ВОЕННЫЙ ГОРОДОК УРУЧЬЕ И ОКРЕСТНОСТИ
В январе 1958 года, после окончания Харьковской Артиллерийской Радиотехнической Академии, отец получил назначение на службу в Минское Высшее Инженерно - Ракетное Училище (МВИРТУ). Училище это переехало в Минск из Гомеля в 1954 году и разместилось в корпусах, построенных в лесу за городом на 9 километре Московского шоссе. Жил отец в общежитии вместе с молодыми офицерами А. Барановым и В. Кругликовым.
Первый наш приезд с мамой в Минск состоялся в начале мая 1958 года. Жили мы в гостинице “Беларусь” (затем “Свислочь”, нынче «Crown Plaza»), расположенной на углу улиц Володарского и Кирова. Сохранилось в памяти посещение забегаловки напротив гостиницы (там где теперь расположено кафе “Мядуха”), полуподвальное помещение, мраморные столики и еда - кислая капуста с сосисками (и, конечно, знаменитая песня отца - “Сосиски с капустой я очень люблю.....”). В память также врезался эпизод, когда во время прогулки по скверу на Центральной площади я отстал от родителей. Отчаяние, слезы, рев, безутешное горе - я заблудился, пропал в незнакомом городе. Бегу по дорожке, идущей вдоль ограды, отделяющей сквер от ул. К. Маркса, сердобольные прохожие принимают участие в моей судьбе. И радость и безмерное облегчение после того, как я найден.... Еще один эпизод - выезд на троллейбусе №1 до конечной остановки “Обсерватория”. Темно-зеленое дощатое здание диспетчерской станции, несмотря на май сугроб нерастаявшего снега....
В этот приезд мы пробыли в Минске всего несколько дней, затем вернулись в Харьков. Вскоре туда приехал отец, и мы втроем отбыли в Ессентуки. Через три месяца, в августе мама взяла отпуск в институте Огнеупоров, где она работала, и мы приехали в Минск уже на целый месяц. По рассказу мамы в одном поезде с нами ехала теща Василия Леонтьевича Тихомирова (Косолапова) - Антонина Константиновна. На вокзале нас встречали отец и дядя Вася. Впервые приехали на 9-й километр. Асфальтовая дорога свернула вправо от Московского шоссе. Слева густой лес (так казалось), справа зеленый дощатый забор училища. Разместились в комнате на втором этаже офицерского общежития. Ходили с мамой гулять в лес за стадион. Сохранилось детское ощущение, что вот - попал в настоящий лес, приеду в Харьков и буду рассказывать друзьям, где удалось побывать. Помню произвели на меня впечатление землянки, которые строили в лесу мальчишки. Рядом с общежитием располагалось двухэтажное здание медчасти, где впоследствии мне пришлось лечить зубы у врачихи Риты Яковлевны. За общежитием начинались многочисленные спортивные площадки с турниками, лесенками, стенками и т. п. Впервые я познакомился здесь с игрой в городки и с увлечением метал биту в “Бабу в окошке”, распечатывал “Конверт”. Ходили в лес по грибы, несколько раз посещали кино, которое крутили в клубе в здании МВИРТУ. Один раз совершили поход в военный городок Уручье в гости к семье Писаренко. Шли пешком через учебное поле. Пыльная дорога (по которой потом будет 14 лет ходить на службу отец, а я с пацанами буду ходить по грибы и кататься на велосипеде), невысыхающая лужа - ставок, низкое солнце освещает темные высокие ели в уручском парке. Запомнилась главная аллея в парке, цветные огоньки иллюминации, освещенное здание стрелкового тира....
Опять вернулись с мамой в Харьков. Захватив бабушку, в сентябре съездили в Евпаторию. Октябрь прошел в сборах, а в начале ноября за нами прибыл отец и 10 числа мы отбыли в Минск на постоянное место жительства. Сборов и проводов я не помню. Помню нетерпеливое ожидание прибытия в Минск, маету, темень за стеклом вагона, тревогу, удивление мамы - почему так мало огней на подъезде к столичному городу. Приехали в Минск поздно. На машине (так называемом “частнике”) заехали в военный городок Уручье. Ночь, высокие сосны у дома, запахи хвои.
По рассказам мамы (что-то смутно помню и я) дверь в квартиру нам открыла старшая дочка наших будущих соседей Люда и по темному длинному коридору мы проследовали в нашу пустую большую комнату. Мебели никакой еще не было. В багажном вагоне мы привезли с собой детскую кроватку, раскладушку, матрасы. Комната была о пяти углах (так как угол дома по замыслу архитекторов был срезан) - “корабельная рубка” назвал ее папин друг дядя Жора (Георгий Корнеевич Писаренко). Из нашей комнаты застекленная дверь, закрытая занавесками салатного цвета, выводила в коридор. Сразу налево был вход в кухню, где у стены стоял наш стол, а у окна стол соседей. Еду готовили на керосинках, которые стояли на большой плите, сложенной из кирпича. В углу кухни возле потолка размещалось застекленное окошко в туалет. Над дверью впоследствии дядя Жора прибил красивый сине - бело - черный хвост сойки, застреленной им в лесу за 9-м километром. В коридор выходили двери туалета, душевой (с ванной и титаном, который топился плитками торфа) и темной кладовой. Угол просторной прихожей был занят хламом соседей (потом там за ситцевой занавеской разместились лыжи, наш ящик - сундук поменьше и сундучище соседа Л. В. Щура, набитый книгами), на стене - вешалки для верхней одежды.
Соседями нашими было семейство Слободских. Глава семьи - Семен Маркович Слободской, толстый, лысый (и казавшийся мне старым) мужчина лет пятидесяти. Он дослужился до звания майора, был теперь в отставке и работал при каком-то гараже, то ли в училище, то ли в городе. Его жене Марии Александровне было около сорока лет, но и она казалась мне пожилой женщиной. Мария Александровна (как почти все жены офицеров в 50-е годы) нигде не работала и вела домашнее хозяйство. Их старший сын Жорик оканчивал в это время МВИРТУ, жил в казарме и появлялся дома очень редко. Контактов с ним я практически не имел. Средняя дочка Люда - симпатичная девушка 19 лет училась на 2-м курсе медицинского института. Вскоре она вышла замуж за курсанта МВИРТУ Анатолия Лысенко (дядю Толю) и им отошла маленькая комната. Вскоре в 1963 году у них родилась дочка Лена (Неня), с которой пришлось немного понянчиться и мне. Дядя Толя был весьма общителен. Помню книгу Тура Хейердала “Путешествие на “Кон - Тики””, которую мне подарили на день рождения дядя Толя и Люда. Младшая дочка соседей - Лиля училась во время нашего приезда в пятом классе, то есть ей было 12 лет и она была старше меня на 5 лет. Лиля довольно часто возилась с нами, устраивала игры, приходила ко мне на день рождения. Со школьных лет она хотела стать учительницей и, окончив геофак БГУ (причем мне кажется, что я с ней даже пересекся в учебе в БГУ на 1-м курсе в 1970 г), она поехала работать учительницей в Верхнедвинск. Там она вышла замуж за латыша и переехала жить в Даугавпилс, где вскоре погибла, попав под колеса пьяного водителя в возрасте 34 лет. Не выдержав горя, ненамного пережили ее родители. С семьей Слободских мы прожили пять с половиной лет до января 1963 года.
Быт постепенно обустраивался. Буквально на следующий день после приезда были куплены платяной и книжный шкаф, тахта, тумбочка для спальных принадлежностей, позже сервант. Из тумбочки я любил вынимать все вещи, залазить внутрь, закрывать крышку и смотреть в дырочки, при этом я воображал, что нахожусь в рубке подводной лодки. Вскоре из Харькова прибыл контейнер с массивным, прожженным посередине столом бабушки Оли, кроватью, трюмо, холодильником “Север” и прочей мелкой утварью. Помню, как мы разгружали его и таскали вещи со двора на 3-й этаж. Причем отец рекрутировал на помощь дворовых пацанов, с которыми он любил общаться и которые любили его. Помню поездку за ламповым радиоприемником “Минск”, который отец купил в магазине на улице Ленина (филиал ГУМа). Я чрезвычайно любил крутить ручку, перемещая красную проволочку вдоль стеклянной шкалы, на которой были нанесены названия далеких таинственных городов – Стокгольм, Варшава, Киев, Харьков. Смотрел на зеленый глазок лампы настройки. Вынимал из бумажных конвертов черные эбонитовые пластинки, ставил их на вращающийся со скоростью 78 оборотов в минуту диск и слушал без конца революционные песни - “Там вдали за рекой”, “Как родная меня мать провожала”, любимая папина песня того времени - “От Стамбула до Константинополя остались одни профили...”. В конце 60х, сквозь треск и шум глушилок, каждую субботу, с замиранием сердца слушал Молодежную программу Голоса Америки. Впоследствии приемник перекочевал в маленькую комнату к балкону, затем был перевезен на Калиновского, затем после покупки “Спидолы” спущен в подвал и, наконец, сдан в радиомастерскую в обмен на талон, за который был куплен маленький приемник “Сокол”.
