(ещё мемуар - с детективными построениями, ассоциативными отступлениями и креативными вкраплениями)
Помимо стремления сразу заинтриговать гипотетического читателя, заголовок, конечно же, содержит намеки одновременно и на "Lock, stock and two smoking barrels"(1), и на "Десять негритят" (простите, юных афроангличан). Был, не скрою, соблазн сказать: десять любовниц. Но я в настоящем произведении решил ничего не выдумывать - а их, насколько мне известно, было девять.
Итак, обо всем по порядку.
На рубеже тысячелетий я работал в лондонском офисе фирмы "ПрайсвотерхаусКуперс". Кстати, если кто не знает, не слишком уклюжая русская транслитерация "вотерхаус" появилась после глобального слияния "Прайс Уотерхауса" с "Куперс энд Лайбранд", когда высокие договаривающиеся стороны вдруг обнаружили, что "международная аудиторская фирма ПуК" звучит по-русски слишком радикально, и решили остановиться на ПвК. Опять же на окна ПВХ похоже, а это в середине девяностых было круто.
За несколько дней до миллениума группа банков-кредиторов приняла решение привлечь нас для проверки факторинговой компании Louvre Finance (имена и названия я всё же слегка подкорректировал). Факторинг, если кто не знает, это типа такое кредитование компаний под залог (или выкуп) счетов их клиентов. Соответственно, когда клиент платит, кредит возвращается со процентами. Но в нашем случае банки были озабочены тем, что Лувр хоть и рос сумасшедшими темпами, свои кредитные запросы наращивал еще быстрее, а отдачу, выраженную в, как у нас любят говорить, кэшфлО, приносить не торопился.
Решение прислать ревизию, тем более, накануне Кристмаса, далось банкам непросто. Во-первых, Лувр на тот момент был горячо любим инвеститорами и уверенно входил в FTSE100 (сто крупнейших по капитализации британских компаний), постоянно эту самую капитализацию наращивая. Основной акционер компании - господин К. (выходец с Ямайки) стал самым богатым чернокожим человеком в Британии. А во-вторых (и главных), незадолго до описываемых событий сам премьер Тони Блэр назвал К. "образцовым черным бизнесменом" и регулярно появлялся на публике в его сопровождении. По совпадению, как раз перед этим К. пожертвовал круглую сумму на нужды лейбористской партии. В общем, такой как бы ротенберг, но только еще черный, а это, знаете ли... Примерно в то же время в прессе прогремела история о том, как полисмен, прослуживший верой и правдой почти до пенсии, поймал на месте преступления несовершеннолетнего чернокожего воришку и назвал его "black bastard"(2), за что был уволен без содержания.
Тем не менее, нас позвали, и мы начали копать, хотя поначалу не очень представляя, куда. К. и его главный сподвижник, финансовый директор Ф., регулярно появлялись в офисе и рассказывали, что все деньги вкладываются в новых клиентов, поэтому поводов для беспокойства нет. И это, надо сказать, полностью подтверждалось управленческой отчетностью. Но однажды вечером...
Я засиживался в офисе Лувра допоздна. Дело в том, что на работе в Лондоне я чувствовал постоянный дискомфорт от незнания местных реалий и методологий и старался компенсировать его (в смысле незнание, а не дискомфорт) усердием. А к тому же промозглым зимним вечером можно было сесть на автобус, забиться в уголок на втором этаже и замечательно без пробок доехать от Хаммерсмита, где располагался луврский офис, через Оксфорд-стрит (уже свободную от толп алчущих рождественских скидок покупателей) прямо до дома в Хайгейте.
Иногда, впрочем, эти поездки были, как говорят местные, eventful(3). Однажды рядом со мной уселась негритянская семейка, и сынок лет десяти начал громко петь:
I love Jesus, Jesus loves me.
I love Jesus, Jesus loves me.
I love Jesus, Jesus me.
Iiiiii looooove Jesus!(4)
"Какой хороший мальчик", умилился я. "Как они все-таки правильно воспитывают детей". Мальчик тем временем продолжал. По громкости и атональности исполнения номер вполне годился бы для рассказа Драгунского "Слава Ивана Козловского", а по тембру - соответствовал восприятию голоса того же Иван Семеныча (дался он им!) с похмелья Венедиктом Ерофеевым: "Гадее его нет".
