что именно проносилось в моей голове, когда я мчалась по незнакомым мне улицам города, находящегося в пяти часовых поясах от моего дома!
«Вот еду я чёрт-те куда», - думала я и надеялась и на Христа, и на Будду заодно.
Дацан оказался миленьким местом. Там висели разноцветные тряпочки, был разбит красивый сад, где я присела. Сам храм не произвёл на меня особого впечатления. Это было что-то чужое, не моё, да и сопки, нависавшие над городом, легонько давили мне на психику, и мне казалось, что я где-то на Марсе, поэтому сидела в, казалось бы, спокойном месте как на иголках.
Устав после дороги и воспротивившись воспринимать перемену часовых поясов, мой организм в конце концов взбунтовался, поэтому остаток времени до поезда на Борзю я проспала в комнате отдыха на вокзале.
На обратном пути из Борзи мои биоритмы уже настроились на пятичасовой перепад, поэтому во время очередной стоянки я сумела посетить деревянную церковь, где располагается музей декабристов. По сути, это – главная и самая исторически значимая достопримечательность Читы.
Когда-то это действительно была церковь; сейчас в ней хранятся артефакты – вещи, картины, документы, книги, - связанные с участниками восстания на Сенатской площади. В экспозиции много места уделено и жёнам декабристов, тем, которые последовали вслед за своими мужьями.
Собственно говоря, Чита – это город со странным прошлым. Тем, кто увлекается историей России, должно быть знакомо понятие – Читинский острог. Вот именно сюда и сослали тех участников восстания, которые избежали казни.
Впрочем, это не мешает городу быть по-своему оригинальным и красивым: меня поразило, до какой степени архитектура там и похожа, и не похожа на петербургскую и московскую! Светлый цвет домов напомнил мне Буэнос-Айрес (я, конечно, не была в Аргентине, но то, как выглядят её города, успела понять по многочисленным сериалам и фильмам). Ещё очень экзотичным для меня – равнинного человека – показались интересные перепады уровня улиц. Похожее я встречала один раз в Хельсинки, который, вопреки сложившемуся предубеждению, не всегда и не везде равнинный, а местами стоящий на гранитных скалах.
Так вот, это была Чита – к сожалению, её транзитная роль в моём путешествии не дала полностью ознакомиться с тем, что в этом городе есть ещё того, что заслуживает внимания. Как ни странно и – для читинцев, возможно, даже обидно, мне было куда важнее попасть в маленькую, странную Борзю, до которой я ехала региональным поездом Чита-Краснокаменск.
На самом деле, с этой Борзей у меня всегда возникали неурядицы. Петербуржцы не понимали, когда я произносила название городка так, как это надо – с ударением на О. Забайкальцы не понимали, какую такую БорзЮ я имею в виду. Конечно, их вариант правильней, ибо он быть-пошёл от бурятского названия одной из сопок – Бооржа, что в переводе, по некоторым данным, означает – «солёное озеро».
Посёлок у сопки основали забайкальские казаки. Вообще, вся та местность, которая сейчас называется Забайкальем, имеет историческое название Даурия. Это поднимает в памяти то, что тут пара часов езды и уже другая историческая местность – Маньчжурия, естественно, располагающаяся в Китае.
Сама Борзя, конечно, городок с провинциальной – очень провинциальной, - судьбой российской глубинки, такой глубокой, что страшно представить. Людей из европейской части России тут называют «люди с Запада», ну и, разумеется, человек из такого сугубо «западного» города как Петербург – вообще экзотика. Некоторые аккуратно задавали вопрос (видимо, это были самые просвещённые) – а что, в Финляндии скучно стало? Мол, что это ты сюда пожаловала, городская птица?
По идее, петербуржцы тоже меня не понимали. Для них Борзя – это обычная деревня. У нас такие в Киришском районе стоят, полуразрушенные. Ну а я попробую данный миф развенчать и доказать, что Борзя – вполне милое место для путешествия (и для существования тоже приемлемое, вопреки чванливому мнению каких-нибудь там москвичей).
Начну по-английски, - с погоды.
