На фото: Гавана, 1989 год. Сидит второй справа Орландо Аларкон. Стоят – вторая слева Власта Штепова, пятый - Вильфредо Бенитез, шестой – я, крайний справа – Александр Воронов.
Появилось и красне и черное. С одной стороны США развернулись на сто градусов назад, с другой - Россия и Куба наладили отношения. Только что закончился официальный визит Лаврова на Кубу и он на встрече с кубинским коллегой заключили соглашение об экономическом сотрудничестве в строительстве дорог. электроснабжении, космической программе. вооружении и поставках нефти из Венесуэлы. Куба си -янки но. А далее прежний текст.
Куба, любовь моя!
О Кубе и кубинцах можно писать и говорить много и бесконечно. Не передать словами то восхищение, которое мое поколение испытывало к стране и народу, бросившим вызов самим Соединенным Штатам. Наша пресса скудно освещала революционные события на Кубе до бегства диктатора Батисты и триумфального вхождения в Гавану повстанческой армии Фиделя Кастро и его соратников. В интерпретации советской прессы практически везде в Латинской Америке у власти находились диктаторские режимы. Об одном из них никарагуанском диктаторе Сомосе один из Президентов США отозвался так: «Сомоса может быть и сукин сын, но это наш сукин сын». Эти слова можно было в равной степени и отнести к верному другу США, их ставленнику Фульхенсио Батисте.
1 января 1959 года стало не просто новым годом, но и новым историческим этапом развития не только Кубы, но и всей Латинской Америки. Изменилась и активность советских СМИ. О событиях на Кубе, ее революционном движении 26 июля , Фиделе, высадке его соратников на Кубу со шхуны «Грамна», партизанской войне в горах Сьера-Маестра, о первом революционном правительстве (куда вошли наряду с фиделистами также представители студенческой революционной организации «Директорат 13 марта» и коммунисты), о первых декретах, направленных на поддержку беднейшего населения, об аграрной реформе, ликвидировавшей латифундии, о национализации ряда американских компаний и предприятий – обо всём об этом пестрели заголовки газетных публикаций. Правда в наших партийных кругах первое время о самом Фиделе высказывались осторожнее.
Помню, как после очередной накачки на полузакрытой лекции, мой отец назвал Фиделя анархистом. Анархизм в советской интерпретации был опасным и главное неуправляемым явлением. Однако отпор, который кубинцы дали США в заливе Свиней, последующие визиты в СССР кубинских руководителей, убедили советское руководство в необходимости использовать выдавшийся шанс показать янки «Кузькину мать» непосредственно в 90 милях от США. Лозунги: «Куба си, янки но», «Патриа о муэрте», песня «Куба – любовь моя» стали необычайно популярны у нас в народе на многие годы.
Мне по моим институтским делам привалило счастье дважды побывать на Кубе, встречаться с Кубинцами в Москве, Праге, Варшаве. О своей первой поездке в 1982 году я подробно рассказал в своих мемуарах. Кому это будет интересно, могут зайти на мою страничку http://www.proza.ru/2015/07/20/118. Здесь же я сосредоточусь на втором визите в Гавану и московских встречах с кубинскими коллегами.
Второй раз я побывал на Кубе в 1989 году во время многосторонней встречи с коллегами из соцстран по моей теме, которую мы сообща осваивали. Был июль – самое жаркое и влажное время на Кубе. На этот раз моим напарником был сменивший пару лет назад прежнего замдиректора института Александр Воронов. Его я знал давно. Он был моим вторым оппонентом на защите кандидатской. В напарники мне его навязали. Он не был разработчиком темы. До этого в напарники, а точнее в напарницы я выбирал своих сотрудниц, непосредственно участвующих в разработке исследования. Но для Воронова это была первая загранпоездка, поскольку до этого он работал в системе МВД и за кордон ранее не выезжал. Пришлось согласиться. С начальством спорить…Тем более, что в период моей опалы у институтского начальства, он меня поддержал и сохранил за мной должность завотделом.
