Зиновий Бекман
Этой фотографии ровно 60 лет. Не припомню, у кого я прочел такую фразу, что фотографии сохраняют застывшее время и его эпоху. Сегодня я смотрю на неё, и меня охватывает волнение, сердце наполняется теплотой, оживает время и оживают знакомые лица. Всмотритесь в них: все молоды, впереди у каждого целая жизнь, свои мечты и своя дорога.
Но сейчас мы не просто однополчане - мы одна семья и каждый день чувствуем локоть друг друга. Мы в военной форме, но нас объединяет не ратный труд, а творчество, которым мы занимаемся ежедневно и ежечасно, согревая своим искусством на многочисленных концертах в воинских подразделениях тяжелое бремя солдатской службы.
Известная ротонда на набережной крымского города Феодосии. Перед нами знаменитая картинная галерея Айвазовского, а за спиной плещется море, доносится шум прибоя и крик черноморских чаек.
Ранней весной 1956 года после полутора лет армейской службы в СТРОЙБАТЕ
Черноморского Флота в городах Туапсе и Керчи, волею судьбы и представившемуся случаю, я был переведен для дальнейшего прохождения срочной военной службы в Севастополь, в армейский ансамбль песни и пляски "Севастопольвоенморстроя." Начался самый интересный, запомнившийся на всю жизнь, период моей армейской юности, во многом, определивший выбор основной профессии.
В памяти всплывают различные эпизоды ансамблевой жизни и повороты судеб моих однополчан…
* * *
Заканчивалось наше очередное двухнедельное концертное турне. Позади 25 концертов в воинских частях и почти тысяча километров по весям и дорогам Крыма, часто по пыльным и ухабистым. К тому же не в комфортабельном автобусе с мягкими сидениями, а в кузове военной бортовой машины, крытой брезентовым тентом, с жесткими поперечными деревянными скамьями.
Наряду с творческой радостью, которую мы-военные артисты, с лихвой получали на концертах от теплого приема благодарных армейских слушателей, чисто физически, каждый такой день нас изрядно изматывал.
В тот день, преодолев расстояние почти в 300 км, и,отработав по пути следования,два концерта, мы к вечеру прибыли в совхоз «Молодая Гвардия» Красногвардейского района Крыма, в клубе, которого нам предстояло выступить с третьим концертом. Сюда мы приехали по приглашению Первого Секретаря райкома комсомола Виктора Ильина, в недавнем прошлом нашего сослуживца, библиотекаря Севастопольского клуба военных строителей, в котором базируется наш ансамбль.
В зрительном зале совхозного клуба аншлаг. Многие зрители разместились на приставных стульях, устроились на подоконниках, стоят вдоль стен и в проходах.
Несмотря на привычную обстановку, перед каждым концертом испытываем волнение. Традиционно концерт начинается выступлением хора. Выходит наш художественный руководитель и дирижер старший лейтенант Хомяков Виктор Семёнович и, увидев наши уставшие и поникшие физиономии, пытается жестами и мимикой как-то нас оживить. И тут неожиданно на помощь ему приходит балетмейстер ансамбля, старшина-сверхсрочник Георгий Оконенко. На миг, появившись из-за боковой кулисы, невидимый зрителями, но в поле нашего зрения, он, фигурально говоря, «фотографирует» нас своим, блеснувшим голым задом.
Сдерживая душивший смех, наши лица расплываются в широких улыбках.
Баянисты играют вступление и, взбодрившись, хор начинает петь, с присущим ему творческим подъемом и сценическим шармом.
Измотанные долгой дорогой, тремя концертами и окончательно разморенные хлебосольным ужином с вином, мы от усталости в буквальном смысле валимся с ног. Вернувшись в клуб, тут же засыпаем, как на солдатском привале, «мертвецким» сном. Причем, одни, откинувшись в креслах и, вытянув ноги. Другие, напротив, свернувшись калачиком, а третьи, прямо на полу в проходах, между рядами, положив голову на руку….
И каково было огорчение, когда незадолго до рассвета, нас начал настойчиво будить своим зычным, голосом, Витя Колыванов, старшина сверхсрочной службы, художник базового клуба и исполнитель райкинских миниатюр в наших концертах. Включив на сцене свет, он, бегая по залу и, тормоша, каждого из нас, выкрикивал:
- Просыпайтесь! Просыпайтесь и смотрите внимательно на сцену. Жора придумал новую эстрадно-хореографическую миниатюру. Если она вам понравится, мы её завтра введём в программу концерта.
- Знаем мы Жорины миниатюры, -раздался из зала сонный баритон солиста ансамбля Славы Гостищева, - опять будет демонстрировать нам свою голую жопу. Раздался общий смех.
- Как тебе это могло прийти в голову? – обиженно изрек Колыванов и обратился к Славе Полищуку:
- Слава, сыграй на гитаре, что-нибудь похожее на «Лунную сонату» Бетховена. Полищук неохотно расчехлил свою двухгрифную гитару и начал играть разложенные гитарные аккорды. Под звуки гитары Колыванов медленно открыл занавес. Постепенно просыпаясь, мы уставились сонными глазами на сцену. Но прошла минута, а на ней никто не появился, и только монотонно звучали, усыпляющие звуки гитары. Послышался ропот недовольства.
-Наверное, Жора не успел подготовиться, - попытался успокоить нас Колыванов, а из зала снова голос Гостищева:
- Думаю, он просто не успел снять штаны,- снова прозвучал смех. И буквально в это самое мгновенье, как во время концерта, из той же боковой кулисы, медленно, под звуки гитары, выплыл, освещенный софитами… Жорин голый зад…
От гомерического смеха содрогнулись стены сельского клуба. Больше в это раннее утро никто, даже не пытался сомкнуть глаз – усталости, как не бывало.
В нашей среде было много выдумщиков, шутников и балагуров. Без озорного розыгрыша и веселой шутки трудно было бы выдержать ежедневный напряженный, хотя и творческий, режим работы, в котором ежедневные многочасовые репетиции в первой половине дня чередовались с частыми вечерними концертами в воинских частях, на кораблях, военных и городских Домах Культуры.