Погода в Забайкалье рушит здоровье привыкшего к прохладной сырости жителя Балтики напрочь! Нет, она не плохая! Она слишком хорошая! Для питерца тут катастрофически жарко и сухо и, если честно, очень мешает солнце. Его тут так много, что это с непривычки доводит до состояния некоего транса. Чистое, ясное, синее-пресинее небо и палящий жёлтый круг. В Петербурге солнца так мало, что от него как-то отвыкаешь. А оно есть! И есть оно – в Забайкалье! Жара – иногда до сорока градусов в тени. Разумеется – это ведь резко континентальный климат. На солнце, вероятно, можно и картошку печь. Спрятаться от солнца – НЕ-КУ-ДА. В Борзе деревьев почти нет – только кустарник и тополя-герои, вероятно, такие же герои, как и те люди, которые во время Второй мировой отстояли эту землю у воинственных японцев.
Я заходила в аптеку на улице Лазо, чтобы охладиться и купить что-нибудь от солнечных ожогов, и минут по пять-десять стояла под кондиционером. Разумеется, хорошо бы, чтобы таких аптек было как минимум штук двадцать.
Сердце после уличных солнечных ванн колотилось, как у испуганной сороки, а давление шкалило до ста шестидесяти. Плюс – в мою вторую поездку к жаре примешался какой-то жуткий, пустынный ветер. Он дул и дул несколько дней подряд, но не приносил существенного облегчения. Горячий и пыльный, он только засыпал глаза песком. По разговорам, весной засыпало песком почти соседнюю Маньчжурию – ветер дул со стороны пустыни во Внутренней Монголии. Меня не переставало преследовать ощущение, что после получаса такого вот дутья немедленно грянет гроза, как это обычно бывает в Петербурге, и похолодает, но грозы не было. Дождь, правда, пару раз прошёл, но высох почти моментально, и сразу же воцарились прежняя жара и духота. Казалось, воздуха в Забайкалье вообще нет – он жареный какой-то, печёный…
Что уж говорить, о том, что случилось с моими руками. Они обгорели в первый же день. Позже появился такой загар, какой не снился и отдыхавшим в Сочи. Создавалось ощущение, что я просто обварилась в кипятке.
В первую мою поездку, в самый первый день лил такой дождь, что питерцам может только присниться. Почитала интернет – вроде, это над Японией возник тихоокеанский циклон, и остатки тайфуна донесло и до Забайкалья. Но, как говорят местные, такого безобразия у них мало. В основном, осадков в Забайкалье очень мало. Даже зимой снега у погоды не допросишься. Минус тридцать – и голая земля. Осенью прилетает резкий ветер, называемый тут «листодёром», и срывает все листья с тополей. Межсезонья, как на европейской части страны, фактически нет. Лето-лето, а потом – бац! – и зима.
Особенность Борзи – разумеется, не географическая и историческая, а наша, чисто российская, - заключается в том, что дороги в Борзе, фактически, отсутствуют. Весь город очень прост топонимически и картографически, заблудиться в нём практически невозможно, но вот асфальтовое покрытие – не на многих улицах. К юбилею Борзи избавили от ям главную магистраль – проспект Лазо. Остальные улицы и переулки представляют собой дорожки из песка. В ветреную погоду гулять по таким, разумеется, «само удовольствие». В дождливую ты просто ломаешь голову над тем, как же проложить свой путь так, чтобы не ступить в глубокую лужу или грязь.
Смысловой центр Борзи располагается на улице Ленина (куда ж у нас без Ильича), которая по одну сторону является автомобильной, по другую – чистая Эспланада в Хельсинки, пешеходный рай среди тополей. Рядом располагаются и органы власти – администрация города, и бизнес-центр (там есть и офис местной газеты, и местная турфирма, организующая туры в родимую для забайкальцев Маньчжурию). На площади перед зданием администрации традиционно проходят различные празднования: Новогодние гуляния, Парад Победы, День Города...
Мне памятен День города в июле 2014, когда весь день на площади душевно пели молодёжные коллективы и коллективы из людей постарше, и это было очень по-доброму, мило и светло, чего очень-очень не хватает среди пафоса Петербурга и Москвы. Вечером грянул салют! По правде, я с детства не смотрела салютов, но тут пошла. Люди радовались так искренне, что я вдруг поняла – а ведь в Питере я такого доброго, искреннего, чистого единения не чувствовала, хотя много лет ходила на празднования Дня города двадцать седьмого мая. Салют покорил меня своей неожиданной роскошностью – если честно, я вспоминаю его до сих пор.
Если пройти по улице за площадью Ленина, то выйдешь к тамошней достопримечательности – мемориалу павшим за Родину. В конце 2014 какие-то мародёры этот мемориал подожгли, камень монумента испортился. К пятнадцатому году гравёры Забайкалья героически, без преувеличения, этот мемориал, со всеми фамилиями, выбитыми на нём, восстановили, и там стало ещё лучше и краше.