I love Jesus, Jesus loves me.
I love Jesus, Jesus loves me.
I love Jesus, Jesus me.
Iiiiii looooove Jesus!
I love Jesus, Jesus loves me.
I love Jesus, Jesus loves me...
Так продолжалось, без преувеличения, минут двадцать. Других слов в песне не было. Зато во время ее исполнения мальчик выделывал акробатические этюды. А я никак не мог решиться попросить родителей. Потому что ведь могли подумать, что я не love Jesus. А за это можно и... как за родную катманду, в общем.
... Iiiiii loooove Jesus... И тут (о счастье!) крепкий в вере юноша, выполнив очередной переворот на поручнях, зевнул и, повернувшись к родителям, молвил:
- It's a boring song, anyway. It's decent, but very boring(5).
И семья торжественно покинула автобус.
(NB К дальнейшему действию этот эпизод не имеет ровным счётом никакого отношения и носит исключительно креативно-ассоциативный характер, как и было обещано в заглавии.)
А я вот почему про "засиживался допоздна" начал. Однажды поздним вечером что-то заставило меня залезть в шкаф в углу коридора. Ну, может, канцтовары Сашке для школы искал - не помню уже. И на нижней полке шкафа кучкой лежали cheque stubs (6), или, как их еще называют, cheque butts (дословно - чековые жопки, а по-нашему - корешки). Если кому-то вдруг в жизни не приходилось выписывать чека (а вдруг!), это такие краешки чековых книжек у переплёта, которые остаются, когда все чеки из книжки вырваны. На них пишут адресата и сумму чека, чтобы не забыть, кому и за что было уплочено.
Я из природного любопытства стал листать одну такую жопку и, в точности как это описывают в плохих детективах, "что-то вдруг показалось ему странным. И только через несколько секунд он понял, что именно".
А странным было вот что. Я только закончил просматривать лувровский cashbook, то есть журнал, куда заносятся все операции по денежным поступлениям и платежам. На чековой книжке было ясно написано, что она принадлежала Лувру. Но ни одно имя получателей платежей на чековых жопках и в кэшбуке не пересекалось. И в кэшбуке этих имен было гораздо больше. Прошло аж шестнадцать с лишним лет, а я очень отчетливо помню это ощущение, что я нашел что-то важное. Во мне проснулся такой внутренний, как, по словам моего папы, выражались у них в детстве в деревне, Шерлохомец.
На следующее утро я решил поговорить с личной ассистенткой К. и Ф. Она, хоть была тоже с Карибов, имела странное имя Lorraine (Лотарингия). Она ли послужила музой при выборе названия компании и от нее ли у ямайского хлопца появилась французская грусть - гадать не буду (забегая вперед, скажу, что у К. была еще роскошная вилла на Кот д'Азуре, которую кредиторы потом долго пытались отсудить). Зато могу сказать, что подобно тому, как "поэт в России - больше, чем поэт", Лотарингия была в Лувре гораздо больше, чем ассистент. Она фактически вела все текущие дела компании. Она же выписывала и чеки. Поэтому к ней я и пришел с естественным вопросом о причинах столь разительных отличий.
На этот вопрос Лотарингия мне ответить не смогла, но в ответ устроила безобразную травлю меня. Она орала, что я тупой и не понимаю их бизнеса (ну, это, в общем, не привыкать). Она, кривляясь, прилюдно издевалась над моим акцентом. Она прозрачно намекала на то, что от русского вообще ничего хорошего ожидать не приходится.
Я терпел и, между прочим, даже не позволил себе в ответ ни одного расистского не то что высказывания, но даже намека. Давалось это нелегко, и мне приходилось периодически отступать в туалет и там успокаивать себя медитацией. Благо, этому способствовало стихотворение, выгравированное на двери с внутренней стороны неизвестным автором:
"Some people come here to think,
Some people come here to wonder.
But some come here to shit and stink
And fart like fucking thunder" (7).