В книжном шкафу лежали комплекты журнала “Радио”, на которые подписывался, а потом переплетал их отец, книги по радиотехнике. Из художественных книг помню темно - серый двухтомник “Графа Монте Кристо” Дюма, серый томик “Спартака” Джованьоли, синий двухтомник “Тихого Дона” Шолохова, томики из серии ЖЗЛ (Чайковский, Левитан, Тургенев, Кюри...), смешную книги Мартина Ларни «Двенадцатый позвонок», книги в мягких обложках из серии “Приключения. Путешествия. Фантастика” (“Нгоньямо желтогривый”). Книгу о вкусной и здоровой пище. Многие книги покупались в киоске, расположенным в холле ГДО слева от входа.
Из моих книг (мне была выделена индивидуальная полка) помню чрезвычайно нравившуюся мне повесть о Гуле Королевой - “Четвертая высота”, рассказы о героях - пионерах, совершивших подвиги в Великую Отечественную войну. Позже на полке появились подаренные ко дню рождения книги - “Северное Сияние” Марич (подарок первой учительницей Нины Ивановны Магер и ее сына Витьки Писаренко), “Падь золотая”, “Пленники Барсового ущелья” (подарок Сержика Килина) и др.
После приезда жизнь потекла своим чередом. Отец служил в МВИРТУ, мама сидела некоторое время дома. Я часто болел (коклюш, корь, воспаление легких, простуды), подолгу кашлял, принимал уколы (помню поздние приходы медсестры, никелированные ванночки для кипячения шприцев). Мама выхаживала меня, гуляла со мной, водила по врачам, пекла всякие вкусности (чего стоило фирменное слоеное печенье “Бантики”), вышивала крестиком чудесные цветы на всяких занавесках, газетницах и прочая, в общем, обустраивала быт и вела дом.
Помню встречу Нового 1959 года у нас на квартире. Я лежу в углу в своей кроватке, но не сплю. Периодически под одеяло просовывается чья-нибудь рука и сует мне апельсин, конфету или какую-либо другую вкусную вещь. Тощий Вертевец, подвыпив, показывает с супругой, как надо танцевать буги-вуги.
Весной 1959 года в мае мы съездили всей семьей в Ессентуки (и, наверное, заехали в Харьков к бабушке и дедушке). Лето же проводили в Уручье. Ходили с мамой гулять в лес за госпиталем, где лакомились дикой малиной. Лиля приносила иногда из магазина мороженое. Гуляя как-то в палисаднике перед домом (со стороны Спортивной улицы), я нашел в траве желтый бумажный дореформенный рубль. На него можно было купить пачку молочного мороженого (90 копеек) и коробок спичек (10 копеек). Затем я был определен в какой-то летний пионерский лагерь, который размещался в парке в сарае напротив детского садика. Хождения туда мне особо не нравились, но возражать не смел. Пребывание в лагере заключалось в гулянии по парку, в поле и в “минированном” леске. Тусовались в песочницах за сараем и на бревне, соревнуясь, кто кого спихнет на землю. В жару сидели в сарае и рисовали. Перекусывали бутербродами и компотами, которые нам выдавались из дома. Точно помню, что в группе со мной был сосед по лестничной клетке - Сергей Суриков.
Наш дом был построен в виде буквы Г. Одна часть его выходила на Спортивную улицу, а вторая часть - на Школьную (впоследствии Пономарева). На углу дома, на первом этаже размещался продовольственный магазин (а симметрично напротив него, в доме на другой стороне улицы - магазин промтоварный). Наш подъезд выходил к тылам магазина, и туда постоянно подъезжали грузовики, развозящие продукты. Для их приема был построен специальный спуск в магазинный подвал – склад, обитый грязными оцинкованными листами. Рядом с подъездом на стене была прикреплена пожарная лестница. Нижняя планка ее была поднята высоко над землей и забраться туда было довольно трудно. По лестнице можно было залезть на крышу дома, туда же можно было попасть, если с последнего этажа подъезда по лестнице забраться на чердак, а далее воспользоваться слуховым окном. Интересным объектом изучения и лазанья были обширные подвалы под домом и тоннель бомбоубежища. Попасть в тоннель можно было через шахту колодца, который располагался посередине двора.
Двор - излюбленное место игр и сборищ. Здесь собирались по вечерам и взрослые мужики, забивая “козла” и играя в шахматы, здесь играли день напролет дети. Играли в прятки, казаки - разбойники, тусовались возле песочницы и колеса - центрифуги. Играли в ножички – одна из разновидностей игры называлась «Земля» суть ее состояла в том, что на земле рисовался круг, разбивался на секторы по числу играющих. Необходимо было втыкать лезвие в сектор противника, проводить черту и присоединять к своему сектору. Вторая разновидность заключалась в выполнении фигурных бросков ножика с колена, с руки, с носа, с головы. Тот, кто первым оканчивал все обязательные упражнения, кидал ножик назад за спину. Сколько раз он воткнулся, столько раз можно было ударить по колышкам, забитым в землю. Проигравшие должны были лечь и зубами вытащить колышки из земли. Играли на деньги в «тюк» (расшибалочка), бросая вначале свинцовую биту к стопке монет, а потом ударяя по ней и переворачивая монеты. С девочками играли в более интеллектуальные игры – «Вы поедете на бал», «Я садовником родился», «Съедобное-несъедобное» эти игры проводились сидя на ступеньках крыльца первого подъезда (там, где жили Танклевские). Устраивали турниры в шахматы и в настольный теннис (стол стоял за ограждением газовой станции у забора медсанбата). В теннисных турнирах каждый выбирал себе страну, которую он представляет. Весной, когда сходил снег с асфальта у ГДО, расчерчивали классики и буцали баночку из под гуталина, наполненную землей (играли «с подвижкой» и «без подвижки»).
Ближе к госпиталю шла цепь двухэтажных деревянных сараев и помойки за ними (где мы стреляли вместе с Гариком Крупновым из его пневматической винтовки по котам). В конце 50-х начале 60-х двор окаймлялся пустырями, на которых росли несколько десятков больших сосен. Земля под ними заливалась в весеннее половодье. Любимым занятием было с риском пробираться по тонкому льду замерзших луж. Несколько раз, естественно проваливался чуть не по пояс в ледяную воду и с ревом мчался домой, где ждала взбучка и лупцовка от мамы. Также делали плоты из досок и плавали по этим лужам, отталкиваясь шестом от дна. Позднее сосны были спилены, часть земли была ограждена и отошла госпиталю, а на оставшейся части был построен дом №13, где поселились ситные друзья детства и одногодки - Андрей Прасолов, Мишка Исраэлян, Женька Таратынов, Сергей Макашин, а также Андрей Гусев, Лешка Бекетов, Барканов ( в этом же доме одно время жили семейства Писаренок, Тихомировых, Табатадзе, Тугбаевых). Из нашего дома моими сотоварищами по играм были, конечно, в первую очередь лучший друг детства Сержик Килин и Сергей Сперанский. Жили в доме ребята постарше - Сухно, Сергиенко, Тепляков, девицы Неверовы, Чернышевы, Карповы, Слободские, Оля Танклевская (дочка дирижера военного оркестра МВИРТУ).