Мы традиционно летели с посадкой в Шаноне. Я там уже бывал и очень завидовал богатеньким Буратино, которые в тамошней Duty Free могли себе позволить на валюту купить себе сувениры или хотя бы выпить чашечку кофе за 50 американских центов. Нам валюту не давали. Были чеки для обмена на деньги страны командирования. «Мой друг Сергей Бердяев до этого пару лет работал на Кубе и у него должна быть валюта», - подумал я и обратился к нему с просьбой подкинуть пару-тройку долларов. Но не тут-то было. Советская власть забирала заработанную за рубежом валюту, помещала ее (после уплаты 35 % налога, конечно) в Госбанк и либо обменивала на чеки в «Березку», либо выдавала владельцу на руки в случае загранпоездок. Серега поскреб по сусекам и вручил мне 75 центов, которые завалялись у него в карманах. При дозаправке самолета пассажиры имели возможность почти час прогуливаться по Duty Free, изучая ассортимент или делая мелкие покупки. Мы все жалуемся на рост цен, но каково же было мое возмущение, когда я увидел, что за 7 лет цена чашки кофе выросла в два раза. Поэтому шикнуть и в этот раз мне не довелось. Воронов надолго задержался в продовольственном отделе. При этом губы у него беззвучно шевелились.
– Слушай, Евгений Борисович, как ты думаешь сколько здесь выставлено видов сыров? – спросил он.
– Думаю порядка тридцати, ответил я.
– Я пересчитал, тридцать восемь.
Для Воронова это был настоящий шок.
На этот раз нас разместили не в «Гавана Либре», а в небольшом пансионате, расположенном минутах в двадцати от центра Гаваны. К вечеру подтянулись и коллеги из ГДР, Польши и Чехословакии. Нам с Вороновым достался двухместный номер с душевой комнатой, вторая дверь которой имела выход в коридор. Воронову, видимо, не объяснили назначение второй двери, которую после пользования душевой надо было оставить открытой. Поэтому утро началось с конфликта. Оказывается, у наших коллег - польки и чешки своей душевой не было, и они должны были пользоваться «нашей», находящейся в общем пользовании. Я встал рано и быстро принял душ, уступив место Воронову. Он тоже быстро привел себя в порядок. И тут к нам в комнату ворвались разъяренные женщины, которые не могли попасть в душевую, обвинив нас в узурпации общака. Пришлось повиниться. Моя любимица чешка Власта Штепова быстро остыла. Она меня хорошо знала уже более 10 лет, и у нас были вполне дружественные отношения. Однако с Вороновым, который поначалу встал в позу, мол, этот душ приписан к нашему номеру и нечего права качать, у нее отношения не сложились.
После завтрака нашу группу (восемь человек из четырех стран, кубинцы не в счет) отвезли в институт, где мы до обеда и после обсуждали промежуточные результаты исследования. Обедом нас накормили прямо в институте. И, конечно, периодически подавали замечательный кубинский густо-сладкий, маслянистый, ароматный кофе, чтоб мозги работали.
После переговоров на пару-тройку часов до ужина мы были предоставлены сами себе. Договорились, что к определенному времени группа соберется у института, а те, кто знают дорогу и желают прогуляться, самостоятельно добираются до пансионата. С Вороновым мы разошлись. Он отправился в старую Гавану, а я решил погулять по набережной в надежде, что легкий морской ветерок освежит. Перед этим прошел тропический ливень и при температуре под 30 градусов воздух был наполнен влажными парами. Рубашка была – хоть выжимай. На набережной я действительно почувствовал облегчение. Свежий ветер бодрил и добавлял силы.
К вечеру наша команда собралась в пансионате. Не было только Воронова. Поужинали без него. Но вскоре забеспокоились - и прежде всего наши хозяева. Ночь в тропиках наступает быстро. Где-то к 11 вечера раздался звонок. Звонили из советской воинской части. Наш Воронов нашелся. Вскоре его доставили на армейском газике. Дорогу он плохо запомнил и сбился с пути, к тому же он напрочь забыл название пансионата, поэтому местные жители, как ни старались, помочь ему не могли. К счастью, кто-то из них догадался и отвел его в расположение советской воинской части.
