Восточный пуск

Дмитрий Липатов
.
За час до пуска ракетоносителя Союз 2.1а на пульте дежурного Алексея Копейкина раздался звонок.

— Четвертый,— у дежурного перехватило дыхание. Лицо тридцатилетнего мужчины было напряжено. Галстук слегка развязан. На горле выступили вены.
 
— Здравствуйте,— дрогнул бархатный женский голос,— меня зовут Ольга, мы не знакомы...

— Здравствуйте,— перебил незнакомку дежурный,— это режимный объект. Мне придется закончить разговор.

В распахнутой двери появилась голова начальника, лысого мужика лет сорока:

— Ну что переходим на ручное?

Алексей отрицательно покачал головой:

— Ошиблись номером.

Глаза Евгения Петровича испуганно сузились. По лысине стекали капли пота. Во лбу отражался энергосберегающий плафон:

— Ты что несешь? Кто ошибся?

— Баба какая-то. Вроде Олей зовут.

— Какая Оля? Папа всю контору раком поставил, а тебе какая-то Оля звонит. Ты хочешь, чтобы и тебя поставили?

— Задолженность по зарплате погасите, сам встану.

— Ты это, Лёш. Остынь, не обижайся. Всё будет нормально. Только сделай свою работу как надо,— подмышки инженера темнели потными разводами. На испачканных мелом брюках топорщились коленки.
 
В закрывшуюся дверь Алексей бросил скомканный листок. Система подготовки к запуску в автоматическом режиме не работала. Алексей ждал звонка, чтобы на мониторе своего компьютера перевести программу в ручное управление. После этого на всех этапах пуска вместо электроники начинали работать люди. Высшее начальство, кроме нежданно-негаданно прилетевшего президента страны, об этом знало. Кто не знал, тот догадывался.

— Четвертый,— ответил на звонок Алексей.

— Как вас зовут, четвертый? — на другом конце провода слышался шум льющейся воды.— Пожалуйста, не кладите трубку,— женщина всхлипнула.

У Копейкина задрожали руки. Где-то в душе он ощущал тревожные позывы исходившие от собеседника, но ситуация не предвещала ничего хорошего. Не будет пуска, не будет обещанных денег, квартиры, будущего. Трубка легла на прежнее место.

В просторном кабинете еле слышно потрескивали системные блоки. Мигали светодиоды. Зачехленные пульты покрылись слоем пыли. На подоконнике кто-то оставил оранжевую каску. В связи с серьезностью обстановки из кабинета удалили всех, кроме Леши. Незадействованных в секретной цепочке согнали в актовый зал. Пятый час люди выходили оттуда только по нужде.

— Четвертый,— плюнул в сердцах Алеша, услышав знакомый голос.

— Четвертый, я — тварь!

— Допустим,— за дверью ощущалось присутствие постороннего. Леша толкнул к выходу кресло. Гулко прокатившись по полу кресло, стукнулось о дверной косяк.

— Как тебя зовут? — не отступала женщина.

— Алексей.

— Лешенька, миленький, мне надо выговориться! — всхлипы сменились громким воем.— Я не просто тварь! Я — последняя тварь.

— Оля,— почти шепотом отвечал Алексей,— я обязательно выслушаю вас, но сейчас поймите …

— Я убила человека.

В коридоре послышался шум. Снова зазвенела трубка.

— Маленького, приросшего ко мне пуповиной человечка. Не знаю, что на меня нашло. Это было вроде затмения. У тебя есть дети?

В ватной голове дежурного было всё, кроме маленького, приросшего к матери младенца. Рядами и колоннами стояли раком верхушка «Роскосмоса», инженеры, директора, кладовщики, строители. В забитых проблемами Алешиных мозгах не было места для ребенка. Ни для маленького, ни для большого. Аллергические пятна покрыли лицо. Ладони вспотели. Во рту пересохло. В горле стоял ком. Было огромное желание помыться.

— Лешенька, помоги мне, миленький,— плач женщины, местами переходивший в рёв, выворачивал душу.— Я родила и отнесла его на мусорку. Когда поняла, что наделала, его там уже не было. Леша, ты слышишь меня? Я разрезала пуповину тупым кухонным ножом. У меня перед глазами крохотная головка моей девочки в слизи. Она уткнулась лицом в кошачий лоток. Малютка задыхается в вонючем песке! Мусоровоз поехал к вам на космодром. Господи! — она перешла на крик,— За что? Родной мой, я здесь в рабочем поселке. Углегорск, Ленина, 4, квартира 8. Старые двухэтажки. Спросишь Панкратову Ол...
   
