1. В Пещере Каменной

Александр Парцхаладзе
         -  В  ПЕЩЕРЕ  КАМЕННОЙ  НАШЛИ БУТЫЛКУ  ВОДКИ!   ИНДЮК  ЗАЖАРЕННЫЙ  ВАЛЯЛСЯ  НА  КЛЕОНКЕ! - затянул Голодную Песнь  Запевала.               
               
         - МАЛО! - ответил Голодный Хор.               
               
         - В  ПЕЩЕРЕ  КАМЕННОЙ  НАШЛИ  БОЧОНОК  ВОДКИ,   КАБАН  ЗАЖАРЕННЫЙ   ВАЛЯЛСЯ  НА  КЛЕЕНКЕ! - повысил ставку Запевала.               
               
         - МАЛО! - не уступал Голодный  Хор, и действительно, на 20 голодных ртов могло и не хватить.               
               
         - В  ПЕЩЕРЕ  КАМЕННОЙ  НАШЛИ  ДВЕ  БОЧКИ  ВОДКИ! МЕДВЕДЬ  ЗАЖАРЕННЫЙ  ВАЛЯЛСЯ  НА  КЛЕЕНКЕ!               
               
         - МАЛО! - не унимался Голодный Хор, помня, чем его кормили всю прошедшую неделю: "борщ" из кильки в томате и макароны на молоке, вернее, на воде, чуть-чуть разбавленной молоком... - МАЛО!               
               
         - В  ПЕЩЕРЕ  КАМЕННОЙ  НАШЛИ  ИСТОЧНИК  ВОДКИ!  И  МАМОНТ  ЖАРЕННЫЙ  ВАЛЯЛСЯ  НА КЛЕЕНКЕ!               
               
         - ХВАТИТ! - успокоился наконец Хор, решив,  что до конца сентября - до конца работ в этом чертовом Гончарово - может быть, и достаточно.               
               