Вместе с тем мы умели расслабляться. Даже коллективное посещение городской бани сопровождалось каким-либо действом. Представьте себе: в мужское отделение бани шеренгой, по ранжиру, входит группа обнаженных парней, отбивая барабанную дробь на банных тазиках, прикрывающих мужские достоинства. Изумленные посетители бани перестают мыться, с недоумением поглядывая на странную команду. И в это же время, неожиданно для них, наш солист, прекрасный баритон Слава Гостищев, подобно протодьякону, запевает широко, нараспев, подражая церковному запевале:
Отец Говрило
ноелся чорнила -
стоит наклонительно.
Его пение подхватывает стройный многоголосный мужской хор, также, подражая церковному хору:
Наклонительно,
Наклонительно,
Накло-ни –иииитель-но!
Банная публика устраивает длительную овацию, а за тонкой перегородкой, в женском отделении скандируют: Браво! Бис!
И тогда наш другой солист Слава Полищук своим елейным тенорком запевает в сторону женского отделения:
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли, люли стояла,
Люли, люли стояла.
И опять хор, только теперь пританцовывая и размахивая в такт музыки руками, и не только руками… мы же были, в чем мама родила, подпевает шуточный игровой припев:
Чувиль, мой чувиль,
Чувиль навиль, виль, виль, виль
Ещё чудо, перво чудо
Чудо, Родина моя!
Когда вышло время купания, и командир нашей команды старший сержант Иван Ващенко скомандовал: «Заканчивать купание!», нас проводили из зала дружными аплодисментами.
Буквально через несколько дней после моего прибытия в ансамбль начальник клуба СВМС капитан-лейтенант Вдовиченко Виктор Власович назначил меня заместителем командира команды. Для меня это было неожиданно, но его выбор пал на меня по той причине, что среди солдат срочной службы я оказался единственным ефрейтором.
В первый же день моего «командирства» мои подчиненные преподнесли мне сюрприз. Когда после завтрака я вел их строем из части в клуб на репетицию, то по ходу движения обратил внимание, что не все шагают в ногу, и дал команду:
« Взять ногу! Левой! Левой!» И каково было мое изумление, когда вся команда, продолжая движение, быстро наклонившись, коснулась руками левого голенища сапог.
Чувство коллективной сиюминутной импровизации было на удивление развито, не сговариваясь, они могли одинаково отреагировать на любую мою строевую команду.
Как-то после вечернего концерта мы возвращались из клуба в расположение своей части как всегда строем. Сказалась усталость напряженного дня. Мои подопечные, мягко говоря, не шли, а волоча ноги, растянувшись, брели. Чтобы их взбодрить, я подал команду: «Подтянуться! И веселей!» И снова усталости, как не бывало. Строй не только подтянулся, но на удивление прохожих, продолжил движение, пританцовывая, в ритме польки.
А случайным прохожим и,прежде всего жителям домов, мимо которых мы каждый день проходили, было чему удивляться. В это время вышел, полюбившийся зрителями
фильм «Максим Перепелица» с Леонидом Быковым в главной роли. Нам пришлась по душе песня Соловьева-Седого из этого фильма «Солдаты, в путь!». Мы её быстро выучили и с удовольствием исполняли не только на концертах, но и во время наших маршей из части в клуб и обратно.
Солдаты в путь, в путь, в путь,
А для тебя, родная,
Есть почта полевая.
Прощай, труба зовет,
Солдаты в поход.
Пели мы стройно, чётко чеканя шаг, под аплодисменты и восхищенные взгляды прохожих. Команду трудно было узнать.
Но случалось и такое. Как обычно, мы строем двигались в клуб на репетицию.
Июльское утро было душным и влажным. Разморенные крымской жарой, мы расслабились. Команда шла в разнобой, не соблюдая шаг, расстегнув вороты гимнастерок. Некоторые, сняв пилотки, просунули их под погоны.
Мы прошли примерно половину пути и тут, неожиданно, скрипнув тормозами, нам преградил дорогу армейский джип, Из него вышел знакомый нам, известный в городе за свой суровый нрав, комендант Севастопольского гарнизона полковник Голубь. Он был поклонником нашего ансамбля. Я скомандовал :»Смирно!» и доложил о том, что команда ансамбля СВМС направляется на репетицию в клуб строителей. Выслушав мой доклад, он резко отпарировал:
- Разве вы команда? Вы банда анархистов. Посмотрите на свой вид. Ефрейтор, как вы могли такое допустить. Я прикажу вашему командованию, чтобы вас наказали.
Я бывал на ваших концертах и на всех совещаниях подчеркивал, что учиться шагать строевым шагом надо на концертах ансамбля СВМС, а теперь вижу, что вам самим не помешает строевая подготовка. Мои увещевания, что нас ждут в клубе на репетиции, он оставил без внимания.
Так мы вместо подмостков клуба, оказались на плацу городской комендатуры, где какой-то флотский старшина по заданию самого коменданта с особым рвением занимался с нами не менее двух часов строевой подготовкой…
Такие эпизоды - всего лишь штрихи к облику нашего ансамбля. А подлинное его лицо можно было увидеть только на его концертах. Это был очень мобильный, удивительный и я бы добавил, уникальный творческий коллектив. В нем не было четкого разделения на певцов, танцоров и музыкантов. Мы все пели в хоре, принимали участие в хореографических постановках и все без исключения играли в оркестре русских народных инструментов.
Безусловно, в каждой группе по жанрам были ведущие солисты. Душой ансамбля был его художественный руководитель старший лейтенант Хомяков Виктор Семенович, талантливый музыкант и прекрасный организатор. До призыва в армию окончил Тульское музыкальное училище по классу баяна и оркестрового дирижирования.
Создание оркестра русских народных инструментов, в котором бы играли все участники ансамбля, было заветной мечтой Виктора Семеновича, но участникам ансамбля она казалась несбыточной, так как большинство из них никогда не играли на этих инструментах и к тому же, не знали нот.
В составе ансамбля служил баянистом Федя Долгалев, с которым до призыва в армию мы вместе учились в Крымском училище культуры и жили в одной комнате. Он знал, что я прилично владел игрой на 3-хструнной домре. Он рассказал обо мне Хомякову. Через месяц последовал приказ о моем переводе из Керчи в Севастополь в состав ансамбля СВМС.
Так как я один из не многих хорошо знал нотную грамоту и практически владел игрой на всех струнных инструментах народного оркестра, то в создании оркестра, стал правой рукой Виктора Семеновича.
