Конец полевого сезона затянулся. По-северному стояла поздняя осень. Начало октября.
– Всё! – проснувшись утром в сырой тёмной палатке, промолвил начальник отряда Бакс. – Вскакиваем, одеваемся, грузимся и намётом до Харвей-Ю.
- Сена не хватит, - откликнулся водитель вездехода Юдов.. – Вчера вечером мерил. Километров на сорок, ну, сорок пять. А до фактории чуть ли не семьдесят. Я упреждал.
Сеном водитель называл солярку.
- А вы сейчас, пожалуйста, замерьте, Федя, - попросил начальник.
- Да чо его мерить-то. Не прибавилось, бат. Да и руки пачкать не хочется.
Ни один прибор в вездеходе не работал. Ни спидометр, ни показатель уровня солярки, ни сигналы поворотников. Но водитель при любом повороте в пустынной тундре налево высовывал руку, обозначая поворот налево. Или просил коллегу вытягивать правую руку при повороте направо. Хотя на сотни километров вокруг не было ни души. Кроме испуганно ныряющих в норы облезлых песцов. Да взлетающих с озёр, с недовольным гоготом, огромных стай гусей, готовящихся улетать на юг. А уровень «сена», солярки, водитель определял рукой. Открывал крышку бака, просовывал обнажённую руку в его горловину, втыкал пальцы в дно и быстро вынимал.
- Во! - Показал Юдов свои пальцы начальнику. – До третьего фланца не дотягивает.
- Фаланги, - машанально поправил Бакс. - А вы, Федя, до дна рукой-то доставали? - недоверчиво спросил начальник. – Дай-ка я сам замерю.
Федор обиженно отвернулся.
Бакс быстро засучил рукав и погрузил свою руку в бак.
- Смотри! Почти пол-ладони!
- Да у тебя, шеф, пальчики-то коротышки! Да и ладошка с кукиш.
- У меня!? – задохнулся начальник от негодования.
И они начали замерять ладони друг у друга.
- Ну всё! Кончаем замеры. Загружаемся. Вы чего там в палатке копаетесь? Юра! Серёжа! Мотя!
- Темно же! Третью ногу обуваю и всё не свою! – откликнулась повариха Мотя.
- Давайте, давайте! Видите огромные куски голубого неба, - показывал Бакс на низкое мрачное небо, без единого голубого окна. - До темноты надо успеть в Харвей-Ю.
- Если «сена» хватит, - буркнул про себя водитель.
До фактории отряд торопился по двум уважительным причинам. На завтра приходился юбилей – 30 лет со дня рождения водителя Юдова. И в посёлке их ждал богатый запас солярки для преодоления двухсот километров до базы экспедиции и конец полевых работ.
- Ну, поехали, - скомандовал Бакс, когда вездеход был загружен под завязку и все члены отряда разместились в его чреве. – Федя, - экономь сено.
- А то! – пробормотал Федот и запустил двигатель.
Через несколько часов показались глинистые обрывы мелководной речушки Харвей и с десяток деревянных домиков под покатыми крышами. Кое-где рядом с домами стояли островерхие чумы ненцев и приземистые яранги чукчей. Но прежде геологи увидели на возвышении небольшую церквушку ещё с дониконианским восьмиконечным крестом.
Проникновение славян на Север началось в 11-ом веке. Первые упоминания в летописях относятся именно к этому веку. В 1072 году дружина славян под начальством некого Глеба проникла за Урал. В 1079 году на Северном Урале в стычках с самоедами погиб внук Ярослава Мудрого. Вероятно в эти же века началось обращение северных народов в христианство и появление первых часовен и церквушек в редких поселениях самоедов.
На звук вездехода из жилищ посыпались жизнерадостно улыбающие местные обитатели. В искренности их улыбок члены отряда не сомневались. Дело в том, что на летний сезон - сезон охоты, рыбоводства, заготовки дров на долгую полярную зиму, в Заполярье вводился так называемый «сухой закон». Магазины факторий отпускали аборигенам только продукты и хозяственные товары. Алкоголь – спирт, продавался лишь туристам, геологам, да гостям. Но немногочисленные обитатели факторий были уверены, что всегда поимеют от долгожданных гостей чарку-другую, а если повезёт, то и бутылёк вожделенного напитка.
Вездеход медленно, окружённый несколькими десятками весёлых мужчин, женщин, детей, двигался к намеченной цели – к магазину.