         А ведь я не только никогда  раньше не выступал  солистом - меня и в хоре-то петь не пускали.  Когда на носу бывали праздники, и Лидия Константиновна, наша училка по пению, начинала репетиции в зале, или Пионерской Комнате,  мне обычно вручалась швабра:               
         - А ты, мальчик,  пока прибери тут как следует...               
         Почему никто не мог оценить по заслугам мои вокальные данные - ума не приложу. Сам я петь люблю, но пою чаще всего в ванной.  Когда меня,  как мне кажется,  никто не слышит.  Потому что и дома мне,  признаться, никто не аплодирует.  Но вот в походе, особенно ночью, когда нужно отпугнуть волков от лагеря - тогда мне уже никто не предлагает взять в руки швабру. Или сходить за водой к речке.               
         Речка, кстати, была и в Гончарово.  То есть очень кстати была, потому что воды, чтобы помыться, там не было. Не было и простыней, наволочек, пододеяльников... Да что там пододеяльников - и одеял в первую неделю тоже не было. Ни у кого, кроме меня - а у меня, ко всеобщему удивлению, было Два Одеяла, шерстяных. И плащ, брезентовый, прорезиненный, доходивший мне до щиколоток, с воротником выше кепки, взятый напрокат у деда. И целый рюкзак продуктов - потому что, в отличие от остальных, я был не только счастливым первокурсником, но и туристом, знавшим, что если поход организует комитет комсомола, еды и комфорта будет не больше, чем у ... как его звали? Ну да, Павла Корчагина на  строительстве узкоколейки.            
         Узкоколейку мы не строили. Строить нам поручили коровник.  А самих - 18 парней и двух девушек - поселили в недостроенном двухэтажном доме. Крыша у него уже была. И стены. Да - еще лестница на второй этаж. И больше ничего. Ни окон - даже рам - ни электричества, ни газа на "кухне". Про воду я, кажется, уже написал. Та, что в водокачке , для питья не годилась - через сутки те, кто не взял с собой, как я, бисептол-фталазол-иммодиум, даже не очень страдали от голода: есть им все равно не хотелось. Но для чая она, вода эта, все же годилась. И речка вполне заменяла душ. Мне и Володе. Остальные решили, что купальный сезон в сентябре продолжается в Крыму и на Кавказе, а в Ленинградской области, под Выборгом, в это время плавают только нерпы.               
         А как все импозантно выглядели на Финляндском вокзале! Кроме меня, конечно. Мы еще совсем не знали друг друга - только две недели назад закончились вступительные экзамены. Ребята вырядились, как на пикник, девочки - как на экскурсию в Петергоф  или Гатчину - как будто им нужно было осматривать дворцы, а не возводить коровник.               
         Кстати, никто из нас ничего строить не умел. Но оказалось - это не страшно. Потому что строить не умел даже наш прораб. Четыре дня мы копали ямы под будущие столбы, копали под дождем, по двое на каждую яму. Один киркой и ломом долбил грунт, второй выгребал и отвозил его на тачке. Подходил прораб, говорил, что яма узкая, мелкая, и мы копали и выгребали снова. Потом устанавливали в ямах столбы: месили бетон, ставили арматуру, заливали раствор...               
         На следующий, пятый день приехал начальник строительства, развернул свои бумаги и сказал, что мы рыли не там и столбы, естественно, тоже стоят не там, где нужно. Прислали бульдозер, и мы любовались, как ловко он сбивает ножом, как кегли, все, что мы понаставили за предыдущую неделю.               
         Платили нам сдельно. Естественно, что за эту неделю мы не только не заработали, но еще и остались в долгу - совхоз кормил нас в счет будущей получки. Впрочем, про "кормил", я, кажется, тоже успел рассказать. Однако, кушать все же хотелось, особенно тем, кто не пил сырую воду, и мы решили разжиться растущими на полях капустой и картошкой. Была, правда, одна загвоздка: овощи росли в двух километрах от стройки, и тащить полные мешки было бы не только тяжело, но и неловко.               
         Решить проблему вызвался Гена. Он убедил всех, что умеет править лошадью. Взял без спросу порожнюю телегу и действительно - добрался без приключений до совхозного поля: лошадь хорошо знала дорогу. На обратном пути это его и подвело - хорошо знавшая дорогу лошадь не слушалась ни вожжей, ни крика, ни уговоров. Что ни делал Гена - она шла проторенным путем, пока не остановилась перед распахнутой дверью Правления. А теперь представьте себе картинку: понуро стоящую лошадь, любопытных работников совхоза и нашего товарища, злополучного Гену, сидящего на груде ворованной капусты. Нет, овощи у нас не отняли - просто вычли в конце месяца из получки - и за пользование телегой тоже...               
         В результате по возвращению в Питер за месяц работы нам выдали по 12 рублей - втрое меньше даже, чем наша стипендия!               
         Что можно было позволить себе на эти деньги? Каждый распорядился по-своему. Мы с Володей решили, что лучшим способом отметить наше возвращение  будет хорошее застолье. Мы направились в Елисеевский. Армянский коньяк стоил восемь рублей - "Двин", двенадцатилетний. Две бутылки сухого вина дополнили выпивку и у нас оставалось еще половина заработанных в Гончаровской Грязи денег. Мы купили буженины, сёмги, взяли салаты в кулинарном отделе. Помидоры в овощном.  Виноград во фруктовом - тогда всё пробивалось в отдельных кассах,  и мы целый час отоваривались, бегая от прилавка к прилавку.               
         Накрыв стол, мы поняли, что ни съесть, ни тем более выпить купленного нам, конечно, не по силам. Стали звонить - звать друзей на помощь. Одного не оказалось дома. Другой прибежал минут через десять, и на  вопрос - "Что отмечаем?" мы ответили ему - Песней о Пещере Каменной.               
         И вы не поверите! - мне снова никто не посоветовал взять в руки швабру!