Или краткий перечень частично восстановленных автомобилей
иностранного (и не только) производства
Повествование 2010 года
*
Оглавление (в произвольном порядке):
«Субару Импреза»
«БМВ 318 i»
«Мицубиси лансер эволюшн»
«Копейка»
«Ауди 100 «Селедка»
«21 Волга»
«Гольф» и гольф
Бонд, Джеймс Бонд
*
Эпиграф:
«Куплю себе автомобиль с магнитолой, костюм с отливом, и в Ялту»
Косой
Часть первая
1
«Субару Импреза», плавно переходящая в Москвич 400 и обратно.
*
Говорят, «Субару», это издержки японского военно-промышленного комплекса. Если он у них есть – комплекс у японцев. Имеется в виду, что «Субару» достаются все изобретения не пошедшие на войну. А значит «Субару», это инновации и прогресс. Поэтому в главах, обозначенных сим славным именем, будет действовать в основном мой двоюродный брат Мойша, всегда устремленный далеко вперед. Настолько далеко, что иногда сделав круг, уже дышит лидеру в затылок.
Отслужив в Морфлоте на Малой земле, Моисей Карлович решил навестить своих близких родственников, то есть нас. Приехал летом из Петербурга, обнял всех троекратно, рассказал пару армейских баек и загулял под большое декольте. Гулял месяцев пять, потом очухался, огляделся, опохмелился и сказал:
-- А чего? Буду поступать.
И записался в профессионально-техническое училище номер сорок один. Выбрал себе специальность столяра-паркетчика. Окончил училище с красным дипломом, распределился на Железную Дорогу и вышел на работу.
Я у него спрашиваю:
-- Так ты что, домой-то не поедешь?
-- Странно – отвечает он мне – три года прошло, а ты только что поинтересовался моими планами.
-- И?
-- Я вообще-то жениться собрался.
Такая приятная девушка – студентка музыкального училища. По классу виолончели. Короткие черные волосы, плотненькая, смешливая, на предплечье цветная, с преобладанием красного, татуировка обезьянки. Мойша привел ее ко мне домой показать. Я заварил чаю, мы посидели, выпили водки, и я сказал чистую правду:
-- Хорошая барышня, чего ж, женись.
Моисей тут же поехал восстанавливать потерянный накануне паспорт.
Ну не совсем потерянный.
Он пьяным спал в подъезде дома, где снимал квартиру, и паспорт вместе с мобильником у него украли. Моисей был первым из моей родни обладателем мобильного телефона, который тогда назывался – сотовый. Здоровый такой аппарат марки «Моторолла», им от врагов обороняться можно было. Братан сшил для него чехол из кожзаменителя и гордо носил на брючном ремне. Денег на телефоне не было никогда. Созванивались мы так. Он набирал мой городской номер, кричал – это я, и тут же отключался. А я, в свою очередь, уже отзванивался ему. Очень передовой метод телефонных переговоров по тем временам.
Еще Мойша, как и все мальчики обожал пистолеты и машинки. Но до «Субару» ему было еще далеко. Для начала он нацелился на «Москвич 400», он же «Опель-кадет». Мы его купли за миллион рублей послереформенными или гайдаровскими или хрен знает какими, и покрасили в две кисти серой корабельной краской. Пришли в железный «дикий», поставленный в овраге под мостом гараж к дедку, продававшему машину, приперли с собой пару банок эмали и забацали за полтора часа. Потом подцепили к приятельской «Жиге» и отволокли на строительную базу, на которой к тому времени, оба работали сторожами-вымогателями.
Про «вымогателей» потом, а пока про «Москвич».
Когда мы с Моисеем начали перебирать двигатель, то на блоке цилиндров обнаружили фашистскую свастику – орла с каким-то дерьмом в когтях. Меня никогда не перло от символики вообще и от нацисткой в частности. Поэтому я потрогал печать рукой, хмыкнул и стал собирать двигатель дальше. Так что «Москвич» был истинный, чисто немецкий «Опель К38», доставшийся нам в качестве репарационных мер.
У моего отца была такая, подаренная ему его отцом, моим дедом. Дед был равнодушен к автомобилям, а отец учился в Водной академии, ухаживал за девушками, играл джаз и рассекал на «Москвиче» в восемнадцать лет.
Но это к слову, а главное что Моисей уехав за паспортом, задержался с возвращением. Невеста звонит, интересуется его планами, а мне нечего ответить. Какие-то деловые партнеры телефон обрывают, спрашивают, что делать с взятым в аренду столярным цехом. Я отнекиваюсь несовершенством телефонных коммуникаций.
Наконец, моя мама задает вопрос:
-- А что Миша не собирается возвращаться?
-- Интересно, три года прошло, а ты только что спрашиваешь?
Это, видимо, цикличность такая. Заехал на пару недель после службы проведать родственников – задержался на три с половиной года. Рванул за паспортом в Питер на предмет жениться – пять лет прошло, как ни слуху, ни духу.
Я ему звонил несколько раз, но он невнятно бормотал что-то о полностью поглотивших его новых домашних делах и старых одноклассниках.
А «Москвич» украли, укатили прямо с территории строительной базы, где мы пытались его починить и завести. Но я к тому времени на базе уже не работал, подравшись с новым начальником охраны, со старым-то мы дружили, ставя ему каждое утро бутылку водки или, минимум, «стакан с бугороком», и пережив гибель своего родного младшего брата. Написал «пережив» и подумал, странное слово, но я его употребил не в значении справился со смертью брата, а в значении – был такой период жизни, который я прожил.
Родного тоже звали Миша, тоже, потому что когда родители спросили меня, как бы я хотел назвать младшего брата, я вспомнил белобрысого и веселого двоюродного Мойшу и ответил:
-- Михаилом.
В нашем роду многих мужчин звали Михаилами.
Кстати о Мойше, он недавно звонил, сказал, что приедет за «волговским» двигателем. И, чует мое сердце, задержится в нашем городе минимум еще на пару лет. Если следовать его логике, то так именно и выйдет. Он мне сообщил по телефону:
-- Я тут к своему «Фольксвагену» еще «Мицубиси» прикупил.