То ли благодаря длительному созерцанию этих строк неизвестного автора, мастерских по форме и глубоких по содержанию, то ли просто от наступавшей, наконец, тишины именно здесь мне приходили в голову самые лучшие мысли. Так, я решил для начала сравнить, совпадали ли суммы каждого платежа и поступления в чеках и кэшбуке. Да, совпадали. А потом установил на примере одного месяца, что Лувр в основном гонял деньги между дюжиной одних и тех же компаний (в российском деловом обороте именуемых живопырками), а в отчетности при этом возникали все новые дебиторы на все большие суммы.
Что и говорить: пирамидальная схема стара и непритязательна. Однако все ж-таки забавляют в ней несколько моментов, относящихся исключительно к психологии. Во-первых, как уже было сказано, все это разворачивалось не у нас с нашим тогдашним бандитским капитализмом, а, наоборот, у них с биржей, прозрачностью, стандартами учета и прочими, как сказал бы украинский классик, вытребеньками. Во-вторых, люди, начиная с панамы (в смысле, с той еще, не нынешней) и кончая Сергеем Христофорычем, концерном "Тибет" и иже с ними, несмотря на весь предшествующий опыт, всякий раз уверены, что в их-то случае все это может продолжаться бесконечно. И очень удивляются, когда очередная гениальная схема рушится из-за какой-то случайности. А в третьих... Должно же быть какое-то в третьих для складности? А, вот: чековые жопки-то могли бы и прибрать. Или хотя бы не писать на них всю правду-матку. Самоуверенность, а вовсе не несвоевременность - вот вечная драма...
Дальнейшее было делом техники и одновременно моим маленьким бенефисом. Карьерное житие мое, надо сказать, всегда развивалось посредством взлетов и падений или, как говорят англичане, peaks and troughs. Последнее по времени падение окончилось почему-то славным городом Царьградом. Но в данном случае я переживал явный пик. Лувр объявили банкротом. Под мое начало отрядили сорок тыщ одних курьеров - ведь надо было перелопатить информацию за все годы его функционирования, чтобы определить, как говорится, масштаб хищений. Недостающие чести картины (то есть периоды, за которые корешки отсутствовали) мы, как опытные реставраторы, дописывали, выспрашивая необходимую информацию по судебному постановлению в банках. Курьеры, в смысле сотрудники, набирались в основном из таких же, как я, командированных в Лондон со всей международной сети ПвК. Что логично: коренные жители лондонских офисов в глубине души убеждены в некоторой интеллектуальной неполноценности всех понаехавших, поэтому такое техническое упражнение было идеальной возможностью их занять.
Из понаехавших запомнилась, например, ортодоксальная еврейская девушка Яэль, которая не могла работать после захода солнца в пятницу. Работы было много, а дело, как отмечено в начале, было в январе, и солнце, сволочь, садилось очень рано, поэтому я был не шибко доволен. Но опять же сдерживался, поскольку в офисе, в том числе среди партнерского контингента, имелось сильное лобби из Голдерз-Грин и прилегавших районов, своих в обиду не дававшее, а оно мне надо? К тому же девушка была умненькая и шустрая и до заката успевала проанализировать больше чековых жопок, чем некоторые другие - до восхода.
Особенно же радовало то, что из офиса исчезла Лотарингия - равно как и К., и Ф. Юристы сказали им, что вечер перестал быть томным, что им надо быть аккуратными, чтобы не свидетельствовать против себя, что все вопросы - через адвоката и все такое.
Делу эта пропажа не помешала, потому что сотрудничать со следствием в нашем лице решили айтишники и сотрудники клиентского блока - а нам было на руку верить в то, что они ничего не знали о мошенничестве. Мы же не полиция (которая, впрочем, в офисе тоже вскоре появилась), нам бы деньги обнаружить и, желательно, вернуть кредиторам.