- Не глушите, пожалуйста, - обратился Бакс к водителю. - Я быстро.
- Дома свободные есть? – справился он у окружившей его толпы.
- Харпуновы вчера поехали на побережье гуся бить. Через неделю только вернутся. Заселяйтесь.
- Да нам на день-другой. Торопимся на базу. Вот-вот снег ляжет.
- Ну, что, Зинаида... , отчеството я запамятствовал, редко видимся, - обратился Бакс к монументально застывшей на крыльце магазина продавщице. – Спирту бы нам. День рождения вот у водителя отметить надо, да окончание полевого сезона.
- Муж Абрашей кличет, - обранила Зина, - а вобче-то Ибрагимовна я. Сколь вам?
- Нас пятеро. По бутылке бы на лицо.
- Четыре дам. Одна мне.
- Давай, Зинаида Ибрагимовна, так, пять нам, две тебе.
- Тогда вас, стало быть, семеро будет, так и помечу. - И достала тетрадку. – Распишись.
- Хорошо. Семеро.
- Матрена Ивановна, поищите там пустой мешок.
Мотя нырнула в брюшину вездехода и вскоре выкинула холщёвый мешок.
Через полчаса компания геологов сидела вокруг стола, уставленного малосольной семгой, жаренным хариусом, холодным гусем, мочёнными сухарями. На раскалённой плите закипал чугунный казан, над которым священодействовала Матрёна Ивановна. Она готовила, так называемый у геологов, чаин: смесь воды, спирта, сахара и чая. В определённой пропорции. Кто не пригублял – рекомендую. Рецепт приготовления могу предложить.
В окна и двери избы то и дело раздавались робкие стуки. В избу ломились жители фактории. Геологи уже знали, что они предложат им выгодный обмен. Спирт на шкурки пыжиков. Пыжиковые шкуры оленеводы изготовляли из только что нарождённых оленят. Из каждой шкурки пыжика получалась пыжиковая шапка – ценнейшая вещь в городе. И дорогая. За каждую шапку в цивилизации можно было получить несколько бутылок спирта. Здесь же в Заполярье пастухи отдавали пяток шкур пыжика за бутылку спирта. Давно установившийся эквивалент взаимовыгодного обмена между гостями и оленеводами.
- Ну что, шеф, открываем лавочку? – предложил именинник Юдов, разливая дымящий чаин по алюминиевым кружкам. – Аль поначалу пригубим?
- Вы знаете, Федя, что-то есть неэтичное во всём этом обмене.
- Какое, какое, шеф?
- Ну, неприличное это дело обдирать бедных пастухов.
- Да вы чо, шеф! А туристы навалятся сюда? А вертолётчики присядут? Да и партийные босы из центру залетят! Они что, за приличия будут думать? Да за бутылёк вырвут у самоедов по десятку, а то и более пыжа, и не поперхнутся! Мы-то по-божески меняем. По пять штук. Они ж не виновны, что тут сухой закон на лето установили.
- Да бог с вами. Меняйте. Только, уж извините меня, я не возьму пыжика, - тихим голосом пробормотал Бакс.
За столом стихло.
- Ну, так, - после небольшой паузы, излишне бодрым голосом заговорил Федор, - давайте решать. Одну, две бутылки отдаём?
- Лучше две. Меньше выпьете, - предложила Мотя.
- Хорошо. Две. Я сейчас, - радостно проговорил Юдов.
Водитель схватил две бутылки и выскочил из избы, не закрыв дверь.
- Держите две. С вас десять. Если дерьмовые или маленькие, завтра поменяем. Зер гуд? - услышали за столом. – И больше не ломитесь в окна. Остатние бутыльки сами пригубим.
Федот быстро вернулся, уселся за стол, поднял кружку с чаином и предложил: - Выпьем за меня!
Все выпили.
И тут за окном раздался гул мощного мотора.
- Похоже вертолёт? – предположил водитель и выглянул в окно.
- Точно! Сел. Какие-то типы в галстуках выползли. Никак начальство? Чой-то их принесло? Случилось чего? А! Потом выясним. Давайте-ка примем за шефа нашего! С ним нам повезло. Конечно, нас шибко загружал работкой. Но себя тоже ещё больше. Грязной работы не бежал. Да и тяжкой тож. Хоть почти вон на сколь старее нас. При Николке ещё родился. За Аскольда Борисовича! Без подхалима я выпиваю!