-- Молодец.
-- Скоро приеду, мне двигатель нужен, ЗМЗ 406, инжектор. Узнай сколько стоит, ладно?
-- Ладно.
А куда он его поставить хочет, я даже побоялся спрашивать. Небось, воткнет в «Мицубиси» и будет потом удивляться, с какого переляку проблемы с техосмотром.
Техосмотр, это конечно отдельная тема.
2
«БМВ 318 i» как социальное клеймо
*
«БМВ» – это понт. Это бренд и имя.
Если чувак ездит на «бэхе», можно смело требовать от него положительную характеристику если не с места работы, то из пенитенциарного заведения точно. Пусть особо и не сидел, но темой владеет.
Когда я был помоложе, это составляло тайные мечты и желания. Не сидеть, а владеть «БМВ». По прошествии некоторого количества лет, представилась возможность купить немецкий автомобиль за вполне реальные деньги. Я взял с собой главного специалиста по покупке подержанных машин, и мы отправились к продавцу. Серега всю дорогу говорил:
-- «БМВ», это тебе не мелочь по карманам тырить. «БМВ», это ты еще двадцать лет проездишь без забот, пока в следующем году не примут закон о старых автомобилях.
-- То есть?
-- Говорят, машины старше двадцати пяти лет, будут того, в утиль и на переплавку сдавать.
-- Да ты что!
-- У нас же все для народа. Ну, где твой клиент?
Клиент торчал около автомобиля, частично прикрывая спиной разбитое боковое стекло, и смущенно улыбался:
-- Вот она – моя красавица.
-- Сейчас взглянем, что за агрегат, – главный специалист спуску давать не собирался.
-- Прекрасный баварский автомобиль, – высказал предположение продавец.
-- Да?
Серега опустился на колени перед машиной и стал изо всех сил дергать переднее крыло в разные стороны. Потом поднялся:
-- Резина – говно. Сопрела.
-- Задние колеса – новые – робко возразил владелец.
-- Ну-ка, заведи.
Парнишка завел, Серега открыл капот, критически осмотрел двигатель, послушал, парнишка заглушил, Серега потыркал крыльчатку, дернул пару проводов, прищурился и вынес вердикт:
-- Клапана-то стучат. Слышал?
-- Нет, – честно ответил я.
-- Жаль, – посочувствовал он мне, а потом предложил клиенту – значит так, скинешь пятнадцать тысяч, мы подумаем.
-- Но… – открыл рот продавец.
-- Никаких «но».
Перечень работ по восстановлению «Бэхи» включал в себя восемнадцать пунктов. Серега загибал пальцы, а я только вздыхал как тюлень на солнцепеке.
Вкратце: помпа, (чувак сказал, что последний раз поставил испанскую, но она потекла через две сотни километров). Левый ШРУС, а у правого пробит пыльник, так что и дураку ясно – менять придется оба. А если вывесить колеса, то и шаровые, наверняка. Треснутое лобовое стекло, выбитое боковое со стороны водителя. В салон без слез не заглянешь. Правое крыло сгнило напрочь, чего я от немецкого автопрома не ожидал. (Но Василиса утверждает, что в России и не такую вражескую технику радостно доведут до цугундера). Нет эмблем, а мне без фирменных бээмвэшных эмблемок ездить западло.
Вот цена была ничего, и я подумал, что такие деньги можно заплатить только за одно название.
«Бэха» она и есть «Бэха».
Продавец продолжал суетиться:
-- Главное ШРУС можно купить без «палки» – одну «гранату».
-- Ага.
-- А стекло китайское взять.
-- Само собой.
-- Ну?
-- Что?
-- Берете?
-- Ты цену скинешь?
-- Я подумаю.
-- Долго?
-- Два дня.
-- Давай.
Мы пожали друг другу руки и разошлись по интересам. Пока я брел вдоль забора автостоянки, у меня в голове вертелось: Канн, Антиб, Биариц, Бельмондо, Сальвадор Альенде.
Было у меня в планах еще одно дело, и я, поразмыслив, отправился в свой разграбленный и поруганный гараж. О его разграблении и поругании я знал с чужих слов. Поэтому пока шел, готовился, то есть настраивал себя на картину печальную и слезливую, но действительность сильно превзошла самые смелые ожидания.
Уныние и запустение, царившие в помещении были невыносимы. Гамаки паутины, вывороченный пол, выломанные стеллажи, разбитый вдребезги верстак. Не говоря уже о том, что все наиболее ценное было безжалостно и расчетливо украдено. Я вздохнул, покурил и принялся выгребать горы мусора оставшиеся после погрома учиненного варварами-автолюбителями. Стрелять таких любителей надо, толстовцев хреновых. Прав был Бендер.
Посмотрел на раскуроченные тиски, это ж сколько у людей силы пропадает, тиски погнуть как пустую консервную банку.
Грустно.
Но с другой стороны, открывается прекрасная возможность пересмотреть свою жизненную позицию и приобрести новый инструмент, плюс опыт. Более качественный. Путь к совершенству бесконечен и я, похоже, встал на эту трудную дорогу.
Вечером, придя на работу в родное трамвайное депо как обычно в девятнадцать тридцать, я сначала неспешно прогулялся вдоль пустых ремонтных канав (спасибо дневной смене, не оставившей нам удолбанных вусмерть вагонов). Потом зашел в полутемную раздевалку, открыл свой шкафчик под номером пятьдесят два, и вдруг испытал чувство безнадежного, идеального отчаяния.
Воскресенье – тишина и покой.
Зачем я как робот, в течении последних шести лет прихожу на работу в одно и тоже время? Не опаздывая ни на минуту. Не прогуливая. Не напиваясь и не выклянчивая больничный в районной поликлинике?
Кому это нужно? (Вопрос добавить к классическим русским – «кто виноват?» и «что делать?»).
Тишина и пустота раздевалки, действовали как катализатор безнадежности принятых на себя обязанностей. В принципе, я знал, что нужно переждать первые минуты и отчаяние отступит, главное не успеть принять опрометчивых решений. Типа послать все подальше и уйти, куда глаза глядят.