Наших ракет на Кубе уже давно не было, но на южной окраине Гаваны действовала мощная РЛС и другие системы наблюдения, которые обслуживали наши военные. Им тоже пришлось потрудиться, чтобы установить местонахождение пансионата, где мы остановились. После звонков в наше посольство, министерство внутренней торговли и туризма Кубы адрес пансионата был установлен и пропащий Воронов советским военным патрулем был доставлен по месту пребывания. – А если бы он вез патроны!!! – армейская шутка.
На третий день я договорился с нашим постоянным переводчиком Орландо, чтобы меня отвезли по одному адресу. Сергей в Москве наказал мне встретиться с его коллегой Галиной Рожковой, вместе с которой они участвовали в первой на Кубе операции по пересадке сердца. Сувениром из Москвы служила буханка черного ржаного хлеба, который на Кубе, как и во многих других странах был диковинкой. Говорят, что россияне за границей страдают более всего из-за его отсутствия. Галина когда-то еще в СССР вышла замуж за кубинского дипломата и уехала с ним на Кубу, где стала работать по своей специальности хирургом. Потом они с мужем перевелись в Болгарию. Там с ним что-то произошло. Его уволили с дипломатической службы и отозвали на Кубу. А Галина вернулась в СССР. Что там было на самом деле Серега мне не рассказывал. Да и это не так важно. Возвращаюсь к своему поручению. Галины дома не оказалось. Муж встретил нас приветливо. Вместе с Орландо мы объяснили ему цель визита. Но при виде буханки ржаного на его лице никакого восторга не проявилось, а был только ужас, ужас, ужас…
Вечером у нас был по сути праздничный стол. Много дефицитных продуктов, хорошая выпивка, обязательное дайкири. Со стороны кубинцев был директор института Еугенио Балари, его заместитель Вильфредо Бенитез, конечно, Орландо и еще несколько человек, разработчиков нашей общей темы. В самый разгар торжества появилась запыхавшаяся Галина. Я ее представил, сообщив ее кубинские заслуги. Ее пригласили к столу, но она отказалась, чтобы иметь возможность без помех поговорить со мной и узнать последние московские новости. Я предложил ей уединится в уголке и занять кресло у журнального столика. Она стала отнекиваться, и тут только я понял, почему буханка черного вызвала такой ужас у её мужа. Кресло было с двумя высокими подлокотниками и узкое, явно рассчитанное на изможденных карточной системой худющих кубинцев (шутка!). Русская женщина с ее крупными формами туда явно не помещалась. Слава Богу, кто-то из хозяев оценил ситуацию и притащил откуда-то стул или табурет, уже точно не помню. Ситуация разрядилась. Мы с полчаса поговорили с Галиной о том- о сем, и она заторопилась. А я присоединился к коллегам, и мы продолжили наш вечер.
В эти дни на Кубе все только и говорили о военном трибунале по делу дивизионного генерала, героя Кубы Арнальдо Очоа. Генерал и еще несколько его соратников были обвинены в наркоторговле. По официальной версии они наладили поставки наркоты из Колумбии и переправляли ее в США. Им всем грозила вышка. Очоа был одним из самых известных и способных генералов Кубы. Он начинал вместе с Фиделем в Съера-Маэстра, а потом воевал в Венесуэле, Конго, Анголе, Эфиопии. Одно время он проходил учебу в Академии Фрунзе, во многих горячих точках ему приходилось действовать совместно с советскими военными специалистами. Поговаривали, что на него впечатление произвела горбачевская перестройка и гласность, и он имел намерение распространить советский опыт на Кубе. То есть официальная версия о торговле наркотой выглядела шитой белыми нитками. Было очевидно, что без ведома братьев Кастро подобный трафик, попросту, был бы не возможен.
