—Он меня... так огрел меня этой книгой по башке, что я не только название запомнила, но даже год издания.
—Книга — источник знаний. А ты не верила!
Среди ночи — звонок.
—Муж! — шепчет подружка в панике.
Любовник вскакивает.
Как в армии — сорок пять секунд!
Накинул на себя всё, что попало и — в окно. Слава Богу, этаж — второй и газон внизу.
Три ночи. Вокруг никого. Впрочем:
—Ваши документы!
А документов…
Свидание — не загс. Паспорт — улика. Зачем?
Мало того, сам иностранец. Не славянин, во всяком случае, и не татарин. Эти свои.
Выглядит, впрочем, прилично. Но метод для выяснения всё равно стариковский — «кутузка».
—Раздевайся!
В сторону летят дорогие костюм, брюки. Остался в одних трусах.
Весь отдел падает падает со смеху: трусы у задержанного — женские, причем натянуты наизнанку, и разные носки.
«Преступника» тут же отпустили.
Санаторий, как дом. Даже важней. Именно здесь проходит основная часть жизни его служителей. Здесь влюбляются, дружат и здесь же, в сказочной атмосфере комфорта и неги, разыгрываются всевозможные служебные драмы.
—Он даже с Новым годом меня не поздравил! — жалуется одна подруге. — Ну, кто я ему?
Та уже была в такой ситуации:
—Кукла. Кто же еще?
Вздыхает:
— А что? Хорошо устроился: проститутки с него деньги бы брали, а тут все задаром!
Больше половины сотрудниц — в разводе. У их бывших мужей нашёлся предел терпению тоже.
Не писатель, а пИсатель. Причем писает, как больной гонореей: жиденько и с трудом.
Голодный котенок кромсал зубками рыбий хвост и сладострастно постанывал.
Фрейд-не Фрейд, а всё равно удовольствие.
—Надо сажать!
—А если он окажется не виноват? Вам извинитесь или как?
Следователь:
—Найдем варианты.
Внучка надела мои здоровенные ботинки и басовито оповещает всех:
—Я дядька!
Тарас Безногий. Семён Однопалый.
Охранник в санатории, бывший зэк, к вечеру напился в дым и начал названивать администратору, симпатичной даме. Не находя у нее взаимности, перешёл на ругань и грозился:
—Порву!
Ну, и охрана у нас, шарахалась она с испугом, — от нее от самой охранять нужно.
Арбитром выступил дежурный наряд милиции.
Молодой, самоуверенный, наглый. И ловелас — чего уж тут. В окружении стайки молоденьких и симпатичных блещет, чем может. А чем он может? Да тем, что первым приходит в голову:
—Я из Москвы!
—Из самой?
Ухмыляется:
—Ну, не из Урюпинска же.
—А у нас тоже красивый город!
—А я бы всех выслал вас отсюда.
—Куда?
—На Магадан!
Благонамеренный парень. Депутат Государственной Думы!
—За что?
—А где вы нужны ещё со своими «вёдрами с гайками»?
К барышням присоединился какой-то зевака. Он слушал, слушал и… тресь в ухо народному избраннику!
Политкорректно, конечно. Только ладошкой. Такой вот примерно, как лопатка совковая у сталеваров.
Вот так, господа депутаты. А вы всё — народ, поймут, поддержат… Опасно выходить к избирателям без охраны!
Мы, мужики, нередко преувеличиваем скованность наших жен в общении с другими мужчинами.
Природа армейского юмора. Раздраженный начальник в цейтноте не успевает подумать над тем, что говорит подчиненным. Именно отсюда большинство армейских анекдотов и поговорок. Образцовый пример — подпоручик Дуб у Гашека. На каждом шагу — какой-нибудь ляп. Впрочем, смешно это только со стороны.
—Здесь вам не тут!
И сразу ясно, что бойцу не спать после отбоя, а сортир драить.
Не моргай ртом — попу простудишь!
Не раскачивайтесь — не на рябине сидите!
Умна голова, только жопа легче. Особенно если её поддеть сапогом.
—Лидия Андреевна, произошел акт вандализма! В ваше дежурство в горшок с пальмой кто-то закопал кочан капусты.
—Свежий?
—Если бы…
—Отвратительно! А говорят, кризис только из-за Обамы.
Паренек из глубинки приехал в столицу погостить у армейского друга. Буквально на три дня. Кремль посмотреть, то да се.