Кстати, возвращаясь к моей бабушке, которая уехала в Хабаровск: в мирное время она работала врачом-хирургом, а когда началась война, отправилась и на войну как врач, и прошла через Даурию и Маньчжурию до Кореи. По идее, этот мемориал имеет отношение и к ней. В среде местных ходят жуткие рассказы о том, какие японцы на территории Забайкалья строили бактериологические станции, - такие, что до сих пор некоторые участки почвы считаются загрязнёнными, а в округе существует противочумная станция.
Рядом с мемориалом стоит скульптурная группа – летящие журавли, - отсыл то ли к известной песне про журавлей, то ли намёк на местную достопримечательность из числа фауны, а именно – забайкальских журавлей, занесённых в Красную книгу. Стоят и скамеечки под деревцами, но под ними всё так же тотально невозможно спрятаться от жары – крона слишком редкая.
Собственно, другие деревья, кроме по природе своей выносливых тополей, в таком почти экстремальном климате не растут – вянут на корню от жары и недостатка влаги. Тополя же неприхотливы. Кстати, из-за климата, считающегося тяжёлым, военные, служащие в Забайкалье, даже получают денежную надбавку и лишние дни к отпуску. Не знаю, правда, как насчёт остальных смертных.
Кстати, что касается именно военных, то их тут много. Борзя считается практически военным городом. Военные живут в таких районах как Борзя-2 и Борзя-3. Тут есть военный городок – за железнодорожными путями - и военный госпиталь. В основном, Борзя - город вполне гражданский и спокойный. Хотя старожилы Борзи с гордостью рассказывают о военной достопримечательности городка – знаменитой Голубой Дивизии.
Через квартал от военного госпиталя – новая церковь, полная отделка и золочение куполов которой закончились в 2015 году. Церковь очень украсила город. Как ни странно, стоит она напротив ещё одной достопримечательности Борзи – большого танка, напротив которого все любят фотографироваться.
Первая, старая, деревянная церковь располагается куда дальше. Одноэтажная, серенькая, она очень уютна и даже с постройкой нового храма продолжает звать к Богу горожан. Тут милый садик, где можно посидеть, подумать. Всё так уютно, словно ты где-то у себя дома. Сама церковь, как и все именно деревянные церкви, обладает каким-то несравненным, ни на что не похожим внутренним светом и теплом.
Между улицей Метелицы, где располагается госпиталь, и улицей Ленина затерялось небольшое, деревянное здание местного музея. Городской житель может покривить нос: типа, это же не Эрмитаж и не Третьяковка, что тут смотреть? Неужели в Борзе есть работы Тициана или Репина?
Нет там картин, это – краеведческий музей. Очень, кстати, интересный. По-моему, он даже интересней, для меня, по крайней мере, чем питерский Этнографический. Там собрано всё, что когда-то было в Даурии – начиная от обломков дворца японских самураев (остались только некоторые обломки, остальные находятся как раз-таки в нашем Этнографическом музее) и старой бурятской утвари, до артефактов времён Великой Отечественной.
Хранятся в музее и стенды с историческими фотографиями когда-то живших тут забайкальских казаков. Кстати, всё местное население имеет казацкие корни, причудливо переплетающиеся с бурятскими. Люди говорят как будто нараспев, часто прибавляя к словам частицу «то» и используя словесную инверсию во фразах.
Ещё в музее хранятся картины современных забайкальских художников, на которых во всём величии предстаёт природа Забайкалья – дикая, порой пустынная, порой чарующе экзотическая, с багульником, иван-чаем, синими сопками, солёными озёрами и скалами выветривания. Сотрудники музея мне показались очень простыми, по-провинциальному любезными и искренними, по-своему удивлёнными тем, что к ним, в такую глушь, приехала какая-то гостья из самого Петербурга.
В Борзе преобладает каменная, блочная и кирпичная малоэтажная застройка, но есть и деревянные домики как в каком-нибудь нашем Волосово. Раньше мне казалось, что они заброшенные, так как на большинстве были закрыты ставни, но потом, когда чуть похолодало (а похолодало в Забайкалье, это значит – не больше плюс 24 градусов), я увидела, что на многих домах ставни открыты.
