Комментарий к моей статье, растрогавший меня до слез: «Дурачок автор».
Спрашивается - откуда такая нежность на фоне всеобщего озверения?
(Владимир Пучков)
ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ДУХА
В сознании авиаторов самолеты, аэродром, полеты, небо, риск, дух и свобода обладают непрерывностью и преемственностью в их духовном развитии. Эти понятия могут только видоизменять предметность, переселяясь в души вместе с образами прожитого. Такая единокровная связь жизни авиаторов и труда есть результат смыслообразующей любви к небу. Летчики, как разновидность небожителей, рожденных на земле, вне зависимости от возраста тоскуют по небу, ибо оно для них есть крыша « дома моего». Для военного это означает Родина.
(Владимир Пономаренко)
Итак, продолжим рассказ о моих штурманах, а также о некоторых людях, которые запомнились больше других в силу своего обаяния или неординарных качеств.
Майор Аганянц
Когда мы лейтенантами начали летать на аэродроме Остров, т. к. полоса в родном Храброво была на ремонте, там служил командиром отряда майор Толя Аганянц — обалденно колоритная личность даже внешне. По национальности — болгарский армянин с пышной окладистой бородой. Что уже само по себе было крайне необычно. За 32 года службы в Морской авиации я больше бородатых лётчиков не встречал. Он всегда ходил только в
белоснежной рубашке, жёлтую повседневную как таковую не признавал. А ещё он никогда не одевал шинель. А ходил в плащ-пальто.
И когда Командующий, узрев это с трибуны, спрашивал: «Тов. Аганянц, Вы почему не в шинели, нарушаете форму одежды?» А тот ему из строя: «А я не мёрзну, тов. Командующий».
Ко мне майор Аганянц почему-то стал питать «слабость», и при встречах всегда трепал по плечу и задавал один и тот же вопрос: «Ну, что молодой, как дела?» Я, естественно, отвечал: «Нормально, тов. Майор!» Он мне: «Маладэц! Продолжай в том же духе!»
Про него рассказали такую историю. Он, будучи старшим лейтенантом летал уже с левого сиденья командиром корабля ТУ-16, но на должности продолжал стоять помощником командира корабля и зарплату ему платили соответствующую. И вот однажды «уронил» он самолёт с двух метров, прилично «шваркнув» его о бетонку. РП соответственно отпустил замечание насчёт его лётных способностей, на что Аганянц мгновенно среагировал: «Какой оклад — такой посадка!»
Когда он ушёл на дембель, кто-то из полка его как-то нашёл и проведал, город не помню, кажется это было в Днепропетровске. Так Анатолий встретил сослуживца словами: «Я уже 12 лет работаю на пенсии, но ещё ни дня не работал, только зарплату получаю. Пойдём в ресторан, отметим встречу».
Да, были люди в наше время, даже если захочешь, хрен забудешь.
Капитан Лебедев
Как вокруг штурмана Алексеевича, о котором я рассказал в предыдущем рассказе, всегда толпился народ, так и вокруг командира звена капитана Лебедева было так же. Он был отменным рассказчиком и к тому же обладал обалденным чувством юмора, который не покидал его ни в каких ситуациях. Вот одна для
примера — но начну издалека, поскольку эти два случая произошли в одну смену.
Мы летали зимой на грунтовом аэродроме Обрику. Аэродром был весь завален снегом, который естественно сгребли в кучи, и двухметровые брустверы стояли по краям полосы и рулёжных дорожек. Стоял жёсткий минимум. Система ОСП, т. е. Работают только привода, поэтому на разведку погоды перед началом лётной смены взлетела «спарка» - два лётчика — это больше чем лётчик и штурман как на боевом самолёте. В полёт с командиром эскадрильи Лёвой Ступиным пошёл начальник
Боевой Подготовки авиации Балтики полковник Цыбин, кряжистый мужик невысокого роста. Выполнив разведку погоды и облёт РТС (радиотехнических средств) и произведя нормальную посадку, но с перелётом, они выкатились с полосы на 100 метров. Причину вы поймёте, прочитав стенограмму записи переговоров в экипаже:
«202, вышел на посадочный, в облаках, обледенения нет.
«202, приступил к снижению по глиссаде, в облаках. Облака плотные, плотные».
По СПУ голос полковника Цыбина: «Лёва, скорость велика»
«Я знаю»
«202, дальний посадку?»
РП: «Ветер без изменений, посадку разрешаю, снег.»
«202, разрешили».
По СПУ Цыбин: «Лёва, скорость велика».
«Я знаю»
«202, дальность полтора, полосу вижу».
По СПУ Цыбин: «Лёва, бл…, скорость велика, прибери обороты».
«Я знаю»…
ПРП: расчёт 700.
Ступин: «Командир, мы выкатились».
Возмущённый голос Цыбина: «Это не Мы, это Ты выкатился, Ты, я тебе три раза про скорость говорил».
Пару слов, почему полковник Цыбин не вмешался. В силу своей должности летать ему Командующий давал мало, в основном, заставлял заниматься «бумажками». А Ступин — сильный, влётанный лётчик, но как говорят:
«И на старуху бывает проруха», вот и дал он «пенку», а Цыбин не смог подстраховать.
Лётную смену несмотря на выкатывание разведчика погоды начали по плану. Днём летали мы «третьеклассники-солопеды», набирали посадки при минимуме на второй класс. А с началом ночи к полётам приступили «старики». Капитан Лебедев заходит на посадку. Включил фары на посадочный свет, но
от крупных хлопьев снега сразу создался сильный экран. Лётчик опытный, мгновенно убрал фары на рулёжный свет. Полосу освещают три прожектора, установленные в полосе точного приземления, слева, так что посадку выполняет без проблем.
Бегут по полосе. Штурман капитан Николай Иванович Жариков подсказывает: «Командир, фары на посадочный свет».
«Не надо, я и так вижу», - звучит ответ Ледева. И начинает освобождать полосу разворотом под 90 градусов влево. Штурман: «Командир, рулёжка дальше, включи большой свет».
«Я вижу и так, на рулёжном», - продолжает руление и въезжает в двухметровый бруствер снега. Но вместо того, чтобы доложить РП и выключить двигатели, он начинает ими газовать, доведя до максимала, в надежде пробить снег и выскочить на рулёжку, до которой всего метров 15. Но снег спрессован, в итоге самолёт в него въезжает и застревает «по самое не хочу». Лебедев включает фары на посадочный свет, а они не светят, т. к. мотогондолы двигателей, откуда они выходят, в
снегу.
РП, командир полка полковник Ермаков запрашивает: «206, ты где, полосу освободил?»
Лебедев: «Не совсем, мы тут застряли».
РП: «А сильно застряли?»
Лебедев: «Да, по «М»
РП: «Это как это по «М»?
Лебедев: «Да, вот где у самолёта ПСБНМ, так я по самое «М» в снег заехал, (это
впереди под фюзеляжем в носу, закрытая специальным блистером, располагается антенна самолётной радиолокационной станции).
Но это не единственное «приключение» командира звена капитана Лебедева. Расскажем ещё об одном, о котором он нам сам поведал на прощальном «банкете», когда провожали его на дембель. Наступил однажды такой день, когда он полетел в свой крайний полёт. Специально спланировали ему самолёт ИЛ-28р, который топлива берёт больше чем обычный серийный самолёт, потому что на концах крыльев у модификации «Р» у него расположены два консольных бака по 850 литров.
Летит Виктор Иванович по длинному маршруту на полигон, смотрит на море под крылом самолёта, на облака вверху и внизу, и понимает, что видит он это всё в крайний раз, и
потом на те же облака он будет смотреть только снизу вверх. От этого наступило какое-то минорное настроение. Крутит он так головой по сторонам, и вдруг его взгляд падает на консольные баки, которые заставляют крылья колебаться. И приходит к нему мысль: «Ё-маё, 25 лет отлетал, а не разу не видел, как они сбрасываются. А может они и не сбрасываются вовсе?
«Я, - рассказывал Виктор Иванович, - машинально сорвал контровку на колпачке, закрывающем кнопку аварийного сброса баков, только потянул пальчик в ту сторону, как «бабах» - баки и слетели. Я не успел слово «му» сказать. Блин, теперь же надо, чтобы не наказали. И Лебедев начинает ломать комедию для штурмана: «Штурман, уже 20 минут ощущаю кренящий момент, который всё усиливается. Похоже у нас с одного бака топливо не вырабатывается».
Штурман Николай Иванович Жариков ему сразу даёт совет: «Командир, надо немедленно докладывать руководителю полётов и сбрасывать баки». Лебедев: «Да, может ещё обойдётся?» Жариков: «Командир, в полёте самолёт ещё может держаться, но на посадочных скоростях тебя перевернёт». Лебедев: «Да, ты прав, докладываю РП».
