Альманах Двойной тариф вып. 7 электронная версия

Уважаемые читатели!

Этот номер вышел с небольшой задержкой, накануне православной,  Пасхи, майских праздников и дня Победы.
Поздравляем со всенародными праздниками, желаем стараться быть счастливыми и помнить все. Ибо в этом – наша жизнь!

Поэтические страничке - на стихире, там - замечательные стихи Аллы Изриной, Антонины Клименковой, Татьяны Софинской, Сары Рубинштейн и Эльфриды Бервальд.
Они здесь:

http://www.stihi.ru/2016/04/30/9198

…
Вопросы и предложения
Проза: Владимир Митюк vmityuk@mail.ru
Поэзия: Алла Изрина jk041@yandex.ru
Читайте! Альманах Двойной тариф, выпуск 7.
И не будете разочарованы.

От редактора
В этом номере нет произведений редактора. Но рассказ «Вот такой футбол» опубликован в сборнике «Невская перспектива». В журнале «Сфинкс» продолжает печататься сказочная повесть «Гусёнок и кроль», а в журнале «Эффект сближения» - сказочка «Слёзные войны». Одним из редакторов потрясающего «Эффекта» является наш постоянный автор Мария Машук-Наклейщикова. Рассказ "Младшая сестра" Изабеллы Кротковой опубликован в "Зарубежных задворках". И все доступно в интернете.
В следующем номере – новые произведения известных авторов Алины Дольской, Сергея Паничева, Веры Скоробогатовой, Бориса Готмана…. И, конечно, поэтические странички.



Алина Дольская

Как стыдно

Что за привычка раскидывать по полу свои вещи? Пиджак хотя бы можно было повесить? И галстук валяется. Надо же, как гармонирует с цветом моего облезлого линолеума гранатовый шёлк.
Чёрт, штормит с утра. Какая гадость эти ваши ликёры с привкусом миндаля. Ах, женщинам не подобает пить крепкие напитки. Мать твою.
Вот только наутро и выясняется, что подобает, а что нет.
Опс! Зеркало, вдобавок, выдало версию чужого лица. Попыталась его перезагрузить. Не получилось.
Похоже, вчерашний Хэллоуин удался. Удивляюсь, как столько друзей помнят о моём дне рождения?
Теперь болят уши. И эти люди утверждают, что любят меня? Садисты.
Как раскалывается голова. Реально штормит. Господи, как мне стыдно. И не надо сейчас мне отвечать, Господи. Не кричи на меня. После моего второго инфаркта ты, Господи, стал занудным. Вчера услышала о себе столько хороших слов, что подумала: присутствую на собственных похоронах. Но эти помпезные пышные букеты! Цветы-то в чём виноваты?
До сих пор звенит в ушах. Нет, не в ушах. Это телефон.
– Галочка, представляешь, оказывается, к твоему набору с жемчугом прилагается ещё и подвеска! Мы забыли её забрать. Звонила продавщица из ювелирного.
Ни фига себе! Я стала обладателем набора с жемчугом? Точно! Мне же вчера дарили. Мы ещё с девчонками долго выбирали. Вспомнить бы, куда я его…
– Галочка, ты что молчишь? Миша тебя довёз до дома? У него сегодня экзамен с утра. Вы обещали мне, что будете вести себя хорошо.
Обалдеть! А был ещё и Миша? Опасливо оглядываюсь по сторонам. В разобранной постели неопознанного тела не обнаружено. Уже неплохо. А куда же я Мишу…
– У него экзамен! Ты меня слышишь, ау-у-у!
– Экзамен? – мне становится не по себе. – А Миша что, учится? Надеюсь, не в школе?
В трубке послышалось недовольное сопение. Потом сорвавшееся ругательство.
– Миша не учится! Он преподаёт в университете! Декан факультета, между прочим. Но в университете не появился! Вы с ним вчера на банкете зажигали.
– Ё-моё…
– «Ё-твоё….» –передразнила подруга,– когда ты уже повзрослеешь? Вдова всё-таки, солидная женщина. Разве можно так? Себя бы хоть пожалела…
– У меня может жизнь только начинается. Вдруг так и кончится, не начавшись? Нечего тогда меня приглашать, – огрызаюсь я.
– Вообще-то это ты меня пригласила. И день рождения был у тебя. Я просто за тебя волнуюсь.
– Прости, Света.
– Это ты меня прости. Что-то я, в самом деле, вздумала тебе морали читать? Пойду экзамен принимать вместо Миши. Студенты уже в аудиторию заглядывают. А за вчерашний вечер отдельное спасибо. Знаешь, Галка, иногда мне кажется, что если наша планета вращается, то только вокруг тебя. Умеешь ты…
Ещё как вращается! Полы тоже периодически хотят встать на дыбы и дать по лицу. Что б я ещё хоть раз! Хоть когда-нибудь! Клянусь тебе, Господи.
Мне так плохо, что я, наверное, умру. Нет, просто подло сдохну.
Только не сейчас, Господи, не могу предстать перед тобой в таком непотребном виде. А что это на стене у нас такое красивое? Постер с моей фотографией?
Охренеть! Это я что ли? Вот такая? Такая?! Когда он успел повесить? Мальчишка! (Срочно снять, пока дочь с внучкой не вернулись с юга). По линии обнажённых коленей надпись красным фломастером:
«Любимая, поздравляю с 55-летием».
Оглядываюсь. Это что сейчас было?! Кого?! С каким 55-летием? Меня?! Это кто тут у нас такой умный? Так глупо шутит? Ко мне это каким боком? А ты сейчас почему молчишь, Господи? А кто за меня
заступаться будет? Хоть когда-нибудь… Вчера мне было всего лишь…, а сегодня - пятьдесят пять.
Почему меня никто не предупредил, не сказал, что уже полжизни прошло? Что душа не успевает стареть вслед за телом? Что она вообще не собирается стареть. И не собирается смиряться с бушующими в ней
желаниями. Что их становится только больше.
Я ни разу не была в Египте. Я хочу увидеть пирамиды. Выучить английский. Заняться дайвингом. Съездить с внучкой в Италию. Купить домик на берегу моря. Или дачу в Гадюкинске, в глуши. Перечитать всего
Чехова. Издать собственный трёхтомник. Завести собаку, двух кошек, и сверчка за печкой. Хочу влюбиться по-настоящему…
Что ж ты молчишь, Господи?
Я ведь не спрашиваю тебя, сколько мне осталось. Я просто благодарю. Зато, что когда мне бывает так стыдно, как сегодня, ты деликатно отворачиваешься.
Отражение в зеркале мне улыбается. Крупные жемчужины в ушках отливают молочным перламутром. Никогда не думала, что жемчуг мне так идёт. Восхитительные бусины в белом золоте. Завиток в виде змеиной головки, которую венчает маленький искрящийся циркон.
Ба-атюшки-и! Это же мои новые серьги! Ушки болят с непривычки. Нет слов. Я нашла свои серьги!!
Найти бы ещё и Мишу. И кстати, кто это поёт в моей ванной? Точно, вода журчит. Нормально, да?
А верхние ноты мы не вытягиваем. C мотивом надо чуть бережнее. И на кого замахнулся? На "Вечную любовь". Останавливаюсь у закрытой двери, прислушиваюсь:

«…Вечная любовь
Верны мы были ей…»

Прислоняюсь к стене, улыбаюсь и начинаю подпевать:

«…Все слова любви –
Безумный крик сердец.
Слова твои и слёзы наконец
Приют для всех
Уже прожитых лет…"



Ночной гость

– Перестань сердиться, Ёжик. Дай скорее обнять тебя. Соскучился.
Он бросает на пол дорожную сумку, протягивает руки, но мне удаётся выскользнуть из прихожей на кухню.
Я подхожу к плите, насыпаю в турку кофе. Меня это успокаивает. Я люблю смотреть, как языки огня облизывают старое медное донышко. Как лениво, будто нехотя, начинает набухать черная искрящаяся пена, выбрасывая в холодное тёмное пространство горький аромат.
–Ты мог бы позвонить. Я волновалась, – говорю равнодушно, почти бесцветным спокойным голосом. Во мне погибла великая актриса. Кусаю губы, чтоб не разреветься. Мысленно считаю до десяти, чтобы унять дрожь в руках. Мне хочется его убить. Я ненавижу его за те страдания, которые испытываю, если его долго нет. Но он об этом не знает.
Надо сосредоточиться, чтобы не упустить момент. Кофе должен «вздохнуть» только один раз. И снять турку до того, как он «выдохнет».
– Вкусно пахнет. Ты варишь кофе по-особенному, совершаешь ночное таинство.
 Да, я варю его в темноте. Мы оба не любим яркий свет. Тем более, в этом нет острой необходимости. Здание напротив украшено огромной вывеской «Апельсин». Теплые оранжевые лучи заливают комнату апельсиновым соком с десяти вечера до восьми утра.
Слышу, как он садится на кожаный диван, через минуту раздастся гулкий хлопок вынутой пробки «Мартеля». Звон прижатых друг к другу пальцами левой руки фужеров, для меня и для него. Через три минуты – щелчок зажигалки. К аромату кофе добавится запах табака. Он единственный мужчина, которому я позволяю курить в своём присутствии. Я люблю, когда моя комната наполняется этими смешанными запахами. Его запахами.
–Так не пойдёт, Ёжик, – он ставит на стол фужеры, подходит сзади, – посмотри на меня.
Я успеваю снять с огня турку, не дав кофе вскипеть. Он притягивает меня к себе, обнимая рукой так, что я оказываюсь прижатой к нему, словно пристёгнутой ремнём безопасности. Вырываться уже бесполезно. А надо бы вырваться и бежать от него сломя голову. Запираться на сто замков и никогда не открывать двери.
 Не могу. Каждый раз собираюсь и не могу.
– Не называй меня Ёжиком, – я непроизвольно наклоняю голову. Он пытается добраться губами до моей шеи. Прикосновение небритой щеки чуть ниже уха, потом медленно от плеча к локтю. Поворачивает руку, целует тонкую вену на сгибе. Мне становится жарко. Несколько минут назад я была ледяной глыбой. Мне надо продержаться ещё пару минут, чтоб не начать таять.
– Ты Ёжик. Колючий. С растопыренными иголочками. Перестань злиться. В самом деле. Не мог я тебе позвонить. Сотню раз набирал номер и не мог.
– Я волновалась, – сдаюсь я, – у тебя дороги, перелёты, два часовых пояса за три дня. Я за тебя волнуюсь. Это трудно понять?
Я говорю совсем не то, что нужно. Следовало бы сказать, больше не хочу волноваться. Больше не хочу смотреть часами на телефон. Больше не хочу сквозь сон прислушиваться к шуму лифта и шагам на площадке.
– Прости, – его прикосновения почти невесомы. Он знает, насколько обманчиво моё кажущееся смирение. – Я должен был позвонить. Должен. Прости.
Сколько тысяч раз я слышала эту фразу. Сколько тысяч раз моё сердце останавливалось от мысли, что с ним что-то случилось, поэтому он молчит. Сколько тысяч раз он снова возвращал его к жизни своей лестью и ложью.
Я не вижу выражения его глаз. Но чувствую, он начинает улыбаться. Его светлые волосы, оказавшиеся в полоске неонового света, кажутся огненно рыжими. Он обнимает меня осторожно, бережно и виновато. Эта нежность страшнее пылкой страсти. Она меня подчиняет. Улавливаю знакомый аромат терпкого одеколона, почти не ощутимый на его коже. И запах поезда и аэропорта.
Я понимаю, что он смертельно устал. Я понимаю, что я смертельно по нему соскучилась. Я знаю, ему это не нужно. Но почему мне так хорошо и спокойно сейчас, когда он рядом?
– Ты голоден? – пытаюсь продолжать разговор, хотя нас уже зацепило. Мы говорим какие-то банальные слова и не слышим друг друга.
– Голоден. Хочу тебя…
– Не подлизывайся. Тебе не говорили, что ты похож на Лиса? – только не смотреть в эти лукавые глаза. Я обхожу его и залезаю с ногами на диван, пытаясь прикрыть колени полами шёлкового кимоно, которое всё равно соскальзывает. Не отрывая взгляда от моей руки, он опускает сигарету в пепельницу и идёт ко мне.
– На Лиса? Да, говорили, летом волосы сильно выгорают.
Несколько минут он выжидающе смотрит сверху вниз, а когда я демонстративно отворачиваюсь, наклоняется, сгребает в охапку, подминает под себя и целует, ласково и легко, быстро и везде.
Я стараюсь сопротивляться, я сильная. Я стараюсь не реагировать, я холодная. Давно собиралась с ним поговорить. Да сколько можно!
Только меня уже нет, я таю в его жадных горячих губах, как мороженое.
– Ненавижу тебя...
– Ты так сладко ненавидишь, что я жить без этой ненависти не могу. Меня так все мои женщины, вместе взятые, не любили, как ты ненавидишь.
– Сейчас хотя бы можно не … – брыкаюсь я, осознав, что уже давно лежу у него под боком, а он, подперев голову рукой, гладит меня кончиками пальцев сверху вниз, как домашнюю кошку, уснувшую на хозяйской кровати.
– Рита, ревнуешь? Ежик ты мой глупый. Мы сейчас все твои иголочки перецелуем, каждый ноготочек, каждый пальчик. Ты думаешь, мне легко без тебя? Ты думаешь, мне не хочется видеть тебя чаще? Я боюсь звонить, знаю, услышу твой голос, просто сорвусь. Тогда по барабану и работа, и дорога. Одного твоего слова хватает, чтоб я всё бросал и мчался к тебе.
– Не говори больше ничего… – мы редко позволяли себе такую откровенность. Когда наши отношения начинались, никто не думал заходить так далеко. Теперь, по прошествии стольких лет, подобное обнажение души бессмысленно. Оно требует ответов на вопросы, которые мы не решались задавать сами себе.
– Ёжик, я кажется, люблю тебя.
–Ты хитрый рыжий Лис, я тебе не верю. Не называй меня Ежиком, я же просила.
– Если тебя не вижу долго, – не обратив внимание на мои слова, выдохнул он, – всё летит к чёрту. Мне ничего не нужно, если тебя нет. Ты перестала мне писать. Почему ты так редко пишешь мне, когда я уезжаю?
– Я не могу тебе писать каждый день. Это глупо.
– Глупо?! Когда среди всего хлама, который обрушивается на мой почтовый ящик, я не вижу строчку с твоим именем, мне хочется грохнуть комп о стенку, в надежде, что звон и дребезжание разбитой железки заглушат мою собственную пустоту. А если загорается, наконец, долгожданное сообщение, я первым делом смотрю, когда ты отправляла письмо...
– Ты никогда не говорил, что …
Но он перебил, не дал закончить.
–…я панически боюсь увидеть время. Я не хочу твоих писем, написанных днём. Только ночью. Я знаю, если ты садишься за комп поздно вечером, значит ты одна. Ни одной женщине не придёт в голову заняться сексом с мужчиной, а потом выпрыгнуть из тёплой постели, чтоб постучать по клавиатуре.
– Ты меня пугаешь.
– Я из аэропорта всегда только к тебе. Жене даже не звоню. Я иногда снова уезжаю, успевая лишь заехать домой переодеться и повидаться с сыном. Ты для меня главное. Ты.
Мы не говорим о его семье. Многолетнее негласное табу. Когда познакомились, он сразу сказал: «Если для тебя это важно, я разведусь, семьи уже давно нет». Я ответила: «Давай, ты не будешь ничего ломать в своей жизни». И он предупредил: «Тогда и ты никогда не будешь попрекать меня этим».
Никогда и ни разу. Но сейчас о жене, зачем?
– А знаешь, единственный зверь, который охотится на ежа, это лиса, – чёрт возьми, как ласково он всегда умудрялся вонзать мне нож в спину. Сомневаюсь, что там осталось хоть немного живого места.
– Рита, перестань. Я серьёзно. Ты умная, ты всё понимаешь. Мы ничего в своей жизни не перекроим. Но я без тебя…
– Можно я продолжу… – никто никогда и не собирался ничего перекраивать, эти лекала судьбы безупречно кроятся под каждую отдельную жизнь лишь единожды, чужую не проживёшь, даже если попытаешься примерить на себя.– Ежи знают о коварстве лисы или лиса. И сворачиваются комочком, выпуская наружу свои иголочки.
 Лиса или лис, начинает играть с ёжиком. Катает его лапкой, как мячик из стороны в сторону. И при этом что-нибудь приговаривает, очень приятное. Бедный глупый ёжик теряет голову от этих чудесных слов, теряет бдительность и рассудок. А лис незаметно подталкивает колючий шар к ближайшему водоёму. Почувствовав воду, ежик раскрывается, обнажая теплый незащищённый животик. И тогда лис вгрызается в него зубами.
Мы некоторое время молчали. Я попыталась повернуться к нему спиной, мне сейчас видеть его не хотелось, но он предусмотрительно прижал коленом мои ноги. И когда я нечаянно коснулась носом его плеча, виновато попросил:
– Подожди. Не прислоняйся ко мне, рубашка несвежая.
– Твой махровый халат уже высох, висит на лоджии. Хочешь, переоденься.
Когда-то у него не хватало терпения сделать шаг дальше прихожей, мне приходилось отвоёвывать право на душ в нешуточных гладиаторских боях. Не думала, что на смену его взрывному темпераменту и необузданности с годами придёт такая нежность. Нам по-прежнему не хватало времени, теперь, чтобы наговориться. Это было важнее всего остального.
Сегодня всё шло не так. Он вернулся через несколько минут, сел на диван. Но не потянулся, чтоб обнять или приласкать. Смотрел долго и пристально. Я даже в темноте чувствовала его отчуждённость. Мне стало не по себе. Настолько мгновенно он переменился.
– У тебя кто-нибудь есть? – хрипло спросил он.
– Ты что такое…
– Давно?! – Вопрос прозвучал, как выстрел. – Ответь, не молчи...
Мне показалось, я смотрю дурацкий сериал. Но после рекламы сбились настройки, вместо предыдущего кино начал транслироваться фильм ужасов.
– Не говори глупостей.
– Ежик, ты лжёшь, – он потер виски пальцами. – Ты никогда не лгала раньше. Мне это было важно. Понимаешь? Я это спинным мозгом чувствовал. Когда у жены года четыре назад кто-то появился, меня это не задело. Только избавило от необходимости спать с ней.
– Ты циничен. Давай не будем о жене.
– Скажи ещё - сентиментален. Как только подумаю, что ты можешь кому-то предлагать после ванны мой халат... Всё забываю тебя спросить. А что бывает с теми мужчинами, к которым ты остываешь? Другие появляются сразу? Или сначала появляются…
– Почему ты так со мной разговариваешь, – я протянула руку к его плечу, но он раздражённо отстранился.
Мне стало страшно. Ему всегда были необходимы мои прикосновения. Иногда меня это утомляло. Если мы находились рядом, читали в одной постели, или он работал за компьютером, пока я готовила обед, требовалось, чтобы я периодически касалась его волос или тела. Без этих маленьких подтверждений моей любви, сильный взрослый мужчина превращался в неуверенного комплексующего подростка.
– Рита, скажи что-нибудь…
Я приподнялась, села рядом. Следовало бы ответить, что у меня не могло никого быть, кроме него. Он единственный, желанный и любимый. У меня никогда не возникало даже мысли пускать в свою жизнь ещё кого-то, потому что он заполнял её всю.
Но наши признания в любви тяготят наших мужчин, они вынуждают их на ответные поступки, которые не должны совершаться из благодарности. И ещё я боялась сорваться и наговорить в ответ разных гадостей.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас, наверное, принять душ. Как всегда. Потом заснуть в моей постели, чтобы утром, лениво и не спеша…. А через день – другой набрать номер телефона жены и предупредить, что он только что сошёл с поезда. Это было неправильно. Но неправильной была вся моя жизнь. А он - её важной неправильной составляющей.
Что с ним происходило сейчас? Я не узнавала его.
Моя давняя приятельница Марина говорит, по статистике, треть населения планеты состоит в параллельных семье любовных отношениях. Для большинства людей это глоток воздуха. Неужели им так же больно как мне, когда они задыхаются, тоскуя по любимым? И так же невыносимо, когда на любовные отношения проецируется модель супружеского поведения? Со взаимными претензиями, разбором полётов, нравоучениями или необоснованной ревностью?
– Рита, мне уйти?
Видимо, он всё решил за нас обоих. Странно, что именно в тот день, вернее, ту ночь, когда впервые признался мне в любви. Можно быть уверенной, что прекрасно понимаешь мужчину, и теряться в догадках, почему, за несколько часов его поведение становится непредсказуемым.
Сначала он говорит, что не может без тебя жить, потом идёт на балкон за своим халатом, а вернувшись, начинает вскрывать тебе вены беспочвенными подозрениями и обвинениями.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Правду! Я не мальчик, всё пойму…
– Чёрт возьми! Какую правду?! – начала заводиться я.
И тогда он встал, направился к двери и, не оборачиваясь, бросил:
– Я тебе больше не верю. Никогда не думал, что ты можешь… вот так со мной…
Ему действительно лучше было уйти, прямо сейчас. У меня бы появился шанс всё это прекратить.
Но почему мне снова не хватает воздуха? Надо выйти на лоджию. Сейчас, наверное, около четырёх часов утра. Прочь с этой залитой апельсиновым светом кухни, которая в одночасье превратилась в голгофу.
Выхожу, слышу, как хлопнула дверь подъезда. Через несколько минут во двор въехала машина с шашечками на световом табло. Мне хочется выглянуть и закричать, что он не смеет так поступать со мной. Что он просто чудовище. Что я без него умру.
Но я молчу. Только нервно опираюсь рукой на подоконник, отодвигая в сторону блестящую металлическую зажигалку, и вскрикиваю. Я действительно отодвигаю рукой чью-то зажигалку.
Беру её, рассматриваю выгравированный герб, автоматически нажимаю кнопку. Ровное голубое пламя бесшумно зажигается в верхней части панели. Чья? Откуда? Мистика какая-то. Рядом обнаруживаю начатую пачку «Парламента». Это уже перебор.
Мой любимый Лис всегда пользуется только одноразовыми зажигалками, потому что постоянно теряет их. Сознание мгновенно отматывает назад кадры прошедшей ночи. Он вышел сюда за халатом, увидел дорогую вещь, явно принадлежащую не женщине. Я не курю, в моей квартире никто никогда не курит. Я не выношу запаха дыма. И сделал выводы.
Я вернулась на кухню, вылила остывший кофе и опять поставила турку на огонь. Не понимаю людей, которые могут пить растворимый кофе из банок или пакетов. Как можно довольствоваться жалким подобием? Но мы приходим в этот мир вовсе не для того, чтобы нравиться или не нравиться кому-то и походить в своих пристрастиях и привычках на других людей.
Теперь бы понять, как на моей лоджии могла оказаться чужая зажигалка? Тем более, с начатой пачкой «Парламента»?
Мелодичная трель на моём телефоне вывела меня из оцепенения. Не буду отвечать. Я знаю всё, что он сейчас скажет. Только не знаю, как мне научиться жить без него. Почему он так легко и быстро во мне усомнился? Почему глупое подозрение разрушило вмиг всё то, что так кропотливо выстраивалось годами?
Телефон продолжал настойчиво звонить.
– Алло, слушаю.
– Ритка, ты не забыла? Первая электричка через полчаса. Мы уже выходим из дома, присоединяйся, – звонила старшая сестра.
– Что не забыла?
– Ты же обещала на дачу к нам приехать, шашлыки будут.
– К вам на дачу? – Я что-то начала припоминать. Да, сегодня была суббота. Кажется, мы договаривались.– Передавай шашлыкам мои наилучшие пожелания. Лена, прости, сегодня не смогу.
– Всё время ты так, – упрекнула она. – Ладно, передумаешь, будем только рады. Я тебе чего звоню в такую рань. Хотела, чтобы ты зажигалку захватила с собой…
–Зажигалку?!
– Я вчера Егору ключи от твоей квартиры давала, ты же просила банки с лоджии забрать. Он говорит, забыл у тебя на подоконнике. Эту зажигалку ему сослуживцы дарили, он дорожит ею, завези по возможности.
– Предупреждать надо! Не завезу…
Она рассмеялась.
–Тебе-то зачем, тем более с гербовой символикой? Ты же не куришь.
– Вот сейчас и начну, – я отключила телефон. Вышла на лоджию. Горизонт вдали начал бледнеть. Небо приобретало тот удивительный нежный оттенок, который всегда напоминал мне размытую акварель.
В предрассветной дымке очертания домов и деревьев обретали графическую точность. Внизу, возле детских качелей, промелькнула яркая искра, потянувшая за собой сизый дымчатый хвост – брошенная в урну сигарета.
Я не сразу заметила сидящего на скамейке человека. Он смотрел на меня. Застёгнутый наглухо воротник кожаной куртки контрастно выделял вихры рыжих волос.
Лис снова охотился на ёжика.
Я знала, он сидел и ждал, что я позову его. И понимала, что не смогу этого сделать. Больше не смогу.
Он встал и зашагал прочь. Быстро, резко. Может, оно и к лучшему. Я никогда сама бы не решилась. Не посмела. Слишком привязалась к нему. Если я всё правильно делаю, почему мне так плохо?
Я вытащила из пачки сигарету, щёлкнула зажигалкой. И закурила, впервые в жизни. С ума сойти, какая гадость! Никогда не думала, что дым сигарет так разъедает глаза. Слёзы ручьём лились по щекам. Я не успевала их вытирать.
Если бы я не знала, что я сильная, я бы подумала, что начала плакать. Мне даже показалось, что я вот-вот начну реветь в голос, как ревут все несчастные бабы. И те, от которых уходят мужчины, и те, к которым уходят.
И не важно, к какой части населения ты принадлежишь. Этот мир всегда будет миром Мужчин. И в качестве кого они бы не присутствовали в нашей жизни, законных мужей или любовников, сердечных друзей или случайных попутчиков, преданных товарищей или ночных гостей, транзитных пассажиров или учителей, мы будем ранить друг друга. Намеренно или нечаянно. Но глубоко и смертельно. И больше всего именно тех, кого любим.
Как жаль, что из-за соседних высоток нельзя было увидеть восход солнца. Начало светать. Воздух был прозрачен и свеж.
Пытаясь открыть оконную раму, я нечаянно выронила сигарету и, испугавшись, что она упадёт на балкон соседей, машинально высунулась наружу и посмотрела вниз. В глаза бросились большие белые буквы.
На асфальте перед моим подъездом красовалась надпись, сделанная краской.
«Ёжик, я не могу без тебя жить. Позвони мне. Я буду ждать».
Рядом были пририсованы в манере набросков Экзюпери две фигурки: Лис и Ёжик.
Подул лёгкий ветерок. Жёлтая листва с соседней берёзы закружила вдоль бордюра, опускаясь на землю россыпью золотых монет. При новом порыве верхушка дерева чуть качнулась, и листопад усилился. Через некоторое время надпись совсем пропала, оказавшись погребённой под ворохом разноцветных листьев. Только нарисованный Лис упорно держал за руку маленького Ёжика, словно боялся его потерять.
Я безотрывно смотрела на рисунок, боясь, что он исчезнет. Словно от этого могло что-то зависеть в моей жизни.
А может, лиса или лис подкатывает ёжика к воде и говорит ему: «Вылезай скорее из своих колючек, дружище! Высунь нос наружу! Смотри, как здорово! Я так хотел, чтобы ты это увидел!»
Ёжик неуверенно раскрывается, встаёт на задние лапки у кромки какого-нибудь лесного озера, крепко держась за рыжую лапу, смотрит на водную гладь и видит отражение: улыбающегося Лиса, прижавшего от восторга уши к голове, и себя, обалдевшего от счастья.
Если бы так было…
 «Никогда не бойтесь кого-то потерять. Вы не потеряете того, кто нужен вам по жизни. Теряются те, кто послан для опыта. Остаются те, кто послан вам судьбой».