А они всегда глядят в одну сторону.
Из пяти человек нашей бригады ТО-4, должных присутствовать на рабочем месте, в наличие был один, и тот – мудак. И он смотрел на меня в зеркало, подвешенное на проволоке к дверце шкафчика. Коротко стриженная голова и хреново выбритая физиономия. Перед кем я выпендриваюсь? Ведь это так легко, припоздниться на пару часов в ночную смену, подумаешь проступок.
Потом я переодеваюсь и иду заполнять тетрадку учета и контроля. Грустно вписываю себя в графу «дежурный слесарь-механик», он же исполняющий обязанности мастера смены. Вместо отсутствующих персонажей ставлю прочерк, расписываюсь за «смену сдал» и, подумав, за «смену принял» (вдруг и завтра никто не придет, и я поселюсь здесь навечно?).
Работаю.
Еще работаю.
Ем.
Чуть-чуть дремлю в курилке.
Работаю.
Работаю.
Перекуриваю, конечно.
Пью чай.
В конце рабочего дня (под утро), мне в голову приходит не новая, но отчаянная мысль – как долго бы ни тянулся рабочий день, он длится не больше положенного времени. Если восемь часов – то восемь, а если двенадцать – то двенадцать. Пусть время летит локомотивом или ковыряется пьяной черепахой, все одно, это двенадцать часов и не более того. И когда подкатило к восьми утра, я заполнил наряды на сегодняшний день, запер верстак в слесарке, огляделся и пошел в душ.
Для рабочего человека душ – первое дело, особенно контрастный. Включая попеременно то кипяток, то ледяную воду, я принял судьбоносное решение – идти трудиться сторожем в детский сад. Эта работа имела такие яркие преимущества, что у меня закружилась голова от открывшихся перспектив. Во-первых – график: сутки через трое, во-вторых – бесплатная кормежка, а в-третьих – экзистенциональная тоска в чистом виде при прикладном умении ее избыть посредством мелкого ремонта по необходимости и стечении обстоятельств. Полы там покрасить, песочницу отремонтировать, забор поправить.
Надо ли чего-нибудь еще бывшему работнику ключа и отвертки (кувалды и лома)?
Не надо.
Идеальная тишина уединения и прозрачные призраки нянечек-девственниц по ночам. Остывший чай и детский матрасик на полу вместо полутораместных семейных перин. Гигиенический образ жизни, взамен кромешной пьянки и разрушающих организм раздумий.
Как говорит мой старинный конфидент Женя Египтянин (фамилия такая, а не место жительство):
– А чего? Философу мало надо – выпить, закусить и где переночевать.
Потом он делает паузу и добавляет:
– А, может, и этого не надо.
3
«Мицубиси Лансер Эволюшн», как зеркало жизни
*
«Эволюшн», это подколка и фикция. Выдавание желаемого за действительное.
На «Эволюшн» гонял Томми Мякинен – четырехкратный чемпион мира – и все у него было хорошо, (а потом он перешел из «Мицубиси» в «Субару»). До такой степени, что «Лансер Эволюшн 6» продавали под названием «Томми Мякинен эдишн». Но это не тот боевой автомобиль, на котором великий летающий финик выигрывал гонки Монте-Карло. В салоне нам продают иллюзию, хочешь гоночную тачку? Пожалуйста. Все дела: руль – «Момо», сиденья – «Рекаро», салон – «свинина». Про салон я, конечно, загнул немного. А все остальное – правда.
Иллюзии – самый дорогой товар на нынешнем рынке.
Маленькая энциклопедия иллюзий.
1. Хью Лори (Джеймс Хью Калум Лори) актер, исполнитель роли Берти Вустера: «Хочу работать пианистом в гостинице в Лиссабоне. Один мой приятель играет по пять часов в день в баре за 25 фунтов и обед, и я страшно ему завидую».
2. Джонни Кирпичников, мой старинный кореш: «Я бы хотел трудиться ассенизатором улиц». Точно не знаю, но думаю, что он имеет в виду работу озеленителем.
3. Говорят, Иосиф Бродский мечтал работать пилотом легкого самолета, курсирующего между маленькими тихоокеанскими островами.
Все эти ребята, как правило, склоняются к тяжелой, но романтической работе. Странная штука, люди достигшие мастерства в своем деле, грезят об иной планиде и возможностях. Китайцы говорят: если не достиг совершенства к пятидесяти годам, брось это занятие. А если достиг, как все вышеперечисленные? Откуда эта мечта о неподкупном и несбывшемся счастье?
Не тебе уготованном.
Тот же Джонни Кирпичников рассказывает:
-- Иду я как-то мимо ларька и, не поверишь, стоят типичные гопники – иконы стиля, и слушают на телефоне Майка.
-- Ну?
-- Он же их ненавидел. И, вообще.
Под этим «и вообще» много чего скрывается.
Но главное – неудовлетворенность.
Вечером я сел за письменный стол, открыл свой ноутбук и написал следующее:
Майк.
Майк Науменко жил-жил, а потом умер.
Казалось бы – нормально.
Нет.
Потому что он звезда.
Потому что когда он умер, это осталось незамеченным широкой общественностью. А между тем, это смерть человека, которому мы много чем обязаны.
Допустим, умер исполнитель песен NN, газеты захлебнулись сочувственными откликами на мокруху в результате мутных разборок на почве гипертрофированных понтов. Подводили немыслимые политические и заказные мотивы. Читать все это было невыносимо, и я не читал.
А Майк спокойно умер от пьянки, упав около двери в свою коммунальную комнату, но заслуга его не в этом. А в том, что он пересадил на русскую почву ихний рок-н-ролл. Пересадил, привил и вырастил. Его и БГ обвиняли во многих грехах, в том, что они буквально переводила Боба Дилана на язык родных осин, в том, что они пристально учились у монстров регги и хардкора и любого другого прогрессивного по тем временам направления. В том, что слега переделывали, исполняя, чужие песни.
Ну и что?
Это я спрашиваю – ну и что?