Двор домов №13 и №15 считался общим и у нас была одна футбольная команда. Играли ДОС на ДОС, командами по 11 человек, все как полагается. Баталии проходили на поле, которое было возле сараев напротив ДОСа №1 по ул. Школьной. Футбольным мастерством я не блистал и частенько сидел в запасе, или играл в защите. Сержика Килина, как правило, ставили вратарем. Иногда ходили играть на стадион. Стадион “Гвардеец” строился на наших глазах. Летом 60-го года со всей округи были согнаны сотни солдат, которые лопатами насыпали земляные валы и обложили их дерном - так были построены трибуны. На 9 мая на стадионе проходили военные празднества с пальбой из автоматов и десантированием парашютистов. Как то на день Пионерской организации 19 мая 1962 года здесь состоялся парад школьников и наш класс шел в дурацких бумажных скафандрах с целлофановыми смотровыми окошками и штырьками - антеннами, изображал отряд космонавтов. Я перся впереди бригады, неся в руках фанерный круг с прибитыми к нему тремя рейками - сей символ должен был изображать первый советский искусственный спутник Земли. На стадионе проводились матчи первенства БССР среди коллективов физкультуры, и мы часто бегали болеть за нашу любимую команду “Гвардеец” (позднее СКА - Уручье). Один раз на взлетное поле приземлился вертолет с высоким начальством и мы, мальчишки, мчались, не чуя ног, чтобы посмотреть вблизи и пощупать винтокрылую машину. Здесь же мы частенько играли в любимую игру “триста”: три человека стояли на воротах, а три били голы и по особой системе набирались очки. Одно время зимой с крутых склонов трибун катались на лыжах и санках (это катание запечатлел отец на одной из первых отснятых кинопленок). Потом катание переместилось в карьер за старой школой, где были умопомрачительное крутые, раскатанные до льда горки. Потом стали ездить кататься на лыжах за деревню Уручье (там, где теперь располагаются здания академических институтов), горки носили название “Сорвиголова”.
Рядом со стадионом была баскетбольная площадка, где также играли тройками, кидая по определенной системе мяч в корзину и набирая очки. Проигравшая сторона становилась у стоек, повернувшись спиной к игровой площадке, и подвергалась избиению мячом. Еще ближе к ГДО была волейбольная площадка с сеткой. В волейбол мы не играли, но любили лазить на судейские вышки. Рядом с волейбольной площадкой на ровной травянистой лужайке гоняли в футбол. Два тополя образовывали стойки ворот. Помню, как отец поставил меня на эти ворота и привлек к игре какого-то совсем уже взрослого пацана. Тот буцнул с неистовой силой мяч, я подставил руку и вывернул ладонь.
На полянах и газонах площадок напротив ГДО мы не играли (скорее всего, нам не разрешали играть и гоняли оттуда). А вот сам клуб ГДО (Гарнизонный Дом Офицеров) был излюбленным объектом наших посещений. Возглавлял ГДО худой, желчный и вечно недовольный майор Зильберман. ( В честь его имени один из непересыхающих потоков сточных вод был назван речкой Зильбермановкой). У клуба стояла непременная статуя Ленина. Поднимаясь по ступенькам, и открывая массивные створки двери, мы попадали в прохладный полутемный холл. Справа от входа размещался книжный киоск и окошки билетных касс в зимний кинозал. В темном коридоре направо в свое время размещалась парикмахерская и туалеты, а в 70-е годы функционировал буфет.
В коридоре налево размещался кабинет дирекции и любимейшее место - библиотека. При входе в нее справа стояли стеллажи с детскими книгами, прямо - стойка библиотекаря, налево - читальный зал. За стойкой библиотекарей размещалась святая святых - книгохранилище. Общительный отец был в хороших отношениях с библиотекаршами, и они жаловали меня и пускали не только к детским полкам, но и в книгохранилище. До сих пор помню пятнадцать сиреневых томиков собрания сочинений Джека Лондона, которые перечитал от корки до корки, фантастические произведения Немцова, Казакова (“Пылающий остров”), Беляева (“Голова профессора Доуэля”, “Звезда ТЭЦ”, “Ариэль”, “Человек - амфибия”) Мартынова (“Каллисто”). Помню, как читал это “Каллисто”, сидя на полу, на матрасе, прислонившись спиной к теплой батарее. В морозном небе ярко переливались звезды, становилось немного жутковато и казалось, что там действительно живут инопланетяне. Однако, наибольшее впечатление на меня произвел фантастический фильм “Безмолвная звезда”, показанный по телевидению. Смотрел я его у соседей Слободских, родители были где-то в Минске в театре. Зловещие события на враждебной планете настолько впечатлили меня, что я не рискнул сам преодолеть длиннющий темный коридор до нашей комнаты и попросил меня проводить Люду. В комнате я зажег все лампы, уселся читать веселую житейскую книгу про любимую Гулю Королеву и не ложился спать, пока не дождался родителей. И еще один фильм, увиденный в забитом под завязку зале ГДО, произвел на меня неизгладимое впечатление - “Седьмое приключение Синдбада”. Зловещая Долина Циклопов, бой со скелетом, дракон, мерзкий вой циклопов заставили меня всю ночь после просмотра мучиться кошмарами.
Прямо из холла ГДО можно было попасть в большое фойе, где по выходным устраивались вечера танцев, а из него в кинозал. Множество фильмов было просмотрено в этом зале за 12 лет. На сцене этого зала я читал дрожащим от волнения голосом вирши, участвуя в литературном монтаже, посвященном женскому дню (1960 г). На сцену этого зала был вынесен телевизор (далеко не во всех семьях тогда было это чудо техники) и мы вместе с С. Килиным и другими болельщиками смотрели матч сборная мира - Англия (ворота сборной мира защищал Лев Яшин).
На втором этаже ГДО размещались разные учебные классы. Несколько лет я ходил туда и учился играть на аккордеоне. (Правда, в первый год учитель Александр Александрович приходил к нам домой). Успехов и славы на этом поприще я не снискал. Наивысшим достижением стало исполнение наизусть “Сентиментального вальса” Даргомыжского (первые аккорды которого я, наверное, исполню и сейчас). В холле второго этажа по воскресеньям приходилось изучать нуднейшее и непонятное сольфеджио. В этом же холле с С. Килиным мы смотрели футбольный матч чемпионата Европы Италия - СССР.
За ГДО располагался довольно обширный уручский парк. Среди вековых елей были проложены аллеи и кое-где посажены молодые клены и тополя. Вход в парк был обозначен полукруглой деревянной аркой, справа от которой стоял деревянный домик, в котором продавались билеты в летний кинозал. Прямо за аркой начиналась главная аллея парка, которая переходила потом в пыльную дорогу, ведущую через поле на 9-й километр. Налево ответвлялась дорожка, которая шла к деревянному зданию фотоателье, огибала его, проходила мимо летней танцплощадки, мимо плавательного бассейна (построенного в 1964 году) и выходила к так называемым “вторым воротам” (иначе “вторая калитка”) и остановке 69 автобуса. Если же идти по главной аллее, то вскоре возникало деревянное строение пневматического тира (потом сгорел и был размещен в корпусе автобуса за ГДО, слева от входа в парк). Любимым делом было выпросить дома 20 копеек на пять пулек и стрелять по мишеням из разболтанной пневматической винтовки. Запомнились мишени в виде бомбочек, взрывающиеся при падении, мельница и особо трудная мишень - самолет, вылетающий при попадании из коробки, скользящий вниз по проволоке и врезающийся с взрывом капсюля в подставку под стойкой... Еще далее слева от аллеи располагалось огромный дощатый сарай, в котором был летний кинозал (помню, как затаив дыхание смотрел там “Человека - амфибию”). Через небольшой промежуток был построен еще один сарай (в котором размещался в 1959 году летний лагерь). Оба этих сарая впоследствии сгорели. Справа от аллеи, напротив второго сарая стояли одноэтажные строения детского садика и детская площадка. На окраине парка росла купа густо посаженных молодых елей, так называемый “Заминированный лесок” (свое название он получил из-за того, что использовался солдатами в качестве общественного туалета). На стволах больших елей за сараями отец прибивал скворечники, изготовленные нашими усилиями. Здесь же стоял зловещий столб, с которого я сиганул в октябре 1961 года и поломал голень правой ноги. До дома меня донес на закорках старший сын Агароновых (Саша Короткевич?).