Да, кстати. Я не ошибся: клиентский блок у Лувра и вправду был. На настоящий бизнес приходилось примерно десять процентов оборота - а это миллионы фунтов. Что интересно, у компании были аудиторы - не Большая тогда еще Пятёрка, а небольшая (пардон за тавтологию) фирма из города Лутон (это типа как лондонские Химки), состоявшая всего из нескольких пожилых партнеров. Опять же, хочется, чтобы для красного словца их было пять, но ведь обещал не сочинять. Не помню я, сколько их было, но интересно вот что. Всякий раз, делая случайную выборку операций Лувра для проверки, они брали их именно из этих десяти процентов. И так год за годом. Банки хотели было судиться с лутонскими старичками, но в итоге рассудили, что взять с них можно мало чего, а на доказывание маловероятности такого совпадение все же уйдут немалые время и деньги. И на тот момент местечковые аудиторы, что называется, соскочили. Что с ними стало дальше, мне неизвестно, но подозреваю, что, как минимум, им пришлось прекратить заниматься любимым делом. (NB Это, если что - шутка, содержащая тонкий намек на скучность профессии аудитора).
Но пытливый читатель здесь спросит: все это хорошо, но где же обещанные любовницы? На что отвечу, вторя М.А. Булгакову: "За мной!, - скажу. - Я покажу тебе настоящую любовь!" Правда, на мой вкус, у Булгакова дьявольщина получилась куда как лучше. Ну, да не об этом речь.
На первый план сейчас выйдет финансовый директор Ф., доселе пребывавший в тени. При распутывании луврского клубка быстро выяснилось, что не все денюжки гонялись туда-сюда, а часть их группу покидала (что логично). Среди адресатов как раз-таки и обнаружились компании, принадлежащим упомянутым девяти одиноким нигерийским женщинам - знакомым Ф. Я, на самом деле, погорячился, вот так с ходу назвав их любовницами, поскольку того, как они, выражаясь словами Гумилева, "пляшут и любовь продают за деньги", лично не видел и свечку не держал. Факт, однако, состоит в том, что компании, зарегистрированные на них, ничем не занимались, кроме обеспечения своим дородным владелицам возможности годами припеваючи жить в Великобритании.
Знали ли жаркие африканки о существовании друг друга, я не помню, а возможно, никогда и не знал, поскольку к науке, которую я в тот момент представлял, это отношения не имело. А ведь интересно, кстати, равно как и то, зачем Ф. они потребовалось в таком количестве, явно превосходившем его как физиологические, так и временнЫе возможности.
Дело в том, что Ф. был совершенно белым английским джентльменом годам к шестидесяти. Как и полагается финансовым мошенникам (согласно всяческим методикам по их изобличению), он сидел на работе вечерами и в выходные, никогда не брал отпусков и ни кому не делегировал полномочий, кроме упомянутой Лотарингии. В остальном он был совсем непримечательный (эдакий Корейко), однако, как выяснилось, некоторой экстравагантностью всё же отличался, о чем свидетельствуют не только его сердечные пристрастия.
Среди прочих получателей средств было несколько странных бизнесов, один из которых мне запомнился. Группа энтузиастов производила такие, знаете, стеклянные призмы и пирамидки с объемными изображениями внутри из пузырьков воздуха. Ну, вы наверняка их видели в каких-нибудь сувенирных лавках. Энтузиасты, когда мы нанесли визит в их офис в пригороде, куда надо было ехать на электричке, взахлеб рассказывали, что это российская прорывная технология (задолго до Сколкова и слова нано, между прочим) и что совсем скоро они выйдут на точку безубыточности. Надо просто наделать ещё побольше стекляшек с рыбками, цветочками и соборами Василия Блаженного внутри. Они слышали, что с Лувром происходит что-то не то, и заглядывая в глаза, интересовались, сможет ли щедрый Ф. продолжить их финансировать. Мне было их искренне жаль.
Зачем Ф. понадобилось вкладывать деньги именно в такой бизнес, так, по-моему, и осталось невыясненным. Больших хищений в нем обнаружить не удалось. Может быть, на стекляшки были падки нигерийские дамы?
