Мишенька

Виктория Алексина
Ее руки нервно теребят носовой платок, а глаза слезятся.
- Ты, наверное, тоже меня осуждаешь? – спрашивает она меня, и ее голос дрожит. – Никто не знает, чего мне стоила вся эта ситуация: бессонные ночи, нервные срывы, разочарования. А ведь я уже немолодая, - она громко всхлипывает, так что официантка оглядывается на нас.
Я встретила Елену случайно. Она долго работала у нас на предприятии в соседнем отделе, а затем переехала в Киев, как говорила сама, «за перспективой».
Специалист она была неплохой и пользовалась авторитетом, но один из ее поступков полностью изменил мнение коллектива о ней.
Женская судьба Лены как-то не сложилась, хотя ей грешно было жаловаться на невнимание мужчин. Она никогда не была замужем, хотя мечтала о семье. Не получилось родить и ребеночка. Сначала не спешила, считая, что малыш свяжет ее по рукам и ногам, а потом, как сказали доктора, было уже поздно. Возрастные изменения организма поставили точку в ее мечте стать матерью.
Между тем подруги Лены по работе то и дело воодушевленно рассказывали о своих детках. Восхищались их успехами и достижениями, показывали фотографии с утренников, копировали их милый лепет и делились смешными высказываниями.
Елене тоже хотелось принимать участие в общем разговоре, но она могла только расспрашивать, так как поделиться ей было нечем.
Когда приходило время распределять отпуска, женщина часто чувствовала себя ущемленной. Начальник упорно отдавал летние месяцы мамашкам и, подшучивая над Леной, говорил: “А тебе, дорогая, бархатный сезон. Поедешь осенью на курорт за мужем”.
И тогда она решилась взять ребенка из детского дома. Так в ее жизни появился Мишенька. Ему было 2 года, и он не сразу стал называть ее мамой. Заметно прибавилось хлопот. Нужно было вставать раньше, готовить для ребенка, стирать вдвое больше обычного. На выходные, которые Лена по обыкновению проводила в парикмахерских или в салонах красоты, приходилось ходить в парк и на детскую площадку. Она заметно потускнела и уже не выделялась среди своих сослуживиц, былой ухоженностью. Это ее разочаровывало и расстраивало. 
Зато на работе поступок Лены был оценен по достоинству. Все говорили, что она поступила благородно. Ей, как матери-одиночке, предоставляли всевозможные льготы, отпуск, когда захочет, рабочий день на час короче, даже премию выписывали чаще, чем всем остальным, что бы материально поддержать.
Годы шли, и Мишенька пошел в школу. А когда ему исполнилось 12, Елена отказалась от мальчишки, и он вынужден был вернуться в школу-интернат.
Эта новость разразилась, как гром среди ясного неба. Все предприятие гудело, как улей. Выдвигались разные версии, но все дружно обвиняли Леночку. Женщина же вела себя, как и прежде. Будто и не было тех десяти лет, прожитых с Мишенькой.
Вскоре в одном из отпусков женщина познакомилась с Валентином. Он позвал Лену замуж и увез ее из нашего провинциального городишка в столицу. Однако долго этот союз не продержался.
Елена вернулась домой. На работу устраиваться не захотела, ей с лихвой хватало на жизнь денег, вырученных от продажи квартиры, оставленной ей Валентином.
Мы пересеклись в центре случайно. Я выскочила в обеденный перерыв на главпочтамт, она покупала обновки в магазинах.
- Знаешь, когда Мишеньке исполнилось девять, он начал врать мне по любому поводу. В школе съехал по всем предметам, учительница жаловалась, что мальчик перестал успевать. Когда я его одергивала, он хамил мне. Понимаешь, - я его из детдома выдернула, пригрела, а он в благодарность доводил меня до слез. Потом вообще связался с плохой компанией, стал уходить из дома, возвращаться, когда придется. Это все его скверная наследственность!
Лена стрекотала и стрекотала. Я допила кофе, расплатилась, и вышла из кафе, не прощаясь.  Мне вдруг вспомнился Мишенька… Моя дочка ходила с ним в один класс.  Мальчик по три-четыре года подряд носил один и тот же костюм, который с каждым разом становился ему все тесней и тесней. На утренниках, не дожидаясь их окончания, принимался есть конфеты, как будто бы никогда раньше не видел сладостей. Он не ездил на экскурсии, которые организовывал для учеников родительский комитет, хотя цена на них для паренька была символической. А когда дочь пригласила его на именины, Миша не хотел уходить от нас домой.
В ту пору Лена на мои расспросы о сыне всегда твердила одно и тоже, не хватает денег, тяжело растить ребенка одной. А назавтра хвасталась перед нами новым модным платьем.
Мне не узнать наверняка, что чувствовала Елена в тот день, когда отводила Мишу в интернат, а вот то, что он  испытал, хорошо знаю. С ним несколько месяцев работало два психолога, чтобы вывести его из депрессии. Лишь спустя полгода мальчик снова смог общаться со сверстниками и улыбаться. Я договорилась с директором интерната, и Мишу по выходным отпускали к нам в гости.
Сейчас он учится в училище на первом курсе и мечтает стать программистом.
Осуждала ли я Лену? Наверное, скорее жалела. Мне вдруг ясно представилось, как на нее с каждым днем неотвратимо надвигается одиночество.