Доложил по дальней связи через радиста о сильном кренении самолёта, получил приказ: «Сбросить баки» и тут же его исполнил на словах для штурмана. Радист, летавший с командиром не один год, доверял Лебедеву безраздельно и ничему не удивлялся. Раз командир сказал: «Сбрасываю баки», хотя они давно сброшены, значит так оно и есть. И вот только на прощальном банкете, когда все дембельные документы на руках, он и признался в том, что баки слетали до того, как он получил команду на их сброс от руководителя полётов. Мы ему были благодарны за этот опыт, потому что теперь знаем - баки сбрасываются, и сброс их происходит мгновенно и «безболезненно».
Когда мы не думаем о последствиях
Вообще-то я рассказывал эту историю об этом штурмане в одном из своих «опусов», но поскольку сейчас решил затронуть вопрос шире, рассказ повторю, попутно упомянув ещё о нескольких людях, к этому причастных, поскольку, листая свои дневники, наткнулся на записи, относящиеся к тому времени. Итак, из записной книжки слово в слово:
«18 ноября 1983 года. Вылет на танкере на Каспий в паре с Олегом Яковлевым. Иду инструктором у капитана Лукина. (Того самого,
от которого через четыре года удастся чудом увернуться, когда буду давать допуск к полётам строем ночью командиру эскадрильи майору Ремпелю — ремарка, естественно, современная, не из дневника).
Шли на больших высотах, в плотном строю, полёт, в основном, за облаками. Рядом всё время плотный инверсионный след, иногда в четыре струи. Олег с ракетой КСР-5 под правой
плоскостью. Я у него иду ведомым, чтобы лётчик не напрягался, его работа ещё впереди. За Волгоградом вошли в зону заправки. Дал команду Лукину выходить вперёд. Заняли режим, я сижу справа, мне хорошо видно как Яковлев блестяще выполнил сцепку и выходит в строй заправки. Классно заправляется !!!
Отдаём ему 10 тонн, расцеп. Олег отвалил вправо, прошёл под нами и пошёл на восток пускать ракету на полигоне «Макат». Мы на юг, до конца зоны заправки. Посадку производили в Белоруссии, на аэродроме Быхов, дойти к себе не хватало топлива. Переночевали, утром пошли на Остров. Видимость «миллион на миллион» - начало зимы».
Прежде чем снова писать дословно с записной книжки, скажу пару слов о лётчике, капитане Виталии Николаевиче Лукине, раз упомянул его фамилию вначале. Своеобразный был лётчик. Я из-за него потом таких матов наслушался впоследствии в свой адрес в Школе лётчиков-испытателей города Ахтубинска. Впрочем всё по порядку. До моего прихода в полк на должность заместителя командира полка по лётной подготовке у капитана Лукина случился один очень не простой особый случай в воздухе, так называемое ОСП.
Полёты выполнялись ночью при «жёстком» минимуме погоды. На самолёте ТУ-16, пилотируемым капитаном Лукиным, после взлёта сначала отказал правый двигатель, а затем и основной АГД (авиагоризонт). Лётчик блестяще справился в этой непростой ситуации, и газета «Страж Балтики» написала о нём репортаж с фотографией героя и всего экипажа в целом. Виктор Николаевич начало статьи со своим портретом вырезал, переклеил на картонку, и при случае использовал в нужных ему интересах. Ничего пред судительного я в этом факте не вижу. Я, возможно, сделал бы также, блин. «Скромность — шаг в неизвестность», а народ у нас так устроен, что когда он совершит «подвиг», помнит долго. А если этот «подвиг» совершит кто-то другой, быстро вылетает из памяти - вот ему, этому «народу» и надо периодически напоминать, какой ты «героический», блин.
В общем, как только я стал командиром полка, сразу подписал ему представление на капитана, и двигался бы этот лётчик дальше по карьерной лестнице вплоть до майора, но было у него несколько черт характера, которые тормозили продвижение к этому сверхвысокому
званию. Во-первых, мне рассказали о случае, который произошёл до моего прибытия в полк. Когда Виктор Николаевич был 8 месяцев в городе Николаеве на переучивании на должность командира корабля бомбардировщика ТУ-16, прислал он как-то своей жене письмо, где были такие слова: «Суббота, вечер, все наши ушли на «****ки», а я сижу один в гостинице и пишу тебе письмо».
Жена, гордая тем, как её Витя её любит, рассказала об этом письме бабам в магазине. В итоге, когда все лётчики вернулись с переучивания домой, многих дома ждала «выволочка» - «Ты по каким бл...м ходил, скотина? Витя вон в гостинице сидел, жене письма писал, а тебя на молоденьких баб потянуло? О сексе со мной сегодня даже и не мечтай»… И жалкий лепет «провинившегося», что он, мол, ходил в «библиотеку», никак не мог сразу исправить положение.
Но этот случай — Бог с ним, посмеялись и забыли, но тут произошёл второй. Пришло Виктору Николаевичу очередное воинское звание - «капитан», и он, как это и положено по нашей воинской традиции, приглашает меня к себе домой его «обмыть». Вообще-то, есть какой-то в таком подходе дискомфорт. Если командир полка будет пить со всеми своими подчинёнными, кому пришло звание очередное, то его надолго не хватит. Я понимаю ещё пришёл «старший офицер — от майора и выше», но поскольку я по началу разыгрывал из себя роль «демократичного командира полка», дал согласие прийти к нему на квартиру в назначенное время. Думаю, и Лукина, и других командиров кораблей посмотрю, поизучаю, как они проводят время в неформальной обстановке.
Каково же было моё удивление, когда из приглашённых оказался я один. Более того, наливает Виктор Николаевич мне больше полстакана водки как какому-то «бомжу», а себе минералки и говорит: «Тов. Командир, давайте выпьем за моего капитана!» Я ему: «Виктор Николаевич, а Вы?»
Он: «Что Вы, тов. Командир, я не пью. Я ж спортсмен, у меня режим». Я ему: «А я значит, не спортсмен?» (Хотя, когда нас проверяла комиссия, назначенная Командующим по итогам года, по физподготовке, меня во всём полку два человека смогли «переплюнуть» - КОУ прапорщик Иван Миронович Фомичёв и мой правый лётчик Юра Лончаков, а своей возрастной подгруппе я вообще был первым. Мне потом Командующий это в укор поставил. Мол, весь полк еле-еле уложился по физподготовке на тройку, а командир на пятёрку, сразу видно — только собой занимается, блин.
Короче, пить я с не стал, налил себе минералки, пожелал ему на этом звании не останавливаться, и на этом мы «банкет» закончили. Дальше пошла нормальная служба и полёты. Потом был эксцесс, когда мы с Лукиным чуть не столкнулись ночью, но тут есть и доля моей вины. Этот случай я описал в рассказе «Мои правые лётчики и не только», поэтому не повторяюсь. Просто он ещё раз доказал, что Небо не признаёт никаких авторитетов, кроме лиц, свято соблюдающих лётные законы, а также аксиому, что полёты строем требуют чёткой отработки взаимодействия и не допускают никакой «отсебятины». Достаточно вспомнить катастрофу АН-70 в КБ Антонова, когда лётчики-испытатели высочайшего класса бездарно потеряли опытную машину и экипаж, из-за несогласованных маневров столкнувшись с ТУ-134.
Но вернёмся к капитану Лукину. Незадолго до начала нового учебного года, который в армии начинался с первого декабря, Виталий Николаевич подошёл ко мне с вопросом, почему его не планируют ставить командиром отряда? Я ему ответил: «Как к лётчику к Вам особых претензий нет, но вот работе с подчинёнными Вам надо ещё поучиться, обратив внимание на индивидуальный подход».
«Тогда подпишите мне рапорт на переучивание на ТУ-22м, хочу летать на новой сверхзвуковой технике», - тут же изложил свою просьбу капитан Лукин. С одной стороны я его понимал. Он шёл по верхнему возрастному пределу, и раз его не ставят командиром отряда на этот год, то на следующий — он не пройдёт по возрасту. А станет командиром корабля ТУ-22м, то, во-первых, оклад больше отрядного на целых 5 рублей, а во-вторых, и это главное, летать на сверхзвуке — это почётно и интересно. Но с другой стороны, терять полностью боеготового командира корабля для полка тоже накладно.
Поэтому я ответил дипломатично: «Я позвоню в отдел кадров ВВС БФ, узнаю, что и как они планируют в отношении переучивания ТУ-22м, и Ваш рапорт мы обсудим на методическом совете полка. В итоге, рапорт я подписал, и капитан Лукин убыл на новое место службы в гарнизон Быхов. Я думал, что уже вряд ли наши дороги пересекутся, но Боги бросили кости в домино, и выпала «рыба».