Любой профессиональный музыкант понимает, как сложно за несколько месяцев создать оркестр из музыкантов, владеющих игрой на инструментах и знающих нотную грамоту. А как создать оркестр из людей не знающих ни того, ни другого?
И все-таки оркестр в нашем ансамбле за короткий срок был создан. В моей жизни и музыкальной практике это осталось уникальным явлением.
Прежде всего, предстояло каждого потенциального оркестранта научить навыкам звукоизвлечения и основным приемам игры на оркестровых инструментах.
На следующем этапе необходимо было с каждым в отдельности выучить оркестровые партии. Но как выучить, если большинство не знали нот. Приходилось, проявляя максимум усилий, терпения и выдержки, буквально изощряться, придумывая разные способы. Самым доступным и понятным оказался своего рода цифровой график, в котором первая цифра указывала порядковый номер струны, а вторая – номер лада, соответствующий ноте звучания. Затем все эти звуки исполнялись в необходимой ритмической последовательности.
Мне кажется, что по сложности создание нашего оркестра было сродни, не имеющим в мире аналога – созданию крепостных роговых оркестров, существовавшим в России в средние века, в которых каждый музыкант мог извлечь из своего инструмента - РОГА только один звук определенной высоты.
Первое концертное выступление оркестра прошло с большим успехом.
Мы исполнили, написанную Хомяковым «Фантазию на тему музыки И.О. Дунаевского
из кинофильма «Кубанские казаки». Танцоры, певцы, хористы и чтецы, которые всего несколько месяцев тому назад ещё не держали в руках этих инструментов, объединенные творческим порывом художественного руководителя, играли уверенно и с воодушевлением.
Они настолько хорошо освоили приемы игры и выучили оркестровые партии, что когда однажды во время выездного концерта в солдатской столовой в поселке Октябрьское, неожиданно погас свет, оркестр, не прервав игры, в абсолютной темноте, под дружные аплодисменты, доиграл произведение до конца.
Для меня мне, как будущего профессионального музыканта, дирижера и руководителя оркестра русских народных инструментов, в том числе организатора, что называется с нуля, нескольких новых оркестровых коллективов, та работа оставила неизгладимый след и во многом определила выбор моей профессии.
Моя творческая судьба сложилась в ансамбле весьма успешно. Зачисленный в его состав, прежде всего, как оркестрант, я очень скоро, начал выступать на концертах и, как солист-домрист в сопровождении баяна или фортепиано. В моем репертуаре,в том числе, был известный инструментальный «Концерт для домры» Николая Будашкина» и "Вальс" Арама Хачатуряна из музыки к драме М.Лермонтова "Маскарад"
Наравне со всеми участниками ансамбля я пел в хоре и принимал участие в хореографических композициях, исполняя небольшие жанровые партии,в которых демонстрировал не столько танцевальные навыки, сколько пластику театральных движений, жестов и мимики. Я был ловким и владел ими в достаточной мере.
В 1957 году в Москве проводился Международный фестиваль молодежи и студентов. Балетмейстер ансамбля Георгий Оконенко поставил очень интересную танцевальную композицию, которая называлась «Лауреат фестиваля».
Из Москвы в свою часть возвращается, принимавший участие в танцевальном конкурсе международного фестиваля солдат-сослуживец, удостоенный звания лауреата. Его торжественно встречают и, выражая своё восхищение, как героя качают, подбрасывая вверх. После общей веселой пляски армейский повар приглашает Лауреата и его поклонников на праздничный обед в солдатскую столовую. Обед настолько всем пришелся по вкусу, что в знак благодарности, они дружно начинают качать и подбрасывать повара.
Но его не просто подбрасывали вверх и ловили, а перебрасывали три раза от одной группы к другой, отстоящей от первой на расстоянии нескольких .метров. Это был почти цирковой трюк. Роль повара досталась мне. Вначале, не скрою, я боялся этого трюка, но потом привык и исполнял его с удовольствием, а во время перелетов ещё что-то успевал обыграть мимикой, движениями рук и ног.
Но на одном из концертов, как сейчас помню, это было под Симферополем, в селе Школьном, где одна из военных строительных частей возводила какой-то секретный военный объект. Мы выступали на импровизированном помосте, над которым пролегали деревянные балки, возможно будущей кровли. Во время своих «перелетов» я ударился головой о такую балку и, потеряв на миг сознание, обмякший, полетел вниз, правда, в руки, подоспевших друзей…
Когда через несколько лет началась эра космических полетов, я узнал, что в Школьном был один из первых центров космической связи, и мало кто догадывался, что все первые прямые телевизионные репортажи из космоса велись через эту станцию и Симферопольский телевизионный центр.
Но самого большого творческого успеха мне пришлось испытать в жанре, которым я до этого никогда не занимался. Мои сверстники, наверняка помнят, как в 40-60 годы прошлого века на эстраде были популярны юмористические дуэты: Миронова и Менакер, Миров и Новицкий, Рудаков и Нечаев, Тимошенко и Березин( Тарапунька и Штепсель). Все они были непревзойденными мастерами юмора и любимцами публики. Их выступления отличались изысканностью, остротой и злободневностью. Характерно, что в каждой паре участники были антиподами по характеру, причем зачастую не, только на сцене, но и в жизни.
В то время этот жанр был очень популярным и на самодеятельной сцене. Аналогичный дуэт был и в нашем ансамбле в составе ведущего концертной программы Владимира Славина и Юрия Васильева. Оба в достаточной мере, особенно Васильев, обладали чувством юмора, притом, что он был ещё и очень хорошим танцором.
В сценических репризах они явно подражали Мирову и Новицкому, а в исполнении юмористических куплетов Рудакову и Нечаеву. И, если Славин был довольно высокого роста, сухопарый, узкий в плечах, то Васильев, напротив, небольшого роста - коренастый и широкоплечий. Их выступления пользовались неизменным успехом. Надо отдать должное таланту сатирика - юмориста Юрия Васильева, автора большинства, исполняемых ими реприз и куплетов. Но подошло время, и Славин демобилизовался, и их дуэт распался. Оставшись без партнера, Юра какое-то время некоторые репризы и куплеты исполнял сам, подыскивая себе партнера. Но все кого он пробовал, были скованы и не могли со сцены выразительно произносить тексты.