Я осторожно затронул эту тему. Наши кубинские коллеги обычно старались избегать политических дебатов. Поэтому мне повторили официальную версию, добавив, что генерал во всём признался, взяв всю вину на себя. Я прямо спросил Балари: – Может стоит, учитывая заслуги боевого генерала, Героя Республики Куба, сохранить ему жизнь? Балари сказал, что их институт по заказу руководства республики провел социологический опрос, показавший, что большинство кубинцев склонно к помилованию Очоа и результаты институт отправил Фиделю. Мои коллеги по теме из соцстран насторожились. У них СМИ распространяли официальную версию Кубы или же перепечатки западной прессы с акцентом на замешанность в этом деле братьев Кастро. Уже в Москве мы узнали, что 13 июля Очоа и его трое ближайших соратников были расстреляны. Десятки высших офицеров армии и госбезопасности получили сроки. Говорят, последней просьбой героя Кубы было: не срывать с него погоны, не связывать руки и не завязывать глаза. Эта «милость» была дарована ему по личному распоряжению главнокомандующего.
В начале 90-года у нас состоялась последняя заключительная встреча коллектива в Варшаве. Но настроения участников, кроме кубинцев были другие. «Бархатные революции» в Польше, ГДР, Чехословакии изменили отношение ко многим событиям. Объективная информация стала доступной. Помню, доктор Виттек, отозвав меня в сторону, чтобы не затрагивать чувства кубинцев, сказал: Евгений, а ты был прав в своих сомнениях о подлинной роли Очоа и высшего кубинского руководства в том деле о наркотиках.
Но возвращаюсь к лету 89-го. В отличие от моей первой поездки на Кубу наша программа была на 90% рабочей, поэтому особых развлечений нам предложено не было. На пятый день нашего пребывания был заключительный ужин в ресторане с зажигательным оркестром и танцами под латиноамериканскую музыку. Тут кубинцам не было равных. Они буквально затанцевали наших коллег-женщин из ПНР и ЧССР. А утром, в тот день мы с Вороновым напросились посетить ближайший от Гаваны пляж Санта-Мария дель Мар. Более знаменитый Варадеро отпадал, поскольку добираться до него надо было часа два-три. Вот тут я понял разницу между летом и зимой. Температура воды в океане составляла 30 градусов, ровно столько, сколько было в тени на воздухе. То есть никакого особого облегчения морские ванны не приносили. Поплескавшись минут 15 в этом кипятке, я выбрался на берег и обнаружил, что нога была испачкана чем-то черным. Вильфредо радостно заорал: - la mierda (дерьмо). Я принюхался и с достоинством возразил: - no, es el petr;leo (нет, это нефть).
Естественно, не обошлось без посещения магазина «Дипломатико». В эту поездку на Кубе изменился порядок отоваривания командированных гостей из-за рубежа. Вместо карточек-тархеток нам меняли рубли на специальные красные песо, дающие право на покупки в этом валютном магазине. Но теперь одни товары можно было приобретать на них, а другие только на доллары. Так уж получилось, что в Москве при оформлении выездных чеков я накосячил. Я вызвался получить их на себя и за Воронова. В справке управления внешних сношений Минторга были указаны обе фамилии и две суммы по 300 рублей. Специальное банковское отделение было не близким, и я дотянул до вечера последнего дня перед отъездом. В отделении потребовали оба паспорта. А я с дуру паспорт Воронова взять не догадался. Смутил общий документ на две фамилии, а не две отдельных справки. В результате мне выдали только одну сумму. Времени на исправление ситуации уже не было, рабочий день заканчивался и отделение банка закрывалось, а утром мы должны быть в аэропорту. Поскольку косяк был мой все чеки для обмена я отдал Воронову. Поэтому сам я располагал лишь традиционной тридцаткой, которую советские туристы и командировочные могли провозить с собой через границу. Были у меня еще злополучные 75 американских центов. Поэтому мои личные покупки были строго нормированы. Я смог приобрести пару кубинских рубашек – гуяверы и, конечно, кофе, Были еще какие-то сувениры, не помню.
