Сенокос… В былые времена это ежегодное событие было самым значимым в белорусской деревне. После него на второе место по масштабности работ можно поставить посадку, выращивание и уборку картошки – второго хлеба. Для иллюстрации, насколько важна была для семьи заготовка сена, приведу пример из своей жизни.
Когда я, коренной горожанин, приехал впервые в деревню знакомиться с родителями невесты, будущий тесть – Константинович, в первый же день устроил мне экзамен: умею ли я косить. Это было в конце апреля, на Пасху. Трава еще не выросла, а ему не терпелось. И вот мы пошли в поле, где зеленели озимые и он, вручив мне косу, сказал. – Коси.
Я не понял, как это можно посевы косить и сказал ему об этом.
- А ты немножко, с краю, - ответил отец невесты. Уж очень ему хотелось посмотреть.
Мне было 25 лет, а косу последний раз я в руках держал подростком – отец меня учил. Я, как учили, так и начал косить, прижимая пятку к земле и получилось неплохо, ведь нет ничего проще, чем косить молодую сочную траву на ровном месте.
- Ну что? Умеет? – спросила будущая теща, как только мы вернулись в хату. Видно было, что ее этот вопрос тоже очень беспокоит.
- Нормально. Но потренироваться надо, - ответил Константинович и я понял, что экзамен сдал.
Для деревенского хозяина не столь важно было, что будущий зять ассистент кафедры мединститута, а было гораздо важнее на тот момент, умеет ли он косить.
Хорошо помню подготовку к сенокосу, когда начиная с рассвета, несмотря на то, что вся семья еще спит, Константинович садился на лавку во дворе и закаленным молотком клепал косы на вбитой в колодку стальной бабке. Такой стук раздавался во всех концах деревни, ведь все готовились косить. Затем ремонтировал легкие, но очень крепкие кленовые грабли с ясеневой ручкой, заменяя сломанные зубья, выструганными из твердого сухого клена. Проверял ручки и крепления кос, заменял изношенные.
При каждой поездке в райцентр в хозмаг, он обязательно перебирал десяток – другой кос, постукивал ими о бетонный пол, выбирая самую звонкую и редко возвращался без новой косы, хотя дома их уже было навалом. Закупались в запас подходящие, не дай бог крупнозернистые, бруски для точки кос, которые были достаточно хрупкие и ломались при неосторожном обращении.
Накануне косьбы хозяйка собирала с собой поесть – «лусту» по местному: хлеб, сало, яйца, окорок, лук, чеснок, хрен и бутылку самогона, заткнутую газетной затычкой. Для воды был приобретен большой алюминиевый термос, литра на три, но воды всегда не хватало и приходилось пить из реки.
Ежедневно, начиная с начала июня, Константинович садился на мотоцикл и ехал на луга к реке на разведку. Смотрел качество травы, выбирая места повыше – грудки, искал «мурожную» траву – густое и невысокое разнотравье. Не любил места, подтапливаемые разливом, поросшие бобком, осокой и другими высокорослыми грубыми травами, называя их не иначе, как «постил», то есть, трава, пригодная для застилания хлева для скота.
Такую же разведку вели и другие мужики и, бывало, на один и тот же грудок глаз положат несколько хозяев, а отсюда обиды и недоразумения. Вовремя закосить приглянувшийся участок было очень важно.
Еще раньше, «за тым часам», то есть при польской власти, каждый хозяин косил свою сеножать. Они так и назывались: Адамова, Лебедева, Лискова, Ковалева и никаких недоразумений не было. А при советах все поменялось и кто где успевал воткнуть тычки, там и косил.
И вот наставал день, когда Константинович объявлял. – Все, трава созрела. Завтра начинаем.
Еще затемно загружали все барахло, еду и воду в коляску ИЖа и Константинович через брод ехал на Лисы – широкий луг недалеко от реки Березы или еще дальше на берег речки Чапуньки. Косцы – мужской состав семьи, обували резиновые сапоги и с косами наперевес, напрямую через болото шли к месту сенокоса. Женщины подходили попозже, когда надо было ворошить накошенное – переворачивать траву для лучшей просушки.