Однажды Юре поручили к очередному концерту написать на заданную тему злободневные сатирико-юмористические куплеты. Я вызвался ему помочь, и мы довольно быстро написали их в форме частушек, в которых высмеивали всякие неполадки на военных стройках, упоминая конкретных людей, забавные и смешные случаи. В частушках мы изобличали американских империалистов, поджигателей новой войны и готовность советских вооруженных сил дать отпор любому агрессору. В те годы эти темы не переставали звучать на радио и не сходили с газетных полос.
Юра попросил меня попробовать исполнить их вместе с ним. И так как я с детства любил читать со сцены стихи, участвовал в драматических спектаклях и два года учился в училище культуры, где мы осваивали навыки поведения на сцене – у нас получился хороший творческий союз. Но мы не были антиподами, ни в жизни, ни на сцене: оба небольшого роста, схожими характерами, с одинаковым чувством юмора, к тому же, оба умели писать и, по сути, были авторами большинства, исполняемых на концертах реприз, куплетов и пародий. Так родился ни на кого не похожий ТАНДЭМ двух весельчаков, шутников-балагуров. Мы не просто пели по очереди частушки, мы их обыгрывали, импровизируя на каждом концерте, каждая реприза у нас превращалась в юмористический СКЕТЧ.
Как-то на одном филармоническом концерте, который состоялся в нашем клубе, мы услышали в исполнении эстрадного артиста очень смешные и забавные куплеты на музыку известной украинской песни «Ой, ты Галя, Галя молодая», в которой высмеивалось увлечение стиляжничеством и преклонение перед западной модой.
(Увы, такое было время!) Сейчас об этом стыдно вспоминать, но из песни слов не выкинешь. А тогда вызывали шквал аплодисментов и взрывы смеха такие незатейливые строки:
«Ой, ты,Галю, Галя молодая,
Ты ж була чорнява, а стала рудая»
Нам эти куплеты очень понравились. Мы их дополнили, обработали на свой лад и что только во время исполнения не выделывали: пели БЕСАМЕ МУЧО, плясали ГОПАК и танцевали БУГИ ВУГИ. Нашим успехом мы во многом обязаны нашему бессменному аккомпаниатору, баянисту СЛАВЕ КАПЛАН, чистокровному цыгану, семья которого после кочевого образа жизни осела в городе Николаеве.
Этот концертный номер стал нашим ХИТОМ и визитной карточкой. На всех концертах его принимали на УРА. Он сделал нас самой популярной парой в Севастополе. Нас знали и любили все первые лица руководства партийных и советских органов города и командования Черноморского Флота, включая Командующего адмирала КАСАТОНОВА и Начальника Политуправления капитана первого ранга ПАВЛОВА. С этим номером мы вернулись из Киева лауреатами республиканского фестиваля. Нам рукоплескал сам Министр обороны Советского Союза прославленный маршал Г.К. ЖУКОВ и после концерта, поблагодарив, пожал нам с Юрой Васильевым руки, о чем было написано во всех газетах страны.
Нам сулили после демобилизации большое творческое будущее и успех на профессиональных филармонических подмостках, НО! Всему этому я предпочел получение образования и поступил в Симферопольское музыкальное училище на отделение народных инструментов, а после его окончания стал студентом Львовской государственной консерватории им. Н.Лысенко…
* * *
Прошло много лет – целая жизнь. Года пролетали, как песок в песочных часах. Я смотрю на фотографию и не могу сдержать слез. Где же вы теперь, мои друзья-однополчане? Боюсь этого слова, но точно знаю, что многих уже нет. Но сейчас они все перед моими глазами предстают со своими судьбами, радостями и горестями.
ГЕОРГИЙ ОКОНЕНКО балетмейстер ансамбля, ему за тридцать, но для нас он старший товарищ и просто ЖОРА, талантливый танцовщик и постановщик танцев. В жизни весельчак и забияка. Помню, как принимая девушек танцовщиц в танцевальную группу, он говорил: »Мне важно, чтобы они умели не только хорошо танцевать, но при этом ещё имели: и СИСИ и ПИСИ и КАКИ». Во время войны он был танцором армейского ансамбля. Ему неоднократно приходилось выступать, непосредственно на передовой. У него были боевые награды, и он гордился, что в первый день Победы участвовал в концерте на ступеньках поверженного РЕЙХСТАГА в Берлине в одном концерте с прославленной певицей ЛИДИЕЙ РУСЛАНОВОЙ.
Его тёзка ЖОРА ДЕМИДКОВ, ведущий баянист нашего ансамбля, бессменный мой аккомпаниатор на всех выездных концертах, добрый, улыбчивый парень. Единственный среди нас имел фотоаппарат «Зоркий» и серьёзно увлекался фотографией. Автор фотографии, которая передо мной.. После демобилизации из армии остался в Севастополе, организовал вокально-инструментальную группу и много лет играл в ресторане «Бригантина». Бывая в Севастополе, мы неизменно встречались за чашечкой кофе с коньяком, вспоминая нашу молодость и друзей.
Я смотрю на их лица и удивляюсь, как много подробностей из жизни каждого хранит моя память и как их жизнь переплеталась невидимыми нитями с моей жизнью.
ИРИНА САПРЫКОВА поступила в наш клуб на должность библиотекаря. Оказалось, что она имеет музыкальное образование и владеет игрой на фортепиано. Так она стала моим аккомпаниатором. Интересный факт её биографии. Она дочь летчика Бориса Сапрыкова, который летал в одном экипаже с прославленными советскими летчиками и погиб в 1939 году в один день с летчиком-героем Анатолием Серовым.
В нашем ансамбле Ирина влюбилась в хориста КОЛЮ ТКАЧЕНКО, красивого высокого парня и после его демобилизации, уехала с ним в Белгород-Днестровский, где Николай поступил в Педагогический институт. Но жизнь их не сложилась. Ирина переехала в Киев, где закончила факультет журналистики Киевского университета.. Там вышла замуж за сокурсника Кабалова и после окончания учебы по направлению вместе с мужем переехала в Магадан, где встретилась и подружилась с моими родителями. Отец прожил в тех краях более четверти века, вначале в ГУЛАГе, после освобождения на поселении без права выезда, а после реабилитации, после 24 лет разлуки, к нему приехала моя мать и до самой пенсии они жили там. Когда Ирина родила дочь Оксану, они помогали ей её растить. Всю жизнь меня и мою семью связывали с ними не просто дружеские, а скорее родственные отношения. 10 лет тому назад ИРИНЫ не стало.
