Звезда Танкодрома

   

Это была грязная, опустившаяся тётка. Своего рода знаменитость нашего казанского микрорайона «Танкодром» начала 70-х. Если кто-то говорил: «Вон, смотрите! Радченко идет!», то сразу возникало оживление. Женщины морщились и плевались, а мужчины от 15 и вплоть до доминошного возраста ухмылялись и начинали перешептываться. Словно их всех объединяло некое знание, вызывавшее скабрезную ухмылку.
Еще до того, как я впервые увидел Радченко, я о ней много слышал. На «Танкодроме» популярность Радченко затмевала анекдоты про Брежнева и Чапаева.
 Мужские и женские компании в нашем дворе группировались на разных скамейках, подчеркнуто независимо друг от друга. И практически не пересекались. Если только кому-то из женщин вдруг не требовалось загнать своего мужичка домой по каким-то причинам.
 Однажды я измученный гаммами и арпеджио вышел подышать воздухом. Побродив немного и попинав мяч, я прибился к мужскому клубу. Дворовый авторитет «Казак» скептически осмотрел мою 14-летнюю долговязую, нескладную фигуру. Поцокал языком. И сплюнув сквозь зубы, сказал: «Надо же, на костыль очень похож… Ты бы сходил к Радченко… Она тебя мужиком сделает, заодно и от угрей избавит…!»

Мужики и примкнувшие к ним пацаны грохнули всепонимающим хохотом. Я сделал вид, что мне тоже смешно. Но, помню, что был крайне смущен и неприятно озадачен. Почему какая-то фамилия вызывает такие бурные эмоции, и я единственный ничего не понимающий из мужских особей микрорайона.
Нужен был эмпирический опыт. Для его пополнения и чистоты эксперимента я направился к прекрасной половине «Танкодрома», кучковавшейся в паре десятков метров.
 Кумушки с постными лицами сидели рядком и болтали о винегрете….
Я подошел и негромко сказал: «Радченко!» В ту же секунду рядом загудел рой потревоженных пчел, а в меня полетели неприязненные оценивающие взгляды. Как будто я собирался похитить их мед. Мой сусальный образ домашнего мальчика с нотной папкой и футбольным мячом оказался мгновенно разрушен. А через несколько секунд улей вынес и приговор: Все они козлы одинаковые!

Первая встреча с Радченко случилась в гастрономе возле винного отдела. Собственно, нигде я её больше потом и не замечал... Только там, где мордатые продавщицы со свиными глазками и огромными, в два моих бедра, руками торговали «Агдамом» и «Московской"
Наверное, Радченко там и жила…

Итак, возле каких-то ужасных мужиков обреталась расхристанная женщина неопределенного возраста с паклей давно не мытых седых волос на голове. Изрядно пьяная и пронзительная. В нетвердой руке она держала надтреснутый граненый стакан с мерзким липким пойлом. В нём что-то плавало. То ли «чинарик» ...То ли плевок… Я не мог все это, конечно, рассмотреть. Только чувствовать. Почти физически, за несколько метров… острый запах портвейна, её сальные пальцы, обломанные ногти с черными ободками.

Мне совсем не хотелось присутствовать при этой сцене. Но оторваться не получалось. Как будто наткнулся на огромную рогатую волосатую гусеницу. Вроде бы не укусит. Но странно и беспокойно. А гусеница ползет, извивается кольцами…Завораживает!
«Вот и Радченко! – прозвучало рядом со мной, - Сука, уже нажралась с утра!»

Соседский веснушчатый пацан, повесив на локоть авоську с торчащими из нее батоном и бутылкой кефира, рассматривал мелочь в старушечьем кошельке: «Две, три, пятнадцать, десять…Итого тридцать копеек…Слушай, Андрюх, а у тебя есть копеек двадцать? А то меня бабушка за продуктами отправила…Я уже потратился. А если двугривенный найдешь, то мужики нам пару стаканов портвешка плеснут. А уж Радченко за два стакана нам обоим даст! Че, нет денег!? Черт! Черт! Черт! Не надо было кефир покупать. Тогда бы точно до уроков трахнулся!!!»

Сосед почесал красное ухо и поковылял домой. У него первым уроком шла алгебра. Надо было тянуть на золотую медаль. Бабушка настаивала.

Тем временем у винного отдела началась небольшая заварушка. Два «синяка» били себя по впалым грудям. Видимо не поделили кто из них следующий наливает Радченко.

Сама она никак не участвовала в переполохе. Радченко, покачиваясь, стояла посреди осколков генофонда. И просто ждала, кто из соискателей её ласк выживет в возне на заплеванном полу.
В конце концов, на крики явился краснорожий грузчик и вышвырнул дуэлянтов вместе с их надеждами под моросящий дождь.