Рассказываемая мною история в свое время по понятной совокупности причин прогремела в британской прессе. Но лично я славы, которой, по собственному глубокому убеждению, был достоин, опять не снискал. Нет, в офисе фирмы ПвК меня какое-то время хвалили и хлопали по плечам. Но был я тогда только приехавший на обучение уму-разуму менеджер. А есть еще, если кто не в курсе, старшие менеджеры, директора, не говоря уже о партнерах, которые в лондонских профессиональных фирмах напоминают греческих богов, спустившихся с Олимпа и случайно подзадержавшихся. Вот они и раздавали интервью на своем оксбриджском о том, как фирма ПвК восстановила законность и порядок.
А кроме того, тогда как раз шли бомбардировки Сербии, и кто же в такой международной обстановке признается, что видного бизнесмена-лейбориста вывел на чистую воду русский secondee? Вы что. Русские на тот момент должны были быть преодолевшими коммунизм, но всё равно простоватыми и довольно подозрительными чудаками или же нуворишами, наворовавшими денег и сорящими ими в Лондонграде...
Кстати, про Сербию (которая, впрочем, к делу тоже не имеет никакого отношения). В то время британские коллеги в офисе на полном серьезе вопрошали меня, почему Россия не вступает в войну. Я же, тоже совершенно искренне не понимая вопроса, переспрашивал: на чьей стороне? Чем вызывал ещё большую насторожённость. Вот такой, простите за выражение, когнитивный диссонанс.
... Следствие длилось довольно долго. Уже когда я вернулся на родину и трудился в другой славной фирме - КПМГ (по преданию, один клиент, не расслышав по телефону, переспросил: "Простите, что вы копаете?"), мне позвонили. Барышня-телефонистка сообщила, что со мной будут говорить из Скотланд-Ярда. И знаете, что пронеслось у меня в голове? Ну да, конечно: чего я такого в Англии успел натворить. Но это потом. А сначала возник образ артиста Брондукова в роли инспектора Лестрейда - в клетчатой кепке, с придурковатым лицом и фокстерьером. Как же сильны в нас ассоциации!
(NB Второй раз за историю возникают в ней образы товарища Конан Дойля - ну и неспроста, конечно.)
Лестрейда почему-то интересовал именно эпизод посещения незадачливых производителей стекляшек с голограммами. Но я уже успел подзабыть подробности этого неключевого для всей истории события и, чтобы не дай бог не лжесвидетельстнуть, отослал копа к юристу из работавшей с нами известной в те времена фирмы WildeSapte, который со мной туда ездил и вел подробную запись. Кстати, фирмы этой давно нет: после двух слияний не осталось и следов от ее странноватого названия.
Надо сказать, что я вообще с большим уважением отношусь к породистым лондонским юристам. И в этот раз я с восхищением следил за тем, как коллега (имя которого я запамятовал за давностью лет) задавал вопросы и подводил перепуганных собеседников к нужным ответам. Еще большим благоговением к нему я проникся, когда он сообщил, что перед выполнением каждого вида работы - да вот хоть проведением той же беседы - у них полагается включать в компьютере (смартфонов ещё в помине не было) таймер системы учета времени, а после окончания - выключать, чтобы корректно выставлять затраченные часы и минуты клиентам. Я совершенно точно понимал, что для меня такая пунктуальность недостижима, потому что, во-первых, я буду забывать включать часики, а если даже и не забуду - стану впадать в ступор оттого, что время идет, рефлексировать, что я трачу его неэффективно - короче, работать точно не смогу...
От любования работой коллеги-юриста отвлекало только одно обстоятельство. Дело в том, что он имел довольно выраженный, так скажем, метросексуальный вид, а в электричке по дороге к голограммщикам успел сообщить, что живет в Брикстоне (типично негритянском районе). Это сочетание причудливым образом напомнило мне известную сцену из книжки "Это я, Эдичка", от которой я никак не мог отделаться, наблюдая за коллегой во время встречи.
(NB Ну вот, опять неизвестно откуда выплыла тема афроамериканцев и -англичан. Впору было назвать этот опус "Шерлохомец и негры").