Воронов очень долго выбирал, но на кассе его притормозили – часть товаров продавалась только на доллары, в том числе прекрасные рубашки от Диора. Пришлось ему совершать второй круг, внимательно рассматривая ценники. Но более всего его огорчило, что американская жвачка тоже продавалась на валюту, а он обещал сыну ее привезти. В СССР уже продавалась собственная жвачка, но кто помнит, она была жесткой резиной. Вот тут и пригодились мои 75 центов. Их хватило на несколько упаковок.
Кстати говоря, наши коллеги сообщили радостную весть, что с недавних пор им при выезде за рубеж стали на руки выдавать, по несколько единиц валюты. Полякам и чехам в долларах, восточным немцам в марках ФРГ. Я еще в первый день поделился с Виттеком грустной историей о моем проколе с чашечкой кофе в Шаноне и невозможностью что-либо там приобрести из сувениров. На что внимательный немец заметил: - Евгений, на 75 центов там можно было приобрести прекрасный набор открыток с видами Ирландии.
После Варшавы мы более не встречались. Я должен был по программе до конца года заняться обобщением проведенных исследований и подготовить сводный отчет. А в 91 году планировалась публикация и издание результатов этой темы по многостороннему сотрудничеству. Проведенное исследование, к сожалению, не удалось закончить так, как мы его планировали. В 1990 году ГДР вышла из СЭВ, а в следующем году эта организация была распущена. С учетом этих событий наш минторг закрыл финансирование на разработку и публикацию сводного научного отчета по теме. Пришлось ограничиться выпуском брошюры с краткими результатами исследования объемом около 7 печатных листов тиражом в 500 экз. Рухнули и мои планы по написанию докторской диссертации. Плановая экономика приказала долго жить. Формировать товарный ассортимент в масштабах страны никому не было нужды.
Возвращаюсь к теме о Кубе и кубинцах. Мои контакты с ними не ограничивались только поездками на остров Свободы или встречи по программе международного сотрудничества, которой я руководил. Орландо в Москве бывал почти каждый год как переводчик. Когда он появлялся в нашем институте девицы только и занимались передачей друг другу сообщений: - Орландо здесь, он приехал. Те, кого он сопровождал, их интересовали меньше. Мне не раз приходилось работать с кубинскими коллегами. Участвовать в обсуждении смежной тематики, организовывать стажировку их специалистов, создавать им определенный комфорт проживания и развлечений. В один из визитов для Вильфредо Бенитеза и Орландо Аларкона я лично провел экскурсию по Третьяковке. Соответствующая подготовка как экскурсовода у меня была. Их впечатлили портреты русских художников XYIII-XX веков Левицкого, Рокотова, Боровиковского, Репина, Серова, пейзажи Шишкина, Левитана, Куинджи, историко-религиозная тема Врубеля и Иванова их затронула меньше, но сильное впечатление на них произвели полотна Брюллова и Верещагина. Меня, конечно, огорчило их абсолютное неприятие главных, по моему сугубо личному мнению, шедевров Третьяковки - православной святыни иконы Владимирской Божей Матери и Рублёвской Троицы. Но как убежденным атеистам я им это простил.
Один раз я им организовал поход в Мавзолей. Тогда в дни посещений очередь лицезреть набальзамированного вождя мирового пролетариата начиналась чуть ли не с конца Александровского сада. У Исторического музея стояли заграждения, которые охраняла милиция, чтобы со стороны никто не мог влиться в очередь. Хотя очередь двигалась достаточно быстро, желания начинать движение с ее хвоста у меня не было. Но мне помогло мое удостоверение, подписанное заместителем министра торговли. Я его получил по блату с учетом того, что сам там работал одно время и имел связи с нужными людьми.
Надо сказать, что его статус в отличие от институтских удостоверений раскрывал гораздо больше возможностей при посещении органов исполнительной и законодательной власти. Пользовался я им и при заказе столиков в ресторанах и мест в гостиницах для гостей из наших филиалов и соцстран. Для кубинцев один раз я таким образом организовал поход в ресторан Узбекистан, в другой, по их просьбе, в ресторан Пекин. Просто так с улицы в эти рестораны, хорошенько не подмазав швейцара, было не попасть. К тому же оформлять и ждать свой заказ приходилось минут по 30-40.