- Ура! – приглушённо прозвучало за столом. Все встали и чокнулись кружками.
- Спасибо, вам ребята, - Бакс прокашлялся, будто приготовился что-то сказать.
В дверь уверенно постучали. Вошёл молодой человек в галстуке и с зонтом в руке.
Все вопросительно на него обернулись.
- Сам прилетел, - почтительно прошелестел вошедший, и оглядел всех за столом, снедь на столе, казан с чаином, пустые кружки.
- Чо с зонтом-то, - спросил Федот.
- Так накрапывает же, - нормальным голосом ответил юноша. – Такие тучи гонит! Вот-вот грянет. Сам-то прознал, что геологи сюда прибыли, вот и послал меня...
- Куда послал-то? И что это за фамилия «Сам»? Что-то я не слышал такой, - перебил его Федя.
- Так это первый секретарь Округа нашего. Сам Василь Петрович Охрименко, - снова перешёл на почтительны шёпот человек с зонтом и в галстуке.
- Вы вот что, любезный, кстати, как вас нарекают, прошу к столу, - обратился к юноше Бакс. – Мы тут день рождения нашего водителя празднуем, да и окончание полевых работ. Можете поздравить нашего Федю и нас заодно.
- Петя меня зовут. Капельку приму за всех вас. И поздравляю. Наш-то не любит запаха от подчинённых.
- Больной, что ли? Аль трезвенник? – завистливо справилась Мотя.
Петя хватил кружку чаина. Повернулся к Моте и несколько минут молчал. То ли прислушивался к действию чаина, то ли подбирал выражения в каких можно ответить на вопрос. Наконец, осмотрев всех по-очереди, решил, что вокруг всё приличные, даже, может быть, и хорошие люди, при них можно. И Петя решился.
- Да какой больной! Какой трезвенник! Как вылетили из центра, тут же и запили с референтом своим прямо на борту. А я бди!
- Петр, а вы чего до нас наведались? Помощь какая нужна?
- Ах, да! Вы же ничего не знаете! Америка, тудыть её, угрожает Гондурасу! Корабли свои хочет ввести в её воды. Военные там у власти встали. Народ Гондураса порабощают! Вот мы и прилетели к самоедам, чтобы заодно осудить американскую военщину. Высказать, так сказать, солидарность и поддержку свободолюбивому народу Гондураса. И вас приглашаем в церковь. Там места больше. Всех собирем. Надо осудить. Может быть и вы все поприсутствуете. А товарищ Бакс, как представитель интеллигенции, должен и слово сказать против американской военщины.
Тут надо сделать небольшое отступление. В 1937 году, когда Баксу было 38 лет, и он уже возглавлял кафедру географии в университете Ленинграда, состоялось заседание по осуждению врагов народа. И когда уже все, кому назначено было выступить и заклеймить врагов народа высказались, вдруг поднял руку и попросил слова Аскольд Борисович Бакс. В президиуме началась лёгкая паника, но решились слово Баксу всё-таки дать. Бакс встал.
- Вот тут сегодня говорили много уничижительных слов о товарище Бухарине. Я очень хорошо знаю этого человека. Это удивительно умный, ителлигентный и порядочный человек. И очень преданный советской власти. Он не может быть врагом народа. Если надо поручиться за него, я готов это сделать прямо сейчас. Бакс оглядел онемевший зал и сел.
Как ни странно, это выступление Бакса не имело трагических последствий. Он продолжал возглавлять кафедру и даже выезжал на полевые работы. Правда, на геологческий конгресс в 37-ом году в Москве его не позвали.
- Ну, что-ж, - вздохнул Бакс, - неприлично отказываться от приглашения начальства. Придеться идти.
В церкви было полно подвыпивших аборигенов. Должо быть жители посёлка в отсутствии гостей пробавлялись самогоном. В воздухе стоял крепкий запах сивухи. Речи первого серетаря Окружкома, референта и председателя поселкового Совета Харвей-Ю выслушали равнодушно и вопросов не задавали. Но все послушно кивали головами. Хотя почти никто русского языка не понимал.
- Слово имеет учёный с мировым именем и хорошо известный всем самоедам советского Севера товарищ академик Бак, Арнольд Брониславич. Первый секретарь посмотрел в лежащую перед ним бумажку и добавил, - извиняюсь, Аскольд Борисович.
