После ареста родителей пятилетнюю племянницу приняла под свою опеку ее тетушка, младшая сестра матери.
У нее был муж, но человек военный, его практически никто никогда не видел, в том числе и жена. Она работала учительницей в местной школе. Преподавала в 5-7 классах. Накануне войны у нее родился ребенок, но она отдавала его на полдня в местные ясли, и работу в школе не прерывала.
Когда началась война, партийных, советских и некоторые категории иных служащих эвакуировали вглубь страны. Под эвакуацию подпала и Софья Ивановна.
Везли их в товарняках. Все было проблемой. Вагон переуплотнен, места для каждого очень мало. Не хватает хлеба. Нет воды. Проблема с отправлением естественных надобностей. Хотя, если честно сказать, я всегда удивлялся, насколько хорошо был организован механизм эвакуации.
При прибытии на какую-то станцию, там уже были подготовлены и хлеб, какие-то другие продукты, вода, и даже простейшие медикаменты. Все это надо было в течение нескольких минут передать старшему по вагону (в каждом вагоне было такое лицо, выбранное теми, кто в этом вагоне был, и отпустить состав дальше.
Пусть этого всего не хватало, но то, что в страшных условиях начала войны, кому-то еще хватало сил и ответственности позаботиться об эвакуированных, заслуживает высочайшей оценки.
Естественно, что в таких условиях сохранить младенца, да еще и болезненного от рождения, было задачей невыполнимой. Несмотря на колоссальные усилия матери, и всех сочувствовавших ей женщин, спасти ребенка не удалось. На одной из станций трупик передали в руки встречавших лиц, которые твердо пообещали сообщить место захоронения.
Тогда мало, кто думал, что очень скоро и эти места будут оккупированы, вся округа разбомблена, а из сотрудников госучреждений мало кто останется жив.
А поезд все шел.
Наконец их довезли, до каких то окраинных районов Узбекистана и там выгрузили. Местные власти распределили эвакуированных по всей округе и позаботились, чтобы у каждого была какая-то крыша над головой. Когда стало холодно, всех спасали оставшиеся на полях стержни от хлопка. (Гузопай)
Его не трудно было нарезать, или даже наломать на вязанку, и принести домой. Но он горел, почти, как порох, так что тепла надолго не хватало, но согреть на железной печке воду, или пищу, можно было успеть.
Здесь, как и для всех эвакуированных в других местах, очень остро стоял вопрос о работе. Такая возможность представлялась только в колхозах и совхозах, и то, только в сезон. Многие из приехавших, никогда физическим трудом не занимались, и не могли вписаться в реальную действительность. Продавали какие-то вещи, драгоценности, если были, в общем, перебивались, как могли.
Софья Ивановна была видная женщина, причем в течение многих лет приученная жестким школьным режимом, к дисциплине и порядку, и как-то выделялась из общей массы «потерянных» людей. Ей предложили работу в районном почтовом отделении. Это была большая удача.
Во-первых, зарплата. Во-вторых, хлебная карточка. Работа находилась в 5 км. от места жилья. Транспорта, естественно не было. Каждый день туда и обратно надо добираться пешком. Больше всего смущала не необходимость идти пешком, а то, что очень быстро износятся единственные туфли.
Однажды, какое счастье!, она на улице нашла кем-то выкинутые старые башмаки. Она принесла их домой, тщательно отмыла, высушила, потом обыкновенной иголкой и ниткой, как могла, немного подшила. При этом вместо шила, пользовалась обыкновенным гвоздем. Поскольку башмаки были немного велики, она стала пользоваться чем-то вроде солдатских портянок.
Тем не менее, периодически подремонтируя свои башмаки, она довольно долго пользовалась ими, уберегая свои туфли, в которых старалась быть только на работе.
Несмотря на крайнюю скудость гардероба, она всегда являлась на службу чисто вымытой, причесанной (Что, при длиной косе, тоже не совсем просто), в свежеотутюженной юбке и кофточке.
Вольно, или невольно, она и коллег своих побуждала к порядку во всем. Мне нет надобности подчеркивать, что очень скоро она завоевала всеобщий авторитет, хотя в столь скромном учреждении, как почта, это осязаемых дивидендов не давало.
Уходя на работу, она оставляла Лене все необходимые инструкции.
Одной из них была такая.
Наломать гузопай, сварить какой-то суп, или кашу, половину которой можно съесть, а вторую половину отнести Софье Ивановне на работу.