 
Изабелла Кроткова
Досчитай до десяти
 …– Меньшикова! Что ты пялишься на доску, как баран на новые ворота? О чём нужно думать на уроке?!
Откуда доносится этот голос?.. Ева Меньшикова будто очнулась – она стоит возле своей парты, а у доски с перекошенным от злости лицом тычет указкой в пример математик Алексей Викторович.
 – Меньшикова! Я чему вас учу?! Ты что, не можешь понять элементарных вещей? Может, ты в восьмом классе и до десяти не сможешь сосчитать? – в тоне учителя послышалась издёвка.
Судорожно пригладив челку, Ева открыла рот, чтобы пояснить вслух решение примера, но Алексей Викторович не дал ей произнести ни слова. Противно ухмыльнувшись, он сказал:
– Я вижу, с примерами у нас пока туго. А ну-ка досчитай до десяти, проверим, знаешь ли ты, какие существуют цифры.
Молодой нагловатый учитель посмотрел на худую высокую девочку, застывшую возле последней парты.
– Я жду!
По классу пронесся лёгкий ветерок смеха.
– Раз… – тихо начала Ева.
– Не раз, а один! – рявкнул учитель.
– Один, – покорно повторила ученица.
– Ну, ну, – не пытаясь скрыть презрительную усмешку, поторопил её математик, – дальше!
– Два, три, четыре, – медленно продолжила счёт девочка. Он холодно посмотрел ей в глаза – прозрачные, зелёные, как лесные озёра.
 «Только и есть в ней хорошего, что глаза, – подумал он. – И зачем рожают таких уродин?.. Длинная, тощая, как метла… Кому она будет нужна? То ли дело – Эля Тишина! Правда, тоже глупая, зато какая красавица!»
Переминаясь с ноги на ногу, Ева продолжала считать, а он перевёл взгляд на девочку, сидящую за первой партой в среднем ряду – Элю Тишину и залюбовался её розовой, как раковина, кожей, вьющимися тёмными волосами и глазами, голубыми, как морская вода.
– Ну что ж, – оторвавшись от симпатичной девочки, вновь холодно взглянул математик на Еву, томящуюся у своего места, – считать умеешь.
Он вздохнул. И одета-то эта метелка, как старуха – из-под широкой длинной юбки торчат две тонкие ноги. Ужас!
Она, кажется, поняла, о чём он думает. И посмотрела как-то тоскливо и печально.
От её безысходного взгляда учителю стало неуютно, и он поёжился в своем тесноватом пиджаке.
– А теперь взгляни на доску… чучело – …и скажи нам, что ты там видишь.
Сейчас опять сморозит какую-нибудь глупость. Это просто невозможно вынести!
С трудом сдержав клокочущие в груди эмоции, учитель обратил на ученицу надменный взгляд – его сдерживать он не счёл нужным.
– Я вижу… машину, – вдруг тихо произнесла Ева Меньшикова.
– Что? – он раскрыл глаза, уставясь сначала на нее, потом на доску.
Ей пора навестить психиатра.
Класс загоготал. Не засмеялся только мальчик, сидящий с Евой за одной партой.
А что, интересный спектакль!
Учитель преувеличенно внимательно посмотрел на короткий пример, написанный на доске.
– Ну-у! – пытаясь казаться совершенно серьёзным, воскликнул он, – значит, ты видишь машину! Какую?
– Она серая. Она едет по дороге. Только что прошел дождь, дорога мокрая…
Сейчас дослушаю представление до конца и вызову санитаров.
– А за рулём сидите Вы, Алексей Викторович.
– Да что ты? – учитель опять вгляделся в пример, словно пытаясь увидеть между белыми цифрами странную картину.
Класс покатывался со смеху. Красавица Эля Тишина, закатив глаза, высокомерно улыбалась уголком губ.
– На вас тёмная рубашка. В одной руке у вас руль, а в другой – сотовый телефон. Вы смеётесь…
Ева набрала в грудь воздуха и прервала свое описание.
Отчего-то лёгкая дрожь пробежала по спине молодого педагога.
У меня и, правда, серая машина. Откуда она узнала? Я ведь ещё ни разу… Дура набитая! Актриса недоделанная!
– Ну, и что дальше?
– А дальше я вижу жёлтый клен, в который врезалась ваша машина. Вы по-прежнему сидите внутри, взгляд у вас застыл и смотрит куда-то вверх и вбок. А телефон лежит у вас под ногами…
Это уже не смешно. Наглая дрянь!
– И я вижу на его экране цифры – 18.47.
Ева замолчала. Наступила тишина.
– У тебя всё? – наконец, злобно произнёс учитель.
  Девочка кивнула.
– Убирайся вон! – заорал он, взбешённый её словами.
Она вновь кивнула и послушно начала укладывать в сумку книги и тетради. Мальчик, сидящий рядом, тоже стал собираться.
– А ты куда, Дымкин? – закричал вконец разъярённый учитель.
– Я ухожу с Меньшиковой, – ответил мальчик тихо и двинулся вслед за ней к двери.
Математик хотел было что-то возразить, но передумал.
Пусть проваливают оба. Невелика потеря!
У двери девочка вдруг обернулась.
– Алексей Викторович!
  Он с ненавистью взглянул на неё.
– Ну, чего тебе ещё?..
– Это случится в воскресенье. Я видела дату.
Дверь хлопнула. Остолбеневший математик остался сидеть напротив притихшего класса, чувствуя, как по спине бегут капельки холодного пота.
 – Продолжим урок, – хрипло произнёс он, наконец, и посмотрел на свою любимицу. – Эля, объясни, пожалуйста, решение примера.
***
Старшеклассник Лёша Карасёв ненавидел учёбу. Вместо скучных, по его мнению, уроков, он слонялся по городу, попивая пиво, которое за вознаграждение в десять рублей купил ему знакомый алкаш, в любую погоду ошивающийся в горсаду.
Больше всего на свете Лёша мечтал о том, чтобы иметь много денег, но при этом не работать. К сожалению, ему не посчастливилось родиться в семье олигархов или даже мало-мальски зажиточных людей. Его мать работала в прачечной, а отец был ничем не лучше горсадовского алкаша и постоянной работы не имел. За свою несчастную судьбу Лёша проклинал всех олигархов, вместе взятых, а заодно и весь мир. Бродя по городу, подросток прокручивал в голове разные способы лёгкого получения денег, но на ум приходили только те, которые грозили серьёзными осложнениями, а осложнений Лёша тоже не любил. Некоторыми наименее рискованными способами он всё же иногда пользовался, к примеру, время от времени отбирал деньги у младших школьников и пару раз вытаскивал мелочь из карманов пальто в гардеробе. Но воровать Лёша всё же боялся, а на мошенничество у него не хватало ума.
Вот если бы найти волшебную палочку. Или машину, которая печатает деньги. Или чек на миллион долларов.
А ещё лучше, если бы деньги сами падали с неба или появлялись в кармане по первому его требованию…
Задумавшись, Лёша налетел на тётку с коляской.
– Смотри, куда прёшь! – рявкнула та.
Лёша отошёл, сплюнул и посмотрел ей вслед ненавидящим взглядом. «Я обязательно что-нибудь придумаю…»
***
В понедельник вся школа гудела, как растревоженный улей. Вчера на междугородней трассе разбился молодой математик. Из скудных сведений, собранных воедино из обрывков воспоминаний учителей, стало ясно, что он собирался навестить девушку, живущую в соседнем городе. Математик, несмотря на свою молодость, по натуре был желчным, как старик, и скрытным. Однако предмет свой знал хорошо и, хотя в коллективе его не любили, внезапная смерть примирила молодого учителя с коллегами.
В восьмом «а» классе трагическое происшествие приобрело и другую, мистическую окраску. Весь класс помнил, как Ева Меньшикова, худосочная замарашка, над которой не издевался только ленивый, предсказала Алексею Викторовичу эту воскресную смерть.
Девочки-модницы сбились в кучку и со сверкающими глазами наперебой вспоминали детали предсказания.
– Она так и сказала. В воскресенье! На серой машине! И даже время назвала…
Мальчики были не столь эмоциональны, но и они как-то иначе посмотрели на изгоя-Еву – с опаской и некоторым восхищением.
Красавица Эля Тишина стояла чуть в сторонке, поджав губы.
На серой машине! Как бы ни так!
У Алексея Викторовича была красная машина, а вовсе не серая. Пару раз он подвозил её до дома, и она прекрасно помнит цвет машины – алый, как кровь! Серая.… Эта Ева Меньшикова, чьё имя вдруг затмило её собственное – вот кто серая, эта уборщицина дочка, она сама – настоящая серая мышь! Чтобы о ней вдруг заговорили, да ещё такими словами – ясновидящая, экстрасенс – это уж слишком! Но Алексей Викторович.… Неужели это правда.… Это она, она нагнала на него проклятье! Ресницы Эли дрогнули. Серая мышь ответит за всё.
– Ты, правда, не знаешь, откуда взялось твоё видение? – осторожно спросил Сева Дымкин Еву, когда они возвращались домой после уроков.
Снова вспомнив бурлящий класс, который окружил её и осыпал расспросами, Ева вздрогнула. Такого внимания к себе она не испытывала никогда. Высокомерные оскорбления или обидное игнорирование – вот что сопровождало девочку в школе, и вдруг она произвела фурор и вызвала удивление, граничащее с преклонением и страхом…
– Нет, я и ребятам сказала, что не понимаю, что на меня нашло…
– Ты тогда досчитала до десяти, – напомнил Сева.
– Да, – Ева вдруг остановилась и прислонилась к старому дереву в центре парка, через который они шли.
Сева остановился рядом. Ева внимательно рассматривала воротник его рубашки.
Под её взглядом мальчик поёжился. Ева смотрела, словно что-то взвешивая…
– Нет, ты знаешь, – понял Сева, – ты знаешь! Только не хочешь говорить.
Внезапное любопытство вдруг вскипело в нём до немыслимой температуры. Глаза заблестели от возбуждения.
– Скажи.… Ну, скажи! Я ведь твой друг!
Ева заглянула в эти взволнованные глаза.
И правда, с тех пор, как они с мамой приехали в этот город ухаживать за бабушкой, с тех пор, как она пришла в эту школу, никто и никогда не понимал её так, как этот мальчишка. Он такой хороший, добрый, умный! И он заслужил право знать её тайну. Тайну, о которой она догадалась только что.
– Только никому не говори, – предупредила Ева.
Сева подался вперед.
– Никому! – шепнул он срывающимся голосом.
Ева сунула руку в карман курточки и вытащила маленький камешек в форме рыбки.
– Что это? – не понял Сева.
– В прошлом году я ездила с отцом на море, – чуть запинаясь, начала девочка. – Я тогда впервые увидела море! И разноцветные камешки, которые там разбросаны по берегу.
Прижавшись к дереву, Ева мечтательно подняла глаза к небу. Казалось, она была уже не здесь, не в облетевшем осеннем парке, а далеко-далеко, на солнечном юге.
Сева слушал её, замерев.
– Я набрала много красивых камешков, но папина жена рассердилась на меня. Она крикнула, что я несносная девчонка, что я набрала целый килограмм камней, а они очень тяжёлые, и моя сумка с вещами тоже тяжёлая, и кто будет нести весь этот груз на вокзал? Отец, у которого была операция? Она приказала, чтобы я выбросила камешки. Я заплакала, а она сказала, что мне нужно успокоиться. И досчитать до десяти. И тогда я начала считать до десяти и успокоилась, – продолжала Ева, по-прежнему глядя ввысь. – А потом выбросила камешки, все, кроме этого. С тех пор он всегда у меня в кармане.
– Покажи, – попросил Сева.
Ева положила в протянутую ладонь розоватый камешек, напоминающий рыбку.
– В тот момент, когда я окончила счёт, я вдруг увидела картинку. Я увидела, что папина жена ревнует его ко мне. Я увидела это изнутри, что она не рада моему приезду, что ей жалко денег, которые он тратит на меня.… И, когда я уеду, она поссорится с ним из-за меня.
Она как будто поняла, что я это увидела, и сразу сменила тон и даже, по-моему, испугалась меня. Я тоже испугалась тогда того, что случилось со мной. И не поняла, как это возможно. А теперь, кажется, понимаю… «Досчитай до десяти» и камешек…
Ева опустила глаза и задумалась. Сева, сдвинув брови, растерянно смотрел на камешек на ладони, потом вернул его девочке.
– Странно всё это.… Как в сказке. Я бы не поверил, но факт. Алексей Викторович разбился, правда, машина вроде была у него красная. И точное время неизвестно.
Камешек-рыбка. Кажется, мальчик был разочарован.
Они снова двинулись в путь, теперь уже молча.
– Машина была серая, – уверенно сказала Ева, уже подойдя к забору перед своим домом. – Я видела серую. А у него, значит, была красная?
– Красная, – подтвердил Сева.
  – Ты только никому не говори о камешке, – спохватилась Ева, – это теперь мой секрет.
Её, казалось, совсем не смутило, что предсказание оказалось неточным.
– Никому! – заверил Сева. – Я же твой друг!
– Друг… да, – эхом отозвалась девочка и, попрощавшись, открыла калитку и исчезла за ней.
***
– Ева, ты не забыла, что завтра мы уезжаем? – мама сидела на краю софы, а перед ней стояли два упакованных чемодана. – Я забрала твои документы из школы. Все удивлены, что ты молчала… Ты и Севе не сказала?
– Нет, – откликнулась Ева. – Этого никто не знает, даже Сева.
– Ты не захотела с ним попрощаться?
– Я просто не хотела этого говорить.
***
Допив пиво, старшеклассник Лёша Карасёв приблизился к ограде школы. Его привлекло необычное оживление, царящее за ней. Почему-то никуда не расходились ученики, они толпились кучками у всех четырёх углов школьного здания. Наверно, что-то случилось.
В одной из кучек Лёша заметил Элю Тишину. Пару раз, пользуясь его репутацией отпетого хулигана, она просила отшить надоедливых поклонников, коих у неё было немерено. И не далее, как неделю назад, он танцевал с ней на дискотеке медленный танец. Может, она объяснит, что здесь произошло, пока он предавался размышлениям о несправедливости распределения денег в мире?
Эля тоже его заметила и поспешила отвернуться, но потом, словно что-то вспомнив, отделилась от стайки девочек и неспешно подошла к парню.
От рассказа восьмиклассницы Лёша вспотел. Но вовсе не от того факта, что во цвете лет погиб учитель, и даже не от сверхспособностей серой мыши, которую Эля предложила «наказать», упирая на её якобы внезапно возросшее самомнение.
Лёша почувствовал, что напал на золотую жилу. Экстрасенс?.. И как это ему самому не пришло в голову? Знать будущее! Уметь предсказывать! И – вот они, денежки! Представив, сколько денег они с Евой (в Лёшиных мечтах они уже работали в паре) будут зашибать, и какая к ним выстроится очередь, Лёша судорожно сглотнул.
– Никакая она не предсказательница! – протянула Эля, с тревогой наблюдая за Лёшиным преображением. Чего доброго, и этот переметнётся на сторону мыши!.. – Просто совпадение. Точного времени, когда он разбился, никто не знает, машина другая.… Но проучить её нужно. Она мне надоела! Подумаешь, звезда!..
В Элином тоне всё-таки промелькнула беглая тень зависти.
Лёша с трудом вынырнул из мыслей о лёгкой наживе.
Он посмотрел на Элю. На этот раз взгляд его был не таким, как всегда. Парень словно не замечал её красоты, кожи цвета раковины и голубых глаз. Нелепая мышь со своим предсказанием завладела им! Эле это не понравилось. Теперь она с ещё большей силой жаждала мщения.
– Пойдём, – взяв Лёшу за руку, она потащила его за собой. – Здесь рядом живёт Севка Дымкин, её оруженосец. Пойдём к нему. Он вызовет её из дома. К нам она не выйдет.
Влекомый разъярённой восьмиклассницей, Лёша строил в недалёком своём уме план, почему Ева должна работать на него. По-хорошему попросить делиться будущими барышами? С чего бы это? Разжалобить рассказами о тяжёлом семейном положении? Она всё же девчонка.… Или запугать? Пожалуй. Мать у неё, кажется, уборщица, отца нет. А может быть, наоборот? Пообещать своё покровительство?..
– Мы пришли, – сказала Эля. – Стучи! Он сейчас один дома, я знаю.
Они стояли напротив квартиры Севы. Так и не оформив до конца мысль, какую роль при Еве ему выбрать, Лёша нажал на кнопку звонка.
– Кто там? – раздался через несколько секунд голос Севы.
Эля оттолкнула Лёшу от глазка.
– Это я, – проговорила она ангельским голоском.
Когда дверь открылась, Лёша выволок Севу из квартиры.
– Нужно поговорить, – пробасил он.
***
– То есть, ты утверждаешь, что какой-то камешек помогает ей предсказывать? – удивлялся Лёша. В силу своей ограниченности он никак не мог уяснить, шутит ли пацан, стоящий перед ним во дворе за гаражами, или нет.
– Ну, она сама так сказала, – сбивчиво повторял Сева, отвечая, словно у доски, и потирая место, куда несильно ударил его Лёша для прояснения памяти. – У неё есть камешек, и когда она считает до десяти, камешек показывает ей видения из будущего. И так было уже пару раз. Вот про Алексея Викторовича тоже…
Лёша обернулся к девушке. При этих абсурдных словах пацана в его голове рушилась целая выстроенная финансовая империя.
Эля незамедлительно разбила последний камень этой империи.
– Бред, – заявила она.
– Бред, – повторил Лёша, понимая, что она права. Совпадение, и ничего более. Но расставаться с мечтой так не хотелось, и он решил всё-таки проверить предсказательницу в деле.
Сева выжидательно смотрел на него.
– Пойдём, – решил Лёша. – Вызови её к нам и скажи, чтобы взяла камешек. Испытаем её ещё разок.
– И врежь ей! – напомнила старшекласснику Эля.
– Не надо! – вступился было Сева.
– Заткнись! – отрезала красавица, и он смолк.
– Иди, – приказал Лёша. – Мы ждём тебя здесь. И про меня ничего ей не говори. Скажи, что Тишина хочет с ней поговорить.
***
– Чемоданы я уложила, – грустно произнесла мама, – нужно чего-нибудь купить поесть в дорогу. Завтра выезжаем рано утром, ещё не будет шести.… Немного жаль уезжать, верно? Но раз уж решили…
– Давай я схожу в магазин, – вызвалась Ева, прервав её печальную речь. Еве было не жаль. Наоборот, она уговаривала маму на переезд. Сначала этот город, а потом эта школа.… Теперь, когда умерла бабушка, ради ухода за которой они приехали сюда четыре года назад, ничто не держало их здесь, и можно было вернуться обратно в свой город и свою квартиру. Мама, кажется, считала иначе. Но ведь она не ходила каждый день в этот класс и не слышала ежедневно насмешек, острых и болезненных, как уколы, не видела презрительных взглядов Евиных одноклассников и некоторых учителей! Единственной отдушиной в классе был Сева…
Доставая пакет и раздумывая, что бы купить, Ева внезапно решила зайти к нему по пути. Раз уж она рассказала ему о камешке, значит, он действительно стал для неё близким другом. И с ним нужно попрощаться так, как следует – с теплом и по-дружески.
Девочка вышла на улицу, закрыла калитку и направилась к Севиному дому, через тот же парк, в котором состоялся их доверительный разговор после школы.
И – надо же, как сходятся их мысли и даже действия! – Сева шёл ей навстречу!
– Зачем? Зачем она хочет со мной поговорить? – удивилась Ева, услышав невнятную просьбу друга.
– Не знаю, но она сказала, что это важно… – промямлил Сева.
– А почему она ничего не сказала в школе?
«А вдруг Ева сейчас досчитает до десяти и поймёт, что я обманываю её?» – вдруг испугался Сева и зачастил:
– Это что-то об Алексее Викторовиче. Она, кажется, хотела что-то спросить…
Они направлялись к гаражам, за которыми ждали Эля и Лёша.
– Об Алексее Викторовиче? – Ева чуть затормозила и окинула Севу своим пугающим взглядом. – Ты ничего не говорил ей про камешек?..
К этому времени гаражи были уже близко, и Сева приобрёл некоторую уверенность.
– Конечно, нет! Да и в этот камешек она бы не поверила. Я и сам не очень-то верю. А Эля, похоже, вообще не верит твоему предсказанию. Она утверждает, что машина у математика была красная, а не серая.
Уже во второй раз, услышав от Севы про красную машину, Ева остановилась, словно чувствуя что-то недоброе. Она сунула руку в карман.
– Камешек стал горячим… – тихо произнесла она, неотрывно глядя на друга.
В этот момент из-за гаражей выступила Эля, а следом за ней показался Лёша. Руки он небрежно держал в карманах, чтобы они не выдавали его волнения от мысли, что он может обладать большими деньгами при помощи этой пигалицы.
– Ну что застыла? Иди сюда! – крикнул он Еве.
Ева, остолбенев, осталась стоять на месте.
– А ты можешь идти, – разрешила Эля побледневшему Севе.
Ева повернула голову и увидела, как неловко засеменил ногами её товарищ, удаляясь прочь от гаражей.
– Покажь камешек! – приказал Лёша, приближаясь.
Щёки девочки запылали.
– Покажь, говорю, камень! – Леша больно сжал её запястье.
Не проронив ни слова, Ева вырвала руку и вынула из кармана куртки маленький камешек в форме рыбки.
Эля захихикала.
– Слышь, дура набитая, слышь, мышь серая! Чтобы завтра подошла и сказала при всём классе, что всё это ты выдумала – и про серую машину, и про всё остальное! А то тебя считают уже чуть ли не Нострадамусом! И чтобы больше не вякала, поняла?
Ева вновь обернулась, но двор был пуст. Сева уже ушёл.
– Врежь ей! – напомнила Эля Лёше, но у того была своя установка.
– Я вот щас тебе самой врежу! – вдруг огрызнулся он на Элю. – Отвали, поняла?!
И, обратившись к Еве, сменил тон с гневного на ласковый.
– Если хочешь, я буду теперь тебя защищать. От всех, поняла? Тебя никто обидеть не посмеет!
Эля стояла, раскрыв рот. Её красивые глаза превратились в голубые блюдца.
Желая сразу же вызвать расположение будущего денежного источника, Лёша метнулся к Эле и, ухватив прядь каштановых волос, намотал её на руку.
– Отпусти, урод! – взвилась та.
Леша, усмехнувшись, выпустил волосы и тут же получил звонкую пощёчину.
– Ах, красавица, ты мне надоела! – угрожающе надвинулся он на неё и помахал прямо перед её носом увесистым кулаком.
Ещё не осознавшая, что упускает власть, Эля сочла за благо молча наблюдать за происходящим в сторонке.
– Только это будет в том случае, если ты и правда умеешь предсказывать, – промолвил он, вновь обращаясь к Еве.
Та, казалось, нисколько не боялась его.
– Мне не нужна твоя защита, – спокойно произнесла она.
«Мне больше не нужна ничья защита».
Услышав этот ответ, Лёша нахмурился и уже собрался было применить другой тактический ход, когда Ева вдруг сказала:
– Но я могу попробовать предсказать что-нибудь.
«На прощание».
Внезапно Лёшу захватило неукротимое желание узнать мистическую тайну собственного будущего.
– Тогда скажи, когда и как я умру? – он задал вопрос с обычной ухмылочкой, но испытал странное чувство смятения.
Ева зажала камень в ладони и начала медленно считать до десяти. После каждой названной цифры она останавливалась и делала вдох. Эля, прищурившись, наблюдала за ней с лёгкой тревогой и опаской. Что-то она сейчас выдаст? Лёша замер, как статуя. Атмосфера непостижимого таинства витала над облупившимися гаражами.
Наконец, предсказательница изрекла:
– Ты умрёшь сегодня. В театре.
Трёхсекундную паузу разорвал звонкий девичий смех. Это не выдержала Эля. Она закатилась таким безумным хохотом, что проходившая вдалеке бабулька с бидоном изумлённо обернулась на неё.
Лёша, отмерев, сердито схватил Еву за руку.
– А ну давай сюда камень, дура!
И он вырвал камешек-рыбку из хрупкой ладони Евы. Ева невольно поморщилась: от Лёши разило пивом.
– В театре, говоришь? – в пылу опровержения сказанного парень не заметил, что даже его дыхание неприятно «предсказательнице». – Да я сроду в театре не был и ещё век не пойду! Сегодня… Умора! Сегодня я уж точно в театр не собирался!
– Тебя туда и не пустят, идиота… – вставила Эля и скривилась.
– Ты это… извини, – забыв о Еве, повернулся к ней Лёша.
Эля мгновение помедлила, но решила, видимо, что худой мир с Лёшей лучше доброй ссоры и призывно ткнула пальцем в ненавистную девчонку:
– Что я тебе говорила? Мышь серая! Врежь ей!
Лёша размахнулся и изо всей силы ударил Еву по лицу. Потекла кровь. Удовлетворив просьбу Эли, он снискал её высокое прощение. Парочка побрела прочь, оставив «предсказательницу» возле гаражей.
Войдя домой, Эля Тишина услышала мужские голоса, доносящиеся из кухни. Уже совсем стемнело. Кто это торчит допоздна с отцом?
Заглянув в дверную щель, она увидела приятеля отца дядю Диму.
«Вот припёрся…» – неприязненно подумала она.
– … И машину новую разбил, – донеслось из кухни. – Только купить успел. Старую продал, а купил новую, «Опель», серебристого цвета. В первый раз на ней выехал – и всмятку.
Эля задрожала, прильнув к дверному косяку. Она вдруг вспомнила, что дядя Дима – опер.
– Но время удалось зафиксировать точно. Сотовый был разбит и валялся под ногами. Тут проблем не было. Экран показывал 18.47.
Услышав это, Эля побелела. Ноги вдруг стали ватными, дыхание участилось.
– Кто там? – раздался из кухни голос отца.
– Это я… Я к себе… – пролепетала Эля.
Не раздеваясь, она зашла в комнату, бросила сумку на пол. Как же это?.. Значит, машина всё-таки была серая?.. И время…. Да, время.
Она помнила чётко, что сказала тогда мышь. «Телефон лежит у вас под ногами.… И я вижу на его экране цифры. 18.47.»
Эля вздрогнула всем телом.
Но поверить в то, что Лёша умрет сегодня в театре? Возможно ли?
Секунду поколебавшись, Эля непослушной рукой набрала номер Лёши. Трубку никто не брал.
***
Разочарованный неудавшейся затеей, старшеклассник Лёша Карасёв медленно брёл вдоль реки. Зачем он пошёл на поводу у этой дурищи с голубыми глазами? До чего опустился.… До разборок с малявками! Как он ей врезал, кулак до сих пор болит. Но не из-за Эли, нет. А из-за своей в очередной раз разбитой мечты. Как же он ненавидит их всех! Эту дуру с голубыми глазами, дуру-предсказательницу, этого трусливого сопляка-предателя, да и вообще весь мир, который живёт себе не тужит, имеет кучу денег и возможность покупать себе машины, а при этом его, Лёшу, ждут дома усталая мать, пьяный отец и холодные макароны…
Уже стемнело, на небе зажглись яркие звёзды, и откуда-то из-за края небес выплыла нежная луна.
Несмотря на внутреннее ожесточение, Лёша вдруг залюбовался ночным небом. И как он не замечал раньше, какое оно красивое?.. Будто синий холст, вышитый яркими крапинками и бледно-жёлтым серпом…
Забыть. Забыть этот день, как страшный сон. А завтра всё будет по-другому. Завтра он пойдёт в школу, возьмётся, наконец, за ум, о чём каждый день твердит ему мать, начнёт учиться.… Выучится, пойдёт работать. И тогда, может быть, у него появится много-много денег…
Зачем он ударил эту дурищу? В чём она была виновата? Что-то похожее на раскаяние шевельнулось в Лёшиной душе. Повинуясь неясному ощущению, он вытащил из кармана камень и посмотрел на него. При свете луны камень отливал розовым жемчужным цветом и напоминал маленькую аквариумную рыбку. Внезапно парню показалось, что камень жжёт ему ладонь. Размахнувшись, Лёша отшвырнул его в реку и услышал, как где-то далеко он булькнул, уходя на дно.
Выпитое пиво запросилось наружу. Леша оглянулся, но на Набережной горели фонари и то здесь, то там мелькали влюблённые парочки – настал их час.
«Чёрт!» – выругался Лёша, ища глазами, где бы справить малую нужду.
Неподалёку, чуть в глубине, за красивыми двухэтажными домами стояло полуразрушенное здание. Пиво требовало незамедлительного решения проблемы.
«Зайду туда», – решил Лёша.
И, не раздумывая, направился в сторону здания, освещаемого тусклым покосившимся фонарём. Под ногами валялись битые кирпичи, доски… Может, не лезть внутрь, а остаться здесь? Но тут же возле соседнего дома качнулся силуэт бабки, и заорала кошка. Лёша поднял глаза. На балконе курил парень.
Придётся лезть, ничего не поделаешь.
По битым кирпичам старшеклассник Карасёв Лёша пробрался к зияющей дыре входа в здание и сделал шаг, потом, ведомый нуждой, другой и третий.
Гнилые доски под ним подломились, и он, не успев даже ахнуть, полетел вниз. Невидимая высота оказалась не маленькой. Лёшино тело плюхнулось на груду острого витринного стекла.
Светлая луна выплыла на середину неба и озарила потускневшую табличку на стене и едва различимые буквы на ней.

