Был он жалок и строптив,
Потому пережил много.
Туда ему и дорога,
В венецианский кооператив.
А начинал с ленинградского.
Мать с отцом за занавеской строго
Занимались там любовью убого.
Откуда чувство адского.
Ну и похоть оттуда же. Что же,
Всяк поэт любит плоть есть и еть,
А на досуге петь
С умною рожей.
Только в Америке сделалась лафа ему.
Любит эта страна детей врагов своих.
Главное, чтоб не псих
И не впаривал наркотиков никому.
Так сделалось хорошо ему, что осознал,
Нет пути назад в помойку.
Ни на Васильевский, ни на Мойку,
Ни на Обводный канал.
Подыхая уже, яркие стихи перестал писать.
С бабой стакнулся, девку родил.
Никому не угодил.
Умер, когда лёг спать.
А когда проснулся,
Сказали ему, получи своё –
Кровать и бельё.
Он и заткнулся.