Бакс вышел к трибуне, оглдел с амвона зал и сказал: – Здравствуйте, товарищи. Я действительно академик, Аскольд Борисович. А фамилия моя Бакс.
- Гондурас, как вы знаете, - начал Бакс, - расположен в Центральной Америке и занимает северную часть центральноамериканского перешейка. На юге Гондурас граничит с Никарагуа, на западе с Гватемалой, на юго-западе - с Сальвадором. На севере и востоке Гондурас омывается Карибским морем, на юго-западе выходит к Тихому океану. Большую часть территории составляет нагорье (высотой до 2870 м), сложенное преимущественно архейскими кристаллическими и метаморфическими породами, на юге кайнозойскими лавами. Гондурас славится огромными природными богатствами: лесом, золотом, серебром, медью, свинцом, цинком, железной рудой, рыбой. Это экваториальная страна. С необычным животным миром. По всей территории страны водится большое количество диких животных. В этой стране встречаются различные виды животных: медведи, обезьяны, дикие свиньи, тапиры, барсуки, койоты, волки, лисицы, ягуары, пумы, рыси, редкие чёрные пантеры. Также обитают пресмыкающиеся - аллигаторы, крокодилы, игуаны и змеи. И большое количество других видов. Гондурас населяет гордый и независимый народ. Главной достопримечательностью Гондураса являются руины древней цивилизации майя. Население Гондураса в основном индейцы.
- Чёрные, что ли? А какая рыба у негров водится? – выкрикнул кто-то с улицы.
- Товарищи самоеды! Товарищи самоеды! Вопросы академику надо задавать после доклада, – выкрикнул секретарь, привстав. Артём Брониславич ещё не закончил доклад. Артём Брониславич, вы же осуждаете американскую военщину? И понизив голос, добавил: - Товарищ Бак, мы страшно ограничены временем. Может быть, про негров и рыбу потом ответите, когда мы улетим? Я извиняюсь. Про Америку обязательно надо сказать.
- Меня зовут Аскольд Борисович. Я закругляюсь. Да, конечно, я осуждаю всякую военщину. В Гондурасе власть была в руках военной диктатуры, а теперь власть перешла в руки народа. Сейчас в Гондурасе введено всеобщее бесплатное образование. А обязательная служба в армии составляет два года. На этом я завершаю свое выступление. Теперь можете задавать опросы.
И вопросы поспались.
- Если утром выехать из Харвей-Ю на оленях, когда доберешься до Гондураса? – был первый вопрос.
- А почём в Гондурасе бутылка спирта?
- А как величают первого секретаря фактории Гондураса?
- Сколь стоят пыжи в Гондурасе?
- Митинг, товарищи самоеды, закончен. Жители Харвей-Ю единогласно осудили беспардонное вмешательство Америки в судьбу свободолюбивого народа Гондураса. - И секретарь повернулся к Петру.
- Ты вот что, Петя, - вполголоса проговорил ему на ухо секретарь Окружкома, - задание не забыл?
- Да что вы, Василий Петрович, как можно.
- Сегодня же обойди самоедов. Ступай. Да гляди там. Кстати. Ты, Петр, всех выступавших запротоколировал? И все осуждают. Вставь там паручку выступлений самоедов, недовольных Аерикой. И пометь – все единогласно осудили американскую военщину. И академик тоже. Понял? Ну, иди.
- Как не понять, товарищ первый. Не впервой. И Петр вышел.
И тут же наткнулся на экипаж вертолёта.
- Послушай, как тебя, Петр, доложи своему, что если через полчаса не вылетим, аэропорт Округа закроют. Дня на три, а то и больше. Мощный дождевой фронт надвигается. Может быть, и снеговой.
- Я сейчас. Я быстро. Только забегу в избу и доложу первому.
Петр заскочил в дом, достал из сумы несколько бутылок спирта и рысью помчался обегать яранги и чумы оленеводов.
В первой же яранге старуха чукча долго трясла головой и что-то бормотала на родном языке в ответ на предложения Петра.
Петр, потрясая бутылкой спирта, пытался донести до старухи свои предложения. – Мать, пыжик имеется? Ну, этот, новорожденный теленок. Бэби... этого... – он изобразил растопыренными пальцами рога над головой. – Как это ... сучако, что ли...- пытался он перейти на местный язык. – Смола пыжик, - припомнил Петр, застрявшие в памяти ещё со школьной скамьи английские слова. – Таузанд... э...тен сучако, пыжик...сори, сори...