За парком начиналось учебное поле. В начале 60-х это было излюбленное место наших прогулок во все времена года. Зимой мы катались за стадионом на лыжах и рыли в снегу пещеры в окопах. Летом катались по проселочным дорогам на велосипеде, собирали цветы и землянику, которая в изобилии росла по брустверам окопов. Правда, иногда эти окопы заливались нечистотами из озерка, которое располагалось у танкового полка. Кое - где на поле торчали учебные макеты, в траве можно было найти всякие интересные штучки. (Не думал, что через 15 лет мне придется бегать по этому полю вместе со своим взводом кроссы и сдавать нормативы). Через поле мы ходили к стрелковому стенду, где собирали картонные гильзы от охотничьих патронов. В заболоченном леске, который начинался сразу за забором стенда, мы собирали по весне белые подснежники. Слева от стенда вдоль Московского шоссе росли ели с оригинальной кроной - ель “Парашют”, ель “ Наблюдательная площадка”. Мимо этих елей между забором воинской части и стендом можно было выйти к карьеру и в лес, тянущийся в сторону Боровлян. (В этом лесу, собирая грибы как-то в ненастный день, мы заблудились и долго не могли найти дороги. Отец залазил на деревья. Пытались идти на шум далекого шоссе. Все же вышли, в конце концов.... ). А в 70 - е годы я шел по окраине этого леса с офицерами-сослуживцами после сдачи стрельбы из личного пистолета Макарова и стрелял из этого пистолета в белый свет, как в копеечку. Пули с гудением уходили вверх, в кроны елей и сбивали шишки.... И этот же желтый карьер на фоне темного леса я постоянно лицезрел с наблюдательного пункта и выбирал его в качестве ориентира.... Здесь же выполнял артиллерийские задачи на имитационном поле винтполигона. Здесь же разносил в щепы далекие купы березок, выпуская полный рожок из автомата Калашникова АК-47, старой системы с пулей калибра 7,62 мм.
Правее стенда, ближе к шоссе по весне стояли непересыхающие озерца. Там плавала лягушачья икра, там же мы делали пробные запуски резиномоторных моделей кораблей. (Техническое творчество, прививаемое папой - модель планера, модель корабля, выпиливание лобзиком, сборка подзорной трубы, позднее пайка детекторных радиоприемников и т. п.). Возле пересечения дороги, отходящей на Заславль, с Московским шоссе на кочках росли купы нежно-розовых цветов (разновидность гвоздики). Затем на этом месте мы вместе с классом высадили саженцы березок, которые разрослись за сорок лет и образуют теперь живописную рощу (правда частично срубленную во время расширения и модернизации в 80-х годах Московского шоссе). Походы за цветами были одним из наших любимых развлечений. Как только сходил снег, мы отправлялись собирать в парк, или в сосны - ели за домом быта или за госпиталем, или за школу синие нежные подснежники. В лесу за стендом, как я уже говорил, росли белые подснежники. К маю наступал черед сбора снов и медуниц, потом шли довольно редкие ландыши (за ними ходили на 9-й километр). В июне собирали упомянутые выше розовые цветы и составляли букеты из них и лиловых колокольчиков. Собирали люпины и васильки во ржи за старой школой. Очень любил нарвать букет из гвоздик и колокольчиков, принести их домой, подмести пол, расстелить на столе бархатную зеленую скатерть, поставить на нее хрустальную вазу с цветами и ждать прихода мамы...
Напротив училища слева от Московского шоссе за памятником раскинулся лес, который спускался к стрельбищам - это было любимое место сбора грибов. Знали досконально каждый его участок, каждую полянку, каждый окоп, каждую просеку. Знали где растут какие грибы. Шли (обычно с Сержиком Килиным) в лес через поле. Начинали искать подосиновики уже в посадках тополей и осин вдоль шоссе. Потом поднимались в горку, переходили шоссе и, не доходя до памятника, углублялись в лес. (Причем помню, что иногда совершали языческий обряд - падали на колени и, стукаясь лбом о землю, просили лес дать нам грибов). Выходили к окопу и спускались по нему вниз, обшаривая его вдоль и поперек. Затем заходили в так называемую “чащу” или “гущу”, где под елями в опавшей хвое росли белые грибы. Там же пролегала и просека, где росли удивительно красивые подосиновики с темно бордовыми шляпками, которые не синели, а розовели на срезе. Иногда мы доезжали на автобусе до поворота на Колодище, переходили шоссе, спускались по набитой солдатскими сапогами тропе к стрельбищу и шли вдоль кромки леса в сторону 9 - го километра, а оттуда опять автобусом ехали назад в Уручье. Иногда осенью на своем “Орленке” я мотался к училищу за маслятами. Крепенькие, сухие грибы росли россыпями в заросшем карьере у забора МВИРТУ. Небольшой сосновый лесок выводил дальше к большому песчаному карьеру, который был хорошо виден из окон нашей квартиры. Любимым делом было разбегаться и прыгать с обрыва, приземляясь в мягкий песок. За карьером мы как-то раз с Сержиком Килиным целый день собирали чернику и землянику и набрали по полному алюминиевому бидончику. Несколько позже, в период увлечения радиотехникой, мы приходили сюда искать выброшенные радиодетали. Как-то нашли и притащили большой моток телефонного провода в черной оплетке. Этот провод мы протянули по стене нашего дома из окна нашей кухни в комнату Сергея и наладили телефонную связь. Прошло более тридцати лет, но когда я бываю в Уручье, то вижу, что обрывки этого провода до сих пор висят на водосточной трубе (провод был снят вместе с трубой во время капитального ремонта дома, то есть провисел около 40 лет).
Поддавшись уговорам А. Баранова (дяди Толи), отец купил мелкокалиберное ружье. Из него мы ходили стрелять по мишеням в тир, оборудованный в траншее за МВИРТУ, частенько брали его с собой в лес. Помню, как мы с отцом пробегали пол дня безуспешно пытаясь подстрелить осторожную сороку. На моей совести несколько подстреленных в лесу за памятником синичек (о чем сильно сожалею и каюсь сейчас).
Спортивная улица шла в сторону Озерищ и в сторону, так называемых “первых ворот” (“первой калитки”). В сторону 1-х ворот жилых зданий почти не было и не понятно, почему наш дом имел уже №15. Может были пронумерованы строения госпиталя (медсанбата)? Напротив дома №13 со временем были спилены вековые сосны и построено здание бытового комбината и столовой, а позже и здание офицерского общежития. От уродливого памятника отцу революции Ильичу Первому ответвлялась асфальтированная дорога ко 2-м воротам. Слева от нее шли высокие ели и сосны, в кронах которых гнездились сотни ворон, оглашающих мерзким карканьем всю округу. Справа когда-то стояло маленькое одноэтажное здание бани (и один раз отец повел меня туда, но удовольствия от вялого хлестания веником я не получил и не понял). Позже здесь построили открытый плавательный бассейн и спортзал, а еще позже огромный крытый легкоатлетический манеж. А от памятника Ленина Спортивная шла мимо забора госпиталя, спускалась вниз. Слева шел густой еловый лес, по которому можно было выйти к старой школе, справа одно время стояли жилые бараки, в одном из которых размещалась аптека и поликлиника. Слева в лесу стояла какая-то генеральская дача, которая потом была отдана под жилье (там жил мой одноклассник - юный поэт Ваня Климов) и местечковое отделение милиции (весной 1968 года я получил там свой первый паспорт). Наконец, справа от Спортивной, там, где она упиралась в забор, стояло одно время двухэтажное здание штаба дивизии. В сторону Озерищ в 60-е годы вдоль Спортивной улицы до леса стояло еще три жилых дома. В доме №17 размещался промтоварный магазин, в нем жили одноклассники Сашка Шпилевой, Гошка Щепин и Юрик Жебраков. В доме №19 на первом этаже был детский садик, куда водили один год (1969\1970) брата Санчика, в нем же жили одноклассницы Оля Бяко и Галя Скорева, девицы Ершовы, Мишка Нагаев. Во дворе этих домов, за площадкой детского садика стояло одноэтажное здание офицерской столовой, переоборудованное впоследствии в музей боевой славы Рогачевской 120 дивизии. Спортивная упиралась в лес и заканчивалась. До 61 года у кромки леса стояло одноэтажное здание почты. Поэтому улица, уходящая вдоль кромки леса вправо, получила название Почтовая. В доме №1 по Почтовой жили одноклассники Костя Кочнев (Мокушка), Толик Ванеев и Наташка Урванова. Параллельно Спортивной улице шла мощеная булыжником дорога. Одно время по ней в городок заезжал автобус №66 и следовал в деревни Озерище и Сухорукие (на нем мы любили подъезжать одну остановку в школу). Дорога эта входила в лесок. Слева от нее в лесу стояла пожарная стенка. Не раз мы наблюдали там за соревнованиями пожарных, да и сами лазили по ней неоднократно. Справа за лесом шел массив, так называемых домиков, где тоже жили некоторые одноклассники - Вовка Романков, Вовка Климов и др. За лесом был перекресток - перпендикулярно влево дорога уходила к артполку, танковому полку и далее к МВИРТУ, вправо это дорога шла к 39 полку. Тут же в 1964 году была построена 94 средняя школа, в которой я проучился после возвращения из Харькова пять лет с 6-й по 10 класс (1964 - 1969 гг). За школой справа от дороги разместились новые здания штаба дивизии, слева - 56 полк, затем справа стояло деревянное строение квартирно-эксплуатационной службы (КЭЧ) и дорога упиралась в забор, окружающий военный городок и ворота. В деревню Озерище (пристанище хулиганов) и в лес к полигону я практически никогда не ходил....