Так вот, я подошел к милиционеру, предъявил свою ксиву, объяснил ситуацию. Кубинцы на всякий случай предъявили свои паспорта. Милиционер милостиво открыл ворота, я влил гостей в очередь, сказав, что их подожду на этом месте после посещения. У меня не было желания идти с ними. Я в мавзолее был два раза. Первый - в 1957 году в дни декады грузинской культуры в Москве вместе с командой грузинских пионеров, участников декады, которых мне было поручено опекать. Тогда рядышком лежали два вождя – Ленин и Сталин. Второй – в конце 60-х, когда Ильича освободили от навязанного соседства - было какое-то обязательное посещение по линии парткома Минторга. Минут через 15 кубинцы появились, весьма довольные. Им было чем похвастаться перед своими родными и коллегами. Посещение мавзолея было редкостью. В культурные программы для иностранцев обычно включали посещение цирка, балета (не требовалось знания языка) или в крайнем случае оперы.
Смета по приему иностранных делегаций устанавливалась Минторгом. Разгуляться на неё возможности не было. Поэтому заведующим отделами, принимающим своих зарубежных коллег, приходилось добавлять свои кровные, благо мы все как кандидаты наук получали по 400 руб. В 88-м году на многостороннюю встречу в Москву с Орландо приехал хорошо знакомый мне еще с первой моей поездки Вильфредо Бенитез. Мне очень хотелось встретиться с кубинскими коллегами в неформальной обстановке.
Повод был найден. Моя приятельница Людмила Секачева с мужем (архитектором) только что получила квартиру в так называемом молодежном жилом комплексе (МЖК). Эта была экспериментальная, но быстро развивающаяся форма жилищного строительства, когда молодые семьи участвовали непосредственно в строительстве жилья для себя. Это делалось либо в свободное время, либо кто-то из супругов бросал свою основную работу и полностью отдавал свои силы и время этой стройке. Молодежный коллектив за несколько лет совместного труда сплачивался . Будущие жильцы имели возможность определиться и с будущими соседями. МЖК формировались на основе базовых организаций и частичного ими финансирования строительства. В данном случае базовыми организациями МЖК "Атом" были Курчатовский институт и ЦНИИЭП жилища. Соответственно значительная часть жилья отходила молодым семьям сотрудников этих известных московских научных центров. У меня возникла идея познакомить кубинских коллег с результатами такой формы коллективного молодежного строительства жилья. Ведь с жильем на Кубе проблем было не меньше, чем тогда в СССР.
Людмила много была наслышана о моей первой поездке на Кубу и, когда я ей предложил организовать встречу с кубинцами в их квартире, она загорелась. Вильфредо с Орландо с удовольствием откликнулись на такое предложение. Денег я подкинул, но, конечно, хозяевам проблем тоже досталось, им не хотелось ударить в грязь лицом, поэтому их расходы в рамки выделенного бюджета не уложились. Но полагаю, возможность щегольнуть перед своими знакомыми и коллегами рассказами о такой встрече с замечательными кубинскими товарищами, компенсировали их собственные затраты. В конце концов, не в деньгах счастье.
Вечер удался. Кубинцы принесли с собой «Havana Club Anejo 7 Anos». Это знаменитый ром 7-летней выдержки. Было и у нас, а от закусок холодных и горячих ломился стол вопреки их всеобщему дефициту. Беседа напоминала игру в одни ворота. Москвичи интересовались всем: от карточной системы на Кубе до их участия в войне с ЮАР в Анголе, неизвестно с кем в Конго , на стороне Эфиопии с Сомали. Бедный Орландо рот почти не закрывал. Ему надо было переводить вопросы Вильфредо, а потом ответы переводить на русский. В какой-то момент Вильфредо вдруг начал хихикать, Орландо смутился, но объяснил причину смеха Бенитеза. Оказывается москвичи обращались к переводчику, привычно акали, и его имя на слух звучало как Арланда, а это уже было женское имя. Это и рассмешило Вильфредо. После нашей трапезы хозяева провели экскурсию по шикарной для того времени трехкомнатной квартире с несколькими лоджиями, одна из которых давала возможность выхода к соседям. Вечер закончился зажигательными танцами, а потом хозяйка взяла в руки гитару и спела несколько бардовских песен. Людмила солировала, а москвичи подпевали. Когда мы запели «Куба – любовь моя», кубинцы тоже включились. Песня была известна на острове. Подпевали они, конечно, на испанском. На этом финальном аккорде наша встреча закончилась. Обе стороны были довольны.