Старший лейтенант ВИКТОР СЕМЁНОВИЧ ХОМЯКОВ, наш худрук. Я помню его голубые глаза и чувственные губы. Он любил красавицу жену и был неравнодушен к танцовщицам из нашего балета - Бог ему судья! В нем сочетались талант музыканта и организатора. Как мы сожалели, когда его перевели на должность начальника армейского клуба в группу советских войск в Румынию, в город Галац.. Следы его на многие годы затерялись. Но прошло 25 лет, и мы с ним снова встретились в Крыму, но теперь уже, как коллеги: педагоги, руководители оркестров и директора музыкальных школ, я в Симферополе, а он в Судаке..
Он искренне радовался профессиональным успехам своего бывшего подчиненного.
Несколько лет тому назад его сын Владимир написал мне в «ОДНОКЛАССНИКАХ», что Владимир Семенович и его жена почти в одно время ушли в мир иной.
После окончания Симферопольского музыкального училища в 1961 году я по распределению несколько лет работал преподавателем детской музыкальной школы в поселке Октябрьское Красногвардейского района Крыма. Комнату я снимал у одной пожилой женщины, бабы Паши, у которой на подворье была своя корова. Однажды, придя с работы, я застал её в слезах. Оказалось, что её корова случайно забрела на колхозное поле с кукурузными всходами, и объездчик колхоза угнал её на колхозный скотный двор. По словам бабы, Паши, чтобы вернуть корову, надо заплатить большой штраф.
Я знал, что председателем этого колхоза был мой сослуживец по Севастопольскому клубу и ансамблю СВМС. ВИКТОР ИЛЬИН. До этого он был Первым Секретарем Райкома партии и, как мне стало известно из газет, добровольно оставил этот высокий пост, перейдя на должность Председателя отстающего колхоза. Через несколько лет он совершил головокружительный скачок, вернувшись на партийную работу в Крымский Обком КПСС - Секретарем Обкома.
Ничего не обещая бабе Паше, я решил поговорить с ИЛЬИНЫМ. Правда, мы с ним последние годы не виделись, с того памятного концерта в совхозе «Молодая Гвардия». Утром на попутной машине я добрался до центральной усадьбы, где располагалась колхозная контора. Увидев меня, входящим в кабинет, он широко улыбнулся и, поднявшись, пошел мне навстречу, предупредив, что у него, к сожалению, очень мало времени. Затем поинтересовался, чем я занимался после демобилизации и попросил в двух словах назвать причину моего визита к нему. Когда узнал, нахмурился и пожурил меня за то, что я по просьбе хозяйки приехал хлопотать за неё. Я ему ответил, что она об этом, даже не знает и, откровенно говоря, мне стало стыдно. Увидев мое замешательство, он смягчился:
- Ладно, на этот раз прощаю, пусть приходят за своей скотиной, я распоряжусь. Но передай, чтобы впредь следили за ней. Следующий раз так легко не отделаются.
ВИКТОР ИЛЬИН сделал в Крыму успешную политическую картеру, пройдя путь от Первого Секретаря Райкома комсомола до Секретаря Крымского Обкома КПСС. Невзирая на занимаемые высокие должности, был прост в общении и, даже при случайных встречах, проявлял внимание и радушие. В конце восьмидесятых переехал в город Николаев, где был избран Председателем Николаевского Облисполкома.
ЮРА ВАСИЛЬЕВ – это особая страница в моей жизни. Он был не только моим сценическим партнером, но до конца своих дней оставался моим лучшим другом. Он влюбился и рано женился на очень славной девушке Галине. На свое скудное солдатское довольствие и её мизерную зарплату в нашем клубе, они не в состоянии были снимать, даже самую маленькую комнатку. Галя ютилась в каком-то подсобном помещении клуба, а Юра в армейской казарме. Я отдавал им почти все свои солдатские деньги и те, которые присылал мне отец... Из наших солдатских завтраков и обедов. мы обязательно, что-нибудь выкраивали для Галины. Она относилась ко мне, как к брату.
До армии Юра окончил Московский архитектурный техникум и серьезно занимался в студии народного танца. С гордостью вспоминал, как принимал участие в строительстве МГУ им. Ломоносова на Ленинских горах и Дворца науки и культуры в Варшаве.
Когда мы с ним познакомились поближе, я, к своему изумлению, узнал что в составе студенческого строительного отряда Юра приезжал в Крым строить коровники в то село, в котором я родился, где познакомился с моей мамой, которая работала в колхозной бухгалтерии. Поистине мир тесен! Дважды наш ансамбль приезжал с концертами в мое родное село, где нас очень тепло встречали и вкусно по-домашнему кормили.. Юра всю жизнь вспоминал какими оладьями, моченными яблоками, квашенной капустой и солеными арбузами, угощала нас моя бабушка.
После демобилизации Юра был приглашен в Ансамбль песни и пляски Черноморского Флота, как танцор. Там же стал первым в истории ансамбля исполнителем в жанре сатиры и юмора. Через несколько лет перешел на работу в Ансамбль группы советских войск в Польше.
Свою творческую карьеру Заслуженный Артист Республики Юрий Васильев закончил в восьмидесятые годы в Ансамбле Северо-Кавказского Военного Округа.
Все годы мы общались. Каждый свой приезд в Симферополь, он становился желанным гостем моей семьи. Во время застолий, мы, как правило, вспоминали в «лицах» наших сослуживцев, забавные случаи и некоторые наши репризы. Мои домочадцы обычно покатывались со смеха. Но, когда наступала ночь - было не до смеха. Юра был выдающимся храпуном. Его храп напоминал работу пилорамы с урчанием в трубах парового отопления.
В начале девяностых его жена Галина прислала мне из Ростова письмо, в котором были такие строки: «Лучшей шутки Юра не мог придумать – умереть Восьмого Марта».
Я смотрю на фотографию и думаю, как армейская форма делала нас похожими друг на друга. Но на самом деле мы все очень разные по характеру, темпераменту и внутреннему миру. Каждый из нас пришел в армию со своим опытом и жизненным багажом. В таком небольшом коллективе, сколько было разных, и вместе с тем одинаковых судеб.