Напротив нашего дома стоял памятник солдату - освободителю, вымазанный в белую известку (так называемый памятник “непьющему солдату”). Зимой с насыпи окружающей «солдата» катались на санках. От памятника перпендикулярно Спортивной уходила улица Школьная (позже Пономарева). Свое название улица получила от школы, расположенной в ее конце. Улица эта была построена первой в городке и вдоль нее стояли дома еще довоенной постройки (ДОСы). Первое здание на Школьной – половинка нашего дома. Зимой развлекались, бросая снежки в слепой торец, окрашенный лимонной краской и обращенный к дому №1 – кто выше. На крышу снежок не удавалось забросить никому. В доме №1 жило семейство Корбутов. Мать – маленькая пожилая женщина, учительница младших классов. Ее старший сын Эдик, разгуливающий по улицам со связкой ключей-отмычек от железнодорожных вагонов и пугающий пешеходов, переходящих улицу, оглушительными трелями милицейского свистка. В доме №3 жила наша классная руководительница - Анна Ивановна Рябикова с семейством, за этим же домом была небольшая горка, с которой мы любили кататься на лыжах и санках. Здесь же от Школьной влево к домикам отходила улица Лесная - сюда, к деревянным сараям, дядька на лошади привозил раз в неделю бочку с керосином, и моей святой обязанностью была покупка бидона горючего для нашей керосинки. В доме №4 в конце 60-х годов открыли на короткое время пивнушку, получившую в народе название “Разлив”. В доме №5 в подвале был пункт приема стеклотары, а потом овощной магазин. В новом доме №7 разместилось почтовое отделение, сюда мы приходили получать посылки из Харькова от бабушки и дедушки с восхитительными гостинцами к праздникам. В этом же доме на пятом этаже жил мой закадычный школьный друг Гарик Крупнов, с которым мы просидели за одной партой восемь лет (Царствие ему Небесное). Влево уходила улица Полевая, где во второй половине 60-х были построены новые дома. В них размещались большой промтоварный магазин и книжный, переехавший из киоска в ГДО. В доме №9 на первом этаже жила наша первая учительница Нина Ивановна Магер с сыном Витькой Писаренко, а в доме №10 напротив одно время жил Вовик Приходько, обладатель несметных филателистических сокровищ и интересных книг (потом он переехал в дом на первых воротах).
В старой школе я проучился первые 4-е класса и половину пятого класса. Вокруг школы рос лес из вековых елей. Слева шли спортивные площадки и теннисные корты. За школой был разбит большой фруктовый сад (помню, как соседка Лиля, проходящая там летние отработки, приносила из него удивительно вкусный сладкий зеленый горошек). За старую школу зимой мы ходили кататься в лес на лыжах. Слева шли горки. Переходили дорогу, шли по нижней просеке (верхняя просека шла возле отстойников и от нее были крутые спуски на нижнюю просеку), пересекали стрелковый тир и выходили на поле за деревней Уручье. Через это поле и выходили на большую пологую горку (теперь здесь микрорайон Уручье и конец улицы Руссиянова). Спускались в ложбину и выходили на горы “Сорвиголова” (здесь теперь стоит здание института технической физики) (помню, как при спуске с этих горок зимой 1963 года я здорово стукнулся пятой точкой и у меня на время отшибло дыхание). А позже мы ездили и дальше и пару раз даже доехали до парка Челюскинцев... (Интересно, что Оля Неверова в своих воспоминаниях не упоминает наш лыжный поход в/г Уручье – Парк Челюскинцев, который организовал отец, а участниками были В.Л. Тихомиров, Сергей Килин, Лена Украинцева, Оля Неверова и автор этих строк). В лесу за школой мы охотились с Гариком Крупновым на бедных зябликов и трясогузок, пытались подстрелить белку из пневматического ружья. Здесь устраивали костры в старших классах. Здесь же в 70 -е годы расположилось печально известное место “корчи”, где обмывались офицерские получки. Здесь же мы с Щербуличем делали отходняк (“вынос тела”) после демобилизации из армии...
Когда мы вернулись в июне 1964 года с мамой и братцем Санчиком в Минск, то отец уже получил две комнаты в нашей же квартире (то есть мы переехали в комнаты Слободских). К нашему приезду была куплена детская кроватка для Санчика, тахта и письменный стол для меня и два кресла. (Смотри план). Вскоре был куплен на улице Горького черно-белый телевизор “Сигнал” (я ездил покупать его с папой). Мама уже осенью пошла на работу, и я нередко нянчил своего юного братца. Любимым способом усыпления был следующий: я ложился вместе с Саней в его колыбель, которая была на колесиках, и начинал отталкиваться рукой от стенки. Так мы и ездили ритмично туда-сюда часами. У меня уже начинали слипаться глаза, но Санчик стойко не засыпал. Еще Санчика нянчили и жили у нас в доме три няньки. Вначале это была тетка (мне казалось, что бабка) Иваниха - религиозная полька, потом ядреная молодуха - 16 летняя деревенская девчонка Валя Крученок и, наконец, религиозная мракобеска и тайная алкоголичка Фролиха. Еще Санчика водили в летний домашний садик к тетке, которая жила в доме с почтой и довольно долго водили в домики к пожилой одноглазой женщине Татьяне Петровне (неоднократно забирал его по пути из школы домой). (Следует отметить, что в середине 60х в семьях Таратыновых, Приходько, Нагаевых, Яновских появились поздние дети, которые были младше старших на 12 лет. Так что старшим приходилось быть няньками).
Нашу комнату - рубку заняли новые соседи - Щуры. Леонид Васильевич Щур, тридцатилетний капитан, был слушателем МВИЗРУ. Его жена Наталья Казимировна (тетя Наташа) работала на 32 заводе. У них была трехлетняя дочка Оксана и вместе с ними жила мать Натальи Казимировны - высокая полная старуха (так мне тогда казалось) художница Мария Дмитриевна. С семейством Щуров мы прожили душа в душу четыре года. Затем Леонид Васильевич окончил МВИЗРУ и летом 1968 года они уехали в Наро - Фоминск, а затем переехали в Колпино под Ленинград, где живут и по сей день. Уезжая, Леонид Васильевич подарил мне ламповый радиоприемник и книгу стереоизображений со специальными очками по стереометрии. Новыми (и последними) нашими соседями по Уручью стало семейство Шереметов. Необщительный глава семьи Иван Васильевич появляющийся только на кухне для того, чтобы расплавить огромный шмат сала, съесть его и удалиться в свою комнату. Его жена - Нелла Васильевна и бойкий их сынишка Виталик, который сразу вступил в коалицию с Санькой и они начали устраивать против меня козни и заговоры, обстреливать из водяных пистолетов, устраивать засады, мешать своими криками делать уроки и готовиться к экзаменам. (Следует отметить, что в 1, 3 и 4 подъездах было элитное отдельное жилье для старших офицеров. Во 2 угловом подъезде располагались коммуналки. Те, кто побойчее, ходили по инстанциям и выбивали улучшение жилищных условий. Мы же прожили на общей кухне 12 лет, и только усилиями мамы, получившей премию за внедрение на Солигорском калийном комбинате, была построена кооперативная квартира в городе).
