Если от Крытого рынка идти к остановке «Аптека», в которой покупали индийскую зубную пасту и вонючее мыло «Махарани», мимо кинотеатра «Шарк Юлдузи» и гостиницы, затем к стадиону «Динамо», взору открывалась необычайно живописная картина. В низине ты видел небольшое озеро, справа от которого располагался частный сектор, слева окруженное красивым парком.
В дальней стороне водоема приютилась маленькая, на две-три лодки, лодочная станция. Свежевыкрашенные шлюпки и водный велосипед медленно покачивались на водной глади. У дороги возвышались трибуны и пятиметровая вышка для прыжков в воду. Когда-то здесь проводились соревнования по водным видам спорта. Мы застали время застойных явлений, как в самой воде, так и в сооружениях вокруг.
Администрация района писала объявления о запрете купания и ныряния, упоминая о штрафе в размере 5 рублей. Но всякий раз после цифры, неизвестные художники приписывали к двум нолям три буквы.
Дабы отогнать от опасного места молодежь, распространялись слухи про утонувших здесь пионеров, которые к тому же плохо учились. Оставалось только догадываться, из-за чего они пошли всем отрядом топиться: то ли из-за плохой учебы, то ли из-за того, что пионеры? Может, несмотря на плохую успеваемость, пионеры из них все-таки были хорошие? Ибо во все времена г*вно в воде не тонуло.
Почитывая самаркандские газеты, наткнулись на заметку местных археологов. Якобы на дне Комсомольского озера, находившегося напротив стадиона «Динамо», кроме кремниевых орудий труда палеолита, были обнаружены кости древней лошади и угли от костра. При сопоставлении этих фактов, все прояснилось — погубила пионеров любознательность. Хотели посмотреть на дикую лошадь, потиравшую копыта возле древнего костра, и не рассчитали свои пионерские силы.
Иногда озеро осушалось, и нашему взору представала картина «Грачи прилетели, а где лошадь?». На дне лежало все кроме нее и пионеров. Слой ила в центре лужи, судя по человеческим следам, доходил до пояса. По количеству дырявых ведер и тазов озерцо могло соперничать даже с Чудским, после неудачного заплыва в нем ливонских рыцарей.
Создавалось впечатление, что каждый житель Самарканда бросал в воду на счастье дырявое ведро, видимо, чтобы вернуться за ним. Может, этим и обусловлены постоянные захватнические войны; сидит, к примеру, Александр Македонский и думу думает: «Где ведро мое любимое, в котором мы уху варили?». «Мы его в Самарканде в Комсомольское озеро выбросили»,— говорит ему жена. «Седлать коней!»,— кричит Александр — и в Среднюю Азию.
Огромный железный щит с надписью «Слава труду» лежал на дне рядом с вышкой для прыжков в воду. Устроители осушения, не найдя ничего существенного, сконцентрировались на этом лозунге для того, чтобы еще раз убедиться, слава именно труду, а не чему-то еще.
Все время засухи у них проходило в праздновании труда, потому что никаких работ по очистке не производилось. По настоящему здесь пировали вороны, слетавшиеся со всего Самарканда, они ели, пили, купались. Их было больше, чем в парке возле школы осенним утром; когда ты идешь в школу затемно, чуть ли не на цыпочках, и не дай бог зажечь спичку или пукнуть — обосрут с ног до головы.
Самое знаменательное в парке «Озеро» — чайки. Летом их крик слышался в проезжающем мимо троллейбусе, жалко, что зимой они исчезали. Все было по-настоящему: и озеро, и чайки, и рыба, за которой они ныряли. Отсутствовали только продавцы, орущие на пляже: «Горячий кукуруз, пахлава, бель амур, сушеный вобля». Достаточно было чаек.
Рядом с озером однажды раскинул шатер цирк, приехавший на гастроли из Москвы. Огромное сооружение впечатляло своими размерами и загонами для животных в виде вагончиков. Припоминался слон, привязанный за ногу к большому дереву. Не имел возможности побывать на представлении, думаю, если слона научить в такт под индийскую музыку топать ногами, то акробаты и клоуны в Самарканде остались бы без работы.
Если идти назад к центру по стороне озера, ты натыкался на чебуречную. Такой вкусный мясной лук нигде больше не пробовал. В глубине парка, окруженное кирпичным забором раскинулось стрельбище.
Собирали, как обычно, гильзы вдоль забора, мало показалось. Залезли на невысокую крышу и застыли. Два стрелка целились в нашу сторону. После первого залпа свесили головы и хотели посмотреть на рваные мишени. После окрика и второго выстрела интерес у меня пропал. От удара в лоб я оказался на земле. Со стороны спортсменов послышался дружный смех, с нашей — дружный мат. Осмотрев шишку на лбу и поразмыслив, решили, стреляли сырой картошкой. Как без глаз не остался, никто не понял.
Сбежали как-то после физкультуры с Саньком и пришли в парк «Озеро» искупаться. Весеннее солнце будоражило детские души, теплая погода и девчонки в купальниках обещали интересное времяпровождение. Настораживало только доброе отношение к нам местных купальщиков, с которыми обычно конфликтовали.
А тут — улыбчивые и счастливые лица. Разделись, прыгнули в зеленую воду и, подбадриваемые похвалой в наш адрес оставшихся на берегу, поплыли вперед. Накупавшись вдоволь и наглотавшись, судя по газетам, разных палочек, вышли на берег и сразу поняли, откуда ветер дул с добрыми лицами. Кто ж надевает новые кеды, идя на старое озеро?
На стадионе, послышался громкий крик «Гол!» — понятное дело, в новых-то кедах мяч сам в ворота залетает. Идти босиком домой не хотелось, на душе было мерзко и противно. Сделав непринужденный вид, мы пошли по пляжу в целях, прямо сказать, ответной кражи.
Найдя подходящих по комплекции пионеров, Санек, показывая рукой вдаль, принялся рассказывать им, что при Тимуре лодок на лодочной станции было больше. Мне при этом пришлось взять очередной грех на пионерскую душу. Не рассчитали только размер, надо было сначала ступнями помериться, а потом про Тимура и его команду заливать.
С трудом натянув на ноги чужие кеды, отрезав шнурки разбитой бутылкой, покарябав заодно и подошву, пошли к Вечному огню обсушиться на гранитных плитах. Не прошли и ста метров, как услышали вежливый крик сзади: «Слышь, уроды, стоять! Копыта показали».
Изобразив на лицах удивление с непониманием, нервно присвистывая, продемонстрировали «копыта». Издали демонстрация напоминала танец «Барыню», исполнявшийся двумя идиотами, перед тремя другими. Подозрительно оглядев нас, огромного роста братан двух шкетов, переводя взгляд то на нас, то на своих мелких подопечных, сомневался, кого пи...дануть. Сошлись на том, что это наша обувка. Для убедительности пришлось поджать ногти на ногах.