Петя учился в советской школе. Иностранный язык им преподавали невнятно и равнодушно, боясь, как бы они, сдру, не выучили язык. Они и не выучили.
- А! - Махнул Петр бутылкой, и помчался к следующему чуму.
Там, на его стук, вышла молодая ненка с ребёнком на руках.
- Смола, бэби, сучако, пыжик, тен - вывалил Петр все известные ему слова на молодую женщину, потрясая бытылкой. – Пыжик, девушка ... пирибтя, - вспомнил Петр, как звучит на ненецком языке слово девушка. – Сучако мне, тебе вот, - показал он на бутылку.
- Никого нет дома. Муж в церкви, - неожиданно, на чистом русском языке, басом ответила ненка. – Без хозяина не могу. Вернётся наны после собрания, - доложила женщина, не спуская глаз с бутылки. – Так что сох! Пусто!
- Чёрт! – Ругнулся Петр. Взглянул на часы. Охнул и помчался обратно к церкви.
- Товарищ Охрименко! Товарищ Охрименко! – закричал он прямо с порога церкви. – Командир вертолёта заявил, что аэропорт Округа через час закроют. Надо срочно вылетать. Фронт надвигается. Снеговой.
- Сколь пыжов наменял? – сурово спросил секретарь.
- Да сох! Все наны, ири, - вдруг, переходя на ненецкий, заговорил Петр, - тут, у вас на митинге.
- Чего? Чего? – изумлённо переспросил Охрименко.
- Ну, эти, самоеды мужского пола. Парни, старики. А пухуцы, пирибти, нецекэны ничего о сучако не ведают.
- Ты что, обалдел с этими самоедами? Чего ты сейчас наплёл?
- Да старухи, девушки, дети без мужчин ничего не знают о сучако, - отчаянно выкрикнул Петя.
- Стало быть, нет пыжов? – зловеще заключил секретарь. - Тогда сделаем так. Сколь у нас коньяка там осталось?
- Так всю ночь сидели. Ничего и не осталось, - робко ответил Петя.
- Спирта?
- Семь.
- Значит, поступаем следующим образом. Бегом за бутылками. Две оставляем на обратный перелёт. Пять передай Баку. Пускай обменяет на пыжов у самоедов.
- Они меняют пять шкурок за бутылёк.
- Пускай требуют семь. Скажи для меня. Передай, и бегом в вертолёт. Может быть, успеешь. Шучу. Да! Возьми у геологов малосольной семги.
Лопасти вертолёта уже вращались, когда Петр ввалился в его нутро. И вертолёт взлетел.
- Вот, - едва отдышавшись, почтительно доложил Петр, - бумаги протокола митинга.
- Да убери ты их! Налей нам по первой с референтом. И не разбавляй. Где семга? - И помолчав, секретарь Окружкома огорчённо добавил: - Ни одного пыжа не везём. Выходит, зря прилетали!
Только-только вертлёт оторвался от земли, как на Харвей-Ю обрушилась стена ливня с градом. Люди и собаки попрятались по домам и жилищам. Посёлок вымер.
Проснувшись утром и выглянув в окно, геологи не узнали мелководной речушки. Река вздулась. За ночь её уровень поднялся метра на два-два с половиной. Дождь не прекращался.
- Однако, не засеть бы нам здесь. Как будем переправляться через реку? – задумчиво вопросил Бакс.
- Полагаю, ливень скоро кончится и река обмелеет, - заявил Федот.
- Вы вот что, Федя, прогуляйтесь-ка до шамана, да повыспрашивайте у него, как долго ливень будет продолжаться. Ещё спроси, сколько времени в реке будет стоять большая вода. Может быть, он посоветует, где найти посудину, чтобы переправить вездеход через Харвей.
Федя набросил на себя брезент и вынырнул на дождь. Через час Фёдор вернулся.
- Вот гад! Шаман, а по-русски шпарит лучше меня, - войдя в избу высказался водитель. – Значит так. Дождь будет продолжаться три дня и ещё четыре часа, сказал шаман. Но я ему не верю. Вода в Харвейке будет стоять высокой дён семь. А то и восемь. Пока вся тундра не обыгает. Большегрузные доры и баржи из-за малой воды скатились километров на сорок ниже по реке. И чалятся в Хорей-Вью. А капитаны там пьют самогон и никуда идти не собираются. Шаман обещал связываться с ними по рации. Вдруг кто-то захочет перевезти вездеход через реку. А где Гондурас? – оглядев коллег, справился Федя. – Ну, Аскольд Борисович?