—Москва, Москва, люблю тебя, как сын, как русский, сильно, пламенно и нежно!
Глядя в окно вагона, вплывавшего в гигантский город, он повторял эти стихи, как молитву.
На Курском вокзале, сойдя с поезда, позвонил другу: жди! И вышел на привокзальную площадь. На этом его экскурсия по достопримечательностям столицы закончилась и начались злоключения по местным отделам милиции. Куда бы он ни сунулся, всюду — постовые и один и тот же вопрос: где регистрация? Поскольку регистрацию в поездах не дают, предлагались на выбор — штраф или отсидка («до выяснения») в «обезьяннике». Денег у парня в обрез. Полагая, что он все-таки гражданин своей страны, даже в столице, решил сэкономить. Осидел несколько раз по три часа в разных отделах милиции, но правды не добился. Каждый раз выяснялось лишь одно: он никто, поэтому должен платить. К вечеру денег осталось только на обратный билет. Перед тем, как войти в вагон, снова решил позвонить. Предупредить: не сложилось! Полез по карманам, а там ничего. Телефон кто-то украл.
Если я захочу, чтобы об этом узнал весь город, я тебе непременно расскажу по большому секрету.
Одесса в России — это реклама. Если ты действительно из Одессы, ты должен хохмить, хоть умри. Не сможешь, значит, ты из Конотопа или из Урюпинска, даже если прописан на Дерибасовской.
—Так вам на Мизикэвича?
—Да Мизикевича, улица.
—Ах, вы болеете…
—Почему?
—А там чудесное пиво!
История свидетельствует, что русский народ не такой уж и сильный, хотя иногда и героический. Во все времена нас спасала не столько наша смекалка и воинская доблесть, сколько территория страны. Измерить ее общим аршином, умом постичь не дано пока никому, даже нам самим. У нас всего слишком много, поэтому мы мало задумываться о какой-то экономии. Даже людей у нас никогда не жалели, — чего уж говорить обо всем остальном. И что в результате? Нахапали много всего, а рук удержать не хватает.
Мы гонимся за американцами на Луну, это правильно. Однако у нас, в отличие от них, кроме этого «журавля», есть в руках и «синица», с которой уже и сейчас можно жить припеваючи. Урал, Сибирь, Дальний Восток — это же почти неизведанные «планеты». Вопрос лишь один: успеть бы освоить, пока не опередили другие.
Любовь, как и вино, окрашивает мир в необычайные, яркие краски, которые не так-то легко отмыть.
В постели. Муж забирается под одеяло к жене, но та отстраняется.
—Я отвыкла с тобой спать.
—А с кем ты привыкла?
—Со своим одеялом.
С каждым из нас происходит немало интересных историй, но большинство из них теряется в Лете, ибо далеко не каждый может их превратить в интересные байки и своевременно подать к столу.
По подозрению в организации покушения на Анатолия Чубайса задержан какой-то полковник, ведущий специалист по взрывотехнике. Заряд тротила, начиненный болтами, был заложен на обочине и рванул, когда лимузин председателя РАО ЕС оказался на траверзе. Повреждения бронированной машины оказались ничтожными. Правомерен вопрос: что же это за специалисты у нас такие, что даже не могут правильно рассчитать силу взрыва? Ответ на плаву: самый яркий когда-то строитель капитализма в России сам организовал эту акцию, чтобы хоть как-то встряхнуть свой микроскопический рейтинг в глазах «благодарных» современников.
Перспективная задница. Хочется получить там политическое убежище.
Слабые призывают жить по справедливости, но справедливость у каждого своя. Поэтому бедуют они по законам или понятиям, то есть по справедливости тех, кто сильней.
Чмырь запомойный.
Для печатного станка деньги — цель, для человека — лишь средство. Может быть, как раз для того, чтобы завладеть своим печатным станком.
В «АиФ» прочел историю смерти знаменитого нашего комика Савелия Крамарова. Вел исключительно здоровый образ жизни. Не имел вредных привычек, соблюдал диету, регулярно обследовался у лучших врачей, занимался спортом. И — рак. Всё насмарку. Генетика посмеялась над ним.
Не хочется даже думать о том, к чему я это.
—Грудь у нее симпатичнее, чем лицо.
—Ты не видел попы!
Время самый непреклонный соперник.
Серая молодость, спокойная старость.
—Завидки берут.
—У кого интересно?
Если не нашел другой веры, шагай в церковь. Там тебе все подскажут. Только плати!