Я уже служил в 33 ЦБП города Николаева, куда перевёлся по состоянию здоровья отца, как
меня буквально отловил капитан Лукин и огорошил неожиданной просьбой: «Василий Васильевич, напишите мне открытку как Андрееву и Полонскому, я хочу в этом году поступать в Школу лётчиков-испытателей».
Я подумал про себя - «откуда он узнал?», ведь те ребята вряд ли кому-то об этом факте рассказывали. К тому времени с нашего 12 омрап в испытателях было уже четыре человека: Костя Калугин ушёл при полковнике Мордовалове, а трое при мне. Два лётчика и один штурман. Лётчикам я открытки писал с примерно одинаковым текстом: «Не надо никакого блата, просто присмотритесь к этому парню повнимательнее. По моему достоин. Ручаюсь как за себя».
Подпись /Чечельницкий/
Штурману капитану Филипову я открытку не писал, т. к. он слишком мало прослужил у нас в
полку после перевода с Востока, но официальную характеристику я ему дал блестящую, и парень поступил сам в Школу, благодаря своим незаурядным качествам. Лётчики, конечно, же то же поступали сами, но неофициальное поручительство являлось тем крайним довеском, чтобы на парня обратили внимание и не проглядели. Т.е. я знал, что такая открытка лишней не будет, а наоборот, был в курсе, что такие вещи приветствуются, т. к. сам три года подряд пробивал поступление в ШЛИ.
В общем, я отдал должное осведомлённости капитана Лукина, но ответил ему следующее: «Виталий Николаевич, Вы же ещё на новом самолёте даже к полётам не приступили, а уже дальше рвётесь. Вот освоите ТУ-22м, тогда и поговорим».
Лукин: «Тов. Командир, я в себе уверен, за 4 месяца я его освою, а потом на экзамены в Школу лётчиков-испытателей поеду».
Я ему: «Нет, Виталий Николаевич, открытку я Вам написать не могу. Я пишу её только тем, в ком уверен на 100% как в себе самом. О Вас я такого сказать не могу. Вам рано пока в испытатели».
Тут капитан Лукин достаёт из кармана картонку со статьёй и портретом из газеты «Страж Балтики», мне показывает: «Но я же вот тут справился!» Отвечаю: «Да, в этом случае Вы справились блестяще. Но ведь это пока один эпизод. Поэтому, не обижайтесь, но открытку я Вам писать не буду».
И что Вы думаете, капитан Лукин за мной ходил ровно неделю, каждый находя новые и новые аргументы, почему я должен написать
для него открытку. В итоге, получилось как том
анекдоте: «Когда у худого невзрачного мужика что ни неделя — новая красивая женщина. Его друг спрашивает: «Поделись секретом, чем ты их берёшь?» Мужик, зевая: «А измором. Хожу за ней и канючу: «Ну. дай, хоть один раз дай. Что от тебя убудет что ли?» В общем, за неделю я ей так надоем, что она понимает, мне проще отдаться, чем объяснить, что она меня не хочет».
Так и тут, я понял, что от меня капитан Лукин не отстанет. Более того, мне даже в чём-то начала нравится его наглость, ведь человек в испытатели рвётся. Говорю на седьмой день уговоров: «Хорошо, я напишу Вам открытку, но Вы же понимаете — это будет объективная характеристика, как её понимаю я». Он мне тут же из кармана картонку с портретом достаёт и показывает: «Но я же «герой...» Махнул я рукой: «Подойдёте завтра».
Текст характеристики я озвучу чуть позже, а пока скажу о дальнейшей судьбе капитана Лукина. Практическое переучивание его поток осуществлял на месте в своей части, т. е. В Быхове. И сам капитан Лукин не смог вылететь, но не в силу своих лётных качеств — его просто специально «завозили». Я потом разговаривал с командиром эскадрильи, который мне и поведал, как это было и почему.
Всё началось с того, что на середине вывозной программы Виталий Николаевич в один прекрасный день построил экипаж, и лётный, и технический, и объявил: «С сегодняшнего дня спирт после полётов буду делить я». В обще-то, не царское это дело, командиру экипажа заниматься тем, чем всегда
занимался старший техник корабля. Естественно, это не способствовало поднятию его авторитета в коллективе. Открою «тайну», которая ни для кого не является секретом. На 22м спирт, точнее СВС (спиртово-водочная смесь) в количестве бачка на 36 литров используется в системе противообледения стёкол кабин. Поэтому, по не нами заведённой традиции лётчик после каждого полёта пишет в журнал подготовки самолёта «3 нажатия СВС. По матчасти замечаний нет» или пишет, какие отказы техники он наблюдал во время полёта, типа: «Сегодня РИТА (РИ-65) гнусавила каким-то особенно неприятным голосом, чем излишне нервировала меня и экипаж». А за спирт, именуемый в авиации «шилом» или «шлёмкой» в те времена можно было решить кучу хозяйственных вопросов, выставляя её как «магарыч», да и просто пили её безмерно. И сколько ж лётчиков и техников списал по здоровью и вогнал раньше времени в могилу этот «зелёный змей»!
- один Бог знает. Но у нас же народ такой — если «на халяву», то почему бы не выпить? Тут уж употребляют все: и язвенники, и трезвенники.
А в гарнизоне Чкаловск, где пришлось послужить аж целых восемь месяцев, некоторые техники вполне прилично зарабатывали себе существенную прибавку к зарплате. Мне один замполит рассказал, что с некоторыми ресторанами города Калининграда существовала договорённость. Техники поставляли шлёмку, взамен получали не очень большие деньги, а ресторан на этом делал хорошие «бабки». Когда видели, что богатый клиент перебрал и уже в «кондиции», официант
склонялся к нему на ухо и говорил, что для особо дорогих гостей их заведения есть напиток, который Вы никогда не пробовали - авиационное «шило» называется, но оно дорогое, поэтому ресторан его приобретает в малых количествах. Клиент, польщённый тем, что его выделили как дорогого гостя, естественно, заказывал, и все были довольны: техник, ресторан и публика, отведавшая такой «экзотический» напиток.
В общем, я не хочу сказать, что в планы Виталия Лукина входила поставка «шлёмки» в рестораны города Быхова, но его фраза: «Спирт
буду делить я» - экипажу точно не понравилась, и она дошла до руководства дивизии. И было решено капитана Лукина «завозить». Не последнюю роль сыграл и его рапорт насчёт Школы испытателей. Какому командиру полка, а тем более дивизии, понравится лётчик, на которого они пол года будут тратить свои усилия и керосин, а он вдруг уйдёт и перечеркнёт весь этот вложенный большим коллективом людей труд. Именно так в своё время мне написали на моём рапорте на поступление в ШЛИ.
А дальше дело происходило так. Начал Виталий Лукин вывозную программу на ТУ-22м2, а инструктор стал незаметно ему его ошибки подправлять. В итоге Виталию Николаевичу кажется, что это он полностью сажает самолёт, а на самом деле с помощью инструктора, который заглаза его хвалит, а сам исправляет за него его ошибки. В контрольных же полётах перед самостоятельным вылетом командир полка ему никакие ошибки не исправлял, он просто делал вывод, что лётчику ещё рано вылетать самому. В результате три вывозных программы капитан Лукин взял, но сам так и не вылетел.
Вот так маленькая отрицательная черта характера положила «крест» на карьеру достаточно сильного лётчика, а ведь я его предупреждал. Дело в том, что когда Виталий Никоевич стал командиром, он купил машину «Жигули» согласно очереди. А спустя какое-то время на моё имя пришло письмо, точнее не на моё, а командиру в/ч 53808 от его отца с Алма Аты. Где отец жаловался на сына, что тот занял
у него деньги — 3000 руб., в течение года обещал вернуть, а по истечении срока он получил от сына открытку с праздником - «днём Парижской комунны» и приписку, типа «Ху ли ты, батя, родному сыну долг простить не можешь? В общем, когда смогу, тогда отдам, а пока про это даже не напоминай». Я тогда вызвал капитана Лукина, поговорил с ним и порекомендовал, по-родственному и по офицерски всё уладить. Я в дальнейшем не контролировал, как решился этом вопрос, но то, что уже тогда у Виталия Николаевича была такая черта характера как жадность — это факт. И именно этот факт поставил крест на нём как на лётчике. Дальнейшую судьбу я его не знаю. Вроде где-то работал таксистом, может даже начал летать? Но суть в том - что одна маленькая черта характера, которая идёт вразрез с интересами коллектива, может повлиять на Вашу дальнейшую судьбу.