Украинца СЛАВУ ПОЛИЩУКА, молдаванина КОСТЮ ГЫНГУ и грузина ЗЕРО БАСИЛАШВИЛИ объединяло то, что каждый из них до призыва в армию провел по несколько лет в тюрьмах и колониях. Выйдя после смерти Сталина по амнистии досрочно на свободу, они в тот же год были призваны в армию. И, хотя мы призывались в один год, они были на 2-3 года старше.
СЛАВА родом с Западной Украины. Шестнадцатилетним юношей получил срок за то, что со сверстниками пел колядки, призывающие к «незалежности» Украины. Он был очень начитанным и тонким человеком. Годы заточения не надломили его внутренней сути, он остался глубоко порядочным человеком. Обладал не сильным, но приятным тенором и хорошо владел игрой на гитаре. Гордился своей двухгрифной гитарой.
Многие годы был верен своей юношеской любви, Ганусе, которая тоже хранила ему верность, но когда его призвали в армию, она через год сообщила ему, что выходит замуж. Как он горько, по-мужски, рыдал… После демобилизации окончил в Луцке Волынское музыкальное училище по классу гитары.
КОСТЯ, в сущности, полуграмотный житель глухой молдавской деревни. В ансамбль был зачислен благодаря сильному, поставленному от природы, драматическому тенору. Надо было слышать, как он исполнял на молдавском языке в сопровождении хора знаменитую в те годы народную песню из репертуара популярной молдавской певицы ТАМАРЫ ЧАБАН «ЛЯНА»
В восемнадцать лет женился, но вскоре безосновательно приревновал свою молодую жену к односельчанину. Подогретый выпитым сверх меры молдавским вином, во время вспыхнувшей ссоры, бросил, в сердцах, в жену, топор. Жена успела увернуться, и топор угодил в голову, пробегавшему мимо, 12 - летнему соседскому подростку.
Суд инкриминировал непреднамеренное убийство и приговорил к 15 годам тюремного заключения.
Он был небольшого роста, кряжистый, с жесткой до синевы щетиной на щеках и маленькими, вечно прищуренными, глазами. Он тосковал по жене и двумя малолетними детьми. Но это ему не мешало, как он сам признавался, с тоски, постоянно заводить бесконечные шуры-муры и случайные связи в каждом населенном пункте, где во время гастрольных поездок нам приходилось останавливаться на ночлег.
Интересно, каждой новой пассии, он старался посылать по почте прощальные короткие письма. Но он почти не знал русского языка, и зачастую такие письма по его просьбе приходилось писать мне, иногда под настроением в стихах В них я откровенно прикалывался:
: «Милая Светлана, свет очей моих! Мы наверно больше никогда не увидимся, но я хочу, чтобы ты знала, что я не смогу забыть твоих пылких объятий и жарких поцелуев. Стрелы амура навсегда пронзили моё сердце. Твой Костя».
Я их читал ему, он слушая, умилялся, плакал и, как правило, начинал вспоминать жену и детей.
В хоре мы всегда стояли рядом. Признаюсь, исполнение каждой песни становилось для меня испытанием, потому, что я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться вслух. Плохо зная русский язык, он почти на каждом концерте своим зычным голосом зачастую пел всякую абракадабру.
Когда, как сейчас помню, в песне композитора Терентьева о строителях хор пел:: «Мы строить будем на радость людям», Гынга пел: « Мы строя,буда на рада луда».
Или в другой песне: «Чувиль, мой чувиль, чувиль навиль, виль, виль,виль.»
он пел: «Чувак, мой чувак, чувак навак, вак, вак вак.
И, даже демобилизовавшись, на прощанье, перецеловавшись со всеми, бегал по территории части и выкрикивал: ГЫНГА едет домой НА Молдавию, НА жена, НА дети.
ЗЕРО, уроженец живописного горного села в Грузии. Как все грузины очень любил петь в хоре, обладая хорошим высоким баритоном и отличным слухом. В его облике было что-то едва уловимое от кавказских джигитов, а в осанке гибкость и лихость. Фуражку любил носить слегка набекрень. Глубокие складки на щеках придавали его лицу мужественность, а маленькие усы привлекательность. Характерная особенность - любил стоять и, даже, ходить, подбоченясь. Патологически не любил, когда матерились, вспоминая «МАТЬ». Однажды в казарме кто-то выругался в адрес его вещмешка и получил за это от него по морде - в вещмешке лежал, аккуратно завернутый в газету, альбом с фотографиями мамы, папы и любимых сестер. В нем каким-то образом уживались горячность и сдержанность. Терпеть не мог, когда при нем ссорились. В этих случаях он любил говорить с характерным грузинским акцентом: «Зачем кричите? Почему ругаетесь? Лучше наберите в рот гомна, и плюньте друг другу в морду». Начинался общий смех и ссора заканчивалась…
Отец ЗЕРО Резо Басилашвили вернулся с фронта домой полным кавалером орденов Славы, но без одной ноги. Зеро гордился им и боготворил его. Однажды он стал невольным свидетелем, как председатель колхоза, тыловая крыса, шайтан (его слова), незаслуженно, грубо оскорбил отца и так ткнул его, что тот, не устояв на одной ноге, упал навзничь, на землю.
Молодой и горячий ЗЕРО( 17 лет!), ,защищая честь и достоинство любимого отца, застрелил председателя из охотничьего ружья...
Из высшей меры наказания, 25 лет, успел провести в колонии строго режима, до амнистии, 5 лет, по его собственному признанию, без раскаяния...
Мы все уважали Зеро за его прямоту и бесхитростность.
Время, проведенное в ансамбле, оставило в моей жизни неизгладимый след. И не только в плане развития моих творческих способностей. На примере судеб своих товарищей я познавал жизнь во многих её проявлениях, знакомился с некоторыми подробностями, о которых никогда не слышал.
У нас был хорист, родом из Ташкента, внешностью похожий на узбека, но меня смутили его имя и фамилия – ДАВИД ДАВЫДОВ, вовсе не узбекские. Я спросил его об этом. И он признался мне (по секрету), что на самом деле он вовсе не узбек, а по происхождению иранский еврей. Я сказал ему несколько слов на идиш – он рассмеялся и сказал, что идиш это язык ашкеназийских европейских евреев, а его родной язык фарси, то есть персидский, но вероисповедание, как у всех евреев иудаизм. Тогда я об этом услышал к своему большому удивлению, впервые, так как уверен был,что национальность любого человека определяется по языку и рождению.