Научный коммунизм. Первый вопрос: «Победное шествие социализма в странах Восточной Европы». Даже из газет уже ясно — Варшавскому блоку каюк, союзники вот-вот разбегутся, как крысы с давшего крен корабля.
Студент:
—Ну, что вам сказать по этому поводу?
Преподаватель:
—А ничего не говорите. Пять! Следующий вопрос?
—Те, которые пассивно соглашаются, они кто?
—Педики.
Магазин. Молодой, рожа, как глобус. Кровь с молоком!
—Дайте мне скидку!
—А вам положено?
—А как же! По пенсионному курсу.
Старики любят похвастаться, особенно перед девушками:
—И я был красавцем, орлом!
Но девушки живут в другом измерении. На «был» они не клюют.
Сморкался и пукал, ругался и пил.
—Несерьезный он какой-то, этот Пушкин. У Некрасова хоть дом был более-менее, а этот только и делал, что мотался по чужим углам. Умер — и то в съемной квартирке!
—Да, больше о нём сказать нечего…
Проулок. Кадр в кепке. Идет, посвистывает. В руке портфель, пузатый, точно давно на сносях. Он останавливается, ставит портфель. Потом снимает левой рукой бейсбольную кепку, а правой осеняет себя православным крестом. И кланяется, кланяется в разные стороны. Вокруг ничего, что бы напоминало какую-то святыню. Только старая рыжая лошадь, привязанная к деревянному забору.
Сюсю. Сюсюкнуться. Сюсюкать. Очередной сюсюк.
Из телерепортажа:
«Придется обратиться к врачу. Чтобы не обращаться потом к хирургу».
Хирург, очевидно, не врач.
Из протокола: «Отряд батальона милиции во главе с сержантом Филипповым задержал и доставил в медвытрезвитель гр. Шабанова А.Б. Этот гр. стоял на остановке и в нетрезвом виде читал газету, тем самым оскорбляя честь и достоинство группы молодых девушек, голосовавших собой на обочине».
Инфекционное отделение. Пациент возвращается после процедуры. Дед с кровати:
—Сынок, сходи в туалет.
—Не хочу.
—Сходи в туалет, сынок!
—Да что ты пристал, дед? Сказал — не хочу!
И вдруг вскочил и побежал.
—Успел? — спросил старик, когда он вернулся.
—Почти.
—Вот видишь. А меня предупредить было некому.
За окошком палаты на веревке, натянутой между двух осин, полоскались на ветру с десяток отстиранных больничных штанов.
Полночи сдуло ветром вдохновения. Воспоминания, заверения в дружбе, тосты, планы. Но вот и утро. Мы снова чьи-то муж и жена.
Дальнобойщик:
—Мне оттянуть лишние двести-триста верст, что вам поковырять в носу.
Дорога разная. В одну она сторону длинней, в другую короче. Смотря куда едешь.
Мать — дочке:
—От книг только пыль! Купи лучше арбуз деткам. Или себе колечко какое-нибудь.
Надоедает то, чего слишком много, даже если это красивые женщины или «Бордо» времен Первой французской революции.
—Привет от двух кирпичей и булыжника!
От безысходности даже щенок показывает зубы. Тем более не загоняй в угол волка.
Ельцин на концерте Жванецкого. Он все еще в ложе, но уже не небожитель. А Жванецкий, как был, так и остался Жванецким.
—Опять дверь расхридили!
Ходячий унитаз. Говорит, и хочется заткнуть нос и уши.
Лентяйка — пульт управления телевизором.
—Тогда я с тобой тоже больше не лучший друг!
Слепой, еще слепее.
—Алло. Кто это? Мне Острый нужен.
—А я Тупой.
Город стучал зубами, как будто только что вылез из проруби.
—Прелестная! Ангел!
В сторону, охране:
—Зачем ты ее пропустил, олух?
Монолог:
—Папа у него доктор, мама учительница. Умник! Книжек много в детстве читал. Все знает, только зарплата маленькая. У нас дома — книг нет вообще, а глянь — полна чаша. Мебель, хрусталь, холодильник ломится от продуктов, машина есть, дача. Я не читаю ничего, кроме рекламных объявлений и счетов за квартиру, и что, мне от этого хуже? Денег я меньше зарабатываю? Мужики на меня не смотрят? Зачем я вот в школе учила какого-нибудь «Онегина»? Какого-то «дядю», который кого-то там «правил». Зачем мне все это? Что, у меня своего дяди нет? Вообще не пойму: зачем это люди пишут? Откуда у них в голове эта никому не нужная дичь? Если ты такой умный и не хочешь работать на заводе, — топай в начальники. Нефтью торгуй, алмазами,— мало ли дел.