А теперь пару слов о том, что я написал капитану Лукину в открытке, и почему меня материли испытатели в Ахтубинске. Об этом на
встрече лётчиков в честь 20 лет после выпуска из училища в городе Оренбурге мне поведал однокашник Миша Поздняков, который к тому времени стал начальником Школы лётчиков-испытателей. Лукин, оказывается, открытку вложил в официальные документы, которые пришли в ШЛИ, и там кандидатов изучали сначала по присланным бумагам. Когда очередь
дошла до капитана Лукина, начали с моей открытки, потому что привыкли, что 12 омрап поставляет надёжные кадры. Уже четверо стали испытателями, лётчики: Калугин, Андреев, Полонский и штурман Филипов. И вот председатель Методического совета ШЛИ начинает читать открытку, (всю не привожу, только основное):
«Капитан Лукин Виталий Николаевич попросил меня дать ему направление в ШЛИ. Сначала я ему отказал, мол, Вам ещё рано об этом думать, сначала надо новый самолёт освоить как следует. Но он ходил за мной неделю, взял «измором», поэтому вот характеристика этого офицера:
Виталий Николаевич Лукин, военный лётчик 1 класса. Летал на: Л-29, ИЛ-28, ТУ-16, в данный момент проходит теоретическое переучивание на самолёт ТУ-22м2. Общий налёт 1500 часов. Техника пилотирования средняя, но устойчивая, полученные знания и навыки закрепляет прочно. Перерывы в лётной работе по срокам, указанным в НПП, сказываются незначительно. Имел место случай, когда при полётах ночью при установленном минимуме погоды после взлёта произошёл отказ сначала одного двигателя, а затем основного авиагоризонта. Справился в этой ситуацией блестяще, за что получил благодарность от Командующего ВВС БФ.
Не контактен, трудно сходится с экипажем. Бывает излишне требовательным и придирчивым в мелочах….
И совсем не пьёт!
Подпись. /Чечельницкий/.
И вот Миша Поздняков, который к тому времени стал начальником ШЛИ в городе Ахтубинске, подошёл ко мне и произнёс: «Вася, мы так тебя материли на методическом совете в 1989 году при рассмотрении кандидатов на поступление к нам в Школу. Мы уже привыкли, что если приезжают кандидаты поступать с 12 омрап, да ещё с открыткой от тебя — это серьёзные ребята, и они все поступают. Поэтому, когда секретарь расширенного методического совета озвучил, что есть лётчик с открыткой от Чечельницкого,
мы все настроились на рассмотрение серьёзной кандидатуры. Начинаем читать: «Техника пилотирования средняя, но устойчивая». Кто-то сразу: «Со средней техникой пилотирования в испытатели брать нельзя». Ему сразу возражают: «Да, ты что? Это же от Чечельницкого. Тем более, бывает лётчик не сразу раскрывается. (Такие случаи на самом деле бывают). Пока оставляем в списках. Читаем дальше».
«Не контактен, трудно сходится с экипажем» - опять споры. «Ну, для испытателя основное - аналитический ум, а это не самая главная черта». Наконец, доходим до фразы «И совсем не пьёт!» Всеобщий шутливый мат в твой адрес: «Миша, передай этому твоему однокашнику Чечелю, пусть с этой фразы и начинает свои характеристики. А то 10 минут на его кандидата потеряли, когда «ежу ясно», что его брать нельзя».
Я перед Мишей оправдываюсь: «Так я потому и написал, чтобы поняли, что это не тот кандидат, который вам нужен». «Так, блин, это было надо в начале написать, а не в конце характеристики. Учти на будущее», - выговаривал мне кашник. «Есть, Ваш.Бродь, учту!» - после чего мы все ударились в воспоминания о нашей курсантской юности. Но продолжим воспоминания дальше.
Курсант Молочков.
Раз уж разговор коснулся этой темы, как пример, приведу ещё случай. Когда уже на первом курсе мы с дружбаном Славой Лукашевичем вошли в сборную команду училища по боксу, то быстро перезнакомились с курсантами других курсов, которые тоже вошли в сборную, но в других весовых категориях, разумеется. Самый выдающийся там был Валера Уткин, курсант четвёртого курса. Не забуду как в бане он, глядя
на свои ноги, говорил: «Да, это самые красивые ноги Москвы и Московской области. Жаль, что их сейчас никто не видит!» После выпуска Валера попал на Камчатку пилотом летающего «птеродактеля» БЕ-12, а спустя несколько лет «прошёл слух», что он лишился ноги. Насколько это верно, не знаю, но о нём я вспомнил с единственной целью, поскольку у нас с ним одновременно возникли проблемы с «кармой». Поясню, что я имею ввиду. Нам на занятиях по йоге объясняли, что в этом столетии все процессы ускоряются. И если раньше расплата за не правильные мысли и действия настигала тебя в следующем воплощении или поколении, то сейчас идёт всё сразу.
Хвастался Валера Уткин своими ногами, вот Бог и лишил его одной, чтобы гордыню-то поубавить. У меня где-то в подсознании сидело чувство превосходства над своими свертсниками, какой я «крутой», что большинство из них могу запросто обгонять в кроссе или на лыжах. Могу с выпендрёжем выйти задним сальто из самолёта на парашютных прыжках или прыгнуть перед ними в воду с вышки, когда некоторые лётчики
на эту вышку и в молодом возрасте не залазили по причине отсутствия водоёма для купания в том месте, где они жили. Или я один на нашем курсе, кто самостоятельно освоил на батуте двойное сальто. В общем, этот список моих «подвигов» можно продолжать ещё долго, один марафон в 60 лет чего стоит. И ведь что интересно — внешне, на сознании я это никак особо не выражал, понимая, что это результат моих постоянных тренировок, но никак не какой-то исключительности. Большинство ребят при моих нагрузках добились бы тех же или ещё более феноменальных результатов.
Но вот на подсознании это чувство «гордыни» видно имело сильное место. Это я сейчас только начал понимать, раньше даже не задумывался. Ах, ты себя над остальными превозносишь? Вот Боги и сделали меня инвалидом, чтобы перед другими сильно не заносился. Так что всё справедливо, и я нисколько не ропщу на свою судьбу сейчас. Что заслужил — то и получил. А написал всё это с одной целью, предупредить других, не повторять моих ошибок по жизни, но вернёмся к курсанту Молочкову.
Кажется его звали Виктор, и был он на втором или третьем курсе, в общем, он уже летал. Естественно, со стороны нас с «Самарой» - первокурсников к нему был полный респект и уважуха, хотя боксёром в нашей команде он был не самым сильным. Однажды он меня отловил и в приказном порядке повелел с ним идти в кино. Хотя у меня на увольнение были свои планы, ослушаться я не посмел. Пришли на какой-то французский фильм типа «Трёх мушкетёров», сели по билетам на свои места. Оказались в последнем ряду, и слева, когда мы сели, за Молочковым оставалось ещё одно место. Потом пришла молодая женщина, протиснулась через нас, плюхнулась на своё место, и Виктор сразу взял её руку в свою. Из чего я заключил, что они знакомы. Ну, знакомы-знакомы, мне какое дело - «фильму давай».
Началось кино, и тут я боковым зрением ощутил, что курсант Молочков грубо раздевает женщину, и она ему в этом помогает. Дальше как пошли поцелуи. Я не знал, куда бежать со стыда. Мне казалось, что все зрители только на нас назад и смотрят. Потом через какое-то время пообвыкся, увидел, что все смотрят на экран, до влюблённых им нет никакого дела. В общем, я не знаю, был ли у них половой акт полностью, но несколько раз, когда они начинали пыхтеть более сильно, я пару раз говорил: «Потише, пожалуйста, смотреть мешаете».
Когда фильм закончился, они оба были полностью одеты и сидели с посторонними лицами, как будто друг друга вообще не знают. Но я оценил предусмотрительность Виктора. Посадив рядом своего корефана, он отделил себя от посторонних зрителей, и им никто не мешал заниматься любовью. Мы вышли, Молочков никак не откомментировал происшедшее. У меня в памяти даже «спасибо» его не осталось. Через какое-то время мы с Виктором встретились, он с грустным лицом мне поведал, что влюбился в жену инструктора, а она в него. Инструктора его вызвали и предложили два варианта: или он пишет рапорт на дембель, мол, лётчиком быть передумал. Или они его завозят и спишут по нелётной, а в придачу набьют морду. И тогда лётчиком он уже точно никогда не станет, а так ещё есть шанс устроиться в МГА.
Виктор был отчислен по рапорту из училища, и след его пропал. Я не знаю, смог ли он вернуться на лётную работу, но то, что он сам себе испортил судьбу — это точно. Его погубило легкомысленное отношение к своей мечте. В жизни надо выбирать главное и идти к цели по прямой. А там был лёгкий флирт, который имел такие горькие последствия для Виктора, потому что он о них серьёзно никогда не думал. Так же как и капитан Лукин, он дал волю своим отрицательным чертам характера. Во многом сыграла свою роль его красивая внешность римского гладиатора, которой он, не скрывая, гордился. В общем, выводы из этих случаев, я думаю, Вы сделаете сами, а я поведаю ещё об одном интересном кадре.