Тотальная проблема Борзи – это не только ужасные дороги, но и отсутствие парков и скамеек! Когда мне захотелось посидеть и передохнуть, я присела на остановке напротив военного госпиталя, но очень быстро унесла оттуда ноги, потому что мне надоело, что меня постоянно спрашивали, когда будет автобус в Борзю-3.
Но кроме той скамейки сидеть в Борзе просто негде, если не брать в учёт мемориал! А ещё в городке живут симпатичные, маленькие, бездомные собачки, которые никому не мешают. Собачки тихие, спокойные, иногда очень красивые, только грязные, к подкармливающим людям непривычные, недоверчивые. Я взяла себе в обиход ходить по Борзе с сумкой, где были колбаса и печенье, и таким образом пыталась этим собакам помогать. По вечерам собачки, которые находили приют и корм из рук добрых людей на территории железнодорожного депо, устраивали какую-то своеобразную перекличку: я подсчитала, - она начиналась ровно в десять часов вечера по местному времени.
Вечера в Борзе тёмные, ясные, тихие, немного ленивые и размеренно-красивые. В депо тихо, интеллигентно пересвистываются поезда (в Маньчжурии они просто орут, как иерихонские трубы!), огней немного, жара спадает, и хочется выйти, подышать воздухом. Я часто выходила посмотреть на Луну – она тут огромная, не такая, как в засорённом светом большого города Петербурге. Можно рассмотреть всякие океаны и кратеры! Потом традиционно уходишь домой и смотришь спутниковое телевидение: в Борзе все дома увешаны спутниковыми тарелками, и это объяснимо – телебашни тут нет, кабель проводить дорого.
Вопреки моим осторожным ожиданиям, борзинские магазины оказались переполненными снедью! Со стороны Владивостока и Хабаровска (Владик и Хабарик, на местном сленге) в Борзю поступают отменные морепродукты, каковых не сыщешь в питерских магазинах. Плюс, в Забайкалье отменное мясо и мясные продукты, ведь Забайкалье традиционно считается мясным краем. Я осталась просто в восторге от местных пельменей! Это вам не вонючие итальянские равиолли, – настоящее мясо, без нажеванной туда бумаги!
Кстати, в Борзе как в городке, где живёт очень много бурят, продаётся и бурятская еда. Я её не ела – боялась непривычных продуктов, однако пробовала так называемые позы. Позы – это не из области балета, это такие полуманты, полупельмени, - довольно крупные куски мясного фарша со специями, обёрнутые тестом. Мороженые позы, конечно, не так вкусны, как свежие, но всё равно впечатляют.
В аптеке – другой мир. Там продаётся бесчисленное количество разрешённых к продаже в России китайских БАДов (некоторые тащат БАДы самостоятельно из Маньчжурии и не всегда провозят через таможню) и сборов на основе местных трав. Местные травы, например, это: боровая матка (ортилия однобокая), красная щётка, шлемник байкальский… В общем, для меня, как для человека с предками-травниками даже обычное изучение этих целебных трав было настоящим праздником! На основе похожих трав я купила крем для кожи, чтобы спастись от солнечных ожогов – он пах, как колдовское зелье!
Ну, и если в самой Борзе все улицы можно обойти за неделю, то вот расстилающиеся вокруг степи просто необозримы. Борзинский район включает в себя Шерловую Гору – там добывают самоцветы, и частично два волшебных озера – Зун-Торей и Борун-Торей, местными называемые просто так, объединено, - Торей. Это – местный Финский залив, этакий Лисий Нос, Солнечное, Зеленогорск, куда в пятницу-субботу тянутся ужаревшие борзинцы на своих авто. Торей, как и поездки в Маньчжурию за товарами или просто поесть-отдохнуть, - это хит Забайкалья!
Ехать долго, но дорога того стоит. По пути неизменно встречаются стада коров, лошадей, овец, если повезёт, можно увидеть дзерн – мелких монгольских косуль, и знаменитых журавлей. Журавлей я видела, дзерны же гуляли, видимо, в каком-то другом месте. На некоторых сопках можно видеть так называемые бурятские или монгольские обо – своеобразные священные белые камни. Многие туда ходят ради экзотики, но правило таково – небуддистам прикасаться к обо запрещено! Где-то ближе к Монголии пролегает каменная гряда, называемая «Путь Чингиз-Хана». Там тоже лучше ничего не трогать, чтобы тебя не настигло древнее проклятье. А за Шерловой Горой – красивые белые скалы, похожие на каменный ряд «зубов»: Адон-Чалон, в переводе – «табун лошадей». Везучие люди прямо на склоне сопки, у этих камней, находят самоцветы, которые просто так валяются в траве.
