В канун 30 летия чернобыльской трагедии дал интервью ведомственному изданию. Прочитал. Понравилось. РЕшил расширить аудиторию. Не обессудьте...
В 1986 году мне было 35 лет. Работал тогда начальником медико-санитарной части №118 в г. Полярные Зори Мурманской области, т.е., если проще, являлся главным медиком на Кольской АЭС и в небольшом городке Полярные Зори.
Естественно, главной моей задачей, после организация традиционного медицинского обслуживания работников АЭС и жителей города, являлось обеспечение готовности к возможным аварийным ситуациям на обслуживаемом объекте. Возможность аварийных ситуаций не исключалась, к ним готовились.
Я сразу после окончания медицинского института попал в систему здравоохранения атомной отрасли –Минсредмаша. Сначала это были горно-рудные предприятия по добыче урановой руды в Казахстане, потом – обогатительные и т.д. В Полярные Зори был направлен после работы на атомном ледоколе, тоже врачом. А до ледокола проучился в двухгодичной клинической ординатуре в серьезной московской клинике, тоже связанной с нашей отраслью.
Это я о том, что мы были, в общем-то, «заточены» на возможность работы в аварийных условиях. Поэтому вызов в Москву, а это был ноябрь 1986 года, и оформление командировки в Чернобыль был воспринят без особых эмоций. Особенно, если учесть, что с последних чисел апреля, когда стало известно об аварии, мы уже работали в условиях почти экстремальных: принимали наших горожан, прибывающих из Чернобыля после подготовки к летнему сезону нашего отраслевого пионерского лагеря (в котором я впоследствии жил вместе с другими ликвидаторами). Они в первые дни были загрязнены, мы налаживали систему дозиметрии. Перерабатывали систему проведения йодной профилактики – раздачу йодистого калия населению в случае возможной аварии. Репетировали прием пострадавших, оказание помощи и т.д. Неоднократно побывал в Москве на различных совещаниях и семинарах, посвященных чернобыльской теме…
В результате был прикомандирован к Оперативной группе Минздрава СССР в качестве начальника штаба. В группе работали в основном знакомые коллеги из нашего главка – 3-го ГУ при МЗ СССР (теперь – ФМБА России). В мои обязанности входило планирование и организация медицинского обслуживания в 30-километровой зоне, контроль за работой развернутых медицинских подразделений, своевременной сменой медицинских бригад, оперативное взаимодействие с Москвой, информирование об обстановке, о пострадавших и т.д. Располагались мы в здании бывшего райкома партии в центре Чернобыля, практически ежедневно приходилось бывать на атомной станции, где в зданиях первого и второго энергоблоков работало очень много людей, в том числе была развернута небольшая поликлиника с хорошим реабилитационным отделением для поддержания вахтовиков, были столовые, которые мы тоже контролировали. Здесь же получали талоны на питание, Питание было организовано очень хорошо.
В тот период, помню, директором станции был Эрик Николаевич Поздышев, который сейчас у нас вручает именные стипендии будущим ниаэповцам. Было много интересных, запомнившихся встреч…
Честное слово, страшно не было. Воспринималось, как почти обычная командировка, в новых условиях, с важными задачами… В возможность негативных последствий для своего здоровья не верилось, хотя теоретически о воздействии аварийных факторов знал достаточно много. Но это – не обо мне, и не об этой аварии…
Вот сейчас спрашивают о фотокарточках того времени, а мы там об этом и не думали. Мобильников еще не было. Сэлфи – соответственно… Фотоаппаратов что-то тоже не помню, кроме как у корреспондентов. В мою бытность в автоаварию попали очень известные корреспонденты ТАСС Всеволод Овчинников, Фарид Сейфуль-Мулюков и еще кто-то. Я навещал их в больнице в Иванкове. У них фотоаппараты точно были. Но было не до того.
Уже потом, через несколько лет, когда глубже занялся изучением здоровья работников радиационно-опасных производств, а также изучением здоровья ликвидаторов-чернобыльцев, понял, что упустил возможность собрать уникальный первичный материал, зафиксировать, в том числе на фото, значимые события.
Как на меня повлияла эта авария? – Влияние ее – мирового масштаба. Что касается лично меня, я на практике убедился, что учили меня и учился сам не зря, что медицина должна и может быть вполне готова ко многим неожиданностям, что в области радиационной медицины отечественная наука и, особенно, практика достигли многого. Порой, конечно, дорогой ценой. Получил вдобавок еще небольшое переоблучение. Имею двоих детей-чернобыльцев, т.е. родившихся уже после аварии. Защитил диссертацию. Написал пару книжек по медицине, много рассказов о прожитом и пережитом. В общем, все нормально.
Конечно, уроки этой аварии никогда не забывал, возглавляя впоследствии медицину на серьезнейшем объекте отрасли в Сарове.
Вокруг чернобыльской аварии до настоящего времени масса мифов. Правда, и реалии уже хорошо изучены и проанализированы. С профессиональной точки зрения, авария на АЭС – это ЧП, которое исключить полностью нельзя. И к ним нужно быть готовыми. Нужен профессионализм во всем: в проектировании, в разработке мер безопасности, в строительстве, в эксплуатации таких объектов. Ну, и конечно, нужно быть готовыми к ликвидации последствий аварийных ситуаций, делая все, чтобы они не наступили.