Полёт в Ахтубу
Месяца через два, как я пришёл в Остров на должность зам. Командира полка по лётной подготовке, полковник Мордовалов Николай Александрович поставил мне задачу убыть в город Ахтубинск старшим оперативной группы для руководства экипажами полка, которые будут осуществлять пуск авиационных крылатых ракет КСР-5 на полигоне «Макат». Мне придавался самолёт АН-26 и 36 литров спирта, чтобы «подтаскивать» ракеты ближе к цели, если они, не дай Бог, не долетят.
В группе было два штурмана: Виктор Иванович Басков — мой персональный штурман экипажа, и штурман отряда Виктор Васильев, впоследствии поступивший в ШЛИ и
ставший штурманом-испытателем 1-го класса. Ещё был начальник связи, жаль, лицо перед глазами стоит, а фамилия вылетела из головы с фуражкой 53 размера, поэтому не озвучиваю.
Вылетать мы должны в начале декабря, и не знаю, кому пришла эта идея, но весь фюзеляж самолёта забили ёлками к Новому году. Погоды не было около двух недель, наконец 16 декабря 1983 года оторвали колёса от бетонки и пошли на юго-восток. Сели в Ахтубе, нас ждали три машины за ёлками. Когда их выгрузили, все начали ругаться, как я всегда говорю — матом и всякими нехорошими словами. Иголки опали,
остались ёлки да палки. Никакие мои объяснения, что самолёт со срубленными ёлками стоял две недели на аэродроме в ожидании погоды, в расчёт приняты не были. Один прапорщик вообще громко сказал, покрутив пальцем у виска: «А сосны слабо было догадаться срубить, они же стоят в пять раз дольше?»
Да, пришлось признать, что случился «конфуз», и я понял, что ракеты так просто в «цель не положить» - спирта мало. Осталось надеяться только на русский «авось». Дальше привожу запись из записной книжки без всяких
исправлений.
23 декабря 1983 г. Ровно неделя как мы в Ахтубинске. Из-за плохой погоды работа не получилась, по всей вероятности прилетим снова в январе. Командировка получилась очень интересной. Встретился со своими однокашниками-испытателями. Костя Припусков и Миша Поздняков — комэски, Олег Припусков — инспектор, Серёга Буров — рядовой, но уже полковник, а у тех ещё срок не вышел. Работают ребята на совесть. Летают по семь дней в неделю на разных типах ЛА. Костя в сентябре катапультировался с СУ-24, ушёл с 40 метров. Сопровождал ракету на малой высоте, а она вдруг взбрыкнула и пошла на него. Он рванул ручку и свалился…
Мишка три года назад катапультировался с Бэкфайера. Олег тоже бывал в переделках… Костя только вернулся из Москвы, где летал на тренажёре «В-1». Это самолёт 90-х годов и ещё не поднимался в воздух. Ребята показали некоторые вещи, каких ещё ни один лётчик строевой части не видел. Посмотрел также на полёты новой техники. По хорошему завидую ребятам. Это работа действительно для души, для тех, кто влюблён в авиацию.
Здесь вовсю чувствуется, что этот город связан с небом. Все улицы названы именами учёных и погибших лётчиков-испытателей. По военному городку народ ходит самый разношёрстный: от испытателей в кожаных штанах и ЗШ, до всякого рода гражданских в лётных куртках, ползунках и ботинках, типа с МАПА. И много других деталей местного колорита, присущих только этому миру. И конечно, главное — аэродром, с которого то и дело взлетают новые самолёты.
Отставим ненадолго записную книжку, напишем по памяти. Когда АН-26 приземлил нас в Ахтубинске, трое из моей группы, включая меня, стыдливо вышли вслед за ёлками-палками, которые мы так бездарно привезли в подарок местному населению, а четвёртый полетел на сам полигон, чтобы лично лицезреть, как ракета попадает точно в цель. А если не дай Бог, не обеспечила «прямое попадание», то с помощью личного обаяния и 30 литров спирта (было вообще-то 36, но 6 литров куда испарились во время перелёта) — это «прямое попадание обеспечить. Этим четвёртым оказался штурман отряда Виктор Васильев.
До этого мы с ним контактировали мало, и что за «перца» мне подсунули в группу я почти не знал, правда догадывался, что «редисок» (плохой человек — по блатному) в такие командировки не посылают. Я уже рассказывал
о приключениях капитана Васильева в одном из своих «опусов», но поскольку в этот раз хочу озвучить некоторые детали, основную суть рассказа повторим.
Полигон «МАКАТ»
Когда АН-26 прилетел на полигон, стоял мороз — 7-8 градусов, а на следующий день ударила оттепель. Самолёт сразу увяз в грязи по ступицы, и выковырять оттуда его не было никакой возможности, тем более, что на поле, которое изображало аэродром, были солончаковые почвы. Но полигонной команде в
составе трёх офицеров и четырёх прапорщиков , или наоборот, четырёх офицеров и трёх прапорщиков - это было только на руку. Они там жили как на необитаемом острове, и каждому новому лицу были рады. Поэтому всех сразу растащили по гостям, всех - в смысле моего боевого штурмана и членов экипажа самолёта Ан-26. Причём, каждый пошёл в свою семью. На следующий день было тоже самое — много «рашен водка» в перемешку с гостевым спиртом, с пустыми руками в гости ж не ходят, только семья поменялась. И так их тосовали шесть дней. Народ, естественно, устал — устали гости, устали хозяева, да и сколько можно пить без перерыва? Никакого здоровья не хватит.
Поэтому капитан, начальник всей полигонной службы, всех построил и объявил: «Сегодня работы, т. е. Пьянки не будет, объявляется выходной. У кого ещё силы есть, едет с ним на охоту. Силы нашлись только у одного моего штурмана, и то, только потому, что он понимал — если он с капитаном не поедет на охоту, ракета может в цель и не долететь, и тогда всё то налаживание контактов
в течение шести дней до этого, может полететь «коту под хвост». Как ответственный человек, радеющий за честь полка, капитан В. Васильев такого допустить не мог. И когда экипаж АН-26 в полном составе бездарно отправился отсыпаться, мой штурман поехал с начальником полигона на охоту. Прямо из машины капитан завалил из карабина двух сайгаков, и после погрузки оных в багажник уазика дал водителю команду ехать на «ТОЙ».
Мой штурман за неделю пребывания на полигоне полиглотом не стал, но несколько слов по казахски выучил, в том числе и значение слова «той». Поэтому резонно спросил: «Сегодня же понедельник, какой той, в смысле праздник?» На что капитан ответил: «А вот как только мы приедем в аул к моему другу, председателю местного совхоза, так сразу в честь нашего приезда и будет той». Всё произошло именно так, как он сказал.
После взаимных объятий и вопросов в стиле восточного гостеприимства о здоровье родственников до седьмого колена председатель
хлопнул себя по лбу, для чего пришлось снять казахский малахай: «Ё-маё, да что ж мы стоим, и до сих пор ни в одном глазу. Прекратить все работы, объявляю на сегодня той!» Тут же завалили двух баранов, одного бросили капитану в машину, как подарок, второго быстро освежали и начали целиком обжаривать на огне в гостевой юрте.
Потом туда завели приехавших гостей. На стенах и коврах был толстый слой пыли, но поскольку хозяев это нисколько не смущало, гостям пришлось тоже сделать вид, что садиться жопой в грязь, для них привычное дело. Барана поджарили, сбросили на грязную клеёнку, и специально обученное лицо без команды очень профессионально его разрубило
на относительно мелкие кусочки и начало забрасывать их в кастрюлю с водой, которая уже стояла на огне. Капитан начал помогать, одновременно наклонился к моему штурману, которого, если не забыли, звали Виктор, и сказал: «Выбери себе кусок мяса и незаметно брось за спину. Зачем? Потом поймёшь». Виктор, как исполнительный офицер, так и сделал.
Когда вода закипела, главный повар дал команду: «Шурпа готова». Груду мяса тут же вывалили на грязную клеёнку, и к ней два джигита подвели, а точнее, поднесли самого старого аксакала возрастом 104 года. Виктор обратил внимание, что почтенный аксакал ногти стриг крайний раз, наверно, лет 30 назад, не меньше, и столько же времени их не мыл. Они у него были длинные, загнутые
и очень грязные, ну очень-очень. Аксакала опустили в положение полуприседа, он начал разгребать мясо, и Виктор понял, что это он персонально для него ищет самый лакомый кусок. Как представил, что это ему потом надо будет есть, его чуть сразу не вывернуло.
А капитан, прочитав его мысли, быстро зашептал на ухо: «Не вздумай отказаться, нанесёшь аулу кровную обиду». Виктор: «Но я же не смогу это есть!» Капитан: «Сначала, Благодари, а потом я их отвлеку спиртом, а ты в это время бросишь кусок мяса, что тебе даст аксакал, за спину, а тот который там лежит, пусть в грязи, но его касались только твои руки, вот его и будешь есть».