Вся новейшая музыка выросла из этих переводов и переложений, точнее та ее часть, которую можно слушать без опасения за свою душу. Остальная музыка вылезла из «Самоцветов» как из «Шинели» Гоголя последующая литература.
Надеюсь, она туда же и залезет.
Не в гоголевскую шинель, а в «Самоцветы».
Песни Майка пели и до сих пор поют многие по-настоящему легендарные исполнители.
Тот же Цой пел.
Свежий пример? Пожалуйста. На альбоме БГ девятого года «Пушкинская 10», песня «Вперед, Боддисатва, вперед», автор – Майк.
Хотя, конечно, рок-н-ролл давно мертв.
А Джонни, безусловно, крупный спец. К нему на консультацию издалека приезжают. Был тут намедни один ходок. Он от любовницы по балконам уходил, когда их муж застукал и сорвался, дурак, с четвертого этажа. Но не разбился, а сломал обе пятки. К Джонни приполз на коленях обмотанных тряпками с подложенным поролоном. Спросил, какова его дальнейшая судьба, в смысле, что делать с разбитой жизнью. Выпили они пару пузырей красного, и Джонни дал совет. Когда, говорит, сигаешь по балконам, переноси свое астральное тело туда, куда лезешь, а ментальное, пусть наблюдает за картиной сверху. Типа контролирует.
Лично я в этих телах запутался, у меня кроме родного физического никаких больше нет. Астральное, видать, отделилось давно и улетело, а ментальное, колбасится где-то, может быть, играет за бразильскую сборную в футбол. То-то они последний чемпионат мира продули.
Теперь мы больше курим и меньше пьем. Приобрели странные хобби. Женя Египтянин коллекционирует поддельные армянские коньяки. Джонни, накупив мощной армейской оптики, по ночам с балкона разглядывает летающие вокруг дома сущности.
-- Вон смотри, поперла, – он отдает мне бинокль.
И я с ужасом вижу летящее каплевидное белое пятно, хвост которого загибается, а морда напоминает человеческое лицо искаженное яростью.
-- Ну, его в пень, Джонни, – я отдаю бинокль и охреневший ухожу с балкона в комнату. Джонни за мной:
-- Ну, как?
-- Даже не начинай.
-- Видел? А вы все время – у Джонни «белочка» – у Джонни «белочка».
Я не отвечаю, и Кирпичников говорит:
-- Ко мне позавчера инопланетяне прилетали на дачу.
-- Я тебя прошу.
-- Чего «прошу», ты послушай. Лег я спать и вдруг голоса иностранные слышу, прямо нечеловеческие.
-- В голове?
-- На участке. Я притаился, понятно, выжидаю. Минут двадцать лежал, ждал, а еще ветер воет. Такой зловещий, понимаешь?
-- Ну?
-- Чего «ну»? Голоса исчезли, а я решил спать – поздно, все-таки, уже. А тут с правой стороны от соседей то же самое раздается. Я вскочил, сердце, веришь, чуть из горла не выскакивает?
-- Верю.
-- Потом опять тишина. Я снова прилег, лежу, вспоминаю, а где у меня топор? Вроде под кроватью. Пошарил рукой – точно. Положил под подушку, начал успокаиваться. И тут! – Джонни грамотно выдерживает трагическую (мхатовскую) паузу.
-- Чего?
-- Около самой двери – бу-бу-бу, чмок-чмок-чмок, бу-бу-бу, чмок-чмок-чмок, и вроде как матом еще, видать, осваиваются потихоньку! Я топор хватаю и ору, а ну пошли прочь, сволочи!
-- Ушли?
-- Ушли – Джонни закуривает – кое-как заснул. Утром вылез из домика, а на веранде радио работает.
-- Пришельцы включили?
-- Нет. Я вечером забыл выключить. «Голос Израиля» слушаю, вот они на иврите всю ночь и разговаривали. Инопланетяне, в смысле.
Еще хочу анекдот рассказать, может и не к месту, но смешной:
«Кучер поежился в полушубке и произнес:
-- Замолодило.
Поручик Владимир Иванович Даль быстро достал записную книжку и записал: «Замолодило – внезапно похолодало».
Кучер поднял кнут и продолжил:
-- Замолодило, балин, холошо бы до вечела доблаться».
4
«21 Волга»
*
Эпиграф к главе.
«Человек рожден для счастья, как птица для полета»
В.Г. Короленко
«Двадцать первая» – это мечта и поэма. Это – олень на капоте, решетка радиатора «акулья пасть», кулиса переключения передач на руле, сплошной передний диван. Луженое (по преданию) днище и пятимиллилитровый (вранье, толщина днища – 1,1 мм., оперенья – 0,9 мм.) металл кузова. Это – престиж тогда и легенда сейчас. Обладание этим автомобилем поднимало человека над толпой, придавало ему статус. Первыми владельцами были люди государственные: партийные бонзы, выдающиеся ученые, конструкторы, деятели искусств, грузинские воры в законе. Короче, это было круто.
За пределами нашей родины, машину называли – русский танк.
В границах отечества – «Двадцать первая».
У нее до сих пор полно фанатов во всем мире.
Она.
Выпускалась: первая серия – с одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года по пятьдесят восьмой, вторая серия – с пятьдесят восьмого по шестьдесят второй, третья серия – с шестьдесят третьего по семидесятый.
Машины первой серии, народ называл «звезда» из-за соответствующего элемента решетки радиатора. Они имели двигатель мощностью шестьдесят пять лошадиных сил. С механической коробкой передач, обозначались – ГАЗ 21Г, с коробкой автоматом (трехступенчатой), просто – ГАЗ 21. Выпускался вариант для тропического климата под обозначением – ГАЗ 21ДЮ, а так же с правым рулем – ГАЗ 21Н, и другие.
Вторая серия сменила звезду на решетке радиатора на «акулью пасть». Базовая модель обозначалась – ГАЗ 21И, экспортная – ГАЗ 21К, с дизелем – ГАЗ 21КБ.
Третья серия сменила «акулью пасть» на «китовый ус». Появилась масса модификаций, например: ГАЗ 21Л – базовая, ГАЗ 21М – экспортная, ГАЗ 22 – универсал, ГАЗ 22БМЮ – экспортная, санитарная для тропического климата, ни больше, ни меньше.