Он был сухощавый, жгучий брюнет, чернобровый, и при этом на редкость белокожий. Черты лица не крупные, но привлекательные: ровный нос, небольшой рот и удивительные глаза, излучающие доброту и свет. Он был начитан, увлекался восточной историей и литературой. От него я впервые услышал об Омаре Хайяме и его Рубаи. На редкость любил блондинок. Я как-то его спросил: "Что у Вас среди узбечек,нет блондинок?" Он ухмыльнулся:
- До свадьбы мы любим ваших блондинок, они более доступны, а своих брюнеток бережем до свадьбы.
Необычной была судьба другого хориста армянина ТАЩЬЯНА ГРИГОРИЯ. Он родился в Греции, куда спасаясь от геноцида армян в Османской империи, массовой резни, учиненной турками в первой четверти XX века, бежали его предки. После окончания второй мировой войны по разрешению Советского правительства, его семья вернулась в Армению.
Он много рассказывал нам о жизни в Греции, памятниках древней Эллады, пел нам греческие народные песни и показывал народные танцы. В то время мы смотрели на него, как пришельца с другой планеты. Он любил бывать в Херсонесе, наверно потому, что древние руины и, сохранившиеся колонны, напоминали ему детство. Как-то он сказал мне: «Если хочешь представить себе, как выглядит древняя Греция, побывай в Херсонесе, один к одному»
Он был по-восточному красив и ладно скроен, привлекательные черты лица и добрый взгляд живых темных глаз. Он знал, что нравится женщинам, но никогда не злоупотреблял этим. Девушки нашего балета безрезультатно строили ему глазки.
Как-то он мне признался, что к серьезным отношениям с ними он не готов, а интрижек он избегает, тем более в своем коллективе. И все-таки в жизни, он оказался не таким философствующим сухарем. С такой внешностью, это было просто невозможно...
Как-то я обратил внимание на то, что после отбоя, он иногда куда-то исчезает.
Пришлось прижать его к стенке, и он раскрыл свою тайну. Рядом с нашей казармой в соседнем доме снимал квартиру какой-то старший офицер с молодой женой.
Кинематографическая ситуация: когда муж задерживался на службе, Гриша помогал его жене коротать время. А ухаживать он умел очень красиво, а в данном случае, он говорил, никто никому ни чем не был обязан.
Я продолжаю рассматривать дорогую моему сердцу фотографию. Мой взгляд постепенно переходит от одного лица к другому. В моих глазах они действительно оживают, и я сам себе поражаюсь тому, что я помню не только их имена, помню многие подробности их жизни, о которых они сами, если живы, могли уже забыть.
ГЕНА ГОНЧУКОВ, выше среднего роста, голубоглазый, с пшеничного цвета волосами, довольно длинными. Нам разрешали иметь такие прически. Но я не уверен была ли у Гены расческа. В свободное время он мог, стоя перед зеркалом, часами перекладывать пальцами пряди волос слева направо или наоборот. Был на редкость медлительным увальнем. ЮРА ВАСИЛЬЕВ как-то съязвил на одном из концертов, сказав, что Гена двигается со скоростью одного оборота в сутки. Несмотря на довольно высокий рост, в строю любил плестись сзади, как говорили в армии на шкентеле. Однажды мне бросилось в глаза, что уже несколько дней подряд Гена прихрамывает. Я поинтересовался, что у него с ногой. Оказалось, в одном из сапог, в пятку врезается торчащий изнутри гвоздь. Своим признанием он рассмешил меня до слез. Оказывается, когда гвоздь врезается в одну и ту же ранку не так больно, а вот если в новое место, то очень больно. Пришлось отвести в приказном порядке вначале в санчасть, а потом к сапожнику.
Вместе с тем обладал определенными способностями. У него был приятный бас, умел сочинять стихи и помогал нам с Юрой сочинять куплеты . В программках среди авторов фигурировала его фамилия.
Его антипод, тоже хорист, тенор КОЛЯ ЛЕУТА, маленького роста, юркий смешной человечек, родом с Украины. Разговаривал он только на украинском языке, никогда не слышал, кроме песен, чтобы он произнес, хотя бы одно русское слово. В первый вечер, когда я прибыл в ансамбль, мое место на втором ярусе нар оказалось рядом с ним. Естественно начали знакомиться. Я спросил его откуда он.( Он отвечал на украинском):
- Из Киева, - а я жил и учился в Киеве, и уточнил:
- На какой улице ты жил в Киеве?
- Я жил не в Киеве, а возле Киева.
- Где именно,- уточнял я,- В Ирпине или в Боярке?
- Да, нет. Я с Черниговской области. Я рассмеялся:
- Что же ты говорил, что ты из Киева?
- Потому, что наше село ближе к Киеву, чем к Чернигову.
В этом селе Черниговской области он вместе с женой, однокурсницей в педагогическом училище, учительствовал в сельской украинской начальной школе.
У него была смешная внешность: маленький рот с тонкими губами, длинный, как вороний клюв, острый нос и быстрые, неопределенного цвета глаза, взгляд которых каждую секунду пересекался на кончике его острого носа, как бы проверяя, на месте ли он. Он очень тосковал по своей жене и в отличие от многих, был ей очень верен. Я помню, как иногда во сне он вздыхал и, даже всхлипывал. Вообще он не любил, когда при нем велись всякого рода сальные с интимными подробностями разговоры и никогда в них не участвовал.
Но однажды когда мы вернулись в клуб после десятидневного отпуска, которым нас наградили за успешное выступление на фестивале в Киеве, Коля умилил меня своей доверчивой откровенностью и искренностью. На мой вопрос, как он съездил домой, как встретился с женой, он, зардевшись до самых ушей и потупив глаза на кончике носа, смутившись, признался, что со станции он пришел не домой, а в школу. Жена отпустила детей и до самого позднего вечера прямо в школе они не могли оторваться друг от друга.
Он весь светился и был счастлив. Его трудно было узнать. И в этот момент его глаза не смотрели на кончик носа, а куда-то вдаль Я порадовался за него и обнял его за плечи.