Лена вспоминала, что Гузопай с осени был сырой, горел плохо, все время надо было дуть в печь, чтобы огонь не погас.
Наконец, слава Богу, как-то сварила, а поскольку времени было потрачено больше, она могла не успеть к перерыву. Поэтому, переложив в нужную посуду тетину часть, она, сама, не поев, схватила теткин котелок, и почти бегом пробежала эти 5 км.,успев к сроку. Софья Ивановна, увидев племянницу, встала со своего места, вывела ее на улицу и воздала ей взбучку полной мерой.
«На кого ты похожа?. Чумазая, не причесанная, не помытая. С таких рук как я могу воспринимать пищу? Сейчас же иди обратно домой, умойся. Причешись. Приведи себя в порядок, и в таком виде принесешь мне еду».
Лене 10лет. Родители уже более 5 лет, как арестованы.
Вот возвращается бедный ребенок 5 верст домой, и всю дорогу плачет. Она с таким трудом сварила. Сама не поела. Почти бегом добралась до тетки, а та ее так бесжалостно выставила.
«Конечно, я сирота, поэтому меня можно так обижать. Вот сяду на поезд, уеду куда нибудь, будете потом плакать, и искать меня?"
Примерно такие мысли обуревали Лену, пока она добиралась домой. Дома, взглянув на себя в осколок зеркала, она очень удивилась, неужели я такая противная? И первый раз у нее промелькнула мысль : «А может тетка права?»
Умывшись, причесавшись, сменив верхнюю одежку, она снова взяла котелок, и собралась второй раз идти. А тут ей пришла мысль, а вдруг тетка не станет, есть, потому, что не подогрето.
Она поставила подогревать. Потом заново умылась, уже перед зеркалом привела себя в порядок, и снова двинулась в путь. Софья Ивановна, увидев преображенную девочку, очень приветливо встретила ее, и даже поцеловала, что делала крайне редко.
Она была умным и опытным педагогом.
Ни одним словом не вернулась к первому пришествию, не стала произносить морализаторских фраз типа :
«Вот видишь, какая разница, и т. д." Молча взяла котелок, и сказала «Спасибо». Больше к этому эпизоду она не возвращалась, за что Лена ей была очень благодарна.
Со слов Лены я знал, что эта «Экзекуция» сыграла для нее огромную роль. Больше, не причесавшись, она никогда, никуда не выходила.
А носила она всю жизнь длинные волосы, что требует немалого времени для их приведения в порядок.
Могу только сказать, что когда она была уже тяжело больна, и прикована к постели, до тех пор пока могла, она первым делом всегда причесывалась. А когда уже не могла, но была в сознании, просила, чтобы ее причесали.
Годы, проведенные в эвакуации, очень сблизили Лену и Софью Ивановну. Со временем она привыкла к строгому и требовательному, но всегда справедливому характеру своей тетушки, и привязалась к ней, как к родной матери.
Когда через несколько лет мать вернулась из Сибирских лагерей, Лена ее совершенно не помнила.
Несмотря на некоторую ревность матери, Лена, на всю жизнь сохранила с тетушкой особо близкие, более чем дружеские, отношения.
Прошли годы. Лена стала моей женой. Зная о роли, сыгранной в свое время Софьей Ивановной, мы очень дружески принимали ее, когда она отваживалась на столь длительное путешествие.
Когда стал приближаться ее 70-летний юбилей, Лена меня за несколько лет раньше стала психологически готовить к тому, что надо будет к ней поехать. Для меня это было очень сложно.
Я занимал достаточно серьезную должность в Агропроме, кроме того, входил в рабочую комиссию по внедрению агропромышленной интеграции.
В то время это была задача первостепенной важности.
Но так, или иначе в 1986 году мы полетели в Украину, чтобы повидаться с Софьей Ивановной В то время с продуктами были сложности. В больших городах еще что-то было, а на периферии пусто.
Мы, на всякий случай, в Киеве купили один батон какой-то
скукоженной колбасы, полагая, что все, что надо купим, на базаре.
Приехали. Хозяйка очень обрадовалась, что мы, хоть какую-то колбасу привезли. В магазинах пусто. Пошли на базар.
Мясные ряды вообще закрыты. Мяса на базаре уже больше года не было. Молочных продуктов никаких. Только овощи и фрукты.
Что делать? В городке был один ресторан. Говорили, что они все-таки сносно принимают своих посетителей
Пошли мы с Леной в этот ресторан. Нашли начальника производства, который везде отвечает за продукты. До Агропрома я работал помощником министра торговли. Ушел оттуда сравнительно недавно. У меня даже сохранилось не просроченное служебное удостоверение.