В 1962 была создана машина для спецслужб ГАЗ 23, по прозвищу «Догонялка». Говорят, что их было изготовлено 600 с какой-то малостью штук.
В 1965 обозначения поменялись снова, появились: ГАЗ 21П – экспортная с правым рулем, ГАЗ 21Ф – экспериментальная, ГАЗ 22НЮ – экспортная с правым рулем для тропического климата, и так далее.
Еще.
Некоторые технические характеристики для классической модели поздних годов:
Число мест (с водителем) – 5;
Длина – 4810 см.;
Ширина – 1800 см.;
Высота – 1650 см.;
Сухой вес (без ГСМа, людей и багажа) – 1610кг;
Скорость – 160 км/час (заявленная);
Чуть не забыл, на всех моделях круглые фирменные часы с надписью – «сделано в СССР».
5
«Мицубиси Лансер Эволюшн»
*
Женя (Евгений) Египтянин личность, можно сказать, легендарная. Это он первым в нашем дворе собрал мопед из велосипеда и карманного двигателя Д-4 (пятьдесят кубов, между прочим). Только отсутствие седла и левой педали мешали этому произведению самодвижущегося искусства стать подлинным шедевром.
Бензобак представлял из себя «сикалку» (пластиковая бутыль то ли от шампуня, то ли черт знает от чего). Горючее подавалось естественным путем – самотеком. Вторая «звездочка» была принайтована проволокой к втулке колеса. И это все, клянусь, ездило.
Но заводилось только бегом с горы.
Мы гоняли стоя на одной правой педали, стукаясь задницами об то место, где не было сиденья, газуя зажатой в руке проволокой. И чувствовали себя минимум гонщиками спидвея, у которых к кисти руки примотана леска, идущая на свечу. Чтобы при падении свечку выдернуть и заглушить аппарат.
Я бредил тем двухколесным монстром, он мне снился.
И, повторюсь, только отсутствие сиденья портило образ. В своих мечтах я всегда доделывал мопед, ставил недостающую педаль, бензобак, седло, тормоза, вращающуюся рукоятку дроссельной заслонки карбюратора (ручка «газа» справа на руле, кто не понял). Крылья и навороченный руль. Брызговики и дуги (!) безопасности.
Это стремление довести все до совершенства преследует меня с детства.
Оно же, видимо и погубит.
6
«Копейка»
*
«Копейка» – это наше все. Это, мягко говоря, воплощение менталитета (мать-перемать) и сущности отечественного автопрома. И это машина, постепенно обретающая черты народной легенды.
Эпиграфы к главе.
«Так и я смогу. Ты мне «Мурку» сыграй».
Промокашка
«Потому что – это жизнь. А ее хрен поймешь».
Капитан буксира
Посмотрите на лица Славы Полунина или Пьера Ришара, они становятся красивее с каждым прожитым годом. Так Бог благодарит людей, в которых живет. И это имеет прямое отношение к выбранным мной эпиграфам.
Чем дольше существуешь на свете, тем реже задумываешься – зачем. Летишь на автопилоте. Иногда только вновь охватит старинная идея русского человека – забить на все и уехать в деревню. В Костромскую область. Я до этого в деревне один раз был, и там все ходили с синяками и шишками. Они трактор в пруду утопили, а тот, кто забывал, нырял в пруд искупаться и стукался головой об кабину. Идет, бывало, мужик, рожа синяя, а навстречу другой.
-- Ты чего это, Федот?
-- Да об кабину ударился.
-- А-а-а
Через два дня еще один пробирается домой с багровыми подтекам на темени, спросишь его:
-- Об кабину?
Только рукой махнет в ответ обреченно.
Очень мне там понравилось.
И самогонка, конечно, первоклассная.
Прочел в Интернете.
«Знаменитый турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии 2006 года, Орхан Памук заявил на встрече с читателями в индийском Мумбаи, что намерен написать свой следующий роман в Гоа. При этом действие романа, как обычно у Памука, будет происходить в Стамбуле. Как рассказал писатель, его новое произведение будет посвящено жизни уличных торговцев.
Кроме того, Памук подтвердил давние слухи о том, что его связывают романтические отношения с Киран Десаи – известной индийской писательницей, получившей в 2006 году “Букера”. По его словам, Десаи появилась в его жизни, когда он работал над последним своим романом “Музей невинности”, и в Гоа они будут проводить время вместе. Десаи приняла активное участие в работе над английским переводом романа Памука “Музей невинности”.
Памук заметил, что рассчитывает на помощь подруги в написании нового романа. Он признал, что работает медленно (на “Музей невинности” у него ушло одиннадцать лет), и добавил, что знавал женщин, которые пишут 600-страничные книги за три дня».
Памук – это голова, ему палец в рот не клади. Получил Нобелевскую премию, замутил с индийской красавицей, свалил на Гоа, и начал писать большой роман. Мой друган Саня тоже в прошлом году собирался туда же, я у него спросил:
-- Гоа, это что?
-- Штат.
-- Американский?
-- Индийский.
-- Да брось ты.
-- Отвечаю.
Вот ведь, а я всю жизнь (последние два года) считал, что это остров в океане.
Вообще Памук симпатичный парень, в том смысле, что производит впечатление недобитого турецкого интеллигента. Чего я от наследников Османов не ожидал. То есть, кажется, что он не из Стамбула, а из Византии, из Константинополя. И очень европеец на вид. Пиджак, очечки, высшее образование. Тонкие губы эгоистичного неврастеника. Масса положительных черт.
А вы говорите – езжай в деревню.
Гоа оно везде.
В прошлый четверг иду с работы, вижу, две девчонки в белых шортах сидят у мусорного бака на старом разорванном диване времен первоначального накопления капитала. Положив длинные и загорелые ноги на ящики из-под какой-то оргтехники. Пьют из бутылок минералку. Читают Василия Васильевича Розанова. Иногда улыбаются прохожим. Рядом бродит кутенок. Тетка от подъезда ему кричит:
-- Ну, ты что? Около мамки надо сидеть. Она у тебя хоть и ****ь, но сидеть надо около мамки.