Радченко тоже досталось. Возвращаясь, грузчик выразительно погрозил ей пальцем: «Надоела ты мне уже здесь! Вечно твои кобели все заблюют, а потом передерутся. Еще раз такое увижу и больше в наш магазин не пущу!»

Радченко молча прислонилась к стене, подтянула рваный на коленке чулок и стала оглядывать снующий туда-сюда магазинный люд. Наши глаза встретились. Её лица под багровыми наплывами я не нашел, но взгляд…

Потом я долго думал о причине когнитивного диссонанса, настигнувшего меня в итоге созерцания Радченко. Все казалось вроде бы понятным. Падшая, неприятно пахнувшая женщина, почти старуха. Легко отдававшая свое тело за стакан портвейна любому.

Сама её фамилия на «Танкодроме» стала нарицательной. Всех проституток и ****ей у нас звали «Радченками». Но ни одна из них не вызывала столько разговоров и суеты у обывателей.
Что-то в ней определенно было такое, что не оставляло людей равнодушными. Может быть глубина падения. А может что-то другое…

Неожиданно я понял, почему Радченко меня так беспокоила. Взгляд, я вспомнил её взгляд, с которым встретился возле винного отдела. Я бы не смог описать её опухшего от многолетнего пьянства лица, но глаза поражали. Я подсознательно ожидал увидеть глаза ожившего мертвеца. Мутные и лишенные мысли.

Но Радченко посмотрела на меня ясным, усталым и одновременно насмешливым взором человека, знакомого с тезисом: «Все проходит, пройдет и это…». И еще спина, абсолютно прямая спина. Ни до, ни после Радченко я не встречал бомжей и подонков общества с прямой спиной, да еще смотревших на мир через призму Экклесиаста.

Наверное, похожее чувство возникало у всех её многочисленных любовников в раздутых трениках и прыщавых юнцов. За стакан отравы, они рассчитывали увидеть в глазах Радченко что-то другое.
Трындычихи наши тоже недоумевали, но с яростью. Ни одна из токующих на скамеечках не имела прямой спины как у Радченко и томика Библии в заставленных сервантами и хрусталем «хрущевках». Вот уж этого проститутке и районной ****ине Радченко простить было никак нельзя.

9 мая 1975 года в Казани было солнечно, сухо, не жарко. Я вышел к молодой листве. И открытых окон доносилась бравурные звуки трансляции  с Красной площади. Где-то бухал барабаном оркестр. Девичий, именно девичий голос меня окликнул: «Мальчик, огоньку не найдется?»
Я обернулся к источнику звука и увидел еще не старую женщину в форме РККА 1944 года. Ладная фигура, пилотка, четкий ремень со звездой, «иконостас» на груди и майорские погоны. В холеных пальчиках с маникюром нераспечатанная коробка «Казбек». Проходившие мимо солдатики комендантского патруля молодцевато козырнули. А женщина-майор им ответила с каким-то особым шиком….
- Так, что у нас с огоньком, мальчик?
- Я не курю, а это…это...это Вы?

Передо мной стояла и улыбалась та самая Радченко. Я узнал ее по прямой спине, насмешливым глазам и пряди седых волос, выбившихся из-под пилотки. Лицо её, прежде неизвестное, оказалось красивым и значительным. Исчезли мертвечина, алкогольные отеки и следы страсти танкодромовского быдла. Радченко как будто живой водой умылась.
- Но почему, почему?!
- Потому что была война…Многое сломала…
- А это? - я кивнул на «иконостас» …
- А это войсковая разведка… Молодец, что не куришь! Играй лучше в футбол… С праздником…!

Радченко ушла, оставив за собой аромат «Красной Москвы», куда-то в центр города, где бубнили барабаны оркестров и собирались фронтовики. И больше я её не видел.

Радченко исчезла. Лучшая половина нашего «Танкодрома» потом шепталась на скамейке о том, что Радченко встретила своего боевого товарища, утерянного в конце войны, и он увез её из Казани. Что он тридцать лет разыскивал её по стране... И что сейчас она генеральша и ездит на «Чайке» Кто-то даже  в сердцах бросил: « Вот свезло то, как суке! Вот свезло…..»

Вот здесь наверняка кто-то захочет авторской морали. А её нет. Все зависит о того, какую картинку увидел читатель. И какие вопросы себе задал. Кто-то разглядел пьяную старую проститутку и спросил себя, а мог бы он в своем пубертатном периоде за стакан бормотухи заняться с ней любовью.

А для другого читателя Радченко окажется богиней и матерью, сохранившей ему саму возможность появиться на свет. И оказавшейся на самом дне просто по ошибке и халатности тех, кто на небесах распоряжается судьбами людей. Ну, перепутали карты. Кто без греха. Война же…
И те, и другие будут правы.