Представился, как коллега.
Объяснил, за чем приехал, и просил помочь. Клятвенно обещал, оставив визитку, что если кому нибудь из них что-то понадобится в наших краях, то я головой отвечаю, что все будет решено по высочайшему классу.
Они очень приветливо отнеслись к нам, и к нашей просьбе. Повели нас на склад, и сказали, что мы можем выбрать любой товар, из тех, что у них есть.
Мы взяли целую «Палку» очень приличной колбасы, примерно 1.5 кг сливочного масла, которое местные жители даже забыли, как выглядит.
Голландский сыр и немного – кг.2 мяса, понимая, что это самый главный ресторанный продукт, и нельзя их обезоруживать.
Когда мы все это принесли домой, юбилярше стало плохо. Во-первых, от радости, что она сможет накрыть достойный стол.
А во-вторых, от некоторой неловкости, что они, хозяева, ничего не могли сделать, а вот гости решили все проблемы.
Мы из дома захватили пару баночек икры, которая была у нас, имея в виду малогабаритность груза.
Если бы мы знали, что у них такое положение, мы бы все, что нужно могли привезти с собой. В магазинах то и у нас было не слишком густо, зато на базаре было все.
На следующий день был юбилей. Она еще работала. Пришел директор школы, пару коллег, кое-кто из родственников. Столько охов да ахов по поводу застолья я никогда еще не слышал.
Самый большой фурор произвело сливочное масло. Слишком давно оно было им недоступно. Даже икра не вызвала таких откликов.
В ресторане нас попросили не оглашать источников, откуда взяты продукты. Потому что, если к ним придут еще просители, они их просьбу выполнить не смогут. А мою просьбу выполнили исходя из корпоративных принципов.
Софья Ивановна, как заслуженный учитель Украины одна из первых получила квартиру, когда их стали выделять учителям.
К моменту нашего приезда она прожила в этой квартире менее 10 лет. Квартира мне очень понравилась. Хотя она считалась однокомнатной, но была достаточно просторной.
Софья Ивановна жила одна, и все понимали, что если с ней что-то случится, квартира потеряется.
Однако на все просьбы прописать к себе кого-либо из родственников, всегда отвечала категорическим отказом.
Лена спросила у нее: «А меня бы прописала, если бы это мне было нужно?» Ответ был однозначный: «Не обижайся, но нет.Я не хочу и не могу обманывать государство, которое для меня столько добра сделало»
Так и вышло. После нее квартира вернулась государству и была предоставлена другому педагогу.
В последние годы ее работы, областные органы просвещения решили как-то отметить заслуженных учителей. Поскольку область была Хмельницкая, и на ее территории работал очень хороший фарфоро-фаянсовый завод, на нем заказали, как эксклюзивную продукцию, скульптуру Богдана Хмельницкого, величиною более полуметра.
Их было изготовлено очень немного, и их, в качестве награды, подарили лучшим учителям. Какое то время она простояла у Софьи Ивановны, Затем она подарила ее Лене, и уже лет 30, или даже более лет она стоит у нас.
Когда Софьи Ивановны не стало, Лена по состоянию здоровья не могла туда ехать. Но сама мысль, что такому дорогому для нее человеку не будут возданы последние почести, была для нее мучительной.
Видя это, наш младший сын вызвался туда полететь. Но мы не знали адреса ни усопшей, ни кого-либо из родичей. Пока он был в пути, мы пытались найти какого-то знакомого, который встретил бы его на вокзале.
Кажется, нашли какого-то алкоголика, который «лыка не вязал» и Женя вынужден был доставлять его домой, Но, видимо, правильно говорят люди, что если идешь по благому делу, то и Бог тебе помогает. В конечном итоге Женя нашел адрес, и должен был всем объяснять, кто он такой.
Там он познакомился с двоюродным братом, сыном сестры Лены, который тоже прилетел на похороны из Ленинграда. Он несколько раз бывал в этих местах, и служил для Жени хорошим проводником.
Родственники и друзья покойной очень были тронуты Жениным приездом.
Женя прикрепил к одеянию усопшей брошку, которую ему дала мать, как опосредованный поклон.
Вернулся он в Тбилиси в просветленном настроении выполненного долга, и с гордостью за поддержку престижа и авторитета семьи, хоть один представитель которой проводил человека, долгие годы бывшей матерью для его матери!
Светлая память Софье Ивановне!