Благодать же.
А двое моих коллег сегодня днем, Павлик Пряжкин и Фарук Гусейнов, одурев от жары, решили выпить. Я им говорю:
-- Вы что, ребятки, охренели? На такой жаре пить вредно.
-- Так рекомендуют же.
-- Кто?
-- По телевизору.
-- Так не водку!
-- Так мы по пиву.
Фарук Джамал Оглы, он у нас в бригаде относительно новый мойщик-уборщик вагонов. Здоровенный двадцатилетний парень с черными густыми волосами до плеч, в первый же день, заблудившийся между двух смотровых ям. Я его нашел у выездных ворот в шесть вечера.
-- Чего, – говорю, – ты здесь делаешь?
-- Красивые вагоны.
Мы немного посидели с ним под навесом курилки, полюбовались пейзажем и трамваями, а потом пошли в раздевалку. У нас состоялся примечательный диалог. По дороге он меня спросил:
-- А где Вова?
-- Какой из них?
-- Ну, этот, который Александр.
-- ?
-- Который Виктор Александрович.
-- То есть?
-- Ну, который Вова.
-- Ты, вообще, отдаешь себе отчет, что Виктор, Вова и Александр, это абсолютно разные имена?
-- Да.
-- Тогда почему Вова?
-- Ну, как же, это сокращенно от второго слова.
-- Какого?
-- «Виктор».
Потом он поставил обед разогреваться, а когда стал снимать, ухнул его на пол, схватившись голыми руками за край железной шлемки. Мы долго собирали грязные и скользкие пельмени на газету. А они все норовили выскользнуть и закатиться в самую дальнюю щель. Фарук вздыхал и сетовал:
-- И чего так всегда.
-- Потому что ты – дятел, не сдавший ЕГЭ.
-- Нет, я – застенчивый. Надо мной все смеются, особенно девушки. Работал я как-то спасателем на лодочной станции, так начальник мне прямо говорил – смешной ты Фарик, как альбатрос.
-- Причем здесь девушки?
-- Так она – девушка. Начальник.
А Павлик Пряжкин, дожидаться собранных с пола пельменей не стал, пошел в раздевалку и там радостно напился с мужиками из кузнечного цеха розовой самогонки. Петро Сараев утверждал, что это от марганцовки, на которой ее настаивали. Но Павлику, в общем-то, плевать какого цвета и из чего пойло, лишь бы вставляло, в том смысле, что с ног валило.
Мы его с Фаруком позже укорили:
-- Что же ты, гад, водку-то жрешь?
Но он ответил нам старой как мир присказкой:
-- Потому что она жидкая. Была бы твердая, я б ее грыз.
И с пьяной откровенностью добавил:
-- А у тебя в рассказиках, которые ты втихаря от нас пописываешь, а я втихаря от тебя почитываю, все вранье.
-- Вранье?
-- Вранье!
-- А что ты скажешь про вчерашний разговор Фарука со своей матерью на третьей канаве?
-- Кто, я? – Спросил Павлик.
-- Кто, я? – Спросил Фарук.
-- Сначала он из себя целку строит – я, мол, скромный, я всего боюсь, я никого никуда послать не могу, просто физически не выговариваю, а потом сыпет отборной матерщиной.
-- Кто, я? – еще раз переспросил Фарук.
-- Головка от мультивибратора, – я по-настоящему разозлился – разговаривал с родной мамашей и через слово – матом.
Павлик поднялся и пошел к выходу из курилки. Но его по-пьянке занесло вправо, и он присел на пол. Произнес:
-- Я, как заместитель тебя, против разжигания национальной розни в отдельно взятой бригаде ТэО. (На самом деле, он эту фразу выговаривал долго и не очень четко).
-- Ну и что?
-- Извинись.
-- Перед Фаруком?
-- Передо мной!
-- Извини.
-- То-то же, – удовлетворенно ответил Павлик и лег головой под лавку, на которой я сидел.
Учитывая, что Фарук к тому времени по кой-то хрен умудрился залесть под стол, картина была довольно странная.
-- Вылезай – попросил я Фарика.
-- Не вылезу.
-- Вылезай, убью.
-- Не надо – Фарук высунул из под стола голову и вдруг совершил невозможное, лизнул языком собственный нос.
Меня аж передернуло.
-- Нифига себе!
-- Девушки очень ценят.
-- Скотина!
-- Не вылезу.
Я попробовал вытолкать его оттуда щеткой, но он изворачивался и не давался. Тогда я плюнул под стол и ушел в раздевалку.
7
«21 Волга»
*
Эпиграф:
«Двигатель является источником механической энергии, приводящей автомобиль в движение».
Из учебника.
Не хотел утомлять техническими данными, но ладно.
Двигатель:
Тип бензиновый, четырехтактный, карбюраторный. Число цилиндров – восемь, V-образное расположение. Диаметр цилиндров 100 мм. Ход поршня 88 мм. Рабочий объем 5,53 литра. Степень сжатия 8,5. Мощность максимальная 195 л.с. при 4400 об/мин. Крутящий момент максимальный 42 кгм при 2200 об/мин. Блок цилиндров из алюминиевого сплава с «мокрыми» съемными гильзами из чугуна. Коленчатый вал из высокопрочного чугуна, четырехколенный, пятиопорный. Карбюратор типа К-114, четырехкамерный, сбалансированный, с падающим потоком.
Вот такой коленкор.
Человеку мало посвященному, все это как китайская грамота, а специалисты и без меня знают. Машину начали создавать в ноябре пятьдесят третьего, а в пятьдесят четвертом уже начали строить опытные образцы. Главным конструктором проекта был Александр Михайлович Невзоров, а неповторимый вид автомобилю придумал Лев Еремеев. На конвейер поставили в пятьдесят седьмом поближе к фестивалю молодежи.
Такой факт: вроде бы звезду на решетку радиатора (три «победовских бруска») влепили по желанию маршала Жукова. Потом маршал попал в опалу и звезду заменили.