«В этом здании в 1868-1879 годах располагался городской Драматический театр. Охраняется государством».

19 марта 2016 года.

Инна Нюсьман
Трек № 8

Я просто не могу не рассказать эту историю. Во-первых, потому что я блоггер. Мои читатели знают меня под ником Tiamat_666. Я давно веду свой блог, но ничего более захватывающего, чем эта история со мной не случалось. Соответственно, думаю, все истории в блоге после этой потеряют всякое очарование. Во-вторых, молчать об этом тоже сложно. Рано или поздно я кому-то проболтаюсь, но люди не поверят, скажут, что я выдумываю. Хотя, есть еще Стивен и Адам, тоже ставшие частью этой истории, – свидетели того, что произошло. Сказать по правде, только мы втроем выжили на том концерте. И только мы можем рассказать, что там на самом деле произошло.
Стивен и Адам знают, что я собираюсь написать об этом. Мы стали, словно, каким-то тайным обществом. Надеюсь, мне удастся донести самое главное до моих читателей. А выбор будет уже за ними. Моя задача предупредить их об опасности.
***
В дверь позвонили, и я лениво отбросив “Kerrang!” , который спокойно листала до этого, пошла открывать. Моя подруга Люси с ошалевшими глазами влетела в квартиру, едва не сбив меня с ног.
– Боже, ты что, привидение увидела? – протянула я.
– Нет! Не поверишь, я тут познакомилась с парнем на «точке».
– Начинается, – я закатила глаза. Я уже представила, как Люси начнет рассказывать об очередном милом, симпатичном музыканте, которыми она увлекалась, скажем, даже слишком часто. У меня есть такой же грешок, но обычно, присмотревшись к одному, я долго нахожусь под впечатлением. Возможно, даже чересчур долго. Но для Люси увлечься новым красавчиком, как два пальца…. Ну, вы поняли.
– Люси, мы знаем на «точке» всех! Какой еще парень?
«Точка» – это место встречи всех музыкантов и их друзей в Блэк Роке. На самом деле, это просто бар, который в народе называется «Точка». Город у нас небольшой, есть несколько более-менее успешных групп, несколько талантливых музыкантов, ну и конечно, их поклонники, которые тоже вошли в разряд друзей. Так вот, я о том, что каждый раз, когда заходишь на «Точку», ты знаешь каждую морду в этой дыре. Да, наши приводят друзей, что-то вроде свежей крови. Кто-то задерживается на время, кто-то исчезает после первого визита, а кто-то остается навсегда. Я и Люси из тех, кто там навсегда. Хотя, не стоит быть настолько уверенной.
Люси переполняли эмоции:
– В том то и дело! Мы его не встречали. Он там первый раз. Сказал, что будет заходить еще. Какой-то друг привел его на «точку».
– Что за друг? – жестко спросила я, словно я заведовала базой данных ФБР, а не болтала с подругой о новом парне на «точке».
– Боже, ты зануда! Я не помню уже. Короче, он вокалист группы Ectoplasm . Брайан Белл. Остальных музыкантов с ним не было. Группа из Огайо. Он сказал, что они сейчас вроде как в туре. Дают концерт в нашем Блэк Роке. И знаешь, что у меня есть? – Люси радостно подпрыгнула.
– Удиви!
– Два бесплатных билета на концерт! Он сказал, что это будет закрытая вечеринка. Только для избранных, – с достоинством сказала Люси. – Он сказал, что такая девушка, как я, обязательно должна получить бесплатный билет, и что он будет рад меня видеть. С подругой, – она подмигнула мне.
– Ну да, в твоем стиле, постреляла глазками и вот: у тебя уже бесплатные билеты. Наверное, он тебе и выпивку купил? – съязвила я.
– Откуда ты узнала? Хотя, да. Он купил мне коктейль. Сам, правда, ничего не выпил. Спешил. Кстати, он скинул мне песню на телефон. Я послушала по дороге к тебе. Это бомба! Тебе понравится! Ну же, ты же пойдешь со мной на гиг ? Будет супер!
– Для начала я послушаю, что там за песня такая. Как называется?
Люси начала листать плейер в телефоне, файл за файлом.
Потом остановившись на одном из них, она сказала:
– Без названия. Подписан как Трек №8.
– Ладно, скинь мне. Потом послушаю.
Люси осталась у меня с ночевкой, потому что когда она ко мне пришла, было уже поздно. Мы смотрели сериал до полуночи, заказали пиццу, выпили по бутылочке пива. И все это время Люси не переставала рассказывать про парня, которого встретила. Я слушала ее, в основном молча. Я все никак не могла понять, откуда в ней столько воодушевления. Что же там был за парень? Что за Бред Питт такой? Или кого там все любят? Райана Гослинга? Я послушала ее рассказ несколько раз и от истории меня уже подташнивало, но было и кое-что еще. Почему-то мне не хотелось идти на этот гиг. Ни в какую не хотелось. Весь вечер меня преследовало тревожное чувство.
Правда, я все никак не могла понять, в чем было дело.
Люси заснула раньше меня, а я сидела на кухне, в темноте и смотрела в окно. Я люблю смотреть на огни ночного города. Это меня успокаивает. Но тогда мне по-прежнему было тревожно. Я вспомнила, что еще не послушала песню, которую скинула мне Люси. Трек №8. Я нашла трек в телефоне и начала слушать его в наушниках.
Жанр было определить не сложно: это был металкор , или что-то в этом роде. Экстрим вокал перемежался с чистым вокалом, текст песни несли волны острых гитарных ходов. По законам жанра, ближе к апогею песни, начался мощный брейкдаун . Песня мне сразу же понравилась. Казалось, в ней была сконцентрирована вся агрессия музыкантов. Как в тексте, так и в музыке. Возможно, это и была самая агрессивная их песня. Такая песня, под которую мош превращался в настоящий ад. Возможно даже, именно под эту песню фанаты делали «стену смерти».
У таких групп обязательно была песня, под которую они давали фанатам знак: пора делить зал на две части, и в переломный момент бежать навстречу друг другу, ломая челюсти. Парень, с которым познакомилась Люси был экстрим-вокалистом, и я не могла не отметить, что его голос «рвал на части», в хорошем смысле.
Конечно, обычные люди назвали бы это ревом медведя в брачный период. Но я то знаю, что это круто. Особенно если это качественно звучит. У Ectoplasm все звучало качественно. И агрессивно, и страшно местами, и грустно, так что аж в груди начинает болеть. В общем, в одном Люси была права. Это именно то, что нам с ней всегда нравилось. Отличная группа. Отличная музыка. Бесплатные билеты. К тому же, давно мы не выбирались на концерты такого типа.
Я имею в виду такие концерты, на которых можно выбросить весь негатив, выкричаться, до сорванного голоса. Натолкаться до боли в ребрах и руках. После таких концертов шея и спина болит еще пару дней, но ощущение эйфории после гига – незабываемо. И пусть говорят, что это зло, что такие концерты опасны для жизни, пусть говорят. И будут правы. Но у тех, кто умеет оценить их по праву, есть свое мнение. Ты приходишь на концерт злым, уставшим, с невысказанными проблемами, со своими внутренними демонами. Но на гиге ты убегаешь от жизни, которая тебя не жалует. Кричишь от боли изо всех сил. Остальные кричат также, и никто не скажет, что ты пришибленный дебил, потому что точно такие же пришибленные дебилы вокруг тебя. Зато у этих дебилов есть место, где они хотя бы на время расстанутся с грязью внутри, и выйдут оттуда опустошенными, но счастливыми. От эйфории, от музыки, от единства, от того, что увидели любимых исполнителей.
Все эти мысли немного успокоили меня. Я представила концерт, представила, как будет круто. Я легла возле Люси с телефоном и наушниками и переслушала песню еще пару раз. В конце концов я тоже уснула.
***
За этим последовали несколько дней, а Ectoplasm все никак не хотели меня отпускать. Мне понравилась группа, как и Люси, но что-то продолжало меня тяготить. Я решила раскопать как можно больше об этих музыкантах. Google в помощь, так сказать. И от того, что я узнала, у меня волосы встали дыбом.
Я так нервничала, что сразу же позвонила Люси и сказала, что нам нужно встретиться. Через час мы уже сидели у барной стойки на «Точке». Не самое подходящее место для такого разговора. Было глупо с нашей стороны сидеть там и обсуждать такие вещи. Услышав нас, люди решили бы, что мы чокнутые. Но я была так взволнована, что мне было не до здравого смысла.
– Ну, не томи, говори, что ты там уже вычитала, зануда! – проговорила Люси, закатывая глаза, и смакуя «Зеленую фею».
– Заткнись! Может, я и зануда. Но я такое узнала, – ответила я. – В общем, слушай. Группы Ectoplasm не существует.
– Подруга, ты совсем того?
– Да нет, слушай. Они распались.
– Давай я тебя разочарую. Underoath тоже распались. Но они были настолько круты, что я до сих пор их слушаю. Да и ты тоже. Так что, извини, на сенсацию не тянет.
– Дура ты! Underoath распались и не дают концертов, если ты не заметила. А Ectoplasm почему-то пригласили тебя на концерт. Каким образом? Группы этой больше нет. И знаешь почему они распались? Ты будешь в шоке. Их вокалист Брайан Белл умер. И группа перестала играть навсегда.
– Что? Да нет. Быть этого не может.
– Гугл и многочисленные фанаты на форумах не врут. Ты уверена, что парня, который тебя пригласил зовут Брайан Белл?
  – Уверена. Да нет, все это бред. Наверное, это какая-то утка в интернете. А ты прочитала и веришь. Может, это такой пиар ход.
 – Пиар-ход? Статьи о его смерти… Я много перечитала. Он умер примерно три года назад. А ты говоришь пиар-ход? С какой стати они в туре? Как это возможно?
– Значит, они нашли нового вокалиста. Может, он решил представиться Брайаном, чтобы, так сказать, показать себя в лучшем свете? Он ведь в тени славы настоящего Брайана.
– Если это так, то это показывает его разве что в дурацком свете. Вот что! Но Люси. Брайана нет. И группы нет. На официальном сайте их гитарист писал, что после смерти Брайана, группа распадается, и что не будет больше ни туров, ни альбомов, ни концертов. Ни-че-го! А знаешь, что самое страшное? То, как умер Белл, – последнее я произнесла чуть ли не шепотом.
– Ну, и как же? – Люси начинала раздражать эта тема. Она не хотела верить мне. Отчаянно не хотела.
– Он любил стейдж-дайвинг . И на одном из концертов, он, как обычно, прыгнул в толпу, и его забили до смерти его же фанаты. На форумах об этом ходят целые легенды. Правдивы они или нет, кто знает? Но, Люси, это был последний и самый агрессивный гиг этой группы. На них собралось огромное количество людей. На форумах говорят, что впечатлительным не стоит слушать их музыку, потому что она подталкивает к беспорядкам и насилию. Особенно, – я сделала паузу, потому что собиралась сказать то, что должно было шокировать Люси, – Трек № 8.
– Что? Трек № 8?
– Да. Это самая злая песня. Во время апогея, ближе к концу гига, они всегда играли Трек № 8. Когда начинался брейк-даун, люди делали «стену смерти». Именно под эту песню. Но на том гиге, до брейк-дауна дело не дошло. Брайан прыгнул в толпу. Музыканты заволновались. Брайан так и не вернулся на сцену. Его также не было видно плавающим на руках его фанатов. Секьюрити даже не успели ничего сделать. А когда обезумевшие люди в фан-зоне расступились, на полу лежал мертвый Брайан. Шокированные фанаты бросились бежать, образовалась давка. Началась паника. Многие люди были ранены, другие, толкаясь, ломали им ребра.
– Как в фильме «Парфюмер», – выдохнула Люси. Кажется, она начала внимательнее меня слушать.
 – Да, именно так. От переизбытка любви и злости люди потеряли рассудок. И их любимца не стало. А когда они осознали, что произошло, они испугались. Все они были обычными людьми. Ну, ты понимаешь, с белыми заборчиками, с предками, которые не хотели отпускать их на концерты. Они даже не понимали, как это сделали. Это транс. Понимаешь? Их вогнали в транс.
– Неужели это правда, – Люси смотрела на меня широко открытыми глазами.
– Это не все. Ты думала, что песня, которую он скинул, просто не подписана. Но на самом деле, песня так и называется. Ее официальное название «Трек № 8». Эта песня восьмая в их альбоме Fatal error . Я читала, что писал барабанщик группы на сайте. «Мы никак не могли придумать название песни. И когда мы расположили песни для альбома в определенном порядке, трек занял восьмое место и только он один был без названия. Вот мы и решили назвать его «Трек № 8». Песня настолько понравилась фанатам своей агрессивностью, что она стала гвоздем программы, в ней концентрировалась вся идеология группы», – я процитировала слова барабанщика и продолжила, – на брейк-дауне, казалось, что треснет земля. Она побуждала людей не просто толкаться и мошить, она побуждала их бить других людей. И знаешь, что, Люси? Не случайно, что он умер именно под эту песню. Когда музыканты увидели мертвого Брайана на полу, вся группа вдруг перестала играть, песня закончилась воем замолкающих гитар. На этом концерт был закончен.
– Ладно. История жуткая. Но факт остается фактом, концерт состоится. Значит, музыканты решили возобновить концертную деятельность. А новый вокалист дурак представился именем Брайана. Черт, разве можно шутить такими вещами? Смотри сюда, это не может быть неправдой. Билеты то настоящие, – Люси пошарила в сумке и достала два билета. На билетах было мало информации. Просто название группы, время и место проведения гига. Больше ничего.
Я обратила внимание на адрес:
– Ты когда-нибудь видела, чтобы гиг проводили в этом месте? Это не концерт-холл и не рок-клуб. Мы знаем все рок-клубы в Блэк-роке. Ты знаешь, что находится по адресу?
Люси только пожала плечами и отрицательно покачала головой.
– Нужно прийти домой и пробить адрес по интернету. Боб из каменного века, – я кивнула в сторону бармена и по совместительству хозяина «Точки», – вай-фай не признает. Так что расследование откладывается.
– Знаешь, – тихо сказала Люси. – Зря ты вообще затеяла это расследование. Жили себе и горя не знали, а теперь думай, что там за концерт такой. Мне все равно любопытно. Я обязательно схожу. А ты смотри сама.
– Зря. Мне стало очень не по себе, когда я все это прочитала. И если ты все еще жаждешь на гиг, тогда у меня есть для тебя ксерокопии. Я сняла пару копий с фотографий Брайана Бэлла, – я достала свернутые листы бумаги с копиями из сумки и развернула их перед Люси.
– О нет, ну ты и…
– Знаю, зануда. Именно так ты меня и назовешь. Итак, смотри. Это он пригласил тебя на концерт?
Люси взяла копии и взглянув на них, едва не выронила их из рук. Ее лицо настолько вытянулось от удивления, что она могла бы сойти за персонажа с картины «Крик» Эдварда Мунка.
– Итак? – спросила я.
– Это он… – выдохнула Люси, – но этого не может быть! Ты что намекаешь на то, что меня пригласил мертвый…ну, мертвец?
– Я тоже не верила в призраки. Но сейчас даже не знаю, что думать.
– Призрак?! – Голос Люси превратился в писк. – Что за бред? Как может призрак выступать на концерте? И вообще, этот Брайан, он же не один в группе. Не один! Есть и другие музыканты. Значит, все это бред.
– Ладно, тогда я тебя шокирую еще больше. Ты, конечно, не в курсе, но за три года, со дня смерти Брайана, все участники его группы вымерли в прямом смысле этого слова.
– Все ты выдумываешь! Ты просто меня разыгрываешь и хочешь напугать, вот и все! – взвизгнула Люси.
– Ты дослушай. В группе, помимо Брайана, было еще четыре человека! И никого не осталось в живых буквально за три года. Последним умер их гитарист, который продолжал вести сайт группы после смерти Брайана и общаться с поклонниками. До последнего! Знаешь, как он умер? От передоза! Причем подсел на наркоту он недавно. Употреблял героин и спиды в таких количествах, что страшно становится. Это я узнала на форуме от фанатов. Он умер последним из группы. Месяц назад…
– Быть не может, – Люси продолжала мотать головой, отгоняя мысли.
– Далее, – безжалостно продолжала я, – второй гитарист попал в аварию чуть ранее. Он был трезв и совершенно чист. От чего, интересно, он не справился с управлением и залетел в кювет так, что машина перевернулась и взорвалась? Ах да, не будем еще забывать о том, что был и басист, который утонул на отдыхе. Отдыхал на озерах с семьей, был прекрасным пловцом и вдруг тихо, мирно утонул в озере, где даже течения нет. А самым первым умер барабанщик. Кстати, говорят, что Брайан Бэлл и их барабанщик…. Вроде, Кристиан Сандерс. Говорят, они были очень близки при жизни. Лучшие друзья с детства. Драммера смерть забрала за три месяца после смерти Бэлла. Сначала он был объявлен как без вести пропавший. Затем его нашли в другом штате в номере какого-то дешевого отеля. Он повесился.
– Прекрати! – Люси вдруг разозлилась. – Хватит рассказывать мне байки на ночь! Не буду я в это верить.
Меня удивляла реакция Люси. Такое впечатление, что она была под каким-то гипнозом. Ее не убедила даже фотография Бэлла. Это было по меньшей мере глупо с ее стороны. Она делала много глупостей, но дурой не была. Люси словно подменили. Мы замолчали. Подруга рассеянно перемешивала свой коктейль трубочкой, постукивая кубиками льда.
– В общем, – она смягчилась, – если у тебя есть что-то еще, то договаривай. Если ты считаешь, что это розыгрыш, и меня пригласили на концерт, которого не будет, потому что все музыканты мертвы, то я все равно пойду и проверю.
– Люси, неужели ты не поняла? Ты разговаривала на «Точке» с призраком, который убил всю свою группу. Ну, или не убил, а, скажем, забрал с собой. Причем, барабанщик Кристиан Сандерс, покончил с собой, потому что был другом Бэлла и добровольно решил последовать за ним. Остальных убил Бэлл! Одного гитариста он отравил наркотой, другому вывернул руль, когда тот гнал по трассе, басиста затянул на глубину и заставил захлебнуться. Все просто.
– Хватит с меня! – Люси подняла руки, отставила недопитый коктейль, схватила сумку и сказала напоследок:
– Я все равно пойду и увижу все своими глазами. Да и вообще, завязывай уже со своими историями и расследованиями. Напиши эти байки в своем блоге. Может, твои читаки в это поверят!
– Люси, стой! – крикнула я. – Не ходи туда, пожалуйста!
Но она не слышала меня.
Мы дружим много лет, но ничего более обидного она мне не говорила. Она открестилась от меня, отказалась мне верить. Намекнула на то, что я ищу очередную сенсацию для блога. Я никогда бы так не поступила. Речь шла о судьбах пяти мертвых музыкантов из Огайо. И это были не шутки. Я не специалист по призракам, и не какой-то там медиум, но я была уверена, что Люси угрожала опасность. И почему-то я знала, что гиг состоится. Здесь в Блек-роке. Что-то произойдет.