Так незаметно пронеслись 12 лет нашего пребывания в военном городке Уручье и в июне 1970 года мы переехали жить в микрорайон Восток на улицу Калиновского. Детские и школьные годы, проведенные в особой изолированной атмосфере военного городка, общение с замечательной природой, окружавшей меня, оставили неизгладимый след на всю жизнь.
1996 г. Минск.
ПОСЛЕСЛОВИЕ, НАВЕЯННОЕ ЗАМЕТКАМИ ОЛЬГИ НЕВЕРОВОЙ «НАША МАЛАЯ РОДИНА - УРУЧЬЕ!»
Так незаметно день за днём
Жизнь пролетает.
Вот уже март за февралём
Тихо растаял.
Будто вчера мела пурга,
Выли метели,
Что же понять давно тогда
Мы не успели.
Жизнь, словно сон,
Была и нет - была…
Александр Суханов.
Множество книг посвящено счастливой поре детства. «Вино из одуванчиков» Рэя Бредбери, «Детство Никиты» Алексея Толстого, «Жизнь Арсеньева» Ивана Бунина, «Упраздненный театр» Булата Окуджавы… Писатели замечательно воссоздали атмосферу детства, восприятие ребенком родительского дома, родителей, окружающей природы, двора детства, друзей. Эти книги имеют общечеловеческую ценность, близки и понятны миллионам читателей в независимости от того, где и когда они родились и выросли.
Однако имеют право на жизнь и воспоминания о детстве каждого отдельного человека. Как правило, они представляют интерес в первую очередь для тех, с кем это детство прошло, кто помнит одни и те же имена, пережил одни и те же события. (Не зря такой популярностью пользуются сейчас социальные сети, в которых формируются группы одноклассников, однокурсников, сослуживцев, земляков…).
Вот и на меня после прочтения заметок Оли Неверовой нахлынули воспоминания о детстве, проведенном в военном городке Уручье, встали перед глазами упомянутые ею имена, события. Захотелось выложить в интернет свои воспоминания о военном городке Уручье, которые я включил в «Семейные хроники», предназначенные в первую очередь для внутрисемейного чтения. Понятно, что эти заметки, могут представлять интерес только для тех, кто жил вместе со мной в ту уже далекую пору в доме, расположенном в военном городке Уручье на Спортивной улице №15. Но если даже всего несколько человек, прочтут эти строки, улыбнутся и вспомнят пору своего детства, то это будет хорошей наградой автору за его труды.
Итак, что же напомнили мне в 2014 году записки О.Неверовой? Прошло уже почти шестьдесят лет со времени описываемых ею событий. Очень многое стерлось из памяти. Далеко не все лица жильцов дома по Спортивной 15 встали перед глазами. Но вот я беру книгу «Минскому ВИЗРУ ПВО 25 лет», просматриваю фотографии офицеров училища – и сразу, как наяву, вспоминаются лица, которые я не мог вспомнить визуально по фамилиям, упоминаемым О.Неверовой – Кузин В.С., Кузуб А.К., Васильев М.Т., Аверьянов В.Я., Нагаев В.Ф., Колышкин Г.С., Радовский К.И., Кузьмич В.И., Матюнин П.В., Ващаев В.Г., Сергеенков В.А., Чернышев С.З., Татбатадзе Н.М., Терешко М.Ф., Тугбаев А.И., Бурканов Е.Ф.. Ну а лица многих я хорошо помню и по фамилиям – Бояринов И.Е, Бегмат И.М., Скорев А.В., Приходько Г.Г., Гейхман М.З., Писаренко Г.К., Прасолов В.П., Броудо Б.И., Суриков А.С., Шабето М.Ф., Кричевский Ю.И.. Ефимовский М.Н., Агаронов И.О., Исраелян М., Сухно Н.К., Батурин Н. , Преображенский, Украинцев В.И., Тихомиров В.Л., Хохлов В.Г., Капичин Н.Ф., Неверов Г.С., Килин Я.Г. , Танклевский. Интересно, что жен офицеров 13 и 15 домов я помню гораздо хуже, разве что Анну Васильевну Сперанскую, Нину Петровну Килину, Аиду Ильиничну Исраелян, Агаронову Ю.П., Сурикову З.П., Ефимовскую, Теплякову, Тихомирову Ольгу Александровну, Писаренко Любовь Порфирьевну, Прасолову, Таратынову… Часто в городе, в толпе мелькнет лицо, изменившееся за многие годы, уже не можешь вспомнить имени и фамилии, но точно знаешь, что этот человек жил с тобой, когда то в военном городке Уручье.
Пройдемся же по квартирам нашего Дома. Начнем с 4 подъезда и поднимемся на 4 этаж, где жили сестры Неверовы. Маму я их не могу вспомнить, а отца – невысокого, худощавого подполковника помню хорошо. Не помню, чтобы Г.С. Неверов увлекался игрой в домино и шахматы. С Таней Неверовой я как то не пересекался в дворовых играх (хотя позже мы учились в параллельных классах 94 школы – она в «В», я – в «Б»). Оля Неверова выделялась своей красотой и привлекательностью. Поскольку она была старше нас на 4 года, то мелюзгу не замечала и увлекалась, как видно из ее воспоминаний, братьями Табатадзе (старший Альгердас стал крупным банкиром, младший – Гаез – занимается бизнесом в Твери). На четвертом же этаже жили Кузины и Колышкины. По фото я вспомнил сразу Г.С.Колышкина и Кузина, а вот жен их и детей Кузиных вспомнить не могу. Хорошо помню кругленькую хохотушку Лену Колышкину, с вечно зажатыми в руке тесемками огромной музыкальной папки из черного дермантина. Колоритной фигурой в 4 подъезде был, конечно, Капичин Н.Ф. –чемпион двора по шахматам (однако, впоследствии и он бывал бит неоднократно юным Андреем Прасоловым и даже стал отказываться играть с юнцом, чтобы не подрывать свою репутацию). Лицо Люды Чернышевой не вспомнить, а вот отца ее сразу узнал по фотографии. Удивительно, что Оля Неверова не упоминает Лилю Слободскую. Я помню, что Лиля дружила с Людой и часто упоминала ее. На втором этаже жил преподаватель тактики Васильев М.Т., якут по национальности. С его сыном Юрой мы особо не общались, но на ходулях я его помню. Со временем Юра стал любителем парной, и я часто видел его в бане на Б.Хмельницкого. На первом этаже помимо физкультурника М. Шабето жила семья Сперанских – отставник Дмитрий Лукич, его жена Анна Васильевна, ее престарелая мама и сын Сергей. Были мы три друга-товарища, три Сергея – Килин, Яновский и Сперанский. Часто бывали в гостях друг у друга. Ходили на дни рождения. У Дмитрия Лукича был автомобиль (серая «Волга»), и он иногда возил нас на рыбалку на Волму и за грибами в Обчак (какие там были боровики!). В 1963 г. Сперанские переехали в город на ул. Каховскую. (Сергей Сперанский окончил физфак БГУ, защитил кандидатскую диссертацию, сейчас крупный бизнесмен). В квартиру Сперанских вселилось семейство Карповых. Родителей Карповых не помню абсолютно. Младшая сестра Люда была нашего возраста и училась вместе с Сергеем Килиным (сейчас она заместитель директора ИОНХ НАНБ по инновационной работе). Со старшей сестрой Ниной я не общался, но (неисповедимы пути Господни) встретил ее в 1986 г. на турбазе в городе Нальчике. Нина почти не изменилась за прошедшие годы, была также сбита как колобок из крутого теста, румяная, веселая, подвижная как ртуть. Меня она не узнала абсолютно. Нина благоразумно не пошла через ледовый перевал Твибер, но объехала поездом Кавказский хребет и ожидала группу в Новом Афоне, нарезая дальние проплывы (школа уручского бассейна) в ласковом Черном море. Военный городок она вспоминала неохотно и без сантиментов.
