Прошлым летом довелось мне побывать на орловщине. Всю неделю я провёл у своих родственников. Отпуск мой подходил к концу, а мне очень хотелось ещё побывать у знакомого человека Тимофея Прохоровича Ларькова. Тот давно звал к себе в гости , отдохнуть, поговорить, отведать душистого гречишного мёда.
– А что, Василь, – обратился я к племяннику, – не съездить ли нам к Ларьковым?
– А это далеко?
– Да, нет… километров двадцать! – ответил я.
– Отчего же не съездить, – охотно отозвался Василий, – время есть , можно и съездить. Окрестные места мне знакомы.
В считанные минуты он завёл «жигули» и вот мы уже в дороге, мчим вдоль свежескошенных валков золотистой пшеницы, мимо конопляника и реденькой тополиной посадки. Тёплый ласковый ветер приятно освежая лицо, доносил смешанные запахи полыни и конопли, нежную пьянящую свежесть полевых цветов и трав. Возле сельской околицы, недалеко от колхозной фермы, машина остановилась.
– Стоп, – сказал Василий, – приехали! Дальше дороги нет. Пойдём пешком…
Пройдя шагов триста по сильно разбитой тракторами грунтовой дороге, мы подошли к домику пчеловода. Возле дома , на лужайке, пасся телёнок, чуть подальше, в навозной куче, шумно копались куры. А у самого крылечка лежала пёстрая дворняга. Увидев нас, она рыча и оскалив зубы, бросилась на нас со звонким злобным лаем. Заслышав её лай. Из дома вышел Тимофей :
– Свои же, свои!.. – успокоил пса хозяин.
Добродушно улыбаясь, он провёл нас в избу, пригласил сесть за широкий самодельный стол. Пока мы разговаривали, Тимофей успел принести из чулана глубокие, наполненные до смых краёв душистым мёдом, тарелки. Поставил на стол кипящий чайник. За чашкой чая мы ещё более разговорились. Тимофей Прохорович оказался на редкость интересным собеседником и знатоком орловского края.
– А знаете, – обратился к нам Тимофей, – что здесь рядом, совсем недалеко от села, находится исток Оки?
Я давно слышал о том, что Ока берёт своё начало где-то в южной части Орловской области, на границе с Курской областью, в врстах дести от станции Поныри. Но что исток Оки находится здесь, совсем рядом, я не ожидал. С большим интересом слушали мы Тимофея, а он всё говорил и говорил, пересказывая многочисленные преданья, связанные с набегами на эти места кочевников, о достопримечательностях и красоте местного края.
– Да ты бы, Тимоша, проводил гостей и указал бы им , то самое, место?! – вмешалась в разговор жена Тимофея Пелагея Алексеевна.
– Это, какое место? – не понял, вначале бы, супруг.
– Ну, то самое, откуда начинается Ока…
Тимофей улыбнулся в знак согласия, кажется того и ждал, в знак согласия кивнул головой, охотно согласившись быть нашим добровольным экскурсоводом. Быстро накинул на плечи ветхий пиджачишко, и мы дружно вышли в сени…
И вот мы уже у истока Оки. Ещё издали, на краю неглубокого оврага, поросшего густыми зарослями ивняка и чёрноплодной рябины, мы увидели возвышающийся семиметровый, увенчанный сферической верхушкой, столб. С четырёх сторон на самой его верхушке видна надпись: «Исток Оки». Подойдя к столбу, я у самого его основания заметил массивную гранитную плиту с выбитыми на ней словами: « Путь мой трудный и долгий – то в горы, то с гор. Довела я до Волги девять братьев, сестёр. Довела, породнила, чтоб вовек не мелеть, Если вместе мы сила – нас нельзя одолеть!».
Достав записную книжку, я вписал в неё слова. После этого моё внимание привлекли густые заросли кустарника. Именно оттуда доносилось едва слышное журчанье ручейка. Стараясь по звуку определить то место, гдё должен быть родник. Я стал искать вдоль кустов тропинку. Но все мои усилия были напрасным – тропинку я не находил. Я уже собирался взобраться на пригорок, как вдруг с противоположной стороны кустарника донёсся шорох, а затем и голос Тимофея :
– Куда это вы подевались? Вот она, тропинка! А вот и родник!..
Обойдя кустарник, я оказался на небольшой полянке, на которой ровными рядами зеленели молоденькие пушистые ели. Спустившись вниз, по появившейся передо мной тропинке, я наткнулся на колодец. Колодец был сооружён из нержавеющей трубы, и закрытой двенадцати угольной крышкой. Внизу же, у самого основания, по двухдюймовому отростку, из колодца сильной струёй шла прозрачная студёная вода. В солнечных лучах она переливалась и искрилась яркими радужными цветами. Припав к струе, я хлебнул глоток живительной влаги. Освежившись, я присел на край скамьи к Тимофею. Василий тем времени, подставив свою канистру под родниковую струю, смотрел на быстро наполняющуюся ёмкость. Он о чём-то замечтался и вода, наполнив канистру, стала растекаться по желобку, сбегая в журчащий говорливый ручеёк, вытекающий из колодца. По проторенному уже руслу в корневищах потемневшей черёмухи ручеёк скрывался в густых зарослях кустарника.
И я тоже, посмотрев задумчиво вслед убегающему ручейку, невольно подумал: « Так вот откуда начинает свой путь Ока! Из этого самого родничка и небольшого ручейка?». Солнце уже клонилось к закату и мы заторопились , чтобы засветло добраться до рассвета. Проводив и попрощавшись с Тимофеем, Василий круто развернул машину и, набирая скорость, направил её в сторону большака. Проезжая в стороне от дороги, мы увидели ярко освещённое окно электрическими огнями большое старинное село Тагино.
С давних пор славятся тагинские места знаменитыми на всю округу антоновскими сортами душистых яблок. Да ещё тем, что здесь когда-то находилось родовое имение графа Чернышова. Вот здесь в этои имении и родилась у него дочь Наташа. Впоследствии Наташа стала женой декабриста Муравьёва. Теперь от бывшего имения ничего не осталось. Лишь старый, заросший камышами, графский пруд , да потемневшая надгробная плита напоминают нам о той далёкой поре…
К дому подъехали в сумерках. Возле раскрытых ворот давно ожидал приезда Василия его сын Алёшка. Завидев отца, он радостно бросился к нему навстречу. Протягивая ведро , в котором трепыхалось десятка два серебристых карасей, он громким восторженным голосом закричал:
– Папка, папка, смотри – каких карасей я наловил!
Пока мы умывались и приводили себя в порядок, хозяйка Наталья успела накрыть на стол и пригласить нас ужинать. Кстати сказать, мы изрядно проголодались. Без уговоров мы сели за стол, с волчьим аппетитом уплетали жареных карасей и горячую толчёную картошку, запивая её вкусным хлебным квасом. После ужина по скрипучей деревянной лестнице я взобрался на сеновал. Вдыхая ароматные запахи трав блаженно развалился я на сени. В тёмном небе , мерцая и искрясь, вспыхнули первые ранние звёзды. Где-то , совсем рядом, играл приёмник , из которого доносились звуки полузабытых мелодий. Пел чарующим красивым тембром Сергея Яковлевича Лемешева: « Всю ночь поют в пшенице перепёлки о том, что будет урожайным год…».
Повеяло ночной прохладой. Натянув на себя одеяло, под звуки мелодии и шелест листвы, я вскоре уснул крепким здоровым сном… А через несколько часов пассажирский поезд, стуча колесами, уносил меня в Тулу. Увозил с собой я несколько ивовых и рябиновых листочков, сорванных на память у истоков Оки. Да ещё подарок Тимофея – баночку душистого пчелинног мёда.
Прильнув к вагонному окну, видел я промелькнувшую Глазуновскую станцию, вокзальный посёлок с железнодорожным переездом и дальний элеватор. Затем всё это скрылось и смешалось в туманной дымке ночного звёздного неба…
Заканчивался мой отпуск , заканчивалась моя поездка. Впереди меня ждала монтажная работа , а вместе с ней – повседневные дела и заботы.
Виктор Савостин.
1992.