—Не буду ничего тебе объяснять.
—Почему?
—Объяснить можно тому, кто хочет понять или хотя бы выслушать. У тебя таких способностей нет.
—К чему взаимные упреки? Ты лучше всех!
—Хам!
Доктор:
—Как ваше бесценное здоровье?
—Вашими молитвами.
—Неужели Господь их услышал…
Из путеводителя: «Благодать начинается там, где кончается Бухалово».
Обмороженный нос, выздоравливая, пожелтел и зашелушился, как подсолнух.
—Расти большой!
—Куда больше? И так между глазами — стена!
—Водкам и денюжков у нас есть.
Только искусство может вернуть к жизни прошлое.
Вернулся домой, открыл холодильник:
—Слава Богу, что сегодня еще не последний день Помпеи!
Реклама. Мужик угрожающе помахивает зажатым в руке молотком:
—Должно же быть в наш век лекарство от боли!
Некоторые государства, окружающие Россию, подобны мышам из анекдота. Собрались мыши, выносят постановление:
—Убить кота!
Засомневалась лишь одна старая мышь. Надо! Действительно, всем надоел.
—Но как мы это сделаем?
—Надо подружиться с другим котом, посильнее.
—А если и он?
—Пока до нас дело дойдет, они сами друг друга передушат!
Новая Каледония. Все ждут больших перемен. На месте ветхих тростниковых хижин стоит современный туристический комплекс, спроектированный одним великим итальянцем. Один из местных вождей в пылу безудержного революционного оптимизма:
—Мы построим новый мир. Нам нужны советы великих революционеров. Мы написали три письма Ленину.
Робкая реплика:
—Он уже умер.
Вождь, вздыхая:
—Да мы узнали на днях…
—Хороша!
—Сзади еще лучше!
—Не переживай!
—Всех не переживешь.
—Как дела?
—Как потакали, так и покакали.
Кормовой — это не тот, кто стоит на корме, а тот кто кормит.
Проститутка и жена. Первая честно отдается за сравнительно небольшой гонорар, благодарит и уходит. Вторая долго кочевряжится и выманивает у супруга всю получку. Потом нехотя снисходит до короткого интимного одолжения и сразу же вслед посылает партнера куда подальше. Куда он, в конце концов, и уходит.
Самсон Якобышвилли. Матвей Междуногов.
—Мы не кактусы. Нам хочется пить!
Об омонимах.
Президент Буш, пожимает руку сотруднику:
—Отличная работа, Скотт!
Шутки с женщинами — это каток, вступая на который трижды подумай, если не хочешь расквасить свой нос об лед.
Она несла свою грудь торжественно и гордо, как самую дорогую реликвию. Как хлеб-соль навстречу дорогому гостю.
Шла и поигрывала ягодицами, словно жонглер, томно и, как бы нехотя, перекатывающий из ладони в ладонь два больших баскетбольных мяча.
—Некогда думать, я работаю.
—А ты подумай. Может, станешь зарабатывать головой!
—Вы распускаете обо мне грязные слухи. Зачем?
—Какие поводы, такие и слухи.
—Ну, кто я тебе?
—Уже никто.
Трое. Один знакомит товарища со своим спутником:
—Сын моего отца.
Тот протягивает для рукопожатия руку, представляется:
—Брат.
Электрические провода, усеянные ласточками, провисали, как бусы.
Выискивать недостатки или подчеркивать достоинства — вот вопрос, который постоянно мучил ее в мыслях о муже.
Ресторан. К двум молодым людям присаживается знакомая. С одним из них вместе училась. Она:
—Вам много платят?
Первый:
—Мало.
Второй:
—Даже говорить стыдно.
Первый:
—Но обещали повысить.
Второй:
—Начальник обещал на праздновании дня милиции.
Первый:
—Но его уволили.
Второй:
—На днях.
Она:
—У, как у вас все запущено…
Черножоповка.
—Чего он из окна-то выпрыгнул?
—Пил шибко мало.
«Маршрутка». Две бабы лет за сорок. Пора рассчитываться. Одна залазит себе в лифчик и достает деньги. Городская публика, не приученная к такой простоте, конфузливо отводит глаза.