Переместимся в третий подъезд. Он отличался от прочих подъездов дома. На первом этаже был большой холл со стеклянной дверью (всегда закрытой), выходящей на Школьную улицу – эдакое парадное. Холл этот был забит велосипедами, детскими колясками, лыжами, домашней утварью. Еще одна надежно закрытая дверь вела в бомбоубежище. (В лихие 90е годы этот холл был переоборудован в ларек). На первом этаже жило семейство Константиновых. Константинов – выпускник МВИЗРУ 1961 г, золотой медалист, оставленный работать на кафедре. Дети Константиновых были маленькими, и я их не помню. На втором этаже слева располагалась квартира Украинцевых. Полковник Украинцев в начале 60х возглавлял кафедру, на которой работал мой отец. Очень приятная, интеллигентная и красивая семья. Старшая дочь Мила (не помню ее) училась в Москве на физика-ядерщика. Милая и симпатичная младшая дочь Лена. У моего отца были очень хорошие отношения с В.И.Украинцевым. Помню, как в 1962 г. он пригласил нас на просмотр матча финала чемпионата Европы по футболу Испания-СССР (своего телевизора не было ни у нас, ни у Килиных). На трибуне стадиона в Мадриде присутствовал Франко и, когда показывала его, передачу прерывали и делали заставку. В.И.Украинцев в середине 60х годов ушел в отставку. Помню, как погожими летними вечерами Виктор Иванович под руку с женой гуляли по городку. Помню, как случилась трагедия, и они погибли вместе в автокатастрофе, возвращаясь на своей «Волге» из Москвы. Мой отец долгие годы до самой смерти поддерживал отношения с дочками Украинцевых.
Квартиру Украинцевых со временем заняло семейство Тихомировых. Мой отец и Василий Леонтьевич Тихомиров вместе учились в Харьковской артиллерийской Академии, потом работали на одной кафедре, дружили семьями, часто бывали в гостях друг у друга на праздниках и днях рождения. Иногда (когда Тихомировы еще жили на первом этаже 13 дома) я ходил развлекать их больного сына Витю играми. Теперь Виктор – физик-теоретик, профессор БГУ. Ольга Александровна живет в Минске на улице К.Маркса. Василий Леонтьевич Василий благодаря исключительному вниманию к своему здоровью (ежедневные пробежки, диета, два раза в год поездки в санатории и на отдых на море) сохранил бодрость и здоровье до наших дней. Наверное, только он, да еще Яков Гаврилович остались в живых из сослуживцев МВИЗРУ, которые жили в нашем доме. Год назад встретил Василия Леонтьевича на Академической улице, он первый узнал и окликнул меня. Крепкий, румяный, он гордо сообщил, что торопится на работу (и это в 90 лет!) и бодро засеменил в Институт надежности машин, где он трудится на 1/8 ставки и разрабатывает дизельный двигатель. Не стареют душой ветераны!
В средней квартире на втором этаже жило семейство Килиных. Вот в этой квартире я бывал очень и очень часто. Сергей был моим лучшим другом детства. Хорошо я знал и отца Сергея - Якова Гавриловича, и маму Нину Петровну и старшую сестру Наташу и бабушку. Каждый год мы ходили друг к другу на дни рождения. Вот только Олю Неверову я, что то не припоминаю, наверное, она ходила все таки на дни рождения к Наташе. Пролетели годы. Сергей занимает высокий руководящий пост в аппарате Президиума Академии Наук – Главный ученый секретарь (а с мая 2014 – второй зампред НАН), часто мелькает в новостях белорусского телевидения. Единственный член-корреспондент (нашего возраста), взращенный в военном городке Уручье. Но особенного интереса о поре детства Сергей теперь не проявляет, на вопросы о родителях отвечает скупо и неохотно. Все понятно – занятость, государственные заботы. А Якову Гавриловичу (дай Бог ему здоровья) уже далеко за 90. Наверно сказывается наследственность – по рассказам Сергея, один из его прадедов жил более ста лет.
В квартире направо жило семейство Тепляковых. Эффектная красивая пара. Подполковник Тепляков, почему то один из всех офицеров, живущих в нашем доме, носил не черные артиллерийские лычки с перекрещенными пушками, а синие – летчикские. Был душой компаний, играл на аккордеоне. Сын Тепляковых был старше нас и с ним я не общался (хотя помню, как летними ночами после выпускного школьного вечера они маршировали по Школьной и распевали «По выжженной равнине за метром, метр, идут по Украине солдаты группы «Центр»…». Потом он сделал блестящую партию, женившись на генеральской дочке. Иногда встречал эту пару на улице Платонова в начале 80х годов. Потом они куда то пропали…
На верхних этажах второго подъезда жили семейства полковников Сухно и Сергеенкова. Их сыновья были старше нас и с ними я не общался. А вот Веру Сергеенкову (крупную и высокую в отца) я встречал издалека в БГУ. Сейчас она доцент исторического факультета БГУ. По моему во втором подъезде еще жил кучерявый Рысейкин, у которого были два маленьких сына близнеца…
Переходим во второй угловой подъезд. Здесь в коммуналках жила в основном «черная кость» - младшие чины и те, кто не любил и не мог ходить к начальству и выбивать улучшения жилищных условий. Как верно отметила Оля Неверова на угловой «скамейке» перед входом в подъезд собиралась на посиделки детвора (кстати, не помню, чтобы в 50-е, 60-е годы у подъездов нашего дома тусовались извечные бабки. Наверное их просто не было в семьях в достаточном количестве). Следует отметить, что «скамейка» представляла собой бетонный полукруглый выступ, прилепленный к стенке. Первый этаж 2 подъезда был нежилым, его занимал магазин. На втором этаже жили Гейхманы, а справа Ефимовские. Супруги Ефимовские – высокие, очень худые, вечно окутанные густыми клубами папиросного дыма (оба курили). У них была дочка Света (?) (в замужестве Шкель) – известная теннисистка, некоторое время жившая на Кубе и сын Вовка – прожженный дворовой хулиган. Со временем всю квартиру, где жили Ефимовские, занял начальник факультета полковник Преображенский. Сын его учился в МВИЗРУ и вечно попадал в какие–то неприятные истории. На 3 этаже жила наша семья, а справа по соседству семейство Суриковых (потом они переехали в дом напротив). Хорошо помню Алексея Сергеевича Сурикова с роскошными густыми усами, вечно обвешанного фотоаппаратами и кинокамерами, его жену Зинаиду Александровну, сыновей Сергея и Андрея (оба окончили МВИЗРУ). На 4 этаже жило семейство Агароновых. Восточного типа подполковник И.О.Агаронов и его жена Юлия Пантелеевна (как пишет О.Неверова – географичка). Их старший сын (сын Юлии Пантелеевны) Саша (Короткевич?) учился в одном классе с Лилей Слободской и однажды дотащил меня до дома на закорках из уручского парка, когда я сломал ногу (за что ему была объявлена благодарность перед личным составом 84 школы на линейке). Младший сын Агароновых – (Сашка?) был ровесником и подельником хулиганских игр моего младшего братца. А дочка Светлана окончила физфак БГУ и работает в аналитическом центре «Стратегия». В 90 годы лицо Светланы Агароновой мелькало на экране телевизоров во время предвыборной гонки в Палату Представителей (она была заместителем председателя объединения «Яблоко») . Часто вижу ее в микрорайоне Восток, но она не узнает меня, щурит подслеповато глаза и проходит мимо.