Собственно, двигатель, чьи характеристики приведены выше, появился в том же пятьдесят седьмом. Без него, понятно, никуда не поедешь, а с ним «Двадцать первая» прокатилась по всему миру и снялась в большом количестве фильмов. Играла главную роль в «Берегись автомобиля». Второго плана в «Старики-разбойники». Эпизодическую, но знаковую в «Мертвом сезоне». И просто эпизодические во множестве других картин, ни разу не подведя своих создателей.
Она была символом. Ровесница причесок: бабетта, хала и девятый вал. Современница первого полета в космос и многих других важных и не очень событий. О ней слагали байки.
Байка первая: Задушевная.
В мою юность рассказывали, что где-то на сибирских военных складах остались законсервированные «Волги» и их, вот-вот, пустят в продажу, но только для военных и только по великому блату. Стоят такие красавицы все в солидоле и ждут своего счастливого обладателя. «Обладателя», явный оттенок сексуального присутствует. И когда видели на улице ухоженную «21», считалось, что это она – сибирская, со склада.
Справка:
Блат – это умение делать дела, где по знакомству, а где на голом обаянии пополам с наглостью.
Без блата раньше любое желание упиралось в стену. Хочешь в институт? К хорошему врачу? Новый телевизор? Все это и еще огромное количество потребностей, осуществлялось по знакомству. От тебя взятку никто просто так бы не взял. Деньги решали многое, но их еще нужно было суметь дать. Даже не знаю с чем это сейчас сравнить.
Ну, вот такая история.
Саню Горностаева вчера избили около нашего подъезда, а сегодня он об этом рассказывает. Стоит около родных «Жигулей», купленных по программе обмена старых на новые, и живописует.
-- Я, – говорит, – им замечание сделал, а они меня избили. За что?
-- За замечание, – отвечает другой наш сосед Иван Палыч, – за нарушение приватности этих сволочей.
Иван Палыч мужчина дюже политически грамотный и слов всяких знает уйму, употребляя их чаще всего не по делу. Но сейчас как-то в тему попал.
-- Чего?
-- Того. Прайвеси – кроет Иван Палыч.
Тогда Саня говорит:
-- Иван Палыч, мудак ты, честное слово.
-- Это еще почему?
-- Вот ежели бы тебе по лицу четыре раза стукнули огромными кулаками?
-- А я замечаний никому не делаю.
-- Да?
-- Да.
-- А кто на прошлой неделе говорил мне, чтобы я машину под окном не ставил?
-- Так это мое место.
В этом году снега много навалило и у автомобилистов возникли дополнительные проблемы в связи с парковкой. Самые умные, и среди них Иван Палыч, заранее стали расчищать себе место для стоянки. А еще более умные, и среди них ухарь Саня, ставить туда машины. И суть конфликта с последующим мордобоем, именно в этом. Подъехал вечером Санек, а на его месте, том, которое заранее для себя расчистил Иван Палыч, стоит тачка каких-то огольцов, явно ненадолго расположившихся. Внутри музон бухает, так что машина подпрыгивает, из чуть приоткрытых окон дым валит, а за тонированными стеклами ничего не видно. Постучал Саня пальчиком культурно по стеклу, а оттуда – пошел на буй.
Примерно, так:
-- Чего надо?
-- Вы бы того, убрали машинку, мое это место.
Дальше по тексту.
Саня – в бутылку, родной все-таки подъезд, законный.
А из машины четыре пацана неспешно выползают, и каждый, как уже говорилось выше, Сане по роже. Итого, четыре раза. И так же, не торопясь, залазают обратно, считая воспитательную экзекуцию законченной.
Что, в общем-то, соответствует сути.
Выплюнул Санек кровь на грязный снег, когда очухался, воткнул машину у соседнего дома, рискуя и там нарваться на неприятности, и пошел домой думу думать. А утром вышел на улицу, отсвечивая багровым, перегнал автомобиль на свое (Ивана Палыча) законное место, и разглагольствует.
-- Кто это вообще такие? – Спрашивает пространство, обращаясь к Палычу.
-- К Ленке Федюкиной ездят, из двенадцатой квартиры – отвечает Иван Палыч с наслаждением.
-- Точно?
-- Точнее не бывает.
Ленку Федюкину у нас в подъезде все знают – легендарная личность, ярко- порочной направленности. Стараются не связываться, потому что здоровье дороже.
-- Так, значит – произносит Саня с какой-то смутной угрозой.
-- Именно! – подтверждает Палыч.
-- Ну-ну.
Саня бросает сигарету и уходит домой лелеять месть.
На следующий день, Ленка пораньше (это у нее «пораньше», а у всех давно уже обед кончился) выходит из подъезда. Тыцает брелоком сигнализации, ее внедорожный броневик бодро откликается, она садится, заводит, греет и уезжает по каким-то свои развратным делам. А когда возвращается, на ее месте стоит Санина «Жига» во всей своей сверкающей красе и засохшей еще с лета грязи. Федюкина естественно сильно удивляется, бросает машину посередине дороги, поднимается на третий этаж и звонит в дверь Саньку.
Время Лена, девушка старого классического дворового воспитания, не теряет:
-- Нюх потерял?
Но и Санек укрепился:
-- За базаром следи.
-- Ладно, убирай свой «таз», и по краям.
-- Не уберу.
-- Не поняла?
-- Все ты поняла, – и закрывает дверь.
Лена выходит из подъезда и начинает названивать по мобильнику, на котором у нее болтается маленькая мягкая игрушка. Поговорив некоторое время, она спокойно загоняет машину на место Санька (Ивана Палыча) и уходит.
В первой половине следующего дня, Санек выходит из квартиры, отсвечивая синим, спускается по лестнице, открывает подъездную дверь и вместо родной «Жиги» видит пустое место. Нет машины. Только отпечатки протектора на грязном снегу.
Тут же Иван Палыч сочувствует:
-- Угнали, Санек.
-- ****ь!
Он еще надеется, что напутал, поставил на старое место, но это просто защитная реакция организма, машины нет и надо начинать все соответствующие действия и огребать сопутствующие чувства. Санек огребает: бегает, суетится, матерится, звонит в милицию, советуется с Палычем, проклинает Ленку, еще матерится. Чуть не плачет и матерится снова. И опять звонит.
