Тиасур. Глава 27. Мартин Иден

Дмитрий Липатов
Частенько, будучи на рыбалке где-нибудь на Дону или на Ахтубе, смотрел на кучи мусора, валявшегося по берегу, и добрыми словами вспоминал реку Томь. За два года купания в ее водах не припомню ни одного рыбака и тем более объедков на пляже.

Максимум, что можно было откопать в золотом песке по берегу сибирской реки,— это учебники или презервативы. С резиновыми изделиями — тут все понятно, а вот учебную литературу брали для морального спокойствия, наивно предполагая: не пригодилась резина, так хоть учебник полистаю, все не зря пришел.
Книги в Самарканде «проглатывал» без разбору — здесь же будто отшептало, запоем воспринимал информацию только в жидком виде. Раз в жизни прослушал по радиоточке в комнате спектакль. Радиопостановка называлась «Мартин Иден» по Джеку Лондону. Текст читал Высоцкий.

Прослушав первую ее часть, я лежал на койке, словно под наркозом. Такого шока я не испытывал давно. И всего делов-то: динамик, текст и голос. Перед глазами плыл пароход и пытавшийся утопиться писатель. Было некое замешательство в том, можно ли заставить себя утонуть. Пробовать я не стал, но захотел проверить силу воли в противоборстве с рекой.

На пляж пошли с Игорем Панковым. Выглядел я на фоне высокого, стройного и темнокожего товарища несколько бледновато. Выждал какое-то время и, не говоря ему ни слова, нырнул в стороне и поплыл. Я понимал, что будет трудно, но когда мое бренное тело начало сносить в сторону моста через Томь, выпавшая невесть откуда матка, принялась тянуть меня ко дну.

Я из последних сил махал руками, бросая их в теплую ускользающую воду. Мне казалось, передо мной  Абаканский хребет, и меня сейчас выбросит на болотистые склоны Карлыгана. Почуяв ногами дно, я выполз на каменистую отмель. На до мной ощетинившись арматурой, словно дикобраз стояла опора моста. Оглянулся и ахнул: люди — словно муравьи.

Я ведь поначалу думал: сплаваю по быстренькому туда и обратно, а тут прикинул — обратного пути у меня нет. Мне восстанавливаться придется полдня. Отдышавшись, поднялся на ноги и поплелся к озеру Сенная Курья, расположенному за бугром.

Раз переплыл, думаю, почему бы не повыпендриваться перед одногруппниками? В Курье обучались плаванию с аквалангами Софронов с Кравчуком. Вот к ним и подался.

Мутно-коричневая вода природного водоема меня ошарашила. Я даже купаться там не решился, а Витька с Валеркой цвет жижи не смущал нисколько. Они не вылезали из лужи несколько часов кряду. Из мути периодически показывались то черные ласты, то желтый акваланг, то увесистая задница Витюши.

Сидя на берегу, возле Валеркиных рваных кед, ничего романтиче¬ского я не увидел. Над водой природа выглядела бедненько, что уж говорить о подводной ее части. От безделья бросил кеды в воду с надеждой, что акванавты усвоили хоть какие-то навыки подводного плавания и найдут свои чоботы.

Но сколько ни ныряли «ихтиандры», своего рванья не обнаружили. Валерка обиделся, когда я ему предложил добираться до общаги в обрезанных ластах.
Время шло. Интересно, о чем думал Игорек, сидя рядом с моими тапками, когда я отсутствовал уже несколько часов?

Сколько не высиживай, а обратно добираться все равно когда-нибудь придется. С тоской посмотрел на мост. Если идти пешком, это будет крюк в несколько километров, а из одежды на мне только трусы. Дело здесь было не в стеснении, а в принципе.

Вспомнил Мартина Идена и поплелся к реке. Солнце уже садилось, пляж на том берегу был пуст. Присмотрел островок с баржей и решил переплыть сначала к ней. Пока греб реально свинцовыми руками, меня подстегивало лишь одно: я пацан или нет?
Больше радио я не слушал.

P. S. Пытаясь выяснить в Интернете название озера, нарвался на сайт томского клуба аквалангистов «Наяда» (даже название не поменялось!). В статье говорилось о том, что представители клуба при очищении Курьи среди необычных находок нашли солнечные очки, патронташ и детскую обувь советского времени...
Уважаемые аквалангисты! Наядцы! Понимаю, что на солнечные очки и патронташ претендовали многие, но вот на детскую обувь советского времени, думаю, в очереди буду первым.
На резиновой подошве Валеркиных кед было выдавлено «37 Р». Христом богом прошу, верните!