Ну и наконец, первый подъезд. Ступеньки, на которых мы играли в «интеллектуальные» игры типа «съедобное-несъедобное». Справа люк-приемник магазина, обитый железными листами (к нему задом подъезжали грузовики с брезентовым верхом, и грузчики выхватывали ящики и бросали их на наклонные рельсы, по которым они скользили вниз во чрево магазина). В первом подъезда был вход в интереснейший объект – подвалы, которые мы излазили вдоль и поперек. На первом этаж в квартире направо жило семейство Монако. Запомнилась их редкая фамилия и какая-то изысканность этой молодой пары, красавица жена. На втором этаже жил дирижер Танклевский (Оля Неверова очень хорошо вспомнила про его «Москвич» и гараж, расположенный у помойки) и по моему полковник Бояринов. На 4 этаже жил будущий российский писатель-фантаст Арсений Одуорб (Вовка Броудо). Не помню, чтобы он принимал участие в дворовых играх, но помню стриптиз, который он показывал из окна квартиры на 3 этаже…
В 13 доме также жили в основном семьи сотрудников МВИЗРУ. В первом подъезде на 1 этаже жило уже упомянутое семейство Тихомировых. Семейство Исраелян. Аида Ильинична Исраелян преподавал уроки пения в начальных классах 84 школы. Мишка Исраелян поступил в МВИЗРУ, но армейская служба пошла ему не в жилу (также как и В.Приходько). С трудом уволившись на гражданку, Миша окончил Ленинградский институт театра и кино, стал режиссером-кинодокументалистом, снимал фильм на студии «Беларусьфильм», с начало 90х годов ушел в бизнес. Сергей Макашин тоже переменил много профессий. Учился в Одессе в мореходке, театрально-художественном институте, стал актером и снимается в массовке на киностудии «Беларусьфильм». Дружны мы были с Андреем Прасоловым – обсуждали новости науки, книги писателей – фантастов. Андрей был самым способным среди нас, блестящим математиком, отличным шахматистом. Учился он в матшколе №50, потом в матшколе при МГУ, аспирантуре при МГУ. Первым защитил в 24 года диссератцию. Почему то в Минске у него не сложилась научная карьера. Сейчас он профессор университета в Тромсе (Норвегия). Хорошо помню его квартиру на 2 этаже 4 подъезда 13 дома, родителей – мама научный сотрудник в институте торфа, отец работал вместе с моим отцом на одной кафедре (странно ушел из жизни в 80е годы). Семейство Бегматов – родителей помню хорошо, детей – нет. Однажды мы приехали на отдых в Крым и на перроне Симферополя встретили Бегматов. Уговорили их ехать с нами в Судак. Провинциальный степной Судак Бегаматам не понравился. Он снимали квартиру далеко от моря, на плоской вершине горы, где располагался аэродром. На фотографии тех времен – место это обозначено как «Плато Бегматов»…
Теперь немного о событиях, описываемых в заметках О.Неверовой. Умилили меня строки о создании «секретиков». Но, о стыд и позор, кто бы мог подумать – мы с С.Килиным, тоже увлекались одно время этим девчачьим занятием, закладывая между корней высоких елей в уручском парке в ямки под стеклышки конфетные обертки и синие лепестки от подснежников. Правда длилось это недолго, и мы перешли к настоящим мужским делам – искали гильзы от патронов, выпрашивали целые патроны у солдат, вывинчивали пули и жгли порох. Более крутые ребята (Лешка Бекетов) воровали боеприпасы на полигонах.
Следует отметить, что атмосфера военная присутствовала в городке всегда. На улицах всегда было много офицеров, солдат, патрулей (сейчас не увидишь ни одного человека в военной форме). Помню, как неприятно сжималось сердце, когда на чердаке 3 ДОСа начинала завывать тревожная сирена и офицеры с чемоданчиками бежали в свои части. Помню, как знойным августом 1968 года по тревоге вся дивизия была выведена в связи с событиями в Чехословакии. Помню гнетущее чувство тревоги, вызванное ожиданием начала ядерной войны во время Карибского кризиса 1961 г.
Интересно, что мне, как и О.Неверовой, запомнился фильм «Седьмое приключение Синдбада». Посещение кинозала ГДО было любимейшим занятием с самого детства. Детские сеансы крутили один раз в неделю утром в воскресенье (билет, отпечатанный на синенькой бумажке, стоил 5 копеек). Помню наше отчаяние, когда учительница сольфеджио задерживала скучный урок, и мы могли опоздать на просмотр фильма. (Правда потом милостиво отпускала нас, узнав, что в отличие от городских кинотеатров фильм для детей в военном городке демонстрируется только один раз в неделю). А какие фильмы это были! 1961 г. – забитый под завязку зал ГДО содрогается от хохота, наблюдая за приключениями Труса, Балбеса и Бывалого («Пес Барбос и необычайный кросс»). Юная красавица Ассоль ждет своего капитана Грея («Алые Паруса»). На далекой таинственной Венере в океан кишащий динозаврами высаживается десант землян («Планета Бурь»), Ихтиандр под космическую неземную музыку парит в морских глубинах («Человек Амфибия»). И опять отличные комедии – Полосатый рейс, Самогонщики. Оживление в зале, одобрительный гул, аплодисменты, если перед началом киносеанса на экране возникает ящик с динамитом, горит бикфордов шнур, раздается взрыв и начинается показ юмористического журнала «Фитиль» (Позже так же приветствовался журнал «Ералаш»). 1962 г. – это «Гусарская баллада», «Девять дней одного года», «Иваново детство» (с родителями), Королева бензоколонки. 1963 г. – «Все остается людям», «Королевство кривых зеркал», «Три плюс два», «Я шагаю по Москве». 1964 г. – «Гамлет» Козинцева, Живет такой парень» Шукшина, «Живые и мертвые», «Зайчик», «Отец солдата», «Председатель», «Тени забытых предков». 1965 г. – «Альпийская баллада», «Гадюка», «Гиперболоид инженера Гарина», «Ко мне Мухтар», «Обыкновенный фашизм», «Операция «Ы»», «Тридцать три». 1966 г. – «Айболит-66», «Берегись автомобиля», «Начальник Чукотки», «Неуловимые мстители», «Никто не хотел умирать», «Республика Шкид», Старшая сестра», «Три толстяка». 1967 г. – «Анна Каренина», «В огне брода нет», «Вертикаль», «Вий», «Его звали Роберт», «Женя, Женечка и Катюша», «Журналист», «Кавказская пленница», «Майор Вихрь», «Операция Трест», «Свадьба в Малиновке», «Три тополя на Плющихе», «Хроники пикирующего бомбардировщика». 1968 г – «Братья Карамазовы» Пырьева, «Бриллиантовая рука», Доживем до понедельника», «Золотой теленок», «Зигзаг удачи», «Мертвый сезон», «Ошибка резидента», «Семь стариков и одна девушка», «Хозяин тайги», «Шестое июля», «Щит и меч». 1969 г. – «»Король олень», «Красная палатка», «Не горюй», «У озера». А были еще зарубежные фильмы – «Великолепная семерка», «Спартак», «Фантомас», «Королева Шантеклера», «Черный тюльпан», «Кто вы, доктор Зорге», Парижские тайны», «Чингачук- большой змей», «Бей первым Фредди», «Лимонадный Джо», «Фараон». Главное задачей было, чтобы билетерша пропустила на фильм с категорией «Дети до 16».
Вот далеко не все фильмы, просмотренные в ГДО в 60е годы. Сколько они дарили впечатлений, эмоций! Как обсуждались во дворе и в классах. Помнятся эти фильмы и по сей день, и неплохо принимаются уже поколением наших внуков.
Оля Неверова тепло и много пишет про продовольственный магазин, расположенный в нашем доме. Помню и я походы с алюминиевым бидоном за молоком (продавщица в белом халате набирала это молоко черпаком из большого бидона с откидной крышкой). Помню очереди за хлебом в неурожайном 1963 году, когда к октябрьским праздникам выдавали по одному батону белого хлеба на руки.
Помню я и старьевщика-спекулянта. Действительно, он ходил по квартирам и скупал полевую форму, которую не носили офицеры МВИЗРУ. Можно сказать, что в большинстве своем офицеры училища (преподаватели) были интеллигентными, сугубо гражданскими людьми, просто надевшими военную форму в силу специфики места работы. Сапоги надевались только два раза в году во время подготовки к парадам. А вот отрезы на парадную форму шли на брюки мальчишкам – вначале темно синяя диагональ, потом бирюзовая (может быть и девчонкам шили юбки?). Шили их в ателье напротив 13 дома.
Ну вот, пожалуй, и все, что навеяли мне заметки Оли Неверовой. 1 мая заехал в военный городок, прошелся вокруг 84 школы, прогулялся по заросшим тропинкам, пришедшего в полное запустение парка, вышел на стадион, посидел на скамейке во дворе нашего дома. Смотрел на окна знакомых квартир и перед глазами вставали лица их обитателей, такие, какими они были почти 60 лет назад. В голове звучала песня Александра Суханова «Так незаметно день за днем жизнь пролетает….»
4 мая 2014 г. Минск