На следующий год в Гаване Бенитез и Орландо с удовольствием вспоминали эту встречу. Они сообщили, что идею создания МЖК они довели до руководства, но была ли она взята на вооружение мне не известно. Что касается москвичей, то Людмила как-то мне выговорила, что рассчитывала на продолжение знакомства. Однако в 90-м году практически наши институтские контакты были прекращены, обострились и межгосударственные отношения, о чем я сожалею. Ликвидация нашей РЛС на Кубе в январе 2001 года, считаю, стала первой и самой большой политической ошибкой Путина в самом начале его первого президентства. Экономическое положение в стране было на грани катастрофы, армия разваливалась, и финансисты вместе с военными убедили Путина, что ликвидация РЛС в угоду и к радости США принесет экономию 200 млн. $.
Памятна еще одна встреча с кубинцем, да не простым, а с самим Фиделем. Если быть более точным, то это были проводы во Внуково после окончания его визита. В советское время было принято важных гостей и персон встречать и провожать при всеобщем ликовании народа. Для этого целые коллективы заводов, научных и учебных институтов, министерств и ведомств выводили или вывозили на улицы или в аэропорты. За нашим институтом было закреплено место на Ленинском проспекте у своего столба - номера уже не помню, но к счастью где-то вначале ближе к центру города. Оказывается, все столбы вдоль правительственных трасс были пронумерованы.
Но шел июль 1972 года, тогда я еще работал в Минторге, и большую группу сотрудников, преимущественно молодежь, посадили в автобус и доставили во Внуково. Летное поле было огорожено и Фидель в сопровождении А.Н.Косыгина шел быстрым шагом вдоль ограды, изредка притормаживая, чтобы пожать тянущиеся к нему руки. Народ скандировал известные речёвки: - Куба, си, янки, но! Патриа о муэрте!! Наши девочки выкрикивали что-то вроде: - Фидель, приезжай еще, мы тебя любим. Я перегнулся через ограду и сумел несильно шлепнуть его по плечу. Честно говоря, я с трудом поборол желание сорвать с него погон на памятный сувенир. Фидель выглядел явно усталым и улыбался через силу. Мне тогда понравилось, что Косыгин шел рядом, но чуть сбоку, и совсем не старался привлечь к себе внимание, да и его чуть кривоватая улыбка говорила о понимании цены этого отчасти показного ликования собранной по приказу свыше толпы.
Два года назад в СМИ появились сообщения о восстановлении РЛС на Кубе и создании станций ГЛОНАСС в некоторых странах Латинской Америки. Если это будет реализовано, то укрепит информационную безопасность России. Обнадеживают и самые последние события: встреча Папы Франциска и Патриарха Кирилла в Гаване, а также восстановление дипломатических отношений Кубы и США и визит Обамы на Кубу. Рауль Кастро намного гибче старшего брата и, кажется, понимает необходимость проведения экономических реформ, но ему более импонирует китайский путь развития: ослабление вожжей в экономике при жестком, а порой и жестоком подавления политической оппозиции и абсолютной монополии на власть КПК. Поживем – увидим. Хочется пожелать народу Кубы социальных и экономических преобразований, но без наших российских перегибов и откровенных глупостей.
Приложение http://www.proza.ru/2016/04/27/114
Приложение 2 http://www.proza.ru/2016/04/27/150
Приложение 3 http://www.proza.ru/2016/04/28/80