Пинает подвернувшегося кота, тот уворачивается и равнодушно идет дальше. Как и сама жизнь, надо заметить. Наконец, Санек исчезает с горизонта. Иван Палыч, в принципе, не особо вредный, но сильно стосковавшийся по твердой руке человек, произносит вслух свою заветную мечту:
-- Это… как его, у всех должно быть свое законное место, а иначе, какой порядок?
На что дворничиха Мария Варфоломеева отвечает:
-- А то, как же.
И обращаясь к коту, болтавшемуся рядом:
-- Обидел он тебя, да, кисонька?
Так вот, тридцать лет назад, Саньке место для стоянки устроили бы по блату, и не было бы проблем ни у кого. Другое дело, что тридцать лет назад и машин столько не было, чтобы места у родного подъезда по блату добывать. Сколько себя помню маленьким, мой отец всегда ставил машину на одно и то же место и никто на его место не претендовал.
Байка вторая. Исчезновение оленя.
Когда с капота машины исчез олень, все вокруг заинтересовались, с какого такого ляда? И народ тут же озвучил версию о травмоопасности сохатого. Якобы, при столкновении олень как ножом вспарывал тонкий металл облицовки встречной машины, калеча всех подряд. Правда это или нет, не знаю, за что купил… Но очень может быть. Иногда, для получения травм еле совместимых или вовсе не совместимых с жизнью, особых ухищрений не требуется. С моим приятелем Костяном в прошлом году случилось подобное почти на пустом месте.
У них цех, арендованный на территории бывшего Шарикоподшипникового завода. Хозяин, Дима, снял помещение, завез станки, нанял работяг и стал ляпать мебель. Нормальный бизнес, заказов хватает, уже вторую машину поменял. Молодой, в общем-то, парень, двадцати семи лет. Наглый, оборотистый, чуть шепелявый.
Костик у него третий год работает и до сих пор, в основном, кормится обещаниями. Перебивается с хлеба на воду, выслушивает нотации жены, мучается собственной случайной несостоятельностью. Выпивает изредка. Наконец, дожатый всем вышеперечисленным, подает заявление на увольнение. Как подает, говорит Диману:
-- Я увольняюсь. Хватит.
-- Чего это?
-- Хватит и все.
-- Да?
-- Да.
-- Как скажешь, тока ты это… я тебе статью вкачу, понял?
Костик понял, сходил, посоветовался с мужиками. Те говорят, мол, он со всеми так, человек такой говнистый, попробуй с ним договориться, что отработаешь две недели и на расчет полный не претендуешь. Типа по-хорошему.
Написал Костя заявление, бросил Диману на стол, а сам на больничный ушел. Не то чтобы закосил, в его годы всегда болячки найдутся, но поговорил душевно с участковым врачом Риммой Евгеньевной и получил бюллетень аккуратно на две недели.
В назначенный день закрыл больничный, сунул его в карман, проверил на месте ли ключи от дома, паспорт, сигареты и поехал увольняться. Пока добирался, все прикидывал, сколько Диман заплатит. По расчетам выходило что ни сколько, цена мирного расставания – ровно его последняя зарплата, но если все же даст денег, то тысяч семь-восемь, не больше. Приехал, поздоровался с мужиками, те спрашивают:
-- Все?
-- Все.
-- Молодец, Костян.
-- Ну а вы то?
-- Да куда нам…
В кабинете Дима-хозяин ему заулыбался, руку пожал, как дела спросил, как здоровье.
-- Больничный принес, Константин Иванович? – Когда Диман говорит, немного слюной брызжет.
-- Ага.
-- Сейчас.
Сбегал куда-то, трудовую книжку притащил, опять улыбается, пиджак новый по лацкану оглаживает. Костик глянул – статьи нет, но вот уволен не сегодняшним числом, а две недели назад, в день подачи заявления. Не учел Дима больничный, поторопился рассчитать. Только хотел Костя возмутиться, а хозяин деньги протягивает.
-- Будь здоров, – говорит.
-- Спасибо.
Костя сразу понял, что там больше, чем он мог надеяться, а когда пересчитал в закутке, с души аж камень свалился. Двадцать тысяч!
Вышел на волю.
На улице погода отличная, солнце светит, птички поют, весна идет. В кармане грудном двадцатка сердце греет, пожрать сейчас купит, вот Нинка-то обрадуется.
Шел, насвистывал, окружающим пейзажем любовался – забором промышленной зоны и грязью разбитой вдрабадан дороги. До тех пор, пока ему сзади не врезали по голове куском водопроводной трубы. Метров триста успел от проходной завода отойти. Очнулся в лесополосе или как ее тут называют. Тут же вырвало. Все тело болело неимоверно. Одежда в грязи. Очень холодно. Темно. На разбитых часах – четыре часа, видимо, утра, а вышел из цеха в три часа дня. На ногах стоять не мог, сел прислонившись к дереву, потрогал голову – густая подсохшая кровь – мягко. На автомате проверил деньги. Нет денег. И больничного нет, а паспорт на месте, только переложен заботливо из грудного кармана в задний на джинсах. Наверное, когда он лежал, им туда удобнее было его сунуть.
К матери, жившей в этом районе, добрался в восемь часов утра. Мать запричитала, конечно, но Костя отмахнулся, умылся, приложил кусок марли к ране, и лег на диван. На все вопросы отвечал вяло и неохотно.
-- Но как же, Костенька?
-- Ладно, мама, чего теперь. Нине позвони, объясни.
Нина тоже в крик, даже отсюда слышно как ревет в трубку.
-- Она говорит в милицию надо – мама смотрит на Костю.
-- Что я им скажу?
-- Как?
-- Мама…
-- Ну, полежи-полежи, я врача вызвала, сейчас придет.
-- Не надо врача, все нормально.
-- Да какое «нормально», сынок, всю голову разбили.
Костик закрывает глаза и за закрытыми веками начинается кружиться хоровод цветных пятен.
Тошнит.
Продолжение будет.