Начинается с «побаловаться», а заканчивается, черт знает чем.
Что-то пишешь, что-то читаешь, что-то смотришь, что-то слушаешь. Но в основном горбом своим добываешь возможность проделывать все это не на помойке, не в глухой нищете.
Когда ты пашешь с утра до ночи, разница между временами года практически исчезает.
Седой, как гребень морской волны.
Алкоголь в умеренных дозах действует на творческую натуру, как улыбка любимой. Так рождаются стихи, картины, все на свете.
Чтобы победить Гитлера, нужен был такой же, как минимум, отморозок. Сталин — диктатор, вампир, то да се. Но вопрос: победила бы Россия, если бы тогда во главе ее оказались Романов, Хрущев, Брежнев, Горбачев, Ельцин и им подобные? Вот в чём вся штука.
—Как дела?
—Все хорошо.
—Все хорошо, но хлеба нет, как говорили в Одессе.
—В Одессе так говорили? Хорошо, что я живу не в Одессе.
—Это анекдот.
—Анекдот? Значит, хлеб у них есть? Но я все равно не поеду в Одессу.
«Массажистка» — подружке:
—Пойду, подмою публичное место.
—Меня похвалили.
—Люди воспитанные. Могут соврать.
Хавкин. Халявкин. Бомбилло. Сперман. Оргазмова-Льюис.
Со временем все утрачивает свою актуальность, даже жизнь.
—Как здоровье?
—Врачи говорят: жить буду. Жаль, правда, — не долго.
Она красива, да еще и умна? Какой ужас…
Если ничего в душе и в кармане, жизнь бессмысленна. Можно не тянуть.
.
Его уговорить — ногу проще в свою жопу засунуть.
Утро. Продовольственный магазин. Народ пока еще не подтянулся. За прилавком, сбившись в кучку, толкутся без дела женщины разных возрастов, продавцы.
Мужик лет пятидесяти:
—Девчонки, можно из вас кого-нибудь отвлечь? Ну, пусть вот ту, что моложе…
Женщины переглянулись. Самая молодая пошла к весам. Пока она заворачивала колбасу, коллеги шушукались, раздраженно поглядывая в сторону покупателя:
—Ишь ведь — моложе ему подавай. На себя б посмотрел сначала, хрыч старый.
Родственник — не обязательно друг, но верности от него ждать можно.
Прошлое зачаровывает. Может быть, потому что до нас доходят в основном рафинированные его образцы?
Вчера, в четверг, на валютной бирже за доллар давали двадцать шесть рублей сорок четыре копейки. Сегодня, за углом, за него одному мужику дали по морде.
—На лед выходят Антония Вальдшнеп и Алексей Ружалло!
Если ты никто, все остальное не имеет значения.
Съел немало, но напрасно. Лишь на пользу глистам.
Жаль не то, что умер, а то, что забыли.
Не хочется общаться с друзьями? Ты просто стареешь.
Жизнь — маятник. Качнувшись однажды с величавым размахом, она постепенно умеряет свой пыл и, наконец, совсем затихает.
Он — романтик помойки. Выпить, что подешевле, закусить рукавом. Как-то одна наша знакомая пригласив, предложила:
—Чай? Кофе?
В ответ он сконфуженно запротестовал:
—Да нам, что похуже!
Любовь, что водка: одной рукой отталкиваешься, а другая все равно тянется за стаканом.
Народ наш, как женщина: он любит ушами. Развесит их и радуется каждому доброму слову, совсем не задумываясь, что за ним может быть полная жопа.
—За кого будете голосовать?
—За этого!
—Да он же…
—А нам нравится!
—Чем?
—Уж больно красиво излагает…
А потом те же люди отплевываются:
—Кремль, Кремль во всем виноват!
Современная выборная система — цирк по телевизору. Хлопай–не хлопай, а артисты все равно будут гнуть свое.
У каждой эпохи свои Робин Гуды, ибо несправедливость вечна.
Истина, как известно, посередине, то есть между дерущимися. Вот ей поэтому и достается больше всех.
Александр Валуев, двухметровая скала с физиономией гориллы. Боксер, покоривший мировой олимп. Символ, кстати, ведущей партии страны. Все у нас с гордостью:
—Чемпион! Слава ему!
А соперник ниже его на голову, легче чуть не на полпуда. Сравнишь, и в голову не придет, что сможет противостоять этому громиле все 12-ть раундов и проиграть только по очкам!