Вообще на протяжении моей, с позволения сказать, профессиональной карьеры мне пришлось несколько раз встречаться со следователями - в остальных случаях, конечно, российскими. Встречи эти попеременно носили трагический либо комический характер. Однажды довелось объяснять следователю СКР суть мезонинного финансирования, которое мы привлекали для мини-олигарха М. Тот, однако, больше запомнился мне тем, что был поборником какой-то особой теории оздоровления и заставлял весь свой топ-менеджмент по сорок дней голодать и пить мочу. К концу сорока дней на топ-менеджмент было страшно смотреть. В принципе, примерно такая ситуация наблюдалась у всех олигархов, поэтому мне к ним никогда не хотелось ни за какие коврижки. Хотя у нынешних, с горячим сердцем и холодной головой, говорят, еще куда хуже.
А в другой раз позвонил следователь и спросил, знал ли я бывшего руководителя одного из федеральных ведомств Т. У меня в ответ было два вопроса: в чем, собственно, дело и почему в прошедшем времени. На что невидимый собеседник совершенно невозмутимо пояснил, что Т. пытался защищаться от пуль портфелем, в котором лежала моя карточка. Стало нехорошо.
Но вернемся к нашей истории, которая стремительно движется к своему завершению. Как и полагается в детективных произведениях, зло было наказано. К. пытался доказать, что ни о чём таком не догадывался, что всё это злокозненный Ф., а он, лейборист и бывший лучший, но опальный бизнесмен К. , если в чём и виноват, так только в недосмотре. Однако граждане английские судьи этому не поверили, и сели "усе" - и Ф., и К., и даже (к моему, не скрою, злорадству) Лотарингия. Отсидели они по пять или шесть лет, а что с ними сталось потом - то мне неведомо. Не знаю я и того, как сложилась дальнейшая жизнь девяти нигерийских женщин, лишенных финансирования. Знаю только, что банки денег смогли вернуть не густо.
Рассказал я эту историю исключительно оттого, что, на мой вкус, она довольно забавна. До сих пор по пути из Хитроу в центр я с ностальгией смотрю на место, где был офис Лувра (он давно снесён). Примерно, как Козаков в начальных кадрах "Покровских ворот".
А выводить ли из рассказанного выводы и какие, например:
- вот и у них, оказывается, что бывает, и эти люди будут учить нас не ковырять в носу...
- это все ерунда и примитив, вот у нас в ТОО была история...
- в россиюшке тебе бы просто башку проломили. И это в лучшем случае...
- или наоборот: вот все-таки английское правосудие! Чтобы у нас такого кто-то тронул??? И за такую мелочь???...
... и так далее, и так далее, и так далее...
... То это уж вы решайте сами. Ибо сказано:
Some people come here to think,
Some people come here to wonder.
Перевод с английского:
(1) "Карты, деньги, два ствола" (фильм Г.Риччи)
(2) черный мерзавец
(3) событийный
(4) "Я люблю Христа, а Христос любит меня
Я люблю Христа, а он - меня
Я люблю Христа, а он - меня
Яяяяяя люблюююю Христа!!!"
(5)"Как хотите, но это скучная песня. Достойная, но очень скучная".
(6) корешки чеков
(7)"Кто-то приходит в тиши посидеть,
Обдумать все "против" и "за"...
А кто-то - гадить, вонять и пердеть,
Как гребаная гроза".
***
Список источников
Будучи ярым поборником соблюдения прав интеллектуальной собственности, решительно заявляю, что в данном рассказе были использованы точные и неточные цитаты из произведений (либо отсылки к ним) следующих авторов:
Г.Риччи, А.Кристи, В.Драгунский, Вен.Ерофеев, А.Григорян, М.Светлов, Е.Евтушенко, Н.Гоголь, А.Тальков, А. и Г.Вайнеры/С.Говорухин, М.Булгаков, Н.Гумилев, И.Ильф/Е.Петров, А.Конан-Дойль/Е.Масленников/Б.Брондуков, Э.Лимонов, В.Высоцкий, Л.Гайдай, Л. Зорин/М.Козаков, а также неизвестные мне авторы спиричуэла и стихотворения на двери туалета компании Louvre Finance.
NB Вы спросите: зачем столько цитат и отсылок? Отвечу: все сказано, все описано... Поэтому вместо слов - цитаты, вместо чувств - отсылки. Это я сам, кстати.