Все засмеялись. С этого дня коллеги Бакса, а позже и все сотрудники института в Ленинграде, стали называть его за глаза Гондурасом.
Дожди не прекратились и на третий день. И просвета в тучах не было. Река всё больше выходила из берегов и уже подтопляла яранги чукчей и чумы ненцев. Они спешно разбирали свои нехитрые жилища и перебазировались на возвышенные места.
Бакс каждое утро наведывался к шаману. Просил его обещать капитанам барж расчитаться с ними спиртом за перевоз вездехода через Харвей. Никто пока не соглашался.
На четвертый день, рано утром, когда все ещё спали, в дверь к геологам требовательно постучали.
- Кто? – сонным голосом справился Федя.
- Вездеход тут желают перевезти? – раздалось за дверью.
Федот быстро вскочил и открыл дверь. Перед ним стоял невысокий человек в белом кителе, в фирменной фуражке с кокардой. Под лаковым козырьком светилось бессмысленной улыбкой тёмно-багровое лицо. Вероятно от регулярных возлияний. Федя опустил глаза ниже и увидел, что человек был босяком и в засученных до колен штанинами. В руках он держал рупор.
- Ты кто? – перевел Федя свой взгляд на лицо пришельца. – Зачем рупор-то?
- А вдруг спите? – ответил человек с рупором. - Спирт покажь! – требовательно попросил босоногий человек.
- Гондурас! ... э... Аскольд Борисович! Тут гражданин в кокарде и с рупором. Объяснитесь с ним.
- Прошу в избу. Вы кто?
- Я капитан баржи, - икнул капитан, обдав всех ядрёным запахом самогона. – Мы всю ночь шли к вам. Спирт покажь!
- Послушайте, капитан, за перевоз вездехода на другой берег, мы вам даём одну бутылку спирта. Но если вы возвращаетесь в Хорей-Вью, может сплавите нас до посёлка за две?
Капитан долго шевелил губами, оглядывал столпившихся вокруг него членов отряда, и, наконец, вымолвил: - Три будет как раз на весь экипаж.
- Команда-то большая, - справился Бакс. – И как вас зовут?
- Трое. Водитель, лоцман, я, - перечислил капитан. – Сургуч, кличут меня.
- А имя, имя отчество ваше?
- То-то и оно! Запамятствовал я имечко-то своё. Кажись, Витёк? Нет, это не я. Сургучом окликайте.
- Послушайте, Сур... капитан. Третья бутылка неполная у нас. Пригубляли мы. Погодка-то вон какая! А в магазине больше не даюут.
- В бутылке больше половины? Меньше?
- Больше, пожалуй. Вот, - показал Бакс спирт Сургучу.
Капитан задумался на мгновение, оценил содержимое бутылки, и обранил: - Грузитесь! И бутылки вперёд.
Через пятнадцать минут все были на берегу.
- А баржа где? Экипаж? – спросил Федот.
- Я водитель. Я лоцман. Я капитан. Трое, - отрывисто проговаривал капитан, прерываясь на глотки из горлышка бутылки со спиртом. – Баржа вот она, перед вами.
- Послушайте, капитан! - изумлённо воскликнул Бакс, - на неё же вездеход не поместиться!
- А вы его поперёк ставьте.
Геологи достали с баржи трап. Приставили его к барже. Федя завёл вездеход и медленно пополз по трапу на середину баржи. Затем перевалился на неё носом. Продвинулся ещё на полметра вперёд и навис кабиной над водой за левым бортом баржи. Задняя часть вездехода тоже выступала над водой по правому борту судёныжка. Баржа просела выше ватерлинии. И угрожающе закачалась на воде.
- Сургуч! Мы же перевернёмся, и все утоним!– заревел Федот.
- Ну я же с вами буду! – невозмутимо парировал капитан.