На дребезжащий телефон Алексей смотрел как на врага. После десятого дозвона аппарат замолчал.

— Какой же я мудак! — схватившись за голову, Леша сжался, мысленно превратившись в маленькую букашку, над которой огромный дядька занес башмак. В углу монитора мерцало «4.59».

— Что же ты делаешь, урод! — дрожащее лицо начальника сливалось с белым дверным пластиком. Губы дрожали. В глазах металась безнадежность.

Труба ответила прерывистыми гудками.

— Поздно,— ноги Евгения Петровича подкосились. Грузное тело медленно стекало по стене. В запотевших пластиковых окнах восход перерезал горло небу.
Вытащив из вазы цветы, Леша вылил на голову воду. Мокрое пятно быстро пропитало рубашку. Намочились брюки. Хлюпала сидушка новенького кресла.
В соседнем кабинете включили радио. Комментатор не скрывая радости, докладывал о переносе запуска. Звучал бравурный марш. Не смолкали аплодисменты.

Презрительные взгляды заполнивших кабинет сослуживцев вытирали о разорванную душу товарища ноги. Негнущиеся конечности донесли Алексея до парковки. Намокшая одежда обжигала тело утренним холодом. В общежитие путь был заказан. Там наверняка все уже были в курсе.

Такого поворота событий Леша не ожидал. Рухнуло громадье планов. Прощально махнул крыльями ЗАГС. Где-то далеко мелькнул поезд с Леночкой.

Лежа на заднем сидении своей новенькой Приоры, в сердце внезапно кольнула мысль. Зарычал мотор. С пробуксовкой взвизгнуло сцепление. Свет фар выхватил в сумерках окраину Циолковского. Старожилы по старинке называли поселок Углегорском.

Поплутав по развалинам, машина остановилась у длинной покосившейся ограды. На столбе скрипела и покачивалась лампа. Бегающие тени скользили по дороге. Шум двигателя разбудил сторожа.

Опираясь на клюшку, вышел старик в фуфайке. Редкие седые волосы закрывали уши. Осунувшееся небритое лицо краснело на ветру.

— Тебе чаво? — запахнув ватник, мужик угрюмо посматривал по сторонам.

— Доброе утро, уважаемый! — вытащил ключ из замка зажигания Алеша.— Знакомую потерял. На Ленина, 4 живет.

— Опоздал ты касатик,— ухмыльнулся дедуля.— Лет десять уж прошло, как снесли дома. Вот, дорогу построили,— дед стукнул палкой по асфальту,— Ленина, 4 и есть. А хто нужон то, можа знаю?

— Панкратова Ольга из восьмой квартиры.

— Как не знать! Её весь поселок знал!

— Знал? Она что уехала? — растерялся Алексей.

— Нет. Здесь она, вместе с дочкой,— дед открыл калитку,— Вон там у китайского обелиска первая могилка справа.

Только сейчас Леша заметил покосившиеся кресты. Мощь новостроек скрывала за бетонными плечами тело старого погоста. Могильные холмы хмуро ощетинились ржавыми оградками.

Синяя краска на железном памятнике со звездой облупилась. Выцвел пластиковый венок. Слов на ленточке было не разобрать. С фотографии смотрело простое женское лицо в косынке. Улыбались только губы, печальные глаза смотрели в душу. Вместо детской фотокарточки кто-то привязал куклу. Веревка истлела и пупсик лежал, зарывшись головой в песок.

Настойчиво задрожал виброзвонок.

— Ты где? — тяжелым грузом опустился на сердце голос Лены.

— На кладбище.

— Алешенька, миленький, прости меня.

— Ты в поезде?

— Я люблю тебя.

Лучи восходящего солнца играли на никелированных замках распахнутого чемодана. На полу гостиничного номера валялся порванный купейный билет. В ванне женский голос напевал веселую песенку. Телефон на столе, подпрыгивая от полученных мегабайтов, принимал депешу.

Детская кукла, привязанная форменным галстуком к звезде, растопырила ручки новому дню. Под фотографией стояла подпись. Я люблю тебя. Будь моей женой.