Работа начиналась с рассветом, пока еще прохладно и нет гнуса и длилась часа три – четыре без перерыва. Становились в ряд друг за другом: тесть – первый, зятья и сын за ним и косили, стараясь не отставать. За это время с каждого сходило семь потов, усталость нарастала и, часов в девять садились перекусить. Выпивали по сто граммов водки, не более, для снятия усталости, закусывали и обсудив ход работы, продолжали косьбу. А работать становилось все тяжелее с каждым часом: жара, усталость, комары, мошка, слепни, жажда. Колодезная бессолевая вода не восполняла потери соли – пьешь много, а напиться не можешь.
Хорошо если сенокос был рядом с речками. Тогда, покосив по жаре час – полтора, мы позволяли себе сбегать к воде, раздеться догола и окунуться в прохладные чистые струи. Высшая степень блаженства смыть усталость и пот, стать хоть на несколько минут недоступным лесным кровопийцам, охладить разгоряченное тяжелым трудом тело.
К обеду силами троих – четверых косцов участок, как правило, был скошен, но домой никто не шел. Чуток отдохнув, ворошили сено, постоянно поглядывая на небо. На этом этапе к работе подключались женщины. Как обычно, в июне, во второй половине дня начинали «пузыриться» облака. Появится на горизонте небольшое облачко, а через полчаса уже полнеба заслонит грозовая туча и вот-вот польет.
Увидев на небе признаки дождя, все дружно вскакивали, хватали грабли в первую очередь и сгребали сено в валки. Нередко под сеном обнаруживалась змея. Поднимался женский визг и приходилось мужчинам вилами разбираться с непрошенным гостем. Гадюку обычно убивали, а ужа отбрасывали подальше с сенокоса. Собрав сено в валки, определяли места для копен, вилами переносили туда не досохшую траву и формировали копны. Все это делалось в очень быстром темпе, бегом, так как, задача стояла сложить копны до начала дождя. Если успевали – блаженно мокли под грозовым летним ливнем, смывающим пыль и сенную труху с разгоряченных тел, а если не успевали – продолжали бегом метать копны под дождем.
Назавтра процесс продолжался. Копны не досохшей травы с восходом солнца разбрасывали на максимально большом пространстве тонким слоем и постоянно ворошили. Особенно хорошо сохла трава в ясный, солнечный и ветреный день. После обеда опять из –за леса вылезала туча и скоростное метание копен повторялось. Редко удавалось высушить сено за два дня после покоса. Обычно сушили и на третий день.
Наконец, когда эксперт – Константинович определял, что сено высохло, начинали метать стог. Выбирали самое высокое место на участке, имеющее уклон в стороны и на нем намечали стог. Все работники, как муравьи, таскали сено к стогу, а один из зятьев, двигаясь вокруг стога, вилами с длинной ручкой подавал сено под ноги хозяину, который его мастерски укладывал и утаптывал.
Возведя стог под самую верхушку, ее прижимали «апоузинами» - сплетенными верхушечными ветками лозовыми стволиками, которые свисали комлями вниз, не позволяя ветрам разворошить стог.
Иногда, когда поветка была еще не заполнена, стог не метали, а грузили сено на воз, зажимали возовой жердью, обвязывали веревками, чтобы не рассыпалось и тесть вез его сразу в деревню, где его сгружали на сеновал. Ехать с дедом на возу разрешалось только внукам, если они приходили на сенокос, а работники шли домой пешком через болото, неся свои орудия труда.
Спалось после такой работы отменно, хоть из пушки стреляй.
Но на этом сенокос не кончался. На следующий день хозяин определял, что созрела трава на другом грудке и все повторялось вновь. В лучшие времена тесть держал две коровы и телку. Сена им надо было возов десять на корм, а еще ведь и постила надо было накосить…