- Значит так. Послушайте технику безопасности поведения людей на транспортном средстве на воде. Все распределяемся равномерно по барже. Два человека по левому, два человека по правому борту. Один стоит на носу, я за штурвалом на корме. Главная ответственность у вперёд смотрящего. На носу. Бдеть, чтобы не наскочить на камнь. Тогда, конечно, перевернёмся. Хотя камень в мутной воде и не усмотреть. Да и я вряд ли успею отвернуть. По барже перемещаться медленно, баржу не раскачивать. Ну, поехали!
И баржа, переваливаясь с борта на борт, понеслась вниз по течению, и только чудом не опрокидываясь.
- Надо было вездеход закрепить. Видите, как перемещается. Балансу бы не нарушил. Ха! Смотри, - обращаясь к Баксу, - показал он карту-лоцию, - обстановку по берегам, бакены неправильно поставили! Во дают! – И хлебнул спирта.
- Да вы, капитан, карту-то вверх ногами держите! – заметил Бакс.
- Ха-ха! Ха-ха! - А помните, как увидели, что капитан спит за шурвалом? Хорошо Бакс заметил!
- Да не Арнольд Борисович заметил. Мотя! Это Мотя увидела! И вовремя! А Бакс успел перехватить штурвал и увернуться от берега.
- А капитан молодец! Только вошли в посёлок, он очнулся. Схватил штурвал. Причалил к дебаркадеру. Сбросил якоря и опять уснул.
- А когда мы разгрузились и уходили, он проснулся, и абсолютно трезвым голосом спросил: - Покажь спирт!
- Давайте выпьем за него! Всё-таки, он профессионал! Ведь благодаря ему, мы все живы остались!
- Или вопреки!?
Перебивая друг друга, члены отряда Бакса сидели за столом в его кабинете в Научном институте Ленинграда. Вспоминали прошедшие полевые работы, смешные и трагические случаи. Выпивали, смеялись, грустили и радовались.
- Друзья мои! – Бакс встал и поднял бокал. – Я хочу выпить за вас. И большое вам спасибо за совместные прошедшие годы полевых работ. Грустно, что нам больше не суждено будет поработать вместе... С первого декабря меня отправляют на пенсию.
- А мы приготовили вам подарок, - объявил Федот. – Мотя, вручай!
Мотя нагнулась, достала из-под стола бумажный пакет и вынула из него пыжиковую шапку. – Примерьте, Аскольд Борисович.
Бакс надел шапку и изумлённо восхитился: - Надо же! Абсолютно мой размер! Как это вы угодали?
- А помните, Аскольд Борисович, как у вас в конце сезона пропал ваш картуз? Это мы его попятили для размера. Мы уже тогда решили подарить вам шапку. А картуз возвращаем. – И Мотя протянула ему картуз.
В конце декабря, незадолго до Нового года, Мотя, с только что купленной на вокзале ёлкой, спешила домой. Пробираясь скозь встречную толпу пассажиров, спешащих на электричку, Мотя уткнулась головой в человека с двумя сумками.
- Ой! Извините! – и подняла голову. – Гондурас! Миленький! – И смутилась. –Аскольд Борисович, здравствуйте! Я так рада вас видеть. Как вы? Где вы? Что поделываете?
- А вы? Вы, Мотя?
- Вы знаете, Аскольд Борисович, я вышла замуж. За Федю. Он снова в экспедицию собирается.
- От всей души вас поздравляю. Он хороший. Надёжный парень. А меня недавно шаман разыскал. Помните такого? Он совсем и не шаман. Он ссыльным был в 37-ом. Бежал. Пристал к ненцам на севере. Прижился у них. Лечил их. Он, оказывается, был известным терапевтом. Лекарства выпрашивал у геологов, туристов, вертолётчиаков. Погоду потом местным жителям предсказывать стал. Всё-таки учёный. Они и признали его за шамана. Он снова уехал к ним. Юру ботаника не забыли? Серёжу климатолога? Они пробились в Антарктиду. Ну, что, Мотя? До свидания. Пожелаете меня навестить, буду очень рад. Вот вам моя визитка. Здесь мой телефон в городе и адреса. А я побегу. Сейчас электричка отходит. На даче жена, дети, внуки ждут. Бакс поднял сумки и пошагал к вагонам.
Мотя долго смотрела в след согбенной фигуре. И подумала, что Аскольд Борисович сник не потому, что постарел. А потому, что вдруг стал никому не нужен. И, главное, своей науке, которой отдал всю свою жизнь.
- Миленький, миленький Гондурас, - прошептала Мотя, и вытерла слезу.