Через полгода я демобилизовался. Когда меня провожали, Коля шепнул мне, что его жена ждет ребенка. ..
Спустя два года после того, как я расстался с ансамблем и учился уже на втором курсе Симферопольского музыкального училища, мне пришло письмо из Таганрога от СЛАВЫ ГОСТИЩЕВА и фотография с таким посвящением: «Золе нашему от счастливых ещё молодых Славы и Лиды» Я был искренне тронут, прежде всего, потому, что он был очень сдержанным в эмоциях и непростым человеком.
Он был гордым и независимым и на всех смотрел немного свысока и мог быть откровенно грубым. Часто шокировал тем, что обращался ко многим не по имени, и не поймешь, то ли в шутку, то ли всерьёз:
«Послушай, ХАМ». Когда коллеги обижались, особенно утонченный СЛАВИК ПОЛИЩУК, он, ухмыляясь, отделывался шутками. Правда, по отношению ко мене, он так
себя не вел. Может быть потому, что я был, хотя и маленьким, но все-таки его командиром.
С первого нашего знакомства, он присматривался ко мне, вступал со мной в разговоры и, я обратил внимание на то, что он любил ходить со мной в увольнение.
Может быть потому, что он, как и я не увлекался пивом с таранькой, а больше шли в какой-нибудь музей или кинотеатр. Но признаться, ходить по улицам вместе, нам было не просто. Он был намного выше меня ростом и любил шагать, медленно, переставляя ноги, рассматривая все вокруг, а я быстро семенил, нагнув голову. Вместе с тем чувство возрастающей со временем взаимной привязанности и дружбы нельзя было отрицать.
Он обладал не только красивым бархатным баритоном, но сам был чертовски красив:
кареглазый брюнет, с правильными привлекательными чертами лица, чернобровый,с прямым носом, с полными чувственными губами, большим лбом и мягким подбородком.
И, к всеобщему нашему удивлению, с такой внешностью не был ловеласом.
После армии окончил вокальное отделение Ростовского музыкального училища и стал артистом оперетты. Думаю успешным. К сожалению, со временем его следы затерялись.
И снова я всматриваюсь, в ожившие на фотографии лица, и, вдруг ловлю себя на мысли, что они тоже стали рассматривать меня и ждут, когда я подойду к каждому из них, обниму и почувствую силу и тепло их рукопожатий.
"Ну, здравствуй баянист, ФЕДЯ ДОЛГАЛЕВ, Это благодаря тебе я попал в ансамбль.
До армии мы учились в Крымском училище культуры и жили в одной комнате. Когда мы получили повестки о призыве в армию, то до дня явки на призывной пункт, тебе некуда было ехать- ты был сирота. Ты поехал со мной в мое село к моей маме, бабушке и дедушке. Тебя приняли и проводили, как родного. Потом в письмах ты мою маму называл мамой. Мы стали, как братья. Демобилизовавшись раньше меня, ты приехал к моим родным, познакомился с славной девушкой Аллой из соседнего села, женился на ней, родил сына Володю, ему уже около шестидесяти. Потом расстался с ними и обидел меня, не придя на похороны бабушки, которая относилась к тебе, как к родному внуку. Наши пути разошлись".
Я стою, мысленно обнявшись с дорогими моему сердцу друзьями, старшинами сверхсрочной службы ВАНЕЙ ВАЩЕНКО, ЖЕНЕЙ ЛУБЯНСКИМ, ЮРОЙ ШЕРСТОБИТОВЫВМ и КОЛЕЙ ЛЕВАНДОВСКИМ. Все они тепло приняли меня молодого солдата, начинающего ансамблиста, в коллектив, обогрели своим вниманием и вселили надежду, искренне радуясь моим творческим успехам.
ВАНЯ был командиром нашей команды, а я вскоре стал его заместителем. Внешне грубоватый, с прокуренным трескучим голосом. На самом деле был очень внимательным и добрым.
ЖЕНЯ был очень теплым, улыбчивым и гостеприимным человеком. Подстать себе, подобрал жену. Бывая в Севастополе в первые годы после демобилизации, я любил встречаться с этой семьей.
ЮРА был ведущим танцором, светлый солнечный человек, необычайно подвижный и искрометный на сцене. После работы в ансамбле вернулся в Сталинград.
КОЛЯ родом из Мелитополя, обладал приятным мягким тенором и неплохо играл, причем, по слуху, на баяне. Хорошо пел в дуэте со СЛАВОЙ ГОСТИЩЕВЫМ, особенно украинские народные песни. После ансамбля перешел на работу в ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА.
Как всегда при встречах без устали вспоминаем нашу совместную службу в ансамбле и, прежде всего, творческую судьбу наших коллег. Небезынтересный факт, как сложилась творческая карьера наших товарищей, перешедших на работу в профессиональный коллектив АНСАМБЛЬ ПЕСНИ И ПЛЯСКИ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА под руководством Заслуженного деятеля искусств РСФСР, композитора БОРИСА БОГОЛЕПОВА СЛАВЫ СЕНЯВИНА, ВЛАДИМИРА ПОНОМАРЕВА и ВЛАДИМИРА СЛАБОГО.
Все трое заняли достойное место, став солистами: Сенявин и Пономарев в балете, а Слабый, как один из ведущих солистов-вокалистов. У него был очень сильный голос, баритон. Вскоре ему присвоили звание Заслуженного Артиста Украины.
Еще много лет, когда Ансамбль песни пляски Черноморского Флота приезжал в Симферополь, я не пропускал ни одного концерта и наши встречи всегда были очень теплыми…
Завершая эти свои мемуарные строки, я мечтаю о том, чтобы среди неизвестных читателей, которые заходят на мою страницу, случайно оказался кто-нибудь из тех, кого я сегодня вспоминал. Они могли бы дополнить меня. И мы снова бы вспомнили подмостки, на которых мы делили свою творческую радость, километры пыльных ухабистых дорог Крыма и жесткие, скрипучие поперечные скамьи в кузовах военных машин, крытых брезентовыми тентами и через каждую сотню километров команду Ивана Ващенко:
- Остановка! Пора выливать сусликов. Девочки бегут в лесополосу направо, а мальчики, осторожно перебегая дорогу, в лесополосу налево!