Вот так у нас и с Чечней. Потому что не думаем.
Примитивизм, всюду примитивизм, расчет на недоумков. Наше телевидение — всероссийская кафедра, воспитывающая баранов. Их пастухов воспитывают на Западе.
—Побрейся!
—Схожу, попрыгаю по морщинам.
Россия, как и Америка, — этническая лаборатории будущего мира.
Масштабы личностей и событий относительны. В одном и том же можно увидеть и слона, и моську. Все зависит от того, кто смотрит и из какого окопа.
Историю мы воспринимаем глазами тех, кто ее запечатлел, а так же бесчисленной оравы переписчиков.
—Ребята, вы же интеллигентные люди…
—Ты что имеешь в виду, козел драный?!
—Не знаю теперь, что мне сделать.
—Сделайте клизму!
Время добавляет опыта и меняет точку зрения на пережитое. Углы сглаживаются, мир становится круглее и неинтереснее.
Все будет хорошо, но не скоро.
О Ленине
Он хотел законсервировать жизнь, но судьба распорядилась иначе. Жизнь продолжилась, а он, один, так и остался в консервной банке на потеху разочаровавшимся потомкам.
Снежная мошкара роилась вокруг долговязых фонарей.
Дела идут, но время — тоже.
Она (с ненавистью):
—Он любит только себя!
Подружка:
—А еще двух студенток, Машу и Катю.
Магазин. Покупатель протягивает червонец кассиру:
—Дайте резинку. Ментоловую желательно.
Барышня растерянно:
—А такой у нас нет.
Ничего не понимающий взгляд на иконостас над прилавком, забитый всевозможной жвачкой:
—Ну, дайте любую.
Та покраснела, захлопала глазками.
—Вы о какой резинке подумали? — наконец, догадался мужик.
Дед купил внучке на 8-ое марта игрушку: большой резиновый шар с двумя длинными упругими сосками, имитирующими седло. Пусть скачет, как на лошадке. Везет в троллейбусе. При приближении кассира, симпатичной, фигуристой тетки, он спрятал один сосок в кулаке. В результате, тот, что остался на виду, стал смахивать на большой член. Еще молодая довольно бабенка, заметив, опешила:
—Ой, какая хорошая игрушка. Вы кому это везете?
Дед, сделав серьезное лицо:
—Своей бабушке.
—Зачем?
—А пусть прыгает, когда уеду в командировку.
Кассир, опешив, отошла. Даже забыла взять за проезд. Но чуть позже вернулась снова и, заговорщицки понизив голос, спросила:
—А адрес магазина? Не подскажите?
Корвалол пахнет смертью.
—Пап, штаны убери. Телевизор не видно из-за теперь.
—Я Креня!
Существуют два взгляда на вещи: любителя и профессионала. При этом любителя интересует, как выглядит, профессионалу важнее, как сделано.
Село Высокий Каблук.
—Где-то нужно и прощение прощать.
Свадьба, второй день. За столом пока только двое: я и подруга невесты. Та скучает. Мне тоже скучно. Подсаживаюсь.
Красавица. Губы бантиком, остальное все — колесом. Смотришь в глаза и тонешь в них, словно в каком-нибудь неземном созвездии.
Непостижимое создание. Богиня!
Тянет говорить о высоком…
—Правильно вы говорите, — кивает она задумчиво, — нужно ставить перед собой высокие цели.
Господи, думаю, она еще и умная!
—Вот у меня был мужчина, — продолжала она. — Когда он сказал, что ему сорок и предложил выйти замуж, я испугалась. А хорошо с ним так было, денег не жалел. Дура была, девочка совсем еще. Сейчас бы так не поступила.
—Я — о другом. О мечте…
—Да, да. Была мечта. Жили два года. Думала, замуж возьмет. Надо было цель поставить, а я всё надеялась…
—Да ладно вам. Подумайте просто о высоком…
—О нём и думаю. Два метра был ростом. Я его с табуретки целовала. Баскетболист. Через месяц сбежал к подруге.
—Отбила?
—Выше была. На целых десять сантиметров.
Захватывающая беседа, подумал я, отойдя в сторонку. Там грызла косточку хозяйская собака. Пёс поднял голову, взглянул на меня:
—Чего тебе?
—Скучно. Дай лапу, Джим, на счастье мне…*
*Строчка из стихотворения Сергея Есенина
Иллюстрация: Аркадий Гурский. Дворник