В жару многие мелкие солёные озёра выпариваются так, что от них остаётся только куча белоснежных соляных глыб. Со стороны это выглядит, как снег. Торей лежит южной своей частью в Монголии, поэтому многие берут с собой на отдых паспорта – ведь там не только граница с другим государством, но и территория местного Даурского заповедника. Иногда, говорят, егеря ездят и проверяют, - чтоб не хулиганили. Это обосновано – каждый год Забайкалье по весне начинает дымиться от многочисленных степных пожаров. Если задымится заповедник с редкой флорой и фауной, будет очень нехорошо.
Торей – озеро, которое лично мне показалось волшебным. Мне рассказывали про него разное, вплоть до того, что это, мол, почти Байкал, но на Байкал Торей не похож, потому что Байкал со скалистыми берегами, а Торей – плоское светло-голубое блюдце среди полупустынных земель. У него свой уникальный тридцатилетний цикл: тридцать лет оно прибывает, тридцать лет убывает, оставляя солончак, и потом – наоборот. Я застала эпоху отступления Торея.
Озеро бессточное, солёное, щелочное и дно его состоит из красивой голубой глины. Помимо того, что глина красивая, она ещё и целебная. И борзинцы, и даже читинцы её вёдрами таскают. Раны она, например, заживляет отлично, по словам местных.
Над Тореем высится одна сопка – Куку-Ходан, иначе Синяя Гора. Издали она, на самом деле, кажется синей. Вокруг – песок напополам с жёсткой, пряно пахнущей травой; кругом раскиданы симпатичные силикаты, иногда очень причудливых форм и расцветок. Лично я на удивление местным насобирала их едва ли не полную сумку!
Минус Торея в том, что там жарко, а спрятаться от солнышка абсолютно некуда, как и во всём Забайкалье. Предприимчивые борзинцы часто привозят разные тенты и палатки, которыми затовариваются, вестимо, в Маньчжурии. Из-за того, что озеро сильно отступило, к самой кромке воды не подойти – вязнешь в глине. Конечно, есть места, где можно вполне нормально купаться, но я не ставила это своей целью.
Меня поразило то, как на Торее тихо! Только совсем далеко проходит дорога на небольшой посёлок Соловьёвск, дальше всё – Монголия. Русские операторы переключаются на монгольские. По берегу ходят чайки и ещё какие-то странные птицы (вот егеря Даурского заповедника знают, какие именно). В воздухе – сумасшедший рой зелёных, жирных оводов, которых тут называют паутами. Кусаются они – не дай Бог, только отмахивайся! Я уже не говорю о том, что на Торее ты обгораешь намного быстрее, чем просто на пыльных улицах Борзи.
Кстати, совсем рядом с Борзей течёт речка, которая на местном сленге называется очень мило – Борзянка. Туда люди в жаркую погоду ходят загорать и купаться, когда нет сил или особого желания ехать на Торей. Речка невелика и впечатления на равнинного жителя не производит, своеобразная река Охта – та её часть, что за чертой Петербурга.
Что касается инфраструктуры Борзи и всего Забайкальского края, то в лихие-роковые девяностые она оказалась фактически разваленной. Был в Борзе даже пивзавод – остались одни воспоминания. По сути, маленький городок держится за счёт своего транзитного железнодорожного депо, играющего роль в перевозке грузов в Китай, и на военных, вернее, на той их части, которая осталась, так сказать, «в живых».
…Покидая Борзю, не думаешь, что будешь вспоминать этот далёкий, не похожий на Петербург край. Привычка к шуму и суете большого города всегда перевешивает в сознании жителя населённого пункта с населением больше миллиона (а в Петербурге нас тут уже пять миллионов). Однако проходит всего неделя или чуть больше, и Борзя начинает вспоминаться – потихоньку, кусочками, как какой-то тихий, заповедный край.
Просто вспоминаешь горячее Забайкалье – потустороннюю Читу, тихую, солнечную Борзю – «город в пуху тополином», как поют в одной из песен о родном городе сами борзинцы, жаркие степи и голубую, как топаз, чашку Торея.
Это очень красиво, поверьте. И я счастлива, что всё это было и останется навсегда в моей жизни.