Так и сделали. Когда аксакал протянул моему штурману кусок мяса, тот мастерски сыграл порученную роль. «О почтенный и уважаемый, - принял он подношение в почтительном поклоне, - Вы мне, молодому, такую честь оказали. Я своим детям об этом буду рассказывать». А тут капитан хлопнул себя по лбу, как будто он сейчас об этом вспомнил: «Ребята, блин, как я мог забыть, у меня же спирт есть!» Все радостно загалдели, т. к. Той без спирта не той, сколько бы мяса приготовлено не было. Виктор воспользовался общей неразберихой, поменял быстро куски мяса, и когда провозгласили первый тост за дорогих гостей, исправно закусил мясом к всеобщему удовольствию всех присутствующих, во все глаза наблюдавших, чтобы традиция была соблюдена.
Что делать? Новый год на носу
Но продолжим о событиях дальше. Наступило
29 декабря, а полк так ракету и не пустил. Я утром с трудом дозвонился через несколько узлов до ОД
(оперативного дежурного) ВВС БФ и запросил команду на мои дальнейшие действия? Прозвучало, Командующему доложено, ждите. В обед передали приказ Командующего: «Группе Чечельницкого по готовности вылетать домой». Я тут отфуболил этот приказ своему штурману на полигон: «Немедленно вылетай на Ахтубинск». От него спустя час пришёл ответ: «Самолёт по ступицы в грунте, вылететь, пока не ударят морозы, не может». Тогда я бросил клич: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» Каждый, спасайся, кто как может.
Сам тут же побежал на квартиру к кашнику Косте Припускову, где сначала с порога объяснил сложившуюся для группы патовую ситуацию, а затем был усажен за стол, и под рюмку «чая» повторил то же самое. Костя долго «не по лётчиски морщил лоб», потом изрёк: «Если и есть шанс впихнуть вас завтра в один из рейсов, улетающих на Москву, то только через полковника КГБ «Пупкина». (фамилию не разглашаю, бо на этих ребятах стоит гриф «сов. Секретно без снятия срока давности», но поскольку «Пупкин» уже был, поэтому назовём его Петровым.) Вас сколько, трое? Значит, несите не меньше четырёх бутылок коньяка, Новый год на носу всё-таки. С меньшим количеством бутылок и не подходите. Скажете, что от меня». Получив столь ценные ЦУ, я помчался вприпрыжку в гостиницу к своим ребятам.
Когда зашёл в номер, народ лежал одетый в ботинках на койках и пессимистично-тупо смотрел в окно. По их виду я понял, что они сдались и уже в никакие чудеса не верят. Новый год придётся встречать в этой «дыре», в которую превратился сразу для них город Ахтубинск, хотя он раза в три больше нашего Острова. «Не вешать нос, гардемарины!» - произнёс я, и дал команду накапать по пять капель из бачка, содержимое которого почему-то с каждым днём «испарялось», хотя его официально никто не открывал. Выпили, закусили килькой в томате, я изложил диспозицию — народ повеселел. Утром, прихватив по дороге в магазине 4 бутылки «Коньяк Грузинский - ****» прибыли на аэродром и увидели картину, которую можно увидеть только в кошмарном сне.
Представьте себе цыганский табор, да не один, а десять, и вспомните фильмы про Гражданскую войну, как Белая гвардия штурмует пароходы, покидая Крым, чтобы навсегда покинуть родимую землю.
Уходили мы из Крыма (Николай Туроверов)
Крым
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы, всё время мимо,
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо.
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда
1940 г.
Почему-то в памяти возникло именно это стихотворение, хотя сами понимаете, лошадью за это время мы обзавестись не успели. На перроне стояло три самолёта: один ТУ-154 и два ТУ-134, а народу за забором и возле штаба было раз в 15 больше чем могли вместить в себя эти борты в самом перегрузочном варианте. Я сразу понял, что без полковника Петрова нам не обойтись. Быстро побежал в здание Управления в/ч такой-то. Нашёл заветный кабинет, подошёл к нему в тот момент, когда из него вышел какой-то помятый
мужик, и трясущимися руками застёгивая лямки штурманского портфеля, всё бормотал: «Где ж я на четыре бутылки денег-то наскребу, когда конец командировки?»
Как ни странно, эта фраза, которую я услышал случайно, и она явно предназначалась
не для моих ушей, придала мне уверенности в исполнении столь деликатной миссии, как дача взятки должностному лицу, когда оно при исполнении… «Ага, значит минимальная такса
4 бутылки. А они-то у нас есть». Смело захожу в кабинет, и прямо с порога: «Полковник Припусков приказал передать это Вам». (Костю
я для солидности сразу повысил в звании на ранг выше), и не дав полковнику Петрову полюбопытствовать, когда это братья Припусковы успели получить полковников, сразу бухнул ему четыре бутылки на стол. Петров задал только один вопрос: «Сколько вас , морячок?»
«Трое», - признался я. «Пойдёте вечерним рейсом», - выдал Петров. «Вечерним нам никак
нельзя. Нам ещё в поезд надо вписаться «Москва-Псков», а он в восемь вечера отходит»,
- твёрдо стоял на своём я. «Хорошо, к 14.00 быть у дверей моего кабинета. Эти самолёты уже расписаны, но должны прийти два борта».
В общем, в назначенное время полковник Петров провёл нас через шумящую толпу, лично что-то сказал охране, которая стояла на воротах, выпускающих народ на лётное поле, и дав «пендаля» велел бежать к ТУ-154, стоявшем за только что прилетевшим АН-12.
Долетели мы до Москвы, сели в Чкаловском, дальше бегом на электричку, заплатив деньги проводнику по «новогоднему двойному тарифу», взяли штурмом свой вагон, и к утру были в родном городе Пскове. К обеду, чумазый, небритый и радостный я переступил порог своего дома. Это было 31 декабря 1983 года. Дети повисли по бокам, жена облобызала, что ещё мужику надо с дороги. Принял душ, потом боевые 100 грамм - нервотрёпка перелёта и последующего перемещения в пространстве давала себя знать.
Жена тут же увела галдящих детей из дома, а я отрубился в трёхчасовой сон.
Когда проснулся, доложил по телефону командиру полка полковнику Мордовалову, что
вверенная мне оперативная группа в составе трёх человек выполнила приказ Командующего: «Личному составу разрешаю вернуться к месту постоянной дислокации», - где находится в данный момент капитан Васильев, не могу знать, но самолёт АН-26 с экипажем точно должен находиться на полигоне «Макат». Командир полка тут же доложил о моём прибытии ОД ВВС БФ, а тот 1 января, докладывая итоги проведенной Новогодней ночи, Командующему Анатолию Ивановичу Павловскому. Тот «затопал ногами».
Оказывается, ещё на утреннем планировании 30 числа ему доложили, что группа Чечельницкого не может вернуться по причине застревания самолёта в грунте на полигоне. На что Павловский с сарказмом заметил: «Ну, что ж, будем считать Чечельницкому не повезло». Он уже доложил в Москву, что у него один самолёт не смог вернуться на аэродром постоянной дислокации, но там целый подполковник бдит, чтобы экипаж не напился на Новый год и не учинил «безобразия».
Короче, Мордовалов уже 1 января мне передал приказ Командующего, не позже чем 2 января за свой счёт убыть обратно цивильным транспортом. Как мы туда добирались, расскажу позже, а пока поведаю о четвёртом члене нашей команды, штурмане Викторе Васильеве. Получив от меня команду «Спасайся, кто как может», Виктор тут же, прихватив спирт, побежал к вертолёту нефтянников, который пролётом оказался волею судеб в районе полигона. На нём, стоя, долетел до Волгограда, а дальше на двух пассажирских и одном товарном поездах доехал поздно вечером до родного гарнизона.
Порог родного дома он переступил ровно за 10 минут до начала Нового года 31 декабря. Успел вымыть лицо и руки, в 23.58 хряпнуть 100 грамм водки за старый Новый год, тут же в 00 часов 00 минут запил водку шампанским, а 00.20 он уже лежал раздетый в постели и спал беспробудным сном счастливого человека, которому удалось выполнить свою миссию в этой жизни. Спал он до шести часов вечера, точнее до моего звонка. В районе обеда 1 января его жена мне доложила, что муж прибыл на Новый год без замечаний, а на пол часа раньше командир полка мне передал приказ Командующего, 2 января своим ходом убыть опять на полигон. Но я решил, не портить людям праздник, и вечером после шести всех обзвонить и лично довести это «радостное» известие, что завтра в ночь нам предстоит штурмом взять поезд «Псков-Москва».
Едем обратно
В общем, об этом путешествии у нас остались самые приятные воспоминания. До Москвы ехали в вагоне СВ, других мест не было. А с Москвы до Ахтубинска с помощью коменданта вокзала пробили отдельное купе возле туалета и ехали как короли. А всё потому, что штурман Виктор Иванович Басков оказался охотником и набрал мяса в дорогу «вагон и маленькую тележку», как сейчас помню: кабанятина, зайчатина, утянина, ну, а мы прихватили всё остальное… В итоге, стаканчик очень приятно издавал звук дзынь-дзынь-дзынь, нас никто и ничто не лимитировало, едем, «умные» разговоры разговариваем — лепота!
Я, помню, валяясь на койке мерно качающегося вагона, долго размышлял, как не предсказуема бывает судьба военного. Ещё два дня назад мы в стоячем вагоне, голодные и не бритые, пробивались домой, чтобы встретить с семьёй Новый год, и вот мы уже мчимся обратно, не зная, когда же наконец закончится наша командировка? Или взять случай моего молниеносного перевода в Чкаловск после аж целых двух недель службы в Острове. Вспомнился также вылет, когда я получил приказ в субботу в военной форме одежды вылететь инструктором на обеспечение ракетных стрельб кораблей флота с посадкой на аэродроме Чкаловск, а в понедельник прибыть на Военный Совет в штабе ВВС Балтийского флота, поэтому мне командир и определил на вылет форму — тужурка, белая рубашка с брюками. До сих пор не представляю, как летают пилоты МГА в рубашках с галстуками, ведь в комбезе летать на порядок удобнее. Это как каратэ заниматься в кимоно или в сатиновых шароварах с футболке — я думаю, даже не «профи» ощутит разницу в настрое? А вылет на американский крейсер «Айову» в шинелях и с кортиками — разве такие эпизоды своей жизни можно забыть? Нет, что ни говори, жизнь военного, а лётчика в особенности, интересна и не предсказуема. В общем, как я всегда говорю: «Нам будет что рассказать внукам, сидя у камина долгими зимними вечерами.
Прибыли через двое суток в Волгоград. Объявили - стоянка нашего вагона шесть часов. Тут же взяли такси, сначала посмотрели мемориал «Родина-мать зовёт», а потом самую большую диараму, посвящённую Сталинградской битве.
Экскурсовод довела нам интересный эпизод, который произошёл накануне. Ей поручили сопровождать группу западных немцев с ФРГ. И когда она рассказала и показала на диараме, что в некоторых местах войска Вермахта прижали части Красной Армии к Волге, не дойдя до реки всего 1-1,5 километра, один седой чопорный немец воскликнул: «Майн гот!» - как
начал ругаться по немецки, а потом стал на колени, поднял руки к небу и произнёс, в переводе это звучит так: «Господи, ты почему отвернулся от нас? Ведь ещё чуть-чуть, и мы могли победить!» Оказывается, он воевал на соседнем фронте в танковых войсках, накануне Сталинградской битвы был ранен, и лёжа в госпитале, каждый день ждал сообщения, что Сталинград пал. Так им обещал великий фюрер, и его преспешник Гебельс. И какая же у него в душе осталась внутренняя боль, что она вдруг вылилась таким вот не предсказуемым образом спустя около 40 лет после войны.
Прибыли в Ахтубу, и опять потекли суровые будни командировочного быта, изредка прерываемые светлыми пятнами в виде праздников, как я попал 7 января или походов в гости к однокашникам. Снова приведу запись из дневника:
8 января 1984 года. Снова в Ахтубинске, т. к. до Нового года задание не выполнили из-за погоды. Попал вчера на «обмытие» званий и «лётчиков-испытателей 1 класса». Именинников было 11 человек и человек 50 приглашённых. Все испытатели: лётчики, штурманы, радисты, техники — чувствуется, что тесная, дружная, своя компания. Я был единственный, кто был из строевой части. Запомнился первый тост, который сказал генерал Коваленко: «Ребята, здесь присутствуют только свои, поэтому я буду называть вещи своими именами. Спасибо вам, что вы живы...» И дальше — смысл, что несмотря на потери, все лётчики до конца выполняют свой долг. (В среднем у них происходит два лётных происшествия в год. Дальше очень здорово было сказано о дружбе, а весь тост был наполнен глубоким философским смыслом.
Из моих друзей двое получили полковников: Миша Поздняков и Серёжа Буров. Сам вечер был исключительно неординарный, столько души и юмора вложили в него ребята, начиная от рисунков, стихов, дружеских эпиграмм, песнями под гитару и аккордеон, и кончая атмосферой вечера. Я больше нигде и никогда не видел, чтобы в коллективе, где собралось более 50 мужиков, так было весело и интересно.
Помню, ещё тогда мелькнула мысль, так могут
отдыхать только люди, которые каждый день сталкиваются с риском.
Было несколько лётчиков-ветеранов, кто первый испытывал ТУ-95, ТУ-16 и другие машины. Познакомился со многими лётчиками-испытателями. Внешне обычные, но на самом деле очень интересные люди. Из именинников как-то выделились: Володя Мосолов — своей внешностью и внутренней собранностью, и Виктор Сергеевич Смирнов — зам. Начальника Управления, 68 года выпуска, кажется, Балашовского училища. Выглядит очень молодо, и произнёс прекрасный тост об Учителях: «Все мы помним нашу первую учительницу и многих учителей, что учили нас в школе. Помним преподавателей в авиационном училище, и особенно своих первых инструкторов, кто нам дал путёвку в небо. Потом были инструктора и командиры в авиационных частях, которые сделали из нас боевых пилотов. Затем Школа лётчиков-испытателей. Её инструкторы и просто старшие более опытные наши товарищи помогали нам постигать секреты этой не простой, но такой нужной стране профессии. Т.е. всё время кто-то был у нас впереди. Но шло время, одни погибли на испытаниях, другие списались по возрасту или по здоровью, и вот настало такое время, когда мы стоим в передней когорте. Впереди нет никого, кто бы нам подсказал, научил. Наоборот, теперь мы учим. И от того, как мы будем это делать, зависит прогресс авиационной техники и жизнь тех, кто идёт за нами. Я предлагаю тост за наших Учителей! Благодаря их науке мы живы,
и теперь учим летать и испытывать самолёты других! Итак, за Учителей!»
В общем, этот вечер навсегда остался у меня в памяти как самые замечательные посиделки, причём, не только мужской компании, но и вообще как самый весёлый «банкет», на котором я когда-либо присутствовал, включая собственную свадьбу. Потом Миша Поздняков пригласил меня к себе в гости, тоже было отменно весело. Я горжусь своими однокашниками, которые пробились в когорту лётчиков-испытателей, и Благо Дарю Бога, что я учился с ними на одном курсе.
Расскажу ещё о двух интересных моментов этой полуторамесячной командировки в город Ахтубинск, ровно столько мы просидели пока экипаж 12 омрап смог пустить ракету, и ему засчитали выполнение практического пуска. Сейчас уже не вспомню фамилию командира экипажа, кто пускал, но сам пуск АКР был на «грани фола». Самолёт был уже на боевом курсе, а вертолёт, который должен был осмотреть территорию полигона на предмет отсутствия посторонних целей или людей, ещё даже не взлетал. Что-то у него там с матчастью не пошло. А без его доклада, который пишется на магнитофон, я не имею права давать разрешение на отцепку ракеты.
До рубежа пуска оставалось 2 минуты лёту, как я получил доклад от командира вертолёта: «Вошёл в границы полигона», - через минуту, - «Осмотр закончил, район чист». Хотя «ежу было понятно», что это чистой воды фикция. Полигон размером в несколько сотен километров в длину и ширину невозможно проверить за 1-2 минуты, нужен как минимум час, а может и больше. Но «прокладка под зад» была поставлена. Я получил доклад, что зона свободна, и секунду поколебавшись, дал команду: «Работу разрешаю». Тоже самое продублировал радист по дальней связи. Через минуту прозвучал доклад: «Сработал по … и №
цели, дальность ...». Дальше начинается самое интересное. С помощью телеметрии идёт наблюдение за полётом ракеты. Она летит не одну сотню километров, и в случае выхода из разрешённого сектора углов, ракету подрывают.
В памяти сразу всплыл случай, как мне, командиру отряда 170 мрап поручили написать стенограмму записи переговоров экипажа командира эскадриьи подполковника Сергея Кузовенко на боевом курсе на этом же полигоне,
только цель находилась на морской акватории Каспийского моря. Пускали ракету К-10. Пуск получился аномальный. Ракета почему-то не вышла из «мешка», так мы называем маневр, когда из крутого угла пикирования она переходит в прямолинейный полёт по пологой траектории на цель. В общем, К-десятка булькнула в воду, соответственно засветка от неё пропала с экранов наземных РЛС, но у штурмана самолёта Василия Шилова засветка от ракеты на экране бортовой станции ЕН почему-то была. И когда командир усомнился, что ракета летит, прозвучал чёткий голос штурмана: «Нет, командир, я её вижу, летит «манюня». И так он её «вёл» ещё 40 секунд, хотя она давно была в море. Я это всё дисциплинированно записал, и потом Василия Шилова долго подначивали, как он научился видеть ракету, когда она идёт по «подводной» траектории.
Но наша ракета прошла без сбоев и поразила цель прямым попаданием, даже спирт не пришлось применять, чтобы «подтащить её ближе к цели», тем более его запасы стремительно таяли, т. к. деньги, что должны были пойти на водку, улетели как плата за билеты на поездах туда и обратно. Особенно дорого нам обошёлся вагон СВ. А гостинице «Дон», где мы жили, в номере было холодно — зима всё-таки, да неплотно заклеенные окна вместе с Ахтубинскими ветрами не создавали ощущение уюта. Поэтому пока грамм 50 спиртяги не накатишь перед сном, предварительно разбавив слегка водой из под крана, не уснёшь.
После пуска мы ещё пять дней не могли улететь. На полигоне почвы солончаковые и очень капризные в плане реакции плотности грунта на мороз, поэтому наш АН-26 никак не мог за нами прилететь. Я к тому же нашёл себе «приключений на одно место» - решил потренироваться, в смысле пробежать кросс, и попал под ледяной дождь, плюс — ночёвка в холодной постели с открытой форточкой, т. к. больше спать было не с кем. В итоге, утром сильнейший меозит (простуда мышц) скрутил шею так, что я от боли не знал куда деваться.
Выскочил я на улицу, потому что сидеть на месте от боли было невозможно, иду, сам не зная куда, слёзы на глазах, и возле магазина сталкиваюсь с Костей Припусковым. Он мне: «Чечель, что с тобой? На тебе лица нет!» Я ему: «Не знаю, Костя, но мне очень хреново, как бы дуба не дать».
Костя: «Стой здесь», - тут же заскочил в магазин, через минуту выскочил с бутылкой портвейна «777», взял меня за руку: «Пойдём». Тут же привёл к себе домой: «Таня, планы меняются, Васе плохо». Наполнил ванну горячей водой, положил меня туда и дал кастрюльку с горячим портвейном: «Вася, должен выпить до дна». В общем, когда я всё выпил и вышел из ванной, Костя загнал меня на диван, укрыл тёплым пледом и приказал спать.
Когда я проснулся, почувствовал себя совсем
другим человеком — слабость осталась, но самочувствие было уже нормальным. В общем, это была самая тяжёлая и утомительная в моральном плане моя командировка. Работы практически нет, одно ожидание. Денег с собой тоже нет, мы их потратили на билеты. А ведь каждый знает - без денег ты «самец», а только с деньгами - ты «мужчина». Спирт пить постоянно — это «утомительно» и не безопасно для собственного здоровья. Выбраться на природу, которая всегда служила и служит для меня отдушиной, было проблематично. Чтобы Вы ощутили, насколько нам эта командировка надоела, приведу два примера:
1) Чтобы как-то и чем-то занять время ожидания до самолёта, мы на крайние деньги дважды сходили на один и тот же концерт в ДО (Доме Офицеров), только с предпоследнего ряда на первом концерте пробили себе билеты на второй. Оттуда трясущиеся титьки кардебалета видно было лучше...
2) А мой штурман Виктор Иванович Басков попросил оставить ему бутылку из под Шампанского со спиртом, и двое суток не вставал с кровати, и не ходил никуда, даже в столовую. Он ввёл себя в состояние «грогги», и потом просыпаясь, нащупывал бутылку на тумбочке, наливал стопарик, выпивал и тут же отрубался ещё часов на шесть. Потом всё повторялось сначала.
Но наконец эта долгая полуторамесячная командировка закончилась. Предвижу скептические взгляды и улыбки моряков, и военных, и гражданских — у них всё это намного дольше. Полностью с вами согласен, ребята, только есть один маленький «нюанс». Вы когда ныряете под воду на 2-3 месяца, уходя на БС, заняты делом, да и «морские» к тому идут. А тут все полтора месяца мы были заняты просто ожиданием, а попросту говоря - «бездельем» - вылетят сегодня наши на пуск АКР или опять погоды испугаются? А как гласят «знатоки» - ждать и догонять тяжелее всего. И к тому же всё это с сохранением «прежнего оклада». А самое главное, что всё это без полётов, отсутствие которых истинный лётчик переносит тяжелее, чем разлуку с любимой женщиной.
Но тем не менее, если подходить к нашей командировке с государственной точки зрения, а не со стороны своего «колхоза», то польза от неё получилась огромная. Через несколько лет штурман Виктор Васильев, насмотревшись на работу испытателей, подал рапорт на поступление в ШЛИ им. М. Громова, успешно её закончил и потом достойно пронёс «крест испытательной работы» через всю оставшуюся лётную жизнь. Сейчас штурман-испытатель 1 класса полковник запаса Васильев уже в запасе
на заслуженном отдыхе, но периодически работает с молодым поколением, способствуя его патриотическому воспитанию в лучших традициях любви к Родине и своей профессии.
Мало того, вслед за Виктором с нашего полка ещё один штурман Олег Швецов выбрал эту нелёгкую дорогу, стал испытателем. Но к сожалению, его путь оказался не долгим. Олег
погиб штурманом самолёта «Супер-Джет-100» в Индонезии. Хотя «по слухам» вину за катастрофу взваливают на него, мне почему-то кажется, что здесь не обошлось без влияния конкуретной борьбы за продажу самолёта. Власти Индонезии тогда решали, какой тип самолёта выбрать для своей страны. А жизнь, точнее, суровая действительность, показала, что когда идёт борьба за многомиллионные заказы, противники, бывает, не церемонятся и используют все средства. Я думаю ошибка штурмана Олега Швецова лежит в той же плоскости, что и так называемые «ошибки» Александра Щукина, Римантаса Станкявичуса,
Александра Федотова и ещё многих других ведущих лётчиков-испытателей страны, о чём я уже писал в рассказе «Фантастическая версия гибели Тимура Апакидзе»
В целом же, заканчивая сей «опус», но не саму эту повесть, о пилотах, штурманах 12 омрап, которым я имел честь командовать, хочу подчеркнуть следующее — наш полк дал нашим Вооружённым Силам более 2000 человек личного состава, награждённого орденами и медалями, а также Героя Советского Союза майора Шумейко. Далее я прошу прощения у ветеранов нашего полка, что назову не все фамилии, а только тех, с кем служил и общался лично, это ведь не исторический очерк, а художественная проза. Итак, из 12 омрап вышли: Командующий авиацией ВМФ России И.Д. Федин (кто из буквоедов, пусть зовёт его начальником), Командующий ав. ТОФ А.И. Павловский, Командующий ВВС СФ Н.А. Мордовалов; Лётчики и штурманы испытатели: К.Калугин, С. Андреев, А. Полонский, С. Филипов, В. Васильев, О. Швецов; лётчик-космонавт Герой России Ю. Лончаков и ещё «куча» замечательных людей, включая автора сего «опуса». Т.е. ветеранам полка есть чем гордиться. А посему я поздравляю всех с завтрашней Пасхой, Первомаем и приближающимся днём Парижской Комунны! Да, и не забудьте выйти на демонстрацию с покрашенными яйцами !!!
А пока — продолжение о колоритных личностях Морской авиации и не только о ней, ждите на страницах проза.ру
П.С. На фото - Привёз друга Константина Фролова на аэродром Саки по просьбе Командущего авиации ВМФ СССР Владимира Григорьевича Дейнеки, чтобы поэт посмотрел полёты палубной авиации. Стоят: Игорь Кожин, Виктор Георгиевич Пугачёв, В.Г. Дейнека, Константин Фролов, полковник Чечель, Павел Кретов. Второй ряд, к сожалению, не помню.
Объявление на правах рекламы
Господа, кого мучит бессонница приглашаю на свой персональный сайт (домен) -
http://chechelya.info
после просмотра которого крепкий сон гарантирован. Но сразу хочу предупредить - большинство народа попадает на первый, черновой вариант. Надо ещё клацнуть левой мышкой на ГЛАВНУЮ страницу - над самолётом справа. Кстати, нажав на ссылку КНИГИ, в правом верхнем углу над самолётом на Главной странице, можете узнать о вакансиях об очень не пыльной работе для пенсионеров. А ещё там есть ссылки «ФОТКИ» и «ВИДЕО», тоже можно посмотреть, если после прочтения первой страницы сразу не заснёте. В общем, жду в гости, а пока всем Спокойной ночи и приятных цветных сновидений!