– Может пивка? – спросил меня бармен Боб. Я молча покачала головой. – Как хочешь! А куда Люси умчалась?
– Не знаю. Все, как будто с ума посходили, – ответила я.
– В смутное время живем, – сказал Боб. Интересно, все бармены так говорят? – Кстати, а ты идешь на концерт Ektoplasm?
– Что?! – у меня во рту пересохло и сердце забилось так сильно, что мне показалось, что оно застряло у меня в горле.
– Ну, как же! Приехали Ektoplasm из Огайо. Я завтра после смены туда! Крутой будет гиг! Ты же не можешь это пропустить! – Боб говорил с таким же воодушевлением, как и Люси. Да что с ними стало?
Я просто смотрела на Боба, не в силах что-то сказать. Рассказывать ему историю группы было просто глупо и неуместно. Если мне не поверила моя подруга, то, чего я ожидала от Боба? Может быть, это со мной что-то не так и меня глючит? Но нет, google и форумы врать не будут. В чем я была уверена, так это в своей теории: ни Люси, ни Боб не должны были ходить на концерт. Интересно, сколько моих друзей были на него приглашены?
– Ты слышала Трек № 8? – продолжал беззаботно трещать Боб.
Я сказала «Нет». Не знаю, почему я соврала, но я не хотела больше говорить об Ektoplasm.
Я поплелась домой со смешанным чувством тревоги и любопытства. Мне было страшно. То, что я узнала, шокировало меня. Я не верила в такие штуки раньше. Неудивительно, что и Люси отказалась мне верить. Дома я тут же нырнула в интернет, чтобы пробить адрес, где будет проведен концерт, и у меня мурашки по коже побежали. Ни рок-клуба, ни концерт-холла там не было.
Первое, что я сделала – это набрала номер своего друга Адама:
– Адам, привет! Ты где?
– Мы со Стивеном у меня дома. Ковыряемся с машиной. Там что-то барахлит. Приходи к нам.
– Хорошо, Адам! Я загляну к вам. Но мне нужна твоя помощь и срочно!
– Что стряслось? – беззаботно спросил Адам? – Тебе снова нужно винду переустановить?
– Да нет. Не в этом дело. Ты рассказывал, что в детстве ты жил недалеко от Сайлент Роад.
– Да, было дело.
– Тогда скажи, пожалуйста, что находится по адресу Сайлент Роад, 66?
– 66? Это же вроде старая лесопилка, которая давно не работает. Это заброшенное место. Там ночуют бездомные и всякие фрики. Ну и собаки, там эти…еноты.
Я замолчала, потому что от страха у меня сбилось дыхание.
– Алло! Эй, ты еще там? – спросил Адам.
– Д-да, – ответила я. – Спасибо за информацию. Ждите меня через полчаса.
***
Когда я была в гараже Адама, Стивен, наш общий друг, протянул мне бутылочку пива и спросил:
– Ты чего такая притихшая? И зачем ты спрашивала у Адама про старую лесопилку.
Адам лежал под капотом машины и что-то там ремонтировал. Он тоже подал голос из-под машины:
– Да, ты уж не поленись рассказать!
Я смотрела на заходившее солнце с каким-то печальным чувством, наступал вечер и становилось прохладно, но я чувствовала у себя на лбу испарину – так страшно мне было. И я была более чем уверена, что друзья мне не поверят. Но я ошибалась. Стивен и Адам внимательно выслушали все, что я рассказала. От начала, когда Люси познакомилась с Брайаном Бэллом на «Точке», и до конца, когда я узнала, что группа-призрак решила провести гиг на заброшенной лесопилке, что вполне могло оказаться не гигом, а ловушкой. Парни слушали внимательно, а потом Стивен сказал:
– Покажи инфу в интернете, и тогда я поверю во все!
Я показала друзьям все сайты, на которые я заходила, комментарии фанатов, статьи о смерти музыкантов, фотографии.
Адам попросил:
– Дай послушать Трек № 8.
– Нет, – ответила я. – Не дам. Пока у нас нет плана. Мы не знаем, как остановить Люси и Боба. Они все равно пойдут на лесопилку, как послушные куклы. Да и вообще, мы не знаем, сколько еще наших друзей приглашены. Мне кажется, что группа зомбирует людей именно Треком №8.
– Откуда такая уверенность? – спросил Стивен.
– Оттуда, что у меня есть билет, – ответил вместо меня Адам, – и я, вроде как, осознаю, что не стоит идти на этот концерт. Трек я не слушал и я не зомбирован. Может, я никогда и не верил в призраков, но мне стремно. А у Люси и других страх отшибло.
Мы со Стивеном ошарашенно взглянули на Адама.
– Что? – ответил тот. – Да, мне дали билет на «Точке». Но я о нем забыл. Кстати, он до сих пор лежит в кармане моих джинсов.
– Не удивительно, что ты не обратил внимание на адрес, который тебе знаком. Ты просто не читал билет, – сказала я. – Кто именно подарил тебе билет?
– Эш! Он так профанател…
– ОН ЗОМБИРОВАН! – резюмировали мы в один голос.
– Отлично. Эш, Боб, Люси. Кто еще? Чтобы собрать людей на нормальный гиг, нужно хотя бы человек пятьдесят. С таким размахом группа могла собрать и сотню, двести… – Стивен с ужасом посмотрел на нас с Адамом.
– И мы не можем помешать Брайану Бэллу и команде, – подытожила я.
***
Надо ли говорить, что мы решили не идти на концерт? Это было бы ложью. Хотя мы и не были зомбированными, мы пошли туда, чтобы попытаться предотвратить…. Только мы не знали, что должны были предотвратить. Массовое безумие? Мы не знали, действительно ли нашим друзьям угрожала опасность? Но и сидеть, сложа руки, тоже не могли. Мы знали кое-что о том, что не знали десятки приглашенных на концерт. Мы видели то, что они отказывались видеть. И нам нужно было действовать. Откуда взялась решимость? Не знаю. Нами двигало не только желание защитить своих друзей от безумия, но и любопытство. Неужели среди нас бродили души умерших музыкантов, которые так и не попали на рок-н-рольные небеса?
А может, это было действительно массовое безумие и мы поверили в то, о чем нам красноречиво поведали статьи в интернете? Чему можно было верить? Мы не были уверены, что все взаправду даже перед самым гигом.
И ещё. У нас не было плана. Мы не были ловцами призраков, или медиумами. Мы не знали, что нужно делать при встрече с умершим. У нас не было оружия, или что там нужно, чтобы не дать призраку действовать активнее, чем обычно?
В общем, вооружившись разве что голыми руками и знанием истории группы, мы отправились на самый опасный гиг нашей жизни, можно сказать, как истинные фанаты альтернативной музыки.
***
Корпуса старой лесопилки смотрелись зловеще на фоне вечернего неба, слегка подсвеченного заходящим солнцем. Перед главным входом с облезшими воротами стояли, по меньшей мере, двести человек. Наши подсчеты были довольно точными. Огромное количество для гига на лесопилке, который назывался закрытой вечеринкой. Только для избранных.
Мы искали в толпе Люси и Боба, Эша, но никого не могли найти. Фанаты с нетерпением ждали начала концерта, люди приходили компаниями, группками, парами. Кто-то шушукался, кто-то выкрикивал имена друзей и махал руками, чтобы его заметили в толпе. Знакомые люди с «Точки» мелькали тут и там. Но было и много чужаков. Где их нашли Ektoplasm? В других барах и рок-клубах Блэк-рока?
В какой-то момент ворота лесопилки открылись, и сам Брайан Бэлл вышел к своим новоиспеченным поклонникам и пригласил людей войти. У него не было микрофона, ничего такого. И он не пользовался волшебной палочкой, как Дамблдор, чтобы усилить свой голос. Его слова звучали так громко, как будто рождались в динамиках огромных колонок. Смысл был в том, что все присутствующие услышали его и толпа медленно и уверенно двинулась на территорию лесопилки, словно распирая собой, ставшие вдруг узкими, ворота. Наша троица и не заметила, как мы все оказались в гуще людей и двигались в помещение. Я по- прежнему не могла разглядеть в толпе Люси или кого-то еще из знакомых.
Парни тоже смотрели по сторонам, но безуспешно. А через пару минут мы оказались в огромном цехе, почти полупустом. В самой глубине цеха была оборудована сцена, если ее можно было так назвать. Это был просто помост из деревяшек, который слегка возвышался над  фан-зоной. На сцене не было необходимого оборудования, не было ничего, кроме барабанной установки, которая не была подзвучена. Не было амплифаеров, проводов, процессоров, мониторов. Словом ничего, куда гитаристы могли подключить свои гитары, ничего для того, чтобы этот концерт состоялся. Но он состоялся.
У «сцены» сформировалась фан-зона, пришедшие люди плотно столпились, по толпе прокатывались легкие волны. Неужели никто не замечает, что музыканты не готовы давать концерт? Его просто никто не организовывал.
И тут голос Брайана Бэлла привел людей в движение. Чудным образом мертвый вокалист оказался на сцене и без помощи микрофона, он приветствовал своих фанатов. Люди загудели приветствуя обаятельного татуированного крикуна. Мы и не заметили, как на сцене появились другие музыканты…. Первым мы увидели барабанщика. Кристиана Сандерса. Они обменялись взглядами с Бэллом. Откуда не возьмись послышался плейбек. И он был действительно откуда ни возьмись, может из самого ада, или с рок-н-рольных небес, или где там застряли эти пятеро бедняг? Барабанщик задал ритм, и на сцене возникли гитаристы и басист. Да, я действительно написала «возникли», потому что они материализовались из воздуха. И возникли они вместе со звуками гитар. Восторженная толпа этого не заметила.
 Музыка была громкой без усилителей, гитаристы играли на гитарах, не подключившись, а Брайан Бэлл скримил без микрофона, как и один из гитаристов, который ему подпевал. Эту группу нельзя было недооценивать. Кому-то они все-таки доказали, что музыка бессмертна, она просачивается в наши уши даже из потустороннего мира.
И кое-что мы с парнями не учли. Я слушала Трек № 8, на репите, много раз. Я была одной из зомбированных, несмотря на то, что я осознавала, что концерт не настоящий, что группы больше нет, и что мы на старой лесопилке. Мы не учли, что я могла подчиниться музыкантам, хотела я того или нет.
Беспорядки в толпе не заставили себя ждать. Вскоре мы это почувствовали физически. Волны, проходившие по толпе, едва не сбивали с ног. Я поддалась музыке первой. Возможно даже не музыке, а общему безумию. Во мне поднималась ярость, а получив первый сильный удар в ребро, мне захотелось толкнуть в ответ. И я толкала, даже не различая кого и как. Меня толкали, и я едва не упала пару раз. Я почувствовала, что люди стали неконтролируемы, и ярость захлестнула всех до единого. Десятки невидящих глаз налились кровью, и слэм вдруг превратился не в танец, а в битву. Кулаки полетели прямо в цель, в глаза, челюсти, носы. Все вокруг закружилось, и с каждый ревом Брайана Бэлла хотелось разбивать все больше лиц. Меня ударили в нос, и я почувствовала горячую влагу под носом, но мне было плевать. Я размахивала руками и отталкивалась от других людей изо всех сил.
На миг мое сознание прояснилось, и я разглядела в толпе Люси. Она тоже меня увидела. Все было как в замедленной съемке. Я видела, как Люси мечется в толпе, как шлюпка среди волн, ее лицо было разбитым, кровавые потеки сделали его темным. Но она улыбалась. Я обернулась и увидела за собой только Стивена, который пытался не драться, а просто защищаться от ударов, которые сыпались со всех сторон. Он прикрывал ребра, чтобы их не сломали. Я крикнула, что есть силы:
– Где АДАМ?
– Не знаю! – Кричал в ответ Стивен. – Он потерялся в толпе!
– Стивен! Сделай что-нибудь! Закрой уши! Закрой! Не слушай! – я кричала изо всех сил, но так и не узнала, услышал ли меня Стивен.
И тут Брайан Бэлл вытащил на сцену фанатку, чтобы она помогла ему объявить следующую песню. Он держал девушку за руку, и она висла на нем как тряпичная кукла, волосы падали на лицо, ее глаза заливала кровь. Это была Люси.
Музыканты джемили и играли импровизируя в тот момент, это не была какая-то определенная песня.
– Перед тем, как мы сыграем Трек № 8, мы с Люси прыгнем к вам. Только словите нас, ладно? – прокричал Брайан Бэлл.
Люси почти не стояла на ногах, но они взялись за руки и прыгнули в толпу. Люси поплыла по рукам ликующих фанатов, а Брайан, прыгнув, растворился в воздухе фантомом. Я потеряла Люси из виду, она утонула в бушующей толпе. Это был последний раз, когда я видела подругу. А Брайан через секунду снова был на сцене и продолжал свою кровавую феерию. Апогей был близок. Следующий был всеми любимый Трек № 8. То, что было дальше, может рассказать только Стивен. Я совершенно потеряла рассудок. Я была под действием опасных чар Ektoplasm.
Именно Стивен достал плейер и наушники, заткнул ими уши, и протискиваясь сквозь толпу к выходу, включил музыку на всю. Как он позже рассказывал, он даже запомнил, что именно тогда слушал. Главное, это были не Ektoplasm. Ведь иначе, я бы не писала эту историю. Музыка какой-то другой группы спасла нас. Стивен выбежал из цеха и набрал 911. Сообщив, что по адресу Сайлент роад, 66 происходят массовые беспорядки, которые скорее всего устроили подростки, он героически вернулся в месиво дерущихся людей, как раз в тот момент, когда на Треке № 8 Брайан Бэлл пытался организовать «стену смерти». Он делил зал на две части и зомбированные люди расходились, готовясь к самому опасному действу любого гига.
Стивен, не вынимая наушников из ушей, с относительно ясной головой, протискивался сквозь толпу, пытаясь отыскать меня и Адама. Как мне потом рассказали, Адам был в сознании, но сильно ранен, он готовился к «стене смерти». А я лежала без сознания на полу цеха и обезумевшие люди, сами того не осознавая пинали меня ногами, перецеплялись через меня и падали, вставали и продолжали избивать других. Стивен схватил Адама и ему пришлось драться с другом, чтобы заставить того запихнуть наушники в уши. Как же хорошо, что каждый из нас всегда имел при себе плейер. А мне он был уже не нужен. Услышав что-то отличавшееся от Трека № 8, Адам словно протрезвел и они со Стивеном, вынесли меня из цеха на улицу. Оба были сильно ранены, но они оттащили меня как можно дальше от лесопилки. Парни еще долго боялись вытащить наушники из ушей. Позднее они рассказали мне, что смогли выбраться из ада.
***
Машины 911 подтянулись к территории лесопилки. На скорой помощи нас отвезли в больницу святой Марии: меня отправили в реанимацию, парням их ранения и переломы еще долго напоминали об адском концерте. У меня было множество рассечений, мне наложили десятки швов, переломы мне пришлось лечить долго и сложно, а в последствии, и пережить физиотерапию, чтобы научиться заново ходить. Когда парням стало легче, они часто проведывали меня и мы часами сидели в тишине. Но кое-что мы, конечно, обсуждали. То, что увидели полицейские на месте происшествия. Музыкантов и инструменты они даже не видели и не описали. Возле пустого деревянного помоста было побоище. Огромное количество людей, молодых людей, девушек, парней.
Полисмены искали выживших, раненых. Но не нашли. Все до единого посетители концерта были мертвы. «Человеческая свалка» – назвал побоище один из копов. Некоторые парни и девушки лежали друг на друге, в ужасных позах с раскуроченными телами и вывернутыми конечностями. Они умирали в агонии. А над кровавым побоищем нависла звенящая тишина. Зрелище было ужасным. Оказалось, что там были дети некоторых полисменов, работавших в этой смене.
Другие полисмены поседели. Кто-то подал в отставку после этого дела. Дело было открыто и сразу же закрыто. Они объяснили это сходкой неформалов или возможно сектантов, которые сознательно совершили кровавый ритуал или массовое жертвоприношение. Знали бы они, как все было на самом деле.
Мы потеряли много друзей на том концерте. Не только Люси, Боба и Эша. Многих других тоже. Пройдясь по спискам жертв гига, мы стали навещать друзей на кладбище, переходя от могилы к могиле. Это стало для нас священной традицией. Мы потеряли много своих людей. Все они, возможно, тоже на рок-н-рольных небесах, на концертах своих любимцев. Вот если бы они действительно попали в лучший мир! Ektoplasm унесли их с собой.
На «Точке» стало пусто. Место Боба заменил другой бармен. Но сейчас туда приходит только несколько человек, вроде меня, Стивена и Адама, да пары случайных прохожих. Бар перестал был местом встречи неформалов Блэк рока. Это просто бар. Но мы по-прежнему собираемся там по выходным, чтобы помянуть наших погибших друзей. Мы с Адамом не устанем благодарить Стивена за то, что он спас нас от безумия и успел вовремя нас вытащить. А Стивен всегда скромно отмахивается и говорит, что если бы я не сказала ему не слушать музыку, заткнуть уши, он бы не додумался перебить музыку Ektoplasm плейером.
– Кого ты тогда слушал, Стивен? Ну, во время концерта?
– Вроде бы, это были Underoath! – Всегда отвечает Стивен.
***
Я написала эту историю в блоге, чтобы рассказать об этом людям, которые читают мой блог, и могут передать историю друзьям. Я написала о том, что случилось не для того, чтобы расшевелить вас, читателей, и добавить вам новых ощущений. Нет! Я пишу это, чтобы предупредить вас об опасности. Я прикрепляю к своему посту фотографию Брайана Бэлла и других музыкантов Ektoplasm для того, чтобы вы запомнили их лица. И никогда, запомните, никогда не соглашайтесь прийти на их концерт, где бы вы ни жили, и чем бы музыканты вас ни соблазняли: ни бесплатными билетами, ни привлекательной улыбкой, ни коктейлями в баре, ни, тем более, Треком № 8. Никогда, слышите?
Я предупреждаю вас об опасности, потому что уверена, что группа Ektoplasm продолжит свое турне и объявится в других городах, где будет собирать себе на концерты фанатов. Брайан Бэлл не остановится на достигнутом. Один раз отомстив за свою страшную смерть людям, он захочет делать это снова и снова. Успокоится ли его призрак? Кто знает? Ведь он управляет и душами других музыкантов, что делает его только сильнее.
Ни я, ни Стивен, ни Адам, не умеем останавливать призраков, как упокоить этих отчаянных мертвецов, только Бог знает. А мы – не Скуби Ду, не Духоловы и уж конечно не охотники на нечисть из сериала «Сверхъестественное». Мы обычные люди, которых теперь не удивишь тем, что призраки просто существуют. Мы-то знаем. Они не только существуют. Они убивают, ненавидят, мстят. А некоторые их них продолжают играть свою музыку. Вот и все.
Моя задача предупредить как можно больше людей и оградить их от гигов на лесопилках, старых заводах или пустырях. Вооружайтесь знанием, перестраховывайтесь. Берегите себя и своих друзей. Ставьте лайки и делайте репосты, чтобы как можно больше людей знали, что опасность может подстерегать их даже в любимом баре.
Ваша Tiamat_666

Примечание: Группа Underoath (англ). – пер. «Под обетом» – американская христианская музыкальная группа из Флориды. На русский язык название группы дословно переводится, как «Под Клятвой». Underoath относят к христианскому металкору. В 2013 году, после прощального тура, группа прекратила свое существование.

От автора:
Возможно, найдутся критики, которые негативно отнесутся к теме данного рассказа, потому что я показала альтернативную среду, музыкантов и фанатов жестокими и агрессивными. Мол, они и так не в почете, а ты еще и грязью их полила. Но, напомню, что я сама являюсь поклонником тяжелой музыки и экстремальных концертов и сделала это не со зла. Мне близка эта среда, и я кое-что знаю о ней. Рассказ получился жестоким, потому что я работаю в жанре «мистика», а в мистике часто имеет место смерть.
И еще, спасибо огромное Википедии за толковые объяснения всех терминов и слэнгизмов. Ну, а «понимающие» и без сносок все «прохавают», как говорится. Всем спасибо!

Примечания:

Kerrang! – известнейший в мире еженедельный рок-журнал. Название журнала – звукоподражание шума, издаваемого при игре аккордами на электрогитаре.
Eсtoplasm (англ.) – перевод – эктоплазма – (мист.) – в оккультизме и парапсихологии – вязкая (как правило, светлая) субстанция загадочного происхождения, которая выделяется (через нос, уши и т. д.) организмом медиума, либо остается на местах проявления духов.
Гиг – в рок-культуре – концерт на площадке без мест для сидения, с возможностью слэма и моша.
Металкор (англ. Metalcore) – обширный музыкальный жанр, объединяющий экстремальный метал и хардкор-панк. Название представляет собой словослияние названий двух образующих его жанров. Отличается акцентом на брейкдауны, то есть медленными проигрышами в песнях, подталкивающими к мошу.
Брейкдаун (в переводе с англ. Breakdown – «срыв», «упадок», «провал») – замедленная часть композиций жанра хардкор-панк и других произошедших от него жанров.
Мош (англ. Mosh) – танец, происходящий в основном на хардкор-панк концертах. Популярен также на концертах металкор, дэткор и других родственных жанров. Танец является весьма агрессивным и имеет наивысший разгар во время брейкдаун-моментов в композиции.
Стена смерти (англ. Wall Of Death) – это действие публики на рок концерте являющиеся самым травмоопасным видом слэма для участников мероприятия.
Ныряние со сцены (англ. Stage diving, также иногда можно встретить сленговое «стэйдж-дайвинг») – поведение толпы фанатов на концерте, чаще всего фанатов рок-группы, при котором один человек забирается на сцену во время выступления коллектива и прыгает в толпу, пытающуюся его удержать над собой руками. Многие музыканты делают ныряние со сцены частью своего выступления. Могут сопровождаться крауд-сёрфингом – человек «плывёт» на руках фанатов. Прыжки со сцены могут вызвать серьёзные травмы, поскольку толпа может быть не в состоянии удержать прыгающего. Известны и случаи, когда толпа попросту расступалась перед падающим исполнителем. Впервые прыжок в толпу был совершен культовым рок-вокалистом Игги Попом.
Fatal error (англ.) – перевод – роковая ошибка.
Драммер (англ. – drummer) – барабанщик.
Репит (англ. – repeat) – повтор, повторение.
Джем-сешн, или джем-се;йшен (от англ. jam session) – совместная последовательная индивидуальная и общая импровизация на заданную тему.







Тэн Томилина

Куртка

Фестиваль красок Холи пришел к нам в Россию из Индии, и теперь каждый год он собирает много людей на улицах, готовых раскрашивать себя и других красками. Отличный способ избавиться от накопившегося негатива и дурных мыслей – считают сторонники этого праздника. Однако надо заранее позаботиться об одежде, чтобы выходя на такой праздник, не жалко было выкинуть облачение, потому что отстирать его практически невозможно.
Конец октября выдался очень холодным, и люди кутались в шарфы и шапки, думая о предстоящей суровой зиме. По одной из московских улиц Арбата шагала девушка. Она не просто гуляла, она шла с определенной целью – узнать, как продаются ее картины.
Ирина сняла уютную комнату на чердаке, о которой всегда мечтала. Конечно, ей пришлось сделать небольшой косметический ремонт. Получилась очень милая романтическая мансарда под крышей. Теперь молодая художница готовилась провести там плодотворные годы, где близость к открытому небу способствовала бы вдохновению. Три первые работы уже «стояли» на Арбате, и если хоть одну купят – это будет точкой отсчета на ее творческом пути.
Она надела свою единственную теплую куртку светло-серого цвета, обмотала шею длинным черным шарфом и вышла на улицу, где Арбат раскинулся дорогой из брусчатки и влажными холодными скамейками. Согревающие паром руки продавцы картин нахваливали работы художников. Ирина увидела свои «детища» и улыбнулась. Пока все три на месте, ничего не продано.
Неожиданно из-за расставленных стеной полотен вышла группа ребят. В руках у них были баллончики с красками для граффити. Разноцветные оттенки, зажатые в железные баллоны, жаждали вырваться яркой радугой в шаловливых руках молодежи. Парни веселились, потому что сегодня был удивительный праздник Холи. Считается, что чем сильнее тебя испачкают краской, тем больше добрых пожеланий и благословлений на тебя будет направлено.
Художники, завидев ребят, побелели и замерли в мучительном ожидании. Ирина бросила быстрый взгляд в сторону холи - коллектива.
– Ребята, – сказала она с иронией в голосе, – это моя единственная куртка и мне в ней всю зиму ходить, а сейчас только конец октября.
– Прикольно, – улыбнулся один из ребят с баллончиком коричневой краски, по-видимому, он был главным заводилой. – Это то, что надо!
И все почему-то устремились на Иру, хохоча и переговариваясь. Как забавно будут смотреться на светло-серой ткани разноцветные пятна!
Ира вспомнила, как последние деньги истратила на ремонт мансарды, и еще не продала ни одной своей работы. И эта прискорбная мысль пришла к ней молниеносно, чтобы она развернулась на подошвах своих спринтерских ботинок, и рванула в сторону. "Граффисты" пустились за ней.
Узкие улочки, скамейки, скульптуры – все мелькало перед глазами. Девушка сдвинула шлейку сумки, чтобы не стеснять движения. Но оказалось, что ее постоянно нагоняют. Нужно было держать небольшое расстояние, чтобы краска не смогла попасть на куртку, вздумай они «палить» из баллончиков на бегу.
Ира усилила бег, стараясь делать резкие повороты, огибая скамейки и насажанные на аллеях кустарники. Оглядываясь, она видела, что парни теряют дыхание и останавливаются, и только главный заводила с коричневым баллончиком не отстает.
Когда Ира увидела широкую дорогу, она показалась ей спасительной, так как вела к ее дому. Она резко свернула на нее и помчалась пуще прежнего, будто это была последняя дистанция. Парень тоже ускорил бег.
И когда беглянка оказалась возле подъездной двери, она сознала, что пока будет набирать код подъезда, погонщик окажется совсем близко с ней. И в тот момент Ирина остановилась и подумала, что ее судьба предрешена, а точнее судьба ее куртки. Она глубоко вздохнула и приняла все, как есть.
Парень, подбежав к ней, вздернул руку вверх, и в ту же секунду упругая струя темно-коричневого цвета ударила напором, попав на рукав. Затем вырвалась вторая струя и растеклась мокрым пятном на плече. Дальше Ира уже ничего не помнила, темные кляксы украсили почти все места ее бедной куртки.
Лишь единственная мысль молотками стучала в голове: картины спасены.
* * *
Жизнь слишком материалистична, и куртка олицетворяет наше тело, за которое мы держимся и печемся, будто оно самое главное, как единственная данная жизнь. Душа – это картины, олицетворяющие творческую вечность. Лучше думать о вечной душе, чем о бренном теле.
 

Владимир Горбачев

Такая работа... мать её...

Я не смотрел на арестованного.
– Поймите, вы по своей вине попали в эту «грязную реку», и теперь выбраться из неё, оставшись чистым, вам не удастся. Вы можете продолжать молчать, но мы применим «спецсредства» и получим всю информацию, которая нам необходима, и даже, более того. Но знайте, после этого вы уже не сможете оставаться на свободе. За «измену Родине», вам грозит минимум десять лет, и этот срок легко продлевается за малейшую провинность. Первые три года, вам не будут разрешены свидания и посылки. За это время вас забудут жена и дети. Скорее всего, они постараются вас забыть, ещё до решения суда. На зоне много извращенцев. Учитывая ваше нежное телосложение, вас быстро сделают «петухом», и жизнь превратится в ад. Если вы дадите признательные показания и согласие на сотрудничество, то останетесь на свободе.
Я не обещаю лёгкой жизни, но будет шанс искупить свою вину, а семья не узнает о вашем преступлении.
Этот стандартный набор фраз я несколько десятков раз произносил за тринадцать лет безупречной службы в конторе. Нужно посмотреть в глаза клиенту, проверить реакцию на мои слова, хотя, заранее знаю, что это будет взгляд загнанного за флажки зверя. Даже не зверя, а просто затравленного животного, а круг флажков, уже будет вторым. Первый – поставил «вербовщик», после роковой болтовни в пивном баре. Тогда, моему подопечному хотелось казаться важным и значительным, поэтому он и сказал своим случайным собутыльникам, что работает над созданием космического оружия. Эти слова возымели должный эффект и не только на приятелей.
Клиента взял в разработку вербовщик и быстро добился желаемого результата. Запугивания, обещания финансового благополучия, и этот баран сдался. Позавчера он был арестован оперативниками недалеко от явки. «Жадность фраера сгубила» – так можно охарактеризовать итог жизни этого человека. Если бы после вербовки он пришёл к нам – всё было бы совсем по-другому. Но магия сотен тысяч долларов оказала воздействие на психику человека – и вот, он у меня на глазах превращается в покорное животное.
– Я всё уже рассказал.
– Если бы вы всё рассказали, то я бы сейчас с вами не разговаривал. Постарайтесь успокоиться и вспомнить всё, о чём говорил человек, который вас вербовал, вплоть до интонаций голоса.
На самом деле «Петрович», такой псевдоним я ему условно присвоил, рассказал всё и не раз. Но, по существующим правилам, нужно провести зачистку памяти перед химической обработкой, которая состоится сегодня ночью, во время сна клиента. Нельзя доверять самым откровенным признаниям – это основной закон следователя контрразведки. Мне предстоит дать заключение – способен ли этот человек работать с полной загрузкой или его можно использовать только в ограниченном объёме. Мне сейчас крайне нужен человек, через которого можно слить большой объём дезы, но что-то меня настораживает в этом клиенте. Несмотря на положительное заключение психологов, я чувствую в нём огромное нервное напряжение, которое может найти самый неожиданный выход, и тогда сорвётся операция, которую я разрабатываю уже несколько месяцев.
Моя задача пустить разведку противника по ложному следу в вопросе разработки космического оружия. По этой теме работают десятки следователей контрразведки, и каждый отрабатывает свою линию в общем потоке дезинформации. Проект, который я курирую, называется – «Лазерная пушка орбитального базирования (вариант IX) с ядерной энергетической установкой». Всем хорошо известно лидерство России в разработке лазерного оружия, а вот то, что эта игрушка уже висит на орбите, да ещё на спутнике с ядерной энергетической установкой – знают немногие. Хотя, немного логического мышления и воспоминаний о том, как наш спутник с ядерным реактором случайно упал на Канаду – и можно представить уровень наших разработок.
В организации того «случайного» падения поучаствовал и я. На самом деле – нужно же было показать нашим друзьям-партнерам, на каком уровне находится наше оружие, а то их разведка, ну никак не хотела верить в уровень наших разработок. Мы тогда накидали в свалившийся спутник столько мусора, что их учёным быстро стало ясно, что это им привет от русской контрразведки. После этого случая на западе надолго умерили свои имперские амбиции.
Если говорить о космической пушке, то эта «машинка» уже создана и даже в четырёх модификациях, и готова в любую минуту приступить к работе. Но, во-первых возможно об этой установке нашим друзьям ничего неизвестно, а, во-вторых пусть поищут остальные восемь вариантов, а мы их будим ловить во время этих мероприятий. На мою версию уже затрачено около миллиона долларов, поэтому малейшая ошибка приведёт к серьёзным финансовым потерям, которые особенно болезненно воспринимаются в последнее время. Конечно, такие затраты неизбежны в нашей работе, но сейчас цена ошибки возрастает. Я запустил ложный эскизный проект и разместил заказы на отработку этого технического решения в нескольких военных НИИ, причём, о том, что заказы ложные, знают только я и руководитель контрразведки страны. Если противник узнает, что эта тема фиктивная, то вместо дезы, получит первоклассную информацию. Уже не говорю о том, что меня в таком случае переведут в оперативники или топтуны, и я буду заниматься обеспечением операций других следователей. Особой трагедии в этом нет, но моё тоскливое существование станет ещё более противным. В «следователях» нужно хоть немножко мозгами шевелить, и время пролетает более-менее незаметно. Кроме того, это будет уже второй срыв в моей службе, и неизвестно, по какому направлению пойдёт моя жизнь в этом случае. В других подразделениях нашей конторы разжалованных следователей очень не любят. Многим кажется, что мы находимся в особенном, привилегированном положении, поэтому даже полковники оперативников и топтунов тянутся перед нами, как лейтенанты. Отчасти они правы. Одной фразой в отчёте следователь контрразведки может сломать карьеру любому, независимо от звания. На этом привилегии заканчиваются и остаются нервотрёпка и головная боль.
Ладно. На сегодня хватит. Вот, пожалуй, еще одна привилегия – закончить работу, когда считаешь нужным. Правда, редко удаётся уйти раньше семи вечера, поэтому о такой привилегии почти не вспоминаешь. Но сегодня я измотан больше обычного, поэтому направляю клиента в камеру со словами, что это последний день в неволе. Завтра получу результаты «откровений», после обработки «газом правды», и можно писать отчет. «Петрович» поедет домой. Для всех – он был в командировке. Подготовлю предложения о его использовании и буду искать основного «стукача» по моей тематике.
Январь – самое отвратительное время года. Темнеет рано и ветер пронизывает до костей. По пути домой попадается бар. Не могу противиться желанию немного выпить, послушать музыку и просто посмотреть на беспечных людей. Если бы я знал, что смогу сегодня освободиться пораньше, то снял бы индивидуалку на час и немного расслабился. Уже давно не встречаюсь с нормальными женщинами, не хочу доставлять им неприятности из-за моей профессии. В последний раз отца моей избранницы стали так жёстко проверять, что он потерял несколько выгодных контрактов за границей. Пришлось расстаться с этими людьми, чтобы не усугублять положения. Конечно, можно было бы жениться, но второй раз окольцовываться почему-то не хотелось. Да собственно, известно «почему» – просто не было сильного чувства.
Рядом со мной за стойку бара села девушка и заказала кофе. Симпатичная, совсем не накрашена, но хорошим девочкам здесь делать нечего.
– Пойдём, если ты свободна.
Смотрит удивлённо. Браво! Хорошо разыграно. Квалификация уличных явно возрастает. Впрочем, откуда я могу знать об их квалификации – с улицы ведь никогда не брал. Жду ответа.
– Пойдём.
Мы выходим.
– Ты далеко живёшь?
– Да нет, совсем рядом. Было очень тоскливо, и я искала место, где есть люди и тепло.
Ну, конечно, ты случайно зашла в бар! Так я тебе и поверил. Уверен, что ты будешь разыгрывать невинную девушку, которая оказалась в такой ситуации в первый раз. Ладно, я тебе подыграю.
– Извини, что так бесцеремонно к тебе обратился. Вначале показалось, что ты проститутка, а сейчас я вижу что ошибался. Мне тоже очень одиноко, поэтому, если ты пригласишь меня выпить чашечку чая, я тебе буду очень благодарен.
– Приглашаю.
Мы заходим в квартиру, девушка обнимает и целует меня.
Чёрт возьми! Это что-то новенькое. У уличных, наверное, свои правила. Поцелуй очень нежный. Молодец. Хорошо работаешь! Посмотрим, что будет дальше. Та-а-ак. Очень хорошо разыграна неопытность.… Я не буду брать тебя сразу, и постараюсь доставить удовольствие. Посмотрим на твою реакцию. Очень хорошо разыгран оргазм. Впрочем, может быть, и не разыгран. В любой работе иногда хочется расслабиться.
Мне эта игра очень нравится. За час я тебя трахну ещё раз…. Думаю, что ты берёшь не больше, чем индивидуалка…
– Я очень хорошо провёл с тобой время. Сколько с меня?
– Я не проститутка. Мне ничего от тебя не надо. То есть, я хотела сказать, что мне не нужно денег. Было очень хорошо, и если ты останешься ещё немного, я буду очень рада.
Та-а-ак. Что-то здесь ненормально. Ты, Семёнов, вёл себя как последний лох! Вполне возможно, что это подстава, и тебя сейчас снимают на плёнку. Собственно говоря, в этом ничего страшного нет. Пусть смотрят, гады, как умеет трахаться русский контрразведчик. Но, вот что последует, когда я утомлюсь и засну? Вполне возможно, что меня обработают также, как и «Петровича». Конечно, по всем правилам я должен был бы позвонить и сказать, куда я иду. Маячок зашит в пиджаке. Вот он, рядом.… Одно движение – и через пятнадцать минут здесь будут оперативники. Могут быть даже раньше, если меня пасли топтуны из нашей конторы. Это ЧП…. Будет серьёзная разборка. Так может быть, это даже к лучшему! Меня разжалуют и спишут куда-нибудь. Могут списать и в расход. Да, нет, это – вряд ли…. Не буду торопиться и обдумаю ситуацию. Нет, оперативников вызывать не буду. Даже если засну, то должен прореагировать на малейший шум, а сознание надо заблокировать. Как нас учили.
Приятно просыпаться рядом с симпатичной девушкой. Интересно, что было, когда я спал. Ладно, не думай об этом. Скорее всего, тебя всё-таки пасли, и утром на работе….
– Доброе утро. Я так сладко спала. Даже не помню, когда мне было так хорошо. Соскучилась по тебе.
 …
На работе всё было спокойно. Я попросил принести отчёт о ночной проверке «Петровича» и начал сочинять рапорт о развитии операции.
На следующий день, только я пришел на работу, мне сказали, что «Петрович» повесился.
Черт побери! Видимо, я где-то пережал, и клиент соскочил с крючка. Прости «Петрович», если что было не так. Такая работа, мать её. Теперь ситуация усложняется. Эта смерть может насторожить наших «партнёров». Конечно, можно было бы сымитировать несчастный случай, но родные успели вызвать милицию и «скорую». Ладно, будем посмотреть, как говорят в Одессе.
…
Девушку зовут Лида. Мы встречаемся уже целый месяц, и она мне нравится все больше и больше. Чувство опасности исчезло. Сегодня придётся задержаться часов до одиннадцати, а потом встреча.
 …
В метро навстречу мне идёт пьяная компания и меня толкают в правую руку. Сначала не придаю этому значения, но через минуту, правая сторона начинает неметь и появляется слабость во всём теле….
Чёрт, всё-таки достали.
Нет сил дотянуться до маячка. Видимо, придётся пройти через общественный морг. Ладно – «мёртвые сраму не имут». Становится трудно дышать…. Скоро наступит паралич сердца. … Лида? … Нет. …
;

Максим Швец

Все кажется

Однажды я прочел книгу…
Только не думайте, что я книг вообще не читаю. Наоборот, я книги люблю. Но эта книга была особенная – черная.
То есть с виду она была обыкновенная: обложка зеленая, страницы белые, текст – сами знаете…
Ладно, начну по порядку.
Прочел я книгу и узнал, что все наши знания ничего не значат. То есть – абсолютно ничего мы не знаем, а все нам только кажется.
Возьмите чай, например. Каждый день мы его пьем.
В фарфоровой чашке чай кажется темным: черным, красным. А попробуйте перелить его в стеклянный стакан, и убедитесь, что он стал желтовато-коричневым, светлым, бледным, как… как не знаю что.
Однако крепче заваривать надо – скажет скептик.
Можно и крепче.
В кофейной чашечке – чаю будет мало, а в стакане, проверьте сами, – много.
Водка в бутылке из-под Боржоми кажется минеральной водой, а дистиллированная вода в закупоренной бутылке из-под водки – вполне определенно смахивает на водку.
Все, что мы видим, слышим, трогаем или пробуем на вкус, нам только кажется каким-то. На самом деле, все другое. И главное – никто не знает, какое, потому что нам оно всегда представляется разным.
Дерево (особенно в зимний период) выглядит мертвым, заводная игрушка в задействованном виде выглядит, как живая.
Пол в квартире после влажной уборки кажется чистым, а если провести по нему рукой… Я уже не говорю о том, чтобы его лизнуть. Но это все примеры низкие, бытовые, так сказать, приземленные.
Оказывается, и все остальное нам только кажется.
Науки – сплошь выдумка. 2х2=4 только на бумаге.
Проверьте сами действия арифметики в реальной действительности.
Покупал я как-то мороженое. В те времена нам казалось, что оно стоило пятнадцать копеек.
Я покупал четыре вафельных трубочки. Подаю 10 рублей. И получаю на сдачу три трехрублевки (кажущиеся зелеными с кажущимся кремлем) и мелочь. Беру. И вижу в руках две трехрублевки и мелочь. Показываю продавщице. Она берет трехрублевки обратно и разворачивает веером – их три штуки. Отдает мне. У меня их – две.
Эту процедуру мы повторяем несколько раз. Пришлось совсем отказаться от мороженого.
Но своей десятки я назад так и не получил, а только три трехрублевки и мелочь, казавшуюся в сумме рублем. Но казалась она рублем не долго, а при подсчете оказалась только пятьюдесятью семью копейками.
Я не жалуюсь. Я – для иллюстрации.
В прошлом году я получал зарплату 2 000 рублей, и мне казалось, что это не много, но достаточно для нормальной жизни. А в этом году, мне кажется, я получаю те же 2 000 рублей, но этого оказывается недостаточно даже для ненормальной жизни.
Обратите свое пристальное внимание на пространство и время. Когда мы куда-нибудь торопимся – время движется с сумасшедшей скоростью, но если в этот момент встать в очередь за жетоном в метро, можно завязнуть в потоке времени, как муха в карбозоле.
Если у вас есть так называемый единый проездной билет, (разумеется, тоже только кажущийся, ибо не везде он действителен), то вы едете с пересадками, в надежде вернуться домой раньше обычного. Ну и что, получалось хоть раз?
Вот, то-то и оно-то.
Если идти пешком, обратный путь всегда – короче, а если ехать, – длиннее. И так далее.
Долгое время мы изучали историю, которая казалась нам правдой, это теперь каждый школьник знает. Только настоящей истории не знает никто. Науки, которые считались естественными, по-настоящему все искусственны. Нет ничего твердого и справедливого, кроме, быть может, самых азбучных азов: например, что в чашке все же что-то налито, и оно кажется нам чаем.
В общем, коли так, мне кажется, что я однажды прочел книгу. Или нет. Кажется, однажды я, кажется, прочел, кажется, книгу. Кажется, она казалась черной или, кажется – белой, а оказалась черной или я ее не прочел, кажется…









Валерий Железнов

Рифы брать!

– А вы знаете, что инструкции по технике безопасности «написаны кровью»? – серьёзно спросил нас преподаватель, – Не знаете? А дело обстоит, именно, так!
С этих слов началось наше первое занятие по шлюпочной подготовке. Преподаватель морской практики Арнольд Михайлович – старый такой, седой морячина, широкоплечий и заметно располневший, после выхода на пенсию пришёл преподавать в мореходку, чтобы из бестолковых пацанов сделать будущих морских волков.
Было это давным-давно, когда ещё существовало государство с аббревиатурой СССР, первокурсники мореходных училищ начинали своё обучение со шлюпочной подготовки. В сентябре вчерашних абитуриентов отправляли в загородный лагерь на берегу моря. Там они впервые знакомились с азами морской службы и своим первым судном – шлюпкой. Там море проводило предварительный отбор, отсеивая самых неподходящих. И только после этого курсантам выдавали морскую форму.
У нас была целая флотилия из пяти деревянных шлюпок ЯЛ-6. Цифра шесть означала, что это шестивёсельные шлюпки, и на них нам предстояло первым делом научиться грести. Нелёгкое это занятие, скажу я вам, превратить толпу вчерашних школьников в слаженную команду гребцов, не говоря уже о том, что четырёхметровое деревянное весло казалось нам неподъёмным бревном. Это вам не водная прогулка на лёгкой лодочке в парке отдыха! Но за месяц нашим наставникам каким-то чудом удалось это сделать. У каждой группы был свой мастер производственного обучения, а по сути, просто нянька. Нашего звали Юрий Сергеевич. Высокий, сухощавый, с пышной шевелюрой седеющих волос. Сначала меж собой мы окрестили его «Мастак», но очень скоро за глаза стали уважительно назвать «папа Юра». Потому, что это тоже был настоящий моряк, электромеханик рыболовного траулера, исходивший много морей и насмотревшийся всякого. Он был с нами всегда и везде, с раннего подъёма и до позднего отбоя, в бане и в столовой, на постоянных занятиях и редких развлечениях. Были ещё четыре инструктора по шлюпочной подготовке, но этих мы видели только на практических занятиях, а «папа Юра» был всегда. Ходил он с нами и на шлюпке, подменяя инструктора. Он рулил, командовал, а мы гребли. И гребли до кровавых мозолей, благо погода способствовала. Гребля уже осточертела, болели мышцы, саднили истёртые ладони.
– Юрий Сергеевич, когда под парусом пойдём? Ну, скока ж мона? – шутливо спросил правый загребной.
– Скока нуна, стока и мона! – в тон шутке ответил папа-Юра. – Вы сначала грести научитесь по-человечески, а то вон лопасти все побили друг об друга. А уж брызги летят, словно бабы бельё полощут! Если вы на вёслах согласованно работать не можете, так с парусом и подавно не справитесь. Хорош болтать! Налегли! Ииии раз, иии раз!
И всё бы ничего, но осенняя природа подкинула подлянку. Погода резко испортилась, с моря задул холодный ветер, разгоняя волну с белыми барашками. Занятия по парусной подготовке проводились теоретически и только на берегу. К тому времени мы уже знали, что выход в залив при ветре свыше четырёх баллов для нас запрещён, ибо инструкции по технике безопасности в нас вдалбливали с самого начала.
Однажды я заступил вахтенным по причалу. Ветерок тогда задувал что надо, уж всяко больше четырёх баллов. Волна с разбегу ударялась о стенку пирса, выбрасывая на него белую пену. Наши ялы хоть и стояли в закрытой гавани, но бойко приплясывали на волнах. Я спрятался от ветра в инструкторской, примостившись у окошка, чтобы видеть весь причал. Сморило меня в тепле, задремал, а когда очнулся, увидел на пирсе две фигуры. Узнать их не составляло труда. Наш «папа Юра» и Арнольд Михайлович устанавливали мачту на одной из шлюпок. «Наверное, решили покататься на яле под парусом» - решил я, но появляться постеснялся, проспал ведь. Они установили мачту, раскрепили её и стали поднимать парус. «Нам так не разрешают, а сами кататься поехали», - подумал я. Мне ведь тоже хотелось покататься с ними. Ох, как хотелось подержаться за шкоты, послушать свист ветра в снастях, ощутить его силу. Романтики хотелось! Но они – старые морские волки, им можно, а мне оставалось только жалеть и завидовать.
Тогда я просто не понимал всех нюансов хождения под парусом и совершенно ничего странного не замечал. А на самом деле, прогулка их не заладилась с самого начала. Когда ещё у причала они стали поднимать парус, почему-то не смогли полностью подтянуть реёк к блоку на вершине мачты. Потом шкаториной кливера основательно приложило папу-Юру по лицу, да, видно, так больно, что он выпустил из рук шкот и долго его потом ловил, чтобы унять полоскавшее на ветру полотнище. Когда, наконец, паруса были установлены, как надо, шлюпку резко завалило на причал. Это их, по-видимому, не испугало и, отдав швартовы, они взяли вёсла «на укол». Ял медленно отвалил от пирса и стал набирать ход. И опять что-то пошло не так. Как только они вышли из гавани, порывом ветра резко накренило шлюпку, и она зачерпнула бортом. Через секунду полотнище паруса потеряло упругость и затрепетало на ветру, крен выровнялся. Но скорость была уже потеряна. Они вновь попытались набрать ход, но Арнольд Михайлович слишком резко положил руля на борт, и ял вновь зачерпнул бортом воды. И черпанул, как мне показалось, весьма прилично. Оба «морехода» вскочили на наветренный борт, пытаясь своим весом выровнять крен, но куда там… Парус уже неумолимо опрокидывал шлюпку. Всё это произошло так стремительно, что описывать дольше. Казалось, ещё мгновение и оба окажутся в воде. А вода тогда уже была совсем не для купания. Я даже затаил дыхание от неожиданности и растерянно наблюдал эту картину. «Тоже мне, мореманы, – с изрядной долей иронии подумал я, – сами не умеют, а нас учат!». И страшновато стало и любопытно: «Перевернутся или нет? Сколько ещё протянут?»
В следующее мгновение они отдали шкоты и освобождённый парус вновь взвился по ветру, как огромный белый флаг. Крен уменьшился и тогда наши наставники решили вернуться. Наконец-то до них дошло, что прогулка в такой ветер не удалась. Но чтобы вернуться к причалу, нужно вновь заставить парус работать.
– …ифы брааать! – сквозь шум волн донеслось издалека. Арнольд Михайлович что-то кричал и размахивал руками.
Мне прекрасно было видно, как Юрий Сергеевич отдал фал и спустил реёк. Они пытались брать рифы, чтобы уменьшить площадь парусности и не перевернуться на обратном пути. На полном парусе идти стало уже невозможно. Теперь-то я понимаю, что брать рифы им необходимо было ещё до отхода, а тогда только беспомощно наблюдал.
Пока они лихорадочно пытались взять рифы, ял бросало по волнам и быстро несло на камни. Они торопились, но вдвоём получалось плохо, нужна была ещё хотя бы пара рук, чтобы удерживать вырывающееся полотнище. Вот когда я бы мог пригодиться.
Ветер трепал паруса, риф-штерты вырывались из рук, а время уходило, камни неумолимо приближались. Когда всё-таки обрифели паруса и подняли реёк, забрать ветер и набрать ход уже не успели. Тогда «папа Юра» вновь сбросил паруса и, чтобы хоть как-то оттянуть момент столкновения, они сели на вёсла. Но в два весла выгрести против такого ветра на тяжёлом яле оказалось не под силу даже двум здоровым мужикам.
Когда до камней оставались считанные метры и крушение казалось неизбежным, оба прыгнули за борт и стали удерживать шлюпку от удара о камни. Лишь сильно напрягшись, по пояс в воде, им удалось предотвратить столкновение и сдвинуть ял вдоль берега подальше от опасности. Потом два «бурлака», впрягшись в носовой конец, медленно потащили шлюпку по мелководью. Буксировали долго, но, в конце концов, подтащили к пирсу и торопливо ошвартовали.
Совершенно промокшие, устало направились в лагерь. Проходя мимо моего укрытия, громко обсуждали неудавшуюся парусную прогулку, не стесняясь в выражениях.
– Хорошо хоть «караси» не видят, твою мать! – бросил Арнольд Михайлович.
– Дааа, уж… – с ухмылкой протянул «папа Юра», – вот позорище-то! Рифы надо было сразу брать.
– Учитель хренов! Всю жизнь на флоте, а парусом управлять так и не научился, ети его в душу!
– Так и я на парусе с курсантов не ходил.
– Прогулялись! – заключил Арнольд Михайлович и смачно добавил пару нелитературных выражений.



Вера Скоробогатова

Лебедь цвета ультрамарин

Вятские ночи сделались долгими, темнело в восемь часов вечера. Большая Медведица, сиявшая обычно на севере, в те дни висела точно над едва угадывавшимися остатками заката.
В воздухе стоял густой сладкий запах полусухих сентябрьских трав.
Маленькая деревня находилась среди тайги, на горе. Внизу, у речки, белел плотный туман. Крякали утки, скрипел коростель.
Темное небо, как в планетарии, окружало меня со всех сторон и кончалось у самых ног.
Крупные ярко-зеленые звезды манили из тепла уютно натопленного дома. Некоторые из них прыгали, будто высоко в небе кто-то тряс праздничными фонариками. Некоторые летали замысловатыми, нелогичными траекториями, в то время как самолеты и прочие созданные человеком механизмы движутся относительно по прямой и мигают... Чаще всего – тремя огнями.
Порой они останавливались, кружились, дергались и летели назад... Или продолжали прежний путь. Но никогда не падали.
Могли подолгу стоять – часами, потом передвигались на четверть неба и вновь зависали. Иногда словно взрывались, разлетаясь на несколько штук и бросаясь врассыпную.
Неведомые небесные светила были разных размеров – от едва заметных светящихся точек до крупных, затмевавших звезды огней. И не вписывались ни в одно из созвездий.
В каждый свой приезд я безуспешно пыталась выяснить, что они означают, и испытывала безотчетный восторг перед полусферой этого неба.
«В природе много загадок, – говорил дед. – И не все нам дано разгадать. Незачем».
Не засыпалось: на моей мегаполисной родине такого неба нет, и звезды не летают... Я знала, что уеду и не увижу этого много лет...
На холодном ночном воздухе в свете ручного фонаря из моего рта шел пар. Я стояла во тьме, прислушиваясь к далекому вою волков и испуганному визгу деревенской собаки.
Время остановилось.
Оно вечно бежит, откусывая частицы нашей жизни, неотвратимо, хотя и по капле, приближая конец, и хочется молить его: «Постой!»
И вот оно стояло.
Иногда так должно быть: ты молча, бездейственно смотришь на небо, а оно – на тебя...
Одна из звезд полетела вверх и молниеносно исчезла, оставив дымчатый след. Будто упала, но в обратном направлении...
Я вспомнила, как в пятнадцать лет поздним вечером сидела на крыше бревенчатого дедова дома и всматривалась в даль, замирая перед открывавшейся бесконечностью... Которая была, казалось, моей грядущей жизнью: захватывающей, неизвестной, немного пугающей.
***
Чудилось: я была и буду всегда.
В один из вечеров густо-синее небо справа постепенно становилось ярко-розовым. На его фоне покоились огромные облака причудливых форм.
В центре – среди замысловатых фигур – сидел, выгнув длинную шею, лебедь цвета ультрамарин.





Внизу, закрывая лес и пологий бок горы, собирался, как и сейчас, плотный белый туман.
Он уходил дальше по кругу влево – укрывая противоположную гору и спускавшуюся по ней густую тайгу, прятавшуюся в низине речушку... Начинал подкрадываться ко мне. Я вдыхала его прохладную влагу и куталась в найденную на чердаке старую камуфляжную куртку.
Синий лебедь не исчезал. Я протянула навстречу руку, и он послушно угнездился на моей ладони, пригладив взлохмаченные перья.
Моя синяя птица сама прилетела ко мне.
Начинали высыпать звезды....
***
Я стояла на том самом месте возле рябиновой рощицы, где некогда мое юное, едва разглядевшее мир сердце предчувствовало свою удивительную и пугающую жизнь.
«Были звезды над мокрой травой,
Было темное небо над лесом.
И, подобно сказочной песне,
Тихо стлался туман голубой...»
Своеобразная точка отсчета... От нее события понеслись с всё возрастающим ускорением.
Наверное, я летела к своим звездам – вслед за воздушным ультрамариновым лебедем, а встреченные мелкие кометы и острый космический мусор больно ранили неподготовленную кожу и неустойчивый дух.
Однако... все было неважно, кроме по-прежнему расстилавшейся впереди бесконечности. Она дарила счастье, неизмеримое земными канонами, невыразимое средствами речи.
Лишь в свете человеческих глаз можно порою увидеть его... И в душах отдельных произведений искусства.
Я пролетела, может быть, треть... или полпути... и могла уверенно сказать: «Предчувствия не обманывали!»
Судьба носила, словно облака, меня по свету... И внутри меня, как ураганы, менялись мысли, убеждения и чувства.
Изрядно травмировавшись, но научившись слышать внутренний голос, я набиралась смелости следовать его указаниям и обретала тайную силу и неожиданную свободу.
«Что ждет еще?» – преследовал вопрос.
Я вновь стояла в пункте отсчета, вглядываясь в далекое сияние и держа на ладони синюю птицу.
Мне предстояло что-то совершить: ответственное... важное... большое... В каких масштабах – улиц иль планет – неважно.
И перед смертью вновь... когда-нибудь... я окажусь в своей стране отсчета. Быть может, старая. Наверное, седая. Опять мне сядет лебедь на ладонь. И я с улыбкой вспомню все предыдущие свиданья с вятским небом: о чем мечтала, думала, просила, чего ждала, и что пришло в реальности.
И вновь – наверняка – жизнь затмит все представленья прошлого.
Останется лишь завершать дела и жить на всю катушку – сколько хватит сил и возможностей.
И продолжать лететь к далеким звездам..., теряя нить – не сразу, постепенно – телесной связи с бренною землей.
;


Ольга Сафарова (Странник)

Месть
Утром они с сыном приехали в гости, на дачу к друзьям – Игорю и Людмиле. Пока Людмила пекла пироги, Игорь затапливал баню, а тринадцатилетние дети – их сын Сева и хозяйская дочка Ира играли в пинг-понг, – они отправились на рыбалку. Аня сидела на вёслах, неспешно равномерно гребла довольно далеко от берега и любовалась своим мужем, его точными, сосредоточенными движениями – он налаживал мормышки, блёсны, наживки и ещё какую-то снасть для ловли судака на спиннинг. Его серо-голубые глаза сияли, на высоких скулах появился плиточный румянец, русые волосы трепал довольно свежий ветер Финского залива, и он надел пилотку.
Её густые светлые волосы были заплетены в две косички; эти косички и отсутствие косметики придавали ей девчоночий вид, синие глаза сосредоточенно щурились. Она усердно гребла. Муж на неё не смотрел, поглощённый своим делом, только коротко бросал иногда: – Табань, подгреби левым,…бортом к ветру не вставай…
Это она и без него знала – отец-моряк научил её хорошо грести. Улов был неплохой – несколько крупных судаков, они исправно клевали, сопротивлялись леске, сверкали чешуёй в упругих струях воды. Глеб их вываживал, подсекал и учил Аню всаживать финский нож в затылок трепыхавшейся рыбины. Часа через полтора они причалили к мосткам, Глеб выпрыгнул на причал, закрепил лодку и подал жене руку. Рыбу он выпотрошил и почистил на прибрежном камне, переложил крапивой в ведре, и они пошли, не торопясь, счастливые, довольные и усталые, особенно утомилась Аня с отвычки: давно не гребла.
Пока мужчины наслаждались баней, жёны накрывали на стол, а главное блюдо – только что выловленные судаки жарились на противне. Аня раскладывала столовые приборы и взглядывала в окно на детей.
Как интересно, – подумала она, – ровесники, но Ирочка уже полудевушка – грудки под маечкой, бёдра округлились, а личико ещё детское, круглое, щекастенькое, но к игре вроде бы снисходит. А сын – дитё дитём, ловко-угловатый, на коленке ссадина, плечи ещё по-детски узкие, вихры торчат, поглощён игрой, весь в азарте.
А вот и мужчины из бани, – благостные, довольные. Людмила подала им по стакану кваса:
– Мальчики, отдохните пока, попейте, вот-вот всё будет готово.
Игорь откинулся в кресле, Глеб растянулся на диване, Аня внесла салаты, Людмила торжественно водрузила посредине стола блюдо судаков, обложенных картошечкой с укропчиком. Позвали детей и, наконец, уселись за стол.
– Мммм, – возвёл глаза к потолку Игорь, закусывая ледяную водочку солёным огурцом и смакуя судака, – о–о–о, какая свежатина, это вам не магазинный замороженный-размороженный завалявшийся судак, а этот – час назад ещё плавал! Несравненно!
И потекла застольная беседа давних друзей. Ирочка заинтересованно слушала взрослые разговоры, а Сева с аппетитом быстро поел, заскучал и попросил:
– Мама, тётя Люда, сыт я, можно я пойду, почитаю, там книжка про зверей у дяди Игоря, интересная, – и отправился на веранду с увесистым томом Брема.
Как уютно со старыми друзьями, – думала Аня, слушая шуточную перепалку Игоря с Людмилой по поводу влюблённости всех медсестёр в хирурга Игоря.
Потом Игорь рассказал пару смешных историй, Людмила начала провозглашать тосты – за дружбу, за детей, за любовь. Аня снова залюбовалась мужем, разворотом плеч, стройной шеей в расстёгнутом вороте рубашки, белозубой улыбкой. Он увлечённо рассказывал, как почти двое суток занимался пуско-наладкой нового итальянского оборудования, потом перешёл к байкам из рыбацких и охотничьих своих похождений. Ирочка слушала его, не отрывая взгляда; и Аня вспомнила себя девчонкой, как ехала с родителями в поезде и не могла в купе отвести взгляд от бравого мужественного военного с блестящими погонами на широких плечах. А Глеб замолчал, внезапно зевнул в кулак и сонно пробормотал:
– Девочки, пока вы сладкий стол накрываете, я прилягу на пять минут, больше суток не спал, – и растянулся на диване плашмя на животе, лицом к спинке, руки – одна под грудью, другая согнутым локтём над головой. Ирочка продолжала смотреть на него во все глаза, никто на неё не обращал внимания, кроме Ани.
– Какой сладкий стол? – я вот ещё салатика и судачка, – Игорь разлил всем водки, поднял рюмку, – ну, давайте…
Он выпил, женщины пригубили и продолжился неспешный разговор ни о чём. И тут какая-то неведомая сила подняла Ирочку из-за стола, взгляд её стал мутным, как сомнамбула, медленно она подошла к дивану и всем телом, плашмя, улеглась на Глеба и закрыла глаза. Компания за столом остолбенела, – Игорь выпучил глаза и не донёс вилку с куском судака до рта; Люда выронила бутерброд с икрой и схватилась ладонями за щёки; Аня задела рюмку, водка расплылась по скатерти, Аня нарочито внимательно промокала лужицу салфеткой, боясь поднять глаза на это зрелище. Её переполняла странная смесь эмоций, – и ревность и какая-то гадливость, даже брезгливость, и смешно было и необъяснимо противно. И вдруг – злость на мужа, правда, на него-то за что? – и злость на Ирку и презрение к ней. «Ну конечно, все всё знают о феромонах, гормонах, пубертатном периоде, биохимии полового влечения, – в смятении неслись мысли Ани, – но, чтобы вот так, при родителях, жене, хорошо ещё, что Сева на веранде в книгу уткнулся…. Чтобы вот так – как магнитом её потянуло! Ведь воспитанная же девочка, что за чёрт, как одержимая похотливым бесом просто…»
Немая сцена длилась уже секунд пять. Когда Глеб проснулся, повернул голову, скосил глаза на тяжесть чего-то живого у себя на спине и ногах; обалдел на мгновение, но быстро нашёлся и ворчливым родительским голосом запричитал:
– Ну, ты и тяжеленная, Ирка, слезай, давай, стар я уже тебя на закорках носить, как двухгодовалую когда-то… – он опёрся на локти, поднялся на колени на диване, подхватил её под коленки, встал с дивана, прогарцевал несколько шагов по комнате и сгрузил её на кресло. Она покраснела и захихикала, Игорь деланно захохотал:
– Да, а я и Севку на закорках, бывало, маленького катал.
Сева услышал своё имя, заглянул с веранды:
– А торт скоро будет?
Все загоношились собирать тарелки со стола, накрывать стол для чая, убирать салаты в холодильник. Стараясь сгладить неловкость, все принялись вспоминать смешные истории про маленьких Иру и Севу, а те отправились на веранду играть в шашки. Выходя, Ира кинула на Аню недобрый недетский взгляд.
***
Прошло десять лет, Глеб погиб в автокатастрофе, Аня оплакала мужа, Сева женился, она разменяла квартиру и жила одна по новому адресу. Жизнь продолжалась, и она встретила Сергея, славного симпатичного мужчину, они встречались и подумывали пожениться. После смерти Глеба, Аня поначалу редко, а последние лет восемь вообще не виделась с Игорем и Людмилой, но в один прекрасный день раздался телефонный звонок, голос Людмилы звучал радостно возбуждённо:
– Привет, подруга, вот только сегодня насилу разыскала тебя по новому телефону! Ирку замуж выдала, вчера была свадьба в ресторане, а сегодня продолжение у нас дома. Жених? – да только-только из десантуры демобилизовался, красавчик, ну, влюбилась дочка. Что? – да с мамой живёт, в охранную фирму устраивается работать. Адрес-то наш помнишь? Приезжай, сто лет не виделись, ты же Ирочку с пелёнок знаешь. Ну, жду тебя, Игорь вот кланяется, ждём!
Аня нарядилась, накрасилась, полюбовалась на себя в зеркало, подумала с удовольствием: что ж, сорок пять, баба ягодка опять – волна светлых волос блестит по плечам, синие глаза мерцают! Она намыла красивую хрустальную вазу из буфета, повертела её, решила, что для свадебного подарка маловато будет, и сунула в вазу конверт с деньгами. Упаковала красиво и отправилась; по дороге купила букет, поймала такси, помчались в Купчино, и вот уже она стоит у дверей квартиры, где так давно не бывала после смерти Глеба. Нахлынули воспоминания.
Последний раз вместе они хохотали у этих самых дверей, наливая водку в громадную расписанную красно-золотыми петухами чашку на громадном же блюдце. Бутылка 0,75 водки поместилась в этот «сувенир» – это был их подарок Игорю на день рождения. Так они с полной водки чашкой и вошли в квартиру, Глеб обносил гостей, все отпивали по глотку, а Аня припевала: – …выпьем же за Игоря, Игоря дорогого, свет ещё не видел красивого такого…. Пей до дна, пей до дна… – это уже когда чашка до него доплыла в руках Глеба.
Аня тряхнула головой, вернулась в настоящее и позвонила. Открыла Людмила, рядом стоял Игорь, – обнялись, расцеловались под шум и гам гостей. Гремела музыка, несколько пар танцевало, застолье было в самом разгаре. Людмила выловила из сутолоки Ирочку, Аня обняла её, поздравила, вручила букет и подарок. Стояли вчетвером, восклицали, перебивая друг друга:
– Сколько лет, сколько зим, да-да,… надо чаще видеться,… а помнишь, бывало, спасибо. Давно ли? И вот уже невеста! А это жених, познакомьтесь – Саша! Аня покивала высокому парню, яркому брюнету, странно белокожему. Он в каждой руке держал по бутылке шампанского, чёрные глаза пристально глянули на Аню. Ему замахали от стола:
– Неси, неси, бокалы пустуют!
Её усадили, кого-то она узнала, с кем-то её знакомили, наливали, чокались. Людмила уселась рядом, пододвигала закуски, восклицала, что-то спрашивала про Севу, не дослушав, начинала сама рассказывать своё, житейское. Веселье было в той стадии бестолковости, когда коловращение гостей достигло кульминации, – вставали потанцевать или продышаться в соседней комнате, возвращались не на свои места, пили из первой попавшейся рюмки, пересаживались к внезапному новому собеседнику, неся в руках свою тарелку, а то и чужую.
Людмила что-то подавала на стол, Игорь курил с компанией мужчин на площадке, Ира в соседней комнате показывала подружкам подарки, а гости танцевали даже в кухне. Там мелькнул жених, и Аня встретила его тёмный, тяжёлый пристальный взгляд, подумала, – пьян, наверное…
Напротив Ани за столом осталось несколько человек, они оживлённо что-то обсуждали. Опоздавшая Аня, похоже, была здесь самая трезвая, вертя рюмку, она вспомнила Глеба, загрустила, почувствовала себя такой одинокой, отрешённо глядя прямо перед собой на открытую дверь в соседнюю комнату. И вот в этих дверях возник жених Саша, он пристально смотрел на грустную Аню.
Чёрные глаза стали бессмысленными, он медленно как сомнамбула пошёл к ней, обогнул стол, сел рядом близко-близко, так, что его нога от бедра до щиколотки прижалась к её ноге, а рука легла на спинку её стула. Аня заледенела, а от него веяло жаром, чёрные глаза заволокло поволокой, он хрипло прошептал: – …какое у тебя бедро горячее… Она подумала: – это от тебя веет жаром, ненормальный… – и отодвинулась вместе со стулом.
А в дверях напротив возникла его молодая жена с блюдом пирожков в руках. Она уставилась на них, быстро подошла и водрузила блюдо на стол. Чего только ни отразилось на её лице, губы кривились и тряслись, мелькала неуверенная улыбка – то смущённая, то злая.
В карих глазах – злость, обида, ревность, подозрительность, узнавание, понимание, воспоминание. Воспоминание? – и тут же Аня вспомнила похожую давнюю ситуацию с Ирой и Глебом; и вот теперь зеркальное отражение той сцены – возмездие настигло Ирку на второй день её свадьбы. А молодой муж не видел её, он смотрел на Аню, двигал стул и пытался снова прилепиться к её бедру, потом прошептал: – …пойдем, потанцуем…
Иринины глаза, казалось, вот-вот испепелят их двоих, хорошенькое круглое личико покраснело, зубки прикусили нижнюю губу. Аня встала и громко сказала, даже рукой в сторону Ирины повела:
– А вот и новобрачная что-то вкусное принесла! – и быстро пошла в боковую смежную комнату в гущу танцующих.
Молодой муж очнулся, как проснулся:
– А! – оторвал взгляд от Ани, перевёл глаза на Ирину, у той накипали слёзы. Болтливая компания за столом напротив ничего этого не заметила.
Аня в соседней комнате подхватила кого-то смутно знакомого и повела танцевать, оживлённа болтая: – …дааа, давно не виделись,…а где ты теперь,…да что ты говоришь…
А сама думала, – «…с ума сошёл парень, вот не было печали – черти накачали. Хорошо хоть никто не заметил, только Ира – та всё усекла, фу…неудобно как, нехорошо как,…а Саша этот, красавчик горячий, что ему – молодой жены мало?… тестостерон в избытке, гормоны-феромоны, или пьян? Интересно, а у меня вот ноль ответных эмоций к нему…»
И она, машинально кивая партнёру, стала в подробностях вспоминать ту историю десятилетней давности, как феромоны-гормоны повлекли 13-тилетнюю Ирку к спящему на диване Глебу и уложили её на него плашмя всем телом, и как правильно тогда повёл себя Глеб.
Танец со старым знакомцем закончился, но заводная танцевальная музыка снова загремела, и к Ане с двух сторон направились Игорь и новобрачный Саша. Она быстро шагнула в руки Игоря, они танцевали, предаваясь воспоминаниям: – …а помнишь,… а ты помнишь,…а ты не изменилась, Аня, всё такая же красотка, 30 лет от силы тебе. Да ладно, не льсти, Игорёк…
Последующие полчаса она всячески избегала преследующего её по всей квартире Сашу, за которым, как нитка за иголкой, ходила Ира.
Аня то с кем-то нарочно «увлечённо» беседовала, то помогала Людмиле заваривать чай и что-то резать, и вот понесла это что-то из кухни через холл в столовую. И тут в холле её перехватил Саша, взял у неё блюдо, пристроил куда-то и тесно прижал её к себе.
Его хватка была железной, его жар буквально опалил её, «…температура 40 у него, что ли…», – мелькнула у неё мысль. Они танцевали танго, и она, чувствуя его возбуждение, старалась повернуться как-нибудь боком, а он с готовностью прижимался к её бедру, обвивал её ногу своей. Она пыталась отодвинуться – какое там! Его затуманенные глаза были так близко, горячая щека прижимались к её виску. Но вот в холле появился приятель жениха с двумя рюмками и бутылкой в руке: – Санёк, а мы с тобой ещё за ВДВ не пили, давай, братан.
Саша ослабил хватку, и Аня выскользнула как раз навстречу Людмиле, успела подхватить блюдо ватрушек с какой-то тумбочки и они вместе пошли в столовую. Чайный стол был в разгаре, невеста резала и раздавала громадный торт, немного протрезвевшие гости отовсюду потянулись к десерту. Сидя рядом с Людмилой с чашкой чая, Аня немного расслабилась, но тут в соседней комнате зашумели, началась какая-то возня, в дверях возник в обнимку с приятелем Саша – красивый до невозможности!
Он переоделся в тельняшку и расстёгнутую куртку с аксельбантами, брандебурами, значками и лычками, на голове набекрень – голубой берет. Он заворачивал в полотенце бутылку из-под шампанского и орал, – «…коронный номер десантуры, смотреть всем!…» – ожог Аню быстрым взглядом, потом стащил с головы берет и со всей дури трахнул этим свёртком себя по голове.
С громким хлопком бутылка разбилась, из полотенца посыпались осколки, по виску «героя» потекла струйка крови. Всеобщий переполох, возгласы восхищённых приятелей, ахи-охи, Иркины слёзы, причитания Людмилы, смятение гостей, успокаивающий голос Игоря.
Всего этого Аня уже не слышала, – стоя на площадке лестницы, она вызывала такси, сказали – через 15 минут. Из квартиры вышли супружеская пара и их знакомый, услышав разговор с такси, они попросили подбросить их до метро. В машине они возбуждённо комментировали события, склоняясь к версии посттравматического синдрома военной службы жениха на фоне пьянства. Аня промолчала, но мысленно согласилась с таким объяснением эскапады с битьем бутылки о голову.
На следующий день она не решилась звонить Людмиле, та тоже не позвонила. Было воскресенье, Аня занялась домашними делами и старалась не думать о вчерашнем. Ближе к вечеру она собралась за покупками, сменила халатик на джинсы и блузку, пошла к дверям, – раздался настойчивый звонок в дверь. Она спросила, – кто? Ответили – «доставка цветов». Наверное, Сергей заказал, – подумала Аня и распахнула дверь.
На пороге с букетом роз и фирменным магазинным пакетом стоял вчерашний новобрачный Саша в тельняшке и куртке с аксельбантами, на виске подзасохший порез. Она изумлённо спросила:
– Как ты меня нашёл? И зачем, ты же два дня, как женился?
Он куда-то вбок под вешалку сунул пакет, уронил розы ей в ноги, схватил её за руки, забормотал:
– Когда мужчина хочет,… если ТАК хочет,…разыщет, из-под земли достанет, где угодно найдёт….
Аня растерялась, она просто не знала, что делать; её испугало, но и, что скрывать, польстило это его внезапное появление: парень на 20 лет моложе неё и такая отчаянная влюблённость. «Ладно, – метались рациональные мысли, – вроде он трезвый, надо поговорить, успокоить, объяснить, предложить дружбу. Друуужбууу… – хихикнул ехидный внутренний голос, – ты же взрослая девочка, какая дружба, не обманывайся, Ирке хочешь отомстить…
«Да выставить его за дверь! У меня же есть Сергей, а у этого Ирка, молодая жена,… да и я к этому Саше ничего не чувствую, – говорил внутренний рациональный голос. А ехидный внутренний голосок возражал, – не чувствуешь, пока ни попробуешь, молодой, красивый, весь пылает. И Ирке отомстишь за тогдашнее наглое приставание к твоему мужу.
«Да нет, зачем тебе это», – неуверенно возражал рациональный внутренний голос.
А десантник времени не терял, целовал её руки, бормоча что-то неразборчивое, из пакета возникли замысловатая бутылка и коробка конфет, но так и остались на подзеркальной полке. Откуда-то появился букетик фиалок, который он сунул ей за глубокий вырез блузки. Его чёрные глаза смотрели искательно и виновато, горячие руки осторожно прикасались к её оголившимся плечам. Он уткнулся ей в волосы и сбивчиво шептал:
– Как ты пахнешь дурманно, я сбежал вчера, всю ночь где-то, не помню, утром у ребят в казарме, потом таксиста разыскал, адрес узнал…. Хочу, не могу, сладкая, медовая…. – и легко подхватил её на руки. И тут Аня поняла глубокий смысл поговорки: «Проще дать, чем объяснить, почему не хочешь»….
Любовником он оказался опытным, нежным, умелым, неутомимым и затейливым. Он пылал, умирал, возрождался, снова пылал, и, задыхаясь, шептал ей бессвязные непристойные нежности. А Аня ничего не чувствовала, кроме физической усталости уже под утро, когда богатырский сон сморил, наконец, бойца.
«Откуда такая ледяная фригидность, – думала она, – вот ведь с Глебом, любимым мужем, было море страсти, восторгов и наслаждений. С Сергеем, нынешним другом, море не море, но вполне себе озеро нежности и удовольствия. А с этим влюблённым красавцем – ничего, утомление и усталость. Вот он лежит навзничь, – ну, просто юный бог Марс! Великолепный рельеф мышц под атласной белой кожей, на плече тату – парашют и орёл со змеёй в когтях, смоляные завитки волос в надлежащих местах, приапов жезл снова готов восстать, кожа светится в предрассветном сумраке комнаты, грудь мерно вздымается, косая чёрная чёлка упала на лоб, лицо печальное».
Утомлённая Аня (ну, как будто всю ночь дрова колола!) грустно смотрела на печальное лицо нежданного нежеланного любовника и вспомнила максиму: "Post coitum omne animalium triste est" – «Всякая тварь после соития печальна».
 


Борис Готман

Нано технологии рядом

5 апреля 1998 года в Японии началось движение по самому большому вантовому мосту, соединившему город Кобе на острове Хонсю с городом Авадзи на одноимённом острове.
Мост пересекает пролив Акаси, самый опасный в Японии для мореплавания из-за сильного течения и частых внезапных густых туманов.
Официально мост называется Акаси-Кайкё – "Большой мост через Акаси", но в мире он известен больше под именем Перл Бридж (Pearl Bridge) – "Жемчужный мост".
Хотя его общая длина составляет "скромную" по нынешним временам цифру 3911 м, но зато у него рекордная длина основного пролёта – целых 1991 м! Для сравнения, у моста "Русский", открытого в 2012 году, длина основного пролёта составляет "всего" 1104 м.
Кроме того, "японский мост" имеет 6 полос движения, а "русский мост" – 4.
Да ещё под "японским" сделана подготовка для прокладки железнодорожных путей.
Кстати или некстати, но "Русский" по данным Википедии стал рекордным по размерам хищений: под руководством сотрудника службы безопасности Рафаэля Джавадова преступники украли металлоконструкций на 96 (!) млн. рублей.
Но самое интересное, что по сегодняшний день больше всего металла "крадётся" совершенно официально, причём, в строгом соответствии с проектами ведущих конструкторов с мировыми именами.
Поясню это утверждение: мостостроители знают, что 90% несущей способности металлоконструкций "заняты" несением самих себя, а на транспорт, соответственно, приходится всего 10%!
При таком использовании стали преступная группа Джавадова "тянет" максимум на мелкое жульничество.
Поэтому, скорее всего, названные выше мосты будут "последними из могикан".
В новых мостах вместо стали будут использоваться конструкции из углеродных волокон, которые в десяток раз легче стали и в разы прочнее её.
Как говорится, будущее начинается сегодня.
Но в нашем конкретном случае это будущее началось ещё позавчера, только не в мостостроении, а в космонавтике и авиации.
Без нано технологий и полученным благодаря им новым материалам, развитие космонавтики и авиации давно бы остановилось.
После того, как эти материалы прочно обосновались в "крылатых" отраслях, они постепенно начали проникать и в другие области, в том числе, в строительство.
Постепенно – потому что не так это просто отказаться от привычной стали. И из-за конкретных экономических интересов и из-за инертности мышления.
Я знаю нескольких конструкторов с мировым именем, которым принадлежат заводы стальных конструкций. На них выпускаются именно профили для проектов их владельца…
А об инертности мышления знаю по себе.
На коллаже в центре на фотографии под номером 1 в моих пальцах видны кусочки полотна из углеродных волокон.
Между большим и указательным пальцами правой руки виден и пушистый пучок этих волокон микронной толщины.
В левой руке такое же полотно толщиной 0.5 мм (!), уже пропитанное специальной смолой и уже схватившееся.
Сломать, порвать, сжечь его невозможно!
Но обо всём по порядку.
Сколько-то лет назад мне пришлось участвовать в ремонте автомобильного моста, построенного лет тридцать назад над руслом высохшей горной реки.
То есть, летом воды там нет, но с наступлением сезона дождей с гор несутся потоки, способные унести не только попавшийся по пути автомобиль, но и обломок скалы весом в десяток тонн.










Вот такой поток после не очень сильного дождя виден на моих снимках 2 и 3.
Снимал я, конечно, не стихию, а повреждённую железобетонную балку, которую несколькими годами раньше временно отремонтировали доступными тогда методами.
Как видно на снимках, под треснувший участок балки была подведена мощная стальная колонна, а саму балку укрепили стяжками – установленными сверху и снизу стальными профилями, стянутыми высокопрочными болтами диаметром сорок два миллиметра.
Каждый болт был затянут с усилием десять тонн: если вдруг такой болт "лопнет", мало не покажется – вылетевший обломок пробьёт любой автомобиль насквозь.
Поэтому сверху над головками болтов была установлена защитная плита, уменьшившая и без того неширокую проезжую часть.
Перед нами поставили задачу отремонтировать мост, не перекрывая движение по нему. Причём, в результате ремонта надо было не только убрать защитную плиту, сужавшую мост, но и несколько расширить проезжую часть.
Тогда-то и пришлось мне впервые столкнуться с новой технологией – усилением железобетона полотнами из углеродных волокон.
Глядя на эти полотнища, я никак не мог поверить, что они, наклеенные в несколько слоёв общей толщиной всего 4 мм, смогут полностью восстановить прочность треснувшей железобетонной балки и позволят снять крепивший её металл.
Конечно, работа эта не так проста, она требует знаний и точности. Но результаты просто поразительны: если бы не эти волокна, часть моста надо было бы разобрать, изготовить новые огромные тяжёлые железобетонные балки, изготовить новые железобетонные плиты настила. И, главное, полностью закрыть на неделю мост на оживлённой трассе…
Я больше всего боялся момента, когда надо будет снимать стяжки – развинчивать гайки на 42-миллиметровых болтах, затянутых, как помнит читатель, на десять тонн.
Гайки развинтили без всяких усилий – углеродные волокна надёжно держали балку.
На снимке номер 7 видно, как выглядел мост после нашего ремонта – не видно даже места, где наклеены полотна из углеродных волокон!
Поэтому, уверен, что на следующем супер мосту в "ранге" мирового рекордсмена ванты будут из этих чудо-волокон.




Любкины рассказы. Незадача с клиньями

Наверно, все мои рассказы о ней будут начинаться словами: "В ….. часов позвонила Люба".
Потому что встречались мы только тогда, когда ей что-то было нужно.
 Кроме, конечно, периодов, когда просто работали вместе на одних проектах.
Такая наша "связь" продолжается уже много лет; звонит она, в среднем, раз в два года. Я помогаю ей – и "до будущих встреч"…
Вот и в этот раз Люба позвонила в конце дня и сообщила, что с прошлыми объектами рассчиталась и с завтрашнего утра она начальник проекта "Люкс".
 У меня хотела узнать о качестве работ на объекте.
 Договорились в восемь утра сделать совместный обход. Там всё ей покажу и расскажу.
У прежнего начальника была огромная папка с моими замечаниями, но вникать в них у Любы сейчас просто не было времени.
 Для "Люкса" – компании-инвестора, мы строили три девятиэтажки в одном из престижных тогда районов.
Фактически в них было на этаж больше – квартиры на последнем были двухуровневыми пентхаузами.
Наружные стены у этих домов были трёхслойными: наружный слой из сборных железобетонных панелей с заводской облицовкой мрамором, внутренний – из бетонных блоков толщиной 10 см. В промежутке между панелями и блоками укладывали слой теплоизоляции.
Назавтра в восемь утра зашёл в новый кабинет Любы.
 – Слушай, торчу здесь с шести утра, уже с Мироном поругалась, – приветствовала она, – а ни кофе выпить, ни сигарету выкурить ещё не успела!
 – Не могу отказать даме, – ответил я. – Теперь понятно, почему Мирон своей "Маздой " чуть не протаранил меня в воротах.
Мирон был прежним начальником этой стройки, старожилом фирмы и потому на мои замечания реагировал весьма прохладно.
Кофе у Любы всегда хороший.
Не хотелось портить удовольствие от него неприятной информацией...
 – Ну, давай, не тяни, говори уже, – не выдержала Люба. – Чувствую, ничего хорошего не скажешь!
 – Большие отклонения наружных стен от вертикали, – начал я. – Уже на первом этаже пошла халтура. С Мироном определили, как это исправить. На следующем этаже не только не исправили, ещё и добавили: в нескольких местах отклонение было уже целых 5 см! Объяснил и ему, и начальству, что если так пойдёт дальше, на десятом этаже будут все 20 см, при разрешённых 1.5 см на всю высоту здания.
 – И что было дальше?
 – Дальше начальство распорядилось, чтобы монтаж панелей проверял только геодезист завода ЖБИ!
 – Так откуда ты знаешь, что здесь теперь? – спросила Люба.
 – Через пару минут и ты узнаешь, причём без всякого теодолита!
Пошли к двум зданиям, стоявшим на одной линии, зашли в первое из них.
На обоих заканчивали кровлю, ни на одном ещё не начали кладку.
Мы поднялись на третий этаж, и вышли на балкон.
 – Посмотри влево на второй дом, – сказал своей спутнице.
Она поняла, для чего – увидеть одновременно грани обоих зданий.
Я-то знал, что вверху стены расходятся сантиметров на 25: в этом доме стена затянута внутрь, в следующем наклонена наружу.
 – Их… его… тра-та-та! – выругалась Люба. – За что мне это всё?! Мирон сейчас университет строить будет, а я его г..но подтирать должна?!
 – Начальство решило, что только ты можешь здесь что-то исправить…
 Действительно, из всех начальников проектов Люба была сейчас самой-самой "весёлой и находчивой".
 Лично мне она, внучка академика и жена профессора, считавшая в прошлой жизни металлоконструкции в уютной тишине проектного института и выброшенная на нашем диком востоке в гущу стройплощадок, называемых у нас без доли юмора "полем боя", напоминала одну из героинь рассказов о гражданской войне – такой жесткой и беспощадной пришлось ей стать.
 – Ну и чёрт с этими стенами! – сказала Люба. – Не я их строила, не мне отвечать! (Конечно, сказала она не так – таких интеллигентских слов как "чёрт" в её "боевом" лексиконе уже давно не водилось).
 – Девушка ещё не врубились, – ответил я. – Стены не отклоняются одинаково по всей длине…
 – Хочешь сказать, что они ещё и кривые и будут большие "клинья"? – перебила она.
 – Именно так, но и это не всё…
 – Там, где стены завалены внутрь, размеры комнат будут меньше минимума? – опять перебила Люба.
 – Всегда знал, что ты догадливая!
 Должен объяснить читателю, что "клиньями" называют отклонения стен от проектной оси по длине.
 А если размер помещения, хотя бы на несколько сантиметров меньше минимально разрешённого нормами, суд может решить, что оно просто отсутствует...
 У нас полы делают из плит, поэтому сразу видно, когда швы пола не параллельны стене. Это считается серьёзным дефектом и чревато выплатой значительных компенсаций владельцу.
Ну, а о том, насколько "дорогим" дефектом является несоблюдение минимальных размеров помещений, и говорить не стоит…
Мы прошлись по нескольким квартирам и лестничным клеткам, показал ей типичные дефекты.
Потом немного посидели у неё, поговорили, как исправить то, что ещё можно исправить.
Когда прощались, я ещё не знал, что по независящим от меня причинам попаду на её проект очень нескоро…
В следующий раз я приехал на "Люкс" к Любе только через полгода.
В этот день вселялись первые жильцы. Обратил внимание на несколько машин компаний по проверке качества строительства, припаркованных на стоянке "Люкса".
Спросил у Любы, что это за ажиотаж такой. Она ответила:
 – Пойдём в 20-ю квартиру, там заселение только через неделю...
В 20-ю, так в 20-ю. Она на 6-ом этаже, "клинья" будут хорошо видны.
Ключник открыл входную дверь, мы зашли. Прошёлся по квартире – никаких "клиньев", швы пола идеально параллельны стенам!
 Люба победно смотрела на меня.
Но я в чудеса не верю, подошёл к большому окну: точно, ширина наружных откосов с двух сторон окна отличается чуть ли ни вдвое!
Значит, Люба выправила кривизну стен за счёт изменения их толщины.
 – Сто процентов, – первой начала Люба, – кроме тебя никто на это внимания не обратит.
 – По крайней мере, жильцам это не помешает, – согласился я.
– Теперь послушай, – продолжила она, – почему я пошла на это. Вместо того чтобы сказать гендиректору, что не я панели монтировала, не мне и компенсации жильцам платить.
Но кто-то из мастеров или рабочих "шепнул" нескольким жильцам, что нельзя будет нормально расставить мебель, потому что стены во всём доме кривые.
Об этом узнали все, и что тут началось! С утра до вечера они ходили по квартирам и вымеряли всё до последнего сантиметра.
Меня они буквально осаждали…. Тогда я разослала им всем письма, что пока не закончены работы, прошу не мешать. Когда квартиры будут готовы – милости просим, приходите, смотрите, меряйте. Обнаружите дефекты, заплачу компенсацию.
И решила я класть блоки наружных стен после того, как сделаю полы – как если бы стенки были не из блоков, а из гипсокартонных листов. Конечно, риск, что повредят полы. Но я их укрыла, пошла на эти затраты. Кстати, ты же знаешь, в договорах о продаже написано, что внутренний слой наружных стен может быть не только из блоков, но и из гипсокартонных листов.
Где панели были затянуты внутрь и размеров не хватало, сделала стену тоньше, поставила вместо блоков толщиной 10см гипсокартон 1.5 см.
В общем, стены и перегородки ставили по готовым полам, поэтому никаких клиньев нет!
Можешь себе представить, в каком шоке были граждане, когда получили возможность увидеть свои идеальные квартиры!
Если думаешь, что они пришли от этого в восторг, ошибаешься!
Ведь они уже слюнки распустили на наметившиеся компенсации, а тут такой облом!
Опять они в полном непонимании меня осаждают, куда, мол, стены наши кривые девала и где наши за них компенсации?!
Крик, гам, угрозы – по судам, мол, затаскаем…
Вот и явились сегодня с экспертами квартиры принимать…
 – Ну, а то, что я тебе с балкона показывал, неужели никто не заметил?
 – Нет, не заметили и не заметят! – уверенно ответила Люба.
 Люба оказалась права. Прошло пятнадцать лет после сдачи "Люкса".
Ни эксперты, ни жильцы ничего не заметили…
В нормах появилось разрешение делать перегородки из легкобетонных блоков по готовому полу.
 А Люба через несколько лет стала очень большим начальником, правда, в другой компании.
 


***

В издательстве «Альтаспера» (Торонто, Канада) вышла новая книжка редактора – «Черничный заяц», включая связанные одним сюжетом сказочные повести…
Она – здесь:

Мария Наклейщикова
Драматизирован ванилином



Готовится к выходу долгожданная третья книга автора «Драматизирован ванилином» (проза, стихи и авторские фотографии). Такое забавное название дала одна зарисовка юношеских лет, книга имеет философскую и порой драматическую основу. В неё будет включён цикл малой прозы "Демаркационная линия" - душещипательные рассказы о людях, многое переживших в этой жизни, но сумевшие выстоять и многое изменить вокруг себя, в своей душе и даже повернувших линии судьбы. Это реальные рассказы о существующих в настоящем людях, встретившихся на пути Марии и теперь на вашей жизненной траектории тоже.
https://planeta.ru/campaigns/mawukband
Зайдите на сайт и поддержите автора!
https://vk.com/breathing_in_life

***
Сергей Паничев, Сгонный поселок

Далеко отсюда в неведомых казённых бумагах и на разноцветных картах это место было обозначено как «Рабочий посёлок за номером таким-то». Но для всех жителей в округе посёлок был Сгонным. От этого прежнего промысла остались окружавшие посёлок длинные рвы, залитые тёмной стоячей водой, пруды с ровными краями и разбросанные в беспорядке ямы, канавы, закопушки. Казалось, кто-то сначала пытался пилить землю, а потом, потеряв терпение, стал рвать её, кусать, драть когтями. Всё вокруг было чахлым, заброшенным, сырым и пахло старой прелью, как в неряшливом доме.
Стоял он посреди плоской равнины, прямо на торфе, который когда-то здесь добывали, а нынче